ем не менее,  разве
более суток не действовал он под властью навязчивой идеи и не  может  ли
избавиться от всякого, кто преградой встанет на его пути.
   Наконец-то зазвонил телефон. Мегрэ бросился к аппарату.
   - Это ты, ЛаПуэнт?
   - Я.
   - Из Шелла?
   - Подальше. Точно не знаю, где  нахожусь.  Между  каналом  и  Марной,
примерно в двух километрах от Шелла. Но я не уверен, шли  мы  запутанным
путем.
   - Мерзну дорога известна?
   - Он никого не  расспрашивал,  очевидно,  ему  дали  точное  описание
места. Иногда он  останавливался,  разглядывал  перекрестки  и  в  конце
концов свернул на проселочную дорогу вдоль берега реки.  На  пересечении
этой новой дороги и старой, по которой лошади тащили барки и  баркасы  -
теперь это только тропка, - есть харчевня. Из нее я вам и звоню. Хозяйка
предупредила, что зимой она на  посетителей  не  стряпает  и  комнат  не
сдает. Муж ее - паромщик. Меран прошел мимо дома, не  останавливаясь.  В
двухстах метрах по течению видна полуразрушенная лачуга, кругом  нее  на
свободе бродят гуси и утки.
   - Меран пошел туда?
   - В дом не заходил. Он что-то спросил у старухи, и она указала ему на
реку.
   - А где он сейчас?
   - Стоит на берегу, прислонясь к дереву. Старухе  за  восемьдесят.  Ее
прозвали Гусиной матушкой. Хозяйка утверждает, что она полоумная.  Зовут
старуху Жозефина Мийар. Муж ее давно помер. С той поры она носит все  то
же черное платье, и в округе говорят, что и на ночь она его не снимает.
   Когда ей что-либо понадобится, она идет в субботу на рынок и  продает
гуся или утку.
   - У нее были дети?
   - Если и были, то так давно, что хозяйка  не  помнит  о  них.  По  ее
словам, это было еще до нее.
   - У тебя все?
   - Нет. У старухи живет мужчина.
   - Постоянно?
   - Последние месяцы - да.  Ло  этого  случалось,  что  он  исчезал  на
несколько дней.
   - А что он делает?
   - Ничего. Колет дрова, читает, удит рыбу, залатал старую лодку. Вот и
сейчас рыбачит. Я увидел его  издалека,  в  излучине  Марны,  на  лодке,
привязанной к жердине.
   - Каков он собой?
   - Не смог  разглядеть.  Хозяйка  говорит  -  смуглый,  коренастый,  с
волосатой грудью.
   - Маленького роста?
   - Да.
   Помолчали. Потом нерешительно и смущенно Лапуэнт спросил:
   - Вы приедете, патрон?
   Лапуэнт не боялся. Наверно, он чувствовал,  что  ему  придется  взять
непосильную для него, ответственность.
   - На машине доберетесь менее чем за полчаса.
   - Еду.
   - А мне пока что делать? Мегрэ заколебался и проронил:
   - Ничего.
   - Оставаться в харчевне?
   - А тебе виден оттуда Меран?
   - Да.
   - В таком случае оставайся там.
   Комиссар прошел в соседний кабинет и подал знак дожидавшемуся Жанвье.
   Перед уходом Мегрэ спохватился и подошел к Люка.
   - Поднимись в архив и посмотри, есть ли что-нибудь в Мийаре.
   - Хорошо, патрон. Позвонить вам?
   - Нет. Точно не знаю, куда еду. За Шелл, где-то на берегу Марны. Если
тебе понадобится сообщить что-то срочное, узнай  в  местном  полицейском
участке название харчевни в двух километрах от Шелла вверх по течению.
   Жанвье сел за руль маленькой черной машины, потому что  Мегрэ  упорно
не хотел учиться править.
   - Есть новости, патрон?
   - Да.
   Инспектор не осмелился настаивать на ответе, и после долгого молчания
комиссар проворчал с недовольным видом:
   - Точно не знаю, какие.
   Он не слишком спешил прибыть туда, Но предпочитал не  признаваться  в
этом ни себе, ни другим.
   - Ты знаешь дорогу?
   -  Мне  случалось  в  воскресные  дни  завтракать  там  с   женой   и
ребятишками.
   Они миновали предместье, проехали пустыри, потом первые луга. В Шелле
в неуверенности задержались на одном из перекрестков.
   - Если это вверх по течению, надо свернуть направо.
   - Давай.
   Как раз когда они выезжали  из  города,  мимо  них  пронеслась,  гудя
сиреной, полицейская машина, и Жанвье  молча  посмотрел  на  Мегрэ.  Тот
промолчал.  Лишь  проехав  значительное  расстояние,   Мегрэ   проронил,
покусывая мундштук трубки:
   - Думаю, что все кончено.
   Полицейская машина направилась к Марне, которая  уже  просматривалась
сквозь деревья. Справа виднелось кирпичное строение, это была  харчевня,
выкрашенная в желтый цвет. На пороге стояла взволнованная женщина.
   Полицейская машина не могла проехать дальше и остановилась у обочины.
   Мегрэ и Жанвье тоже вышли из своей. Женщина,  отчаянно  жестикулируя,
крикнула им что-то, но они не расслышали.
   Они направились к лачуге, окруженной  гусями  и  утками.  Оказавшиеся
впереди полицейские окликнули двух мужчин, которые поджидали  их.  Одним
был Лапуэнт, другой издали походил на Гастона Мерана.
   Полицейских приехало трое, в том числе и лейтенант. Старуха у  дверей
лачуги смотрела на них, покачивая головой, и, судя по всему, не понимала
толком, что здесь происходит. Впрочем, никто, за исключением Лапуэнта  и
Мерана, этого не понимал.
   Машинально Мегрэ поискал  глазами  труп,  но  не  обнаружил.  Лапуэнт
сказал:
   - В воде.
   Но и в воде ничего не было видно.
   Что до Гастона Мерана, то он казался спокойным, чуть ли не веселым, и
когда комиссар наконец решился взглянуть ему в лицо, ему показалось, что
Меран молча его благодарит.
   Лапуэнт объяснял одновременно и своему начальнику, и полицейским:
   - Он перестал удить и отвязал лодку от той жерди.
   - Кто он?
   - Не знаю, как его зовут. На нем были холщовые брюки  и  тельняшка  с
круглым воротом. Он начал грести, чтобы пересечь реку против течения.
   - А вы где были? - спросил лейтенант.
   - В  харчевне,  следил  за  происходившим  в  окно.  И  только  успел
позвонить комиссару Мегрэ.
   Лапуэнт указал на него, и смущенный офицер приблизился к Мегрэ.
   - Прошу прощения, господин комиссар, вот уж никак не ожидал встретить
вас здесь. Потому и не узнал. - Инспектор велел хозяйке  позвонить  нам,
но та сказала: только что убит человек и труп упал в реку.  Я  сразу  же
поднял на ноги оперативную бригаду.
   Со стороны харчевни донесся шум приближающейся машины.
   - Вот и они.
   Вновь  прибывшие  лишь  усилили  замешательство.  Они  находились   в
департаменте Сена и Марна, и потому у Мегрэ не было  никакого  основания
вмешиваться в расследование. Тем  не  менее,  каждый  из  присутствующих
обращался к нему.
   - Надеть наручники?
   - Вам решать, лейтенант. По мне, так не требуется.
   Лихорадочное возбуждение Мерана улеглось. Он  слушал  рассеянно  все,
что говорили, как если бы его это не касалось.  Чаще  всего  он  смотрел
вниз по течению на мутные волны Марны.
   Лапуэнт продолжал давать пояснения:
   - Человек греб,  он  находился  спиной  к  дереву  и  не  мог  видеть
прислонившегося к дереву Мерана.
   - Вы знали, что он намеревался стрелять?
   - Я не знал, что он вооружен.
   Лицо Мегрэ оставалось бесстрастным. Жанвье  бросил  на  него  быстрый
взгляд, как человек, который вдруг догадался.
   - Нос лодки врезался в берег. Гребен поднялся, ххватил цепь  и  в  ту
минуту, когда он обернулся, очутился как раз напротив Мерана. Между ними
было едва ли три метра. Не знаю, успели ли они обменяться  какими-нибудь
словами, я был  слишком  далеко.  Почти  немедленно  Меран  выхватил  из
кармана пистолет и вытянул правую руку. Стоявший в лодке был ранен двумя
пулями, выпущенными одна за другой. Он выронил цепь, взмахнул  руками  и
упал вниз лицом в воду.
   Все посмотрели на реку. От прошедших в  последние  дни  дож-лей  вода
приобрела желтоватый оттенок, и в некоторых местах образовались  большие
водовороты.
   - Я попросил хозяйку сообщить в полицию и побежал...
   - Вы были вооружены?
   - Нет.
   Лапуэнт необдуманно добавил:
   - Опасности-то не было.
   Полицейские, так же как и  сотрудники  оперативной  бригады,  его  не
поняли. Даже если они читали в газетах судебный отчет о процессе, то  не
были в курсе всех подробностей дела.
   - Меран не пытался бежать. Он оставался на том же месте, где стоял, и
смотрел, как тело исчезло под водой, потом выплыло  два  или  три  раза,
прежде чем затонуть. Когда я подошел к нему, он бросил пистолет.  Я  его
не поднял. Пистолет лежит в грязи на обочине, возле сухой ветки.
   - Он ничего не сказал?
   - Только одно слово: конец!
   Аля Гастона Мерана это в самом деле был конец, отказ  от  дальнейшего
сопротивления. Все его тело обмякло, лицо отекло от усталости.
   Он  не  торжествовал,  не  испытывал  потребности   объясниться   или
оправдать себя. Дело касалось только его. Он считал,  что  совершил  то,
что должен был совершить.
   Обрел бы он иначе душевный покой? Обретет ли его отныне?
   Представители прокуратуры из Мелена не  замедлили  прибыть  на  место
происшествия. На пороге лома помешанная по-прежнему качала головой.
   Никогда она не видела у себя столько людей.
   - Возможно, - сказал Мегрэ своим коллегам, - что при обыске в  лачуге
вы кое-что найдете.
   Он мог бы остаться с ними, присутствовать при обыске...
   - Господа, - добавил комиссар, - я пришлю  вам  все  необходимые  для
дознания документы.
   Не ему отвозить Мерана в Париж, так  как  Меран  теперь  не  подлежал
ведению ни полиции на набережной Орфевр, ни прокуратуры Сены.
   В другом Дворце  правосудия,  на  этот  раз  в  Мелене,  он  вторично
предстанет перед судом присяжных.
   Мегрэ поочередно обратился к Жанвье и Лапуэнту:
   - Едем, ребятки?
   Он пожал руки окружающим, но перед тем, как  уйти,  последний  взгляд
бросил на мужа Жинетты.
   Как видно, от усталости Меран снова прислонился к дереву  и  тоскливо
смотрел на уходящего комиссара.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   На обратном пути они почти не разговаривали.  Несколько  раз  Лапуэнт
открывал  рот,  но  молчание  Мегрэ   было   таким   намеренным,   таким
настойчивым, что он не решался ничего сказать.
   Жанвье вел машину, и пост епенно у него крепла уверенность, что он во
всем разобрался.
   Произойди это на несколько километров ближе к Парижу, Мерана везли бы
они.
   - Пожалуй, так оно лучше, - пробормотал Жанвье, словно говорил сам  с
собой.
   Мегрэ отмолчался.
   А в самом деле, на что намекал Жанвье?
   Втроем они поднялись по лестнице уголовной  полиции  и  расстались  в
коридоре. Лапуэнт и Жанвье вошли в комнату инспекторов, Мегрэ -  в  свой
кабинет, где он повесил в шкаф пальто и шляпу.
   Комиссар не прикоснулся к бутылке коньяка, которую хранил  про  запас
для некоторых посетителей. Он едва успел  набить  трубку,  как  постучал
Люка и положил перед ним пухлую папку.
   - Я разыскал его наверху, патрон. Пожалуй,  подходит.  И  верно,  все
подходило. Это было дело некоего Пьера  Мийара  по  прозвищу  "Воробей",
тридцати  двух  лет,  родившегося  в  Париже  в  квартале  Гул  д'Ор.  С
восемнадцати лет он находился на учете, потому что суд департамента Сены
обвинил его в сводничестве. Затем последовали еще две судимости по  тому
же поводу, с тюремным  заключением  во  Френе.  К  ним  прибавилась  еще
судимость за драку с телесными повреждениями,  в  Марселе,  и,  наконец,
пять лет в Центральной тюрьме в Фонтевро за кражу со взломом на одном из
заводов в Бордо и нанесением тяжких увечий ночному сторожу, который  был
найден полумертвым.
   Мийар вышел из тюрьмы на полтора года раньше срока.  С  тех  пор  его
следы затерялись.
   Мегрэ снял трубку и вызвал Тулон.
   - Это вы, Блан? Так вот, дружище, у нас все кончено. Две пули всажены
в некоего Пьера Мийара по прозвищу "Воробей".
   - Брюнет? Маленького роста?
   - Да. Сейчас ищут труп в  Марне,  там,  где  он  упал.  Вам  это  имя
что-либо говорит?
   - Надо расспросить моих людей. Мне кажется, он  шатался  здесь  около
года назад.
   - Вполне возможно. Мийар вышел из  Фонтевро,  и  ему  было  запрещено
проживание в Париже. Теперь, когда вам известно его имя, не могли бы  вы
задать несколько точных вопросов Альфреду Мерану? Он еще у вас?
   - Да. Позвонить вам потом?
   - Пожалуйста.
   В Париже во всяком случае Мийар  соблюдал  осторожность.  Если  он  и
наезжал сюда часто чуть ли не ежедневно, то ночевать  не  оставался.  Он
нашел верное убежище на берегу Марны, в лачуге старухи, скорей  всего  -
его бабки.
   Он затаился там после двойного убийства на  улице  Маню-эль.  Нинетта
Меран не пыталась встретиться с ним. Не послала ему никакой весточки.
   Может быть, не знала, где он прячется.
   Если б все обернулось по-другому, если бы, например, Николя  Кажу  не
дал показаний, Гастона Мерана приговорили бы  к  смертной  казни  или  к
пожизненным каторжным работам. В  лучшем  случае,  благодаря  некоторому
сомнению в  его  виновности  и  честному  прошлому  Меран  отделался  бы
двадцатью годами.
   Мийар после вынесения приговора мог бы выйти из своей норы, уехать  в
провинцию или за границу, а там Жинетта встретилась бы с ним.
   - Алло, да, я.
   Звонили из департамента Сена и Марна. Оперативная  бригада  из  Гурнэ
сообщила, что  в  старом  бумажнике  найдены  золотые  монеты,  чеки  на
предъявителя и некоторое количество  банковских  билетов.  Бумажник  был
зарыт в жестяной коробке на участке, загороженном для уток и гусей.
   Труп еще не  выловили,  но  надеялись  отыскать  его,  как  и  других
утопленников, в бьефе, у плотины в  Шелле,  где  местный  смотритель  за
шлюзами имел опыт в таких делах. В лачуге старухи  обнаружили  и  другие
любопытные вещи.
   Среди прочих в старом сундуке на чердаке - наряд  новобрачной  времен
Второй империи, фрак, разные платья бордового и  светло-голубого  шелка,
украшенные старинными кружевами. Самой неожиданной из находок был мундир
зуава начала века.
   "Гусиная матушка" едва ли помнила членов своей семьи, и смерть  внука
не слишком ее огорчила. Когда зашла речь о том, что надо отвезти  ее  на
допрос в Гурнэ, старуха забеспокоилась  лишь  о  своей  живности,  и  ей
должны были обещать, что вечером ее доставят домой.
   Конечно, никто не станет копаться в ее прошлом, разыскивать ее детей,
следы которых давно исчезли.
   Возможно; она проживет еще годы в своей лачуге на берегу реки.
   - Жанвье!
   - Слушаю, патрон.
   - Возьми Лапуэнта и поезжайте на улицу Деламбр.
   - Привезти ее сюда?
   - Да.
   - А вы не думаете, что следует, пожалуй, запастись ордером на арест?
   Мегрэ по  занимаемой  в  полиции  должности  имел  право  подписывать
постановления об аресте, что он незамедлительно и сделал.
   - А если она будет расспрашивать?
   - Ничего не говори.
   - Надеть наручники?
   - Только при необходимости.
   Из Тулона позвонил Блан.
   - Я задал ему сейчас несколько любопытных вопросов.
   - Вы сказали о смерти Мийара?
   - А то как же!
   - Он удивился?
   - Нет, даже не притворился удивленным.
   - Раскололся?
   - Более или менее. Вам сулить об этом. Меран  старается  не  говорить
ничего, что может быть поставлено ему в  вину.  Он  признает,  что  знал
Мийара. За последние семь лет встречался с ним несколько раз в Париже  и
Марселе. Потом Мийар схватил пять лет, и Альфред Меран ничего о  нем  не
слышал. После выхода из  Фонтевро  Мийар  рыскал  по  Марселю,  а  потом
объявился в Тулоне. Он остался при пиковом интересе  и,  чтоб  поправить
дела, по его словам, не  собирался  размениваться  на  мелочи,  а  сразу
провернуть  крупное  дельце,  которое  позволит   ему   вывернуться   из
затруднений раз и навсегда. Мийар намеревался обновить свой  гардероб  и
потом  отправиться  в  Париж.  Он  провел  всего  несколько  недель   на
побережье. Меран признает, что  дал  ему  немного  денег,  познакомил  с
дружками, и те в свою очередь помогли ему.
   Что касается Жинетты, то деверь  вспоминает  о  ней  как  о  невинном
развлечении. Перед отъездом он якобы сказал Мийару:
   - Если тебе не обойтись без бабенки в Париже,  найди  мою  золовочку,
она замужем за придурком и очень скучает.
   Меран клянется, что ничего иного у него и в мыслях не  было.  Он  дал
адрес Жинетты и добавил, что она  охотно  посещает  танцульки  на  улице
Гравилье.
   Если верить Мерану, Пьер Мийар не давал больше о  себе  знать,  и  от
Жинетты он тоже никаких известий не получал.
   Если все и произошло не совсем так, то было все-таки правдоподобным.
   - Что с ним дальше делать?
   - Снимите показания и освободите. Но не упускайте из виду,  он  может
понадобиться на суде.
   Если только суд состоится. Ведь  начнется  новое  расследование,  как
только Лапуэнт и Жанвье приведут Жинетту в его кабинет.
   Удастся  ли  убедительно  доказать,  что   она   соучастница   своего
любовника? Николя Кажу  должен  опознать  труп  Мийара,  так  же  как  и
горничная, и многие другие. Затем следствие будет  продолжено,  и  дело,
возможно, передадут в обвинительную  камеру.  Скорее  всего,  это  время
Жинетта проведет в тюрьме. Потом в один  из  дней  она  в  свою  очередь
предстанет перед судом присяжных.  Мегрэ  еще  раз  вызовут  в  качестве
свидетеля. Присяжные постараются понять что-либо в истории, произошедшей
в среде, столь отличной от их собственной.
   Ло этого, поскольку дело Гастона Мерана более простое и суд присяжных
в департаменте Сена и Марна менее загружен, Мегрэ вызовут в Мелен.
   Вместе  с  другими  свидетелями  его  закроют  в  плохо   освещенной,
звуконепроницаемой, похожей на ризницу комнате, где он будет ждать своей
очереди, посматривая на дверь и  прислушиваясь  к  приглушенным  звукам,
доносящимся из зала судебного заседания.
   Он вновь увидит Гастона  Мерана,  сидящего  между  двумя  жандармами,
поклянется говорить правду, всю правду, ничего, кроме правды.  А  скажет
ли он в самом деле правду? Не возложил ли он на себя в тот момент, когда
телефон непрерывно звонил в его кабинете и в его руках были  в  какой-то
мере все нити, связывающие его с  участниками  дела,  трудно  объяснимую
ответственность?
   Не мог ли он?..
   Через два года ему больше не придется заниматься делами других людей,
он будет жить с мадам Мегрэ в старом доме, похожем  на  дом  священника,
вдали от набережной Орфевр и Дворца  правосудия,  где  людей  сулят.  Он
часами будет сидеть в лодке на привязи,  удить  и  смотреть,  как  течет
вода.



   Жорж СИМЕНОН
   МЕГРЭ ЗАБАВЛЯЕТСЯ

Перевод с французского Ю. Семенычева и А. Шаталова. OCR: tymond


Глава 1
КОМИССАР У ОКНА

   И вновь из сумрачного проема  складского  помещения  возник,  пятясь,
бородатый старикашка, глянул направо-налево и принялся  жестами,  словно
подзывая к себе, направлять выползавший  оттуда  тяжелый  грузовик.  Его
руки показывали:  "Чуть  вправо...  Вот  так...  Прямо...  Осторожнее...
Левее... Теперь - стоп..."
   Машина, также двигаясь задом наперед, неуклюже переваливала  тротуар,
плюхалась на мостовую, в то  время  как  старикан,  шагнув  на  проезжую
часть, знаками  приостанавливал  на  мгновение  движение  транспорта  по
улице.
   То был уже третий за полчаса  тяжеловоз,  выныривавший  из  обширного
пакгауза с надписью на фронтоне: "Катуар  и  Потю.  Металлообработка"  -
слова, весьма привычные Мегрэ, поскольку  взирал  он  на  них  ежедневно
более тридцати лет.
   Комиссар без пиджака и  галстука  стоял  у  окна  своей  квартиры  на
бульваре Ришар-Ленуар и неспешно попыхивал трубкой, а в  комнате  позади
него жена начинала застилать постель.
   Мегрэ не был  болен,  в  этом-то  и  состояла  необычность  ситуации,
поскольку часы показывали десять, а день отнюдь не был воскресным.
   Торчать у окна в самый  разгар  утра,  бездумно  глазеть  на  уличную
толчею, провожать глазами  въезжавшие  в  помещение  склада  напротив  и
выезжавшие из него грузовики - все это вызывало у него ощущение возврата
к дням детства, когда еще была жива мать, когда из-за гриппа или  отмены
занятий он не ходил в школу. Он точно хотел выяснить:
   "А что тут происходило в его отсутствие?"
   Так начинался уже третий, а если  не  считать  выходного,  то  второй
день, и ощущение восторга  с  толикой  смутной  неловкости  не  покидало
комиссара.
   За это время он открыл для себя массу вещей,  интересуясь  не  только
борода