лся водитель,  в  котором  Мегрэ
признал дворецкого Верну.
   Неужели это семейство, чей родовой дом находился всего в  четырехстах
метрах отсюда, имело обыкновение приезжать на большую мессу  на  машине?
Вполне вероятно. Чего доброго, это входило в кодекс их традиций.
   Но нельзя было исключать и того, что сегодня  они  приехали  на  авто
специально, дабы избежать контактов на улице с любопытствующим людом.
   А вот и они, вовремя помянутые, выходят из  собора,  седовласый  Юбер
Верну на голову возвышался над всеми остальными. Он шел степенно,  держа
в руках шляпу.
   Когда оказался наверху ступенек, Мегрэ признал в  сопровождавших  его
по бокам лицах жену Верну, его свояченицу и невестку.
   Толпа мгновенно и как-то незаметно раздвинулась  перед  ними.  Нельзя
было сказать, что они шли между шпалерами в прямом смысле  этого  слова,
но все же вокруг семейства Верну образовалась некая пустота, и все взоры
были устремлены именно на них.
   Шофер приоткрыл дверцу. Сначала уселись женщины.  Затем  на  переднем
сиденье устроился Юбер Верну, и лимузин заскользил в направлении площади
Вьет.
   Брось кто-то из толпы в этот момент слово,  сделай  жест  или  просто
вскрикни, и,  может  статься,  народный  гнев  немедленно  бы  прорвался
наружу. Происходи это в ином, нежели  близ  собора,  месте,  шансы,  что
такое могло  случиться,  были  бы  высокими.  Лица  собравшихся  горожан
ожесточились, и если в небесах развеялись все облака, то тут, на  земле,
воздух был перенасыщен беспокойством и тревогой.
   Некоторые из толпы робко поприветствовали комиссара. Доверяли ли  они
еще ему? Во  всяком  случае  внимательно  проследили,  как  он,  в  свою
очередь,  поднялся  по  улице  -  с  неизменной  трубкой   в   зубах   и
округлившимися плечами.
   Обогнув площадь Вьет, Мегрэ ступил  на  улицу  Рабле.  Напротив  дома
Верну, на тротуаре, опять стояли два молодых, не достигших двадцати лет,
парня. На этот раз они не носили повязок, а в руках не держали дубинок.
   По  всей  видимости,  этими  аксессуарами  снабжались  только  ночные
патрули. И тем не менее оба  они  находились  при  исполнении  служебных
обязанностей, чем несказанно гордились.
   Один из наблюдателей приподнял каскетку, когда  Мегрэ  проходил  мимо
поста, второй не шелохнулся.
   На ступенях Дворца правосудия, двери которого были  наглухо  закрыты,
живописно расположились шесть-семь журналистов, в том  числе  и  Ломель,
сидевший рядом со своими фотоаппаратами.
   - Думаете, они вам откроют? - набросился он на  Мегрэ.  -  А  новость
знаете?
   - Что за новость?
   - Говорят, они  отыскали  орудие  убийства.  И  сейчас  проводят  там
"совещание в верхах".
   Дверь приоткрылась.  Шабо  сделал  знак  Мегрэ,  приглашая  побыстрее
заходить, и, как  только  тот  переступил  порог,  следователь  поспешно
захлопнул створку, словно боясь насильственного вторжения репортеров.
   Коридоры были погружены в полумрак, тягостная  влага  всех  последних
недель сконцентрировалась внутри этих каменных стен.
   - Я хотел сначала  переговорить  с  тобой  частным  образом,  но  это
оказалось невозможно.
   В кабинете следователя горел  свет.  Там  находился  и  прокурор.  Он
покачивался на стуле, зажав зубами сигарету. Были здесь  также  комиссар
Ферон и инспектор Шабирон; последний не удержался, чтобы не  бросить  на
Мегрэ взгляд - пристальный и одновременно насмешливый.
   На письменном столе, как тотчас же отметил  комиссар,  лежал  отрезок
свинцовой трубы длиной приблизительно двадцать пять сантиметров и четыре
сантиметра в диаметре.
   - Это и есть орудие преступления?
   Все разом кивнули.
   - Никаких отпечатков?
   - Только следы крови и два-три прилипших волоска.
   Окрашенная  в  темно-зеленый  цвет  труба,  бесспорно,  была   частью
оборудования кухни, погреба или гаража.
   Разрез выделялся  отчетливо  и,  похоже,  был  сделан  профессионалом
несколькими месяцами ранее, учитывая, что металл по краям уже потемнел.
   Не был ли этот обрубок изъят  в  ходе  ремонта  раковины,  мойки  или
какого-то схожего с ними устройства?
   Вполне вероятно.
   Мегрэ уже открывал рот, намереваясь  спросить,  где  обнаружили  этот
предмет, как заговорил Шабо:
   - Рассказывайте, инспектор.
   Шабирон, только и ждавший сигнала,  чтобы  выложить  все  о  находке,
принял, однако, смиренный вид:
   -  Мы  в  Пуатье  все  еще  придерживаемся  добрых   старых   методов
расследования. Поэтому параллельно с опросом всех жителей улицы, который
мы проводили вдвоем с приятелем, я шарил по всем закоулкам. В нескольких
метрах от того места, где был убит Гобийяр, расположена арка,  выходящая
во  двор,  принадлежащий  одному  из  торговцев  лошадьми  и  окруженный
стойлами. Сегодня утром я, проявив любопытство, туда наведался. И  среди
навоза, устилавшего землю, не замедлил найти эту железяку. Все  выглядит
так, что убийца,  заслышав  приближавшиеся  шаги,  зашвырнул  ее  поверх
стены.
   - Кто изучал трубу на предмет отпечатков?
   - Я с помощью комиссара Ферона. Мы, ясное дело, не  эксперты  в  этой
области, но достаточно грамотные профессионалы, чтобы их обнаружить. Нет
сомнений в том, что убийца  Гобийяра  носил  перчатки.  А  что  касается
волосков, то мы уже посетили  морг  с  целью  сравнить  их  с  шевелюрой
жертвы. - И он с удовлетворением выдал заключительную фразу:
   - Один к одному.
   Мегрэ  не  спешил  высказывать  какое-либо  мнение.  Повисла  тишина,
которую в конечном счете прервал Шабо:
   - Мы тут обсуждали план последующих мероприятий.
   Эта находка, по крайней мере на первый взгляд, вроде бы  подтверждает
показания Эмиля Шалю.
   Мегрэ продолжал отмалчиваться.
   - Если бы орудие убийства не нашли на месте преступления, можно  было
бы утверждать, что доктору было нелегко от него избавиться,  прежде  чем
побежать звонить в кафе "У почты". И как  с  определенным  здравомыслием
подчеркивает инспектор...
   Но Шабирон предпочел сам изложить свои соображения по этому поводу:
   - Предположим, что убийца, совершив  преступление,  и  в  самом  деле
удалился еще до появления Алена Верну, как заявляет доктор. Это было уже
третье злодеяние с его стороны. В обоих  предыдущих  случаях  он  уносил
смертоносное орудие с собой. И мы не только ничего  не  нашли  на  улице
Рабле, как и на улице Лож, но сдается, что все три раза он наносил удары
одним и тем же отрезком свинцовой трубы.
   Мегрэ  уже  понял  его   мысль,   но   давал   Шабирону   возможность
выговориться.
   - У этого человека, в третий раз преступившего закон, не было никаких
причин перебрасывать через стену свое оригинальное оружие. Никто его  не
преследовал. Никто не видел. Но если допустить, что убийцей был  доктор,
то ему было абсолютно необходимо избавиться от  столь  компрометирующего
его предмета прежде, чем...
   - Зачем он предупредил власти?
   - Потому что это обеляло его. Подумал,  что  никому  и  в  голову  не
придет подозревать того, кто поднял тревогу.
   Рассуждения казались вполне логичными.
   - Еще не все. И вы это прекрасно знаете.
   Последние слова он произнес с известной  долей  смущения,  ибо  Мегрэ
хотя и не был его непосредственным начальником, тем не  менее  входил  в
разряд господ, на которых вот так, сходу, нападать не принято.
   - Ваша очередь, Ферон.
   Комиссар полиции, также чувствуя себя  неудобно,  сначала  загасил  в
пепельнице окурок. Помрачневший Шабо избегал смотреть на друга. И только
прокурор время от времени поглядывал на браслет своих часов как человек,
которому предстоят дела более приятного свойства.
   Кашлянув, полицейский комиссар-коротышка повернулся к Мегрэ:
   - Когда вчера мне позвонили  и  спросили,  знаю  ли  я  некую  девицу
Сабати, то...
   Комиссар  Мегрэ  мгновенно  схватил  суть  происшедшего  и   внезапно
почувствовал страх. Что-то стеснило в груди, а вкус  затяжки  из  трубки
стал неприятен.
   - ...Я, разумеется, подумал, а не имеет ли она какое-то  отношение  к
этому делу. Мысль опять пришла в голову только в  двенадцать  пополудни.
Но тогда я был занят. Чуть не послал к ней кого-нибудь  из  подчиненных,
однако решил, что лучше, на всякий случай, сделать это  самому  по  пути
домой на ужин.
   - И вы посетили ее?
   - Узнал, что вы уже побывали там до меня.
   Ферон опустил голову как человек, которому  сформулировать  обвинение
нелегко.
   - Она сама вам об этом сказала?
   - Не сразу. Поначалу вообще отказывалась открыть дверь, в  результате
чего я был вынужден прибегнуть к крайним средствам.
   - Вы ей угрожали?
   - Я заявил, что если она будет играть в такие игры, то это  может  ей
дорого обойтись. Она впустила меня. Я тут же заметил  синяк  у  нее  под
глазом. Спросил, кто ее избил.
   Более получаса она молчала как рыба и смотрела на меня с  презрением.
И тогда я решил забрать ее с собой и привести в участок, где таких,  как
она, легче разговорить.
   На Мегрэ словно навалилась огромная глыба, и  не  только  по  причине
того, что случилось с Луизой Сабати, но и в  связи  с  линией  поведения
комиссара  полиции.  Несмотря  на  показную  нерешительность  и  внешнее
смирение, тот в глубине души очень гордился содеянным.
   Чувствовалось, что он бойко и  с  легким  сердцем  обрушился  на  эту
простую девушку, абсолютно беззащитную перед ним. Но ведь он  сам,  судя
по всему, вышел из низов и с таким остервенением набросился на  одну  из
себе подобных.
   Теперь почти все слова, слетавшие с языка Ферона и произносившиеся им
все более и более уверенным тоном, звучали для Мегрэ тягостно.
   - Во-первых, я ей  выложил,  что  она  официально  не  имеет  никаких
средств к существованию, раз нигде не работает уже более восьми месяцев.
А поскольку к ней регулярно ходит  мужчина,  значит,  она  автоматически
попадает в разряд проституток. Она наконец сориентировалась. Испугалась.
Но все же долгое время сопротивлялась. Не знаю, как вы с ней обходились,
но мне  Сабати  в  конце  концов  призналась,  что  все  уже  рассказала
комиссару Мегрэ.
   - И что это "все"?
   - Раскололась насчет своей интимной связи с Аленом Верну и  поведения
последнего, который впадал в приступы слепой ярости, в  результате  чего
нещадно избивал ее.
   - Она провела ночь в камере предварительного заключения?
   - Сегодня утром я освободил ее. Это пошло Сабати на пользу.
   - Подписала ли она свои показания?
   - Я бы ее не отпустил без этого.
   Шабо укоризненно взглянул на друга.
   - Я ведь совершенно не в курсе событий, - еле слышно произнес он.
   Должно быть, он уже заявлял это своим коллегам.
   Мегрэ и вправду не рассказывал ему о своем посещении квартала казарм,
и в данный момент следователь, наверное,  расценивал  его  умолчание,  в
результате  которого  Шабо  оказался  в  затруднительной  ситуации,  как
предательство с его стороны.
   Внешне Мегрэ оставался спокойным.  Его  взгляд  задумчиво  бродил  по
фигуре этого скверно сложенного недомерка-комиссара,  который,  судя  по
самодовольному виду, ожидал похвалы в свой адрес.
   - Предполагаю, вы сделали какие-то выводы из этой истории?
   - В любом случае она показывает нам  доктора  Верну  в  новом  свете.
Сегодня утром я опросил соседок Сабати, и  они  подтвердили,  что  почти
каждый его визит к любовнице  сопровождался  громкими  скандалами  в  ее
квартире, причем настолько бурными, что они неоднократно подумывали,  не
вызвать ли полицию.
   - Так почему же они этого не сделали?
   - Вероятно, считали, что это не их дело.
   Нет! Если соседки не подняли тревогу, то  лишь  потому,  что  считали
побои расплатой Сабати за то, что она  целыми  днями  била  баклуши.  Не
исключено,  что,  чем  сильнее  ее   поколачивал   Ален,   тем   большее
удовлетворение они испытывали.
   По духу  и  поступкам  они  могли  бы  быть  сестрами  этого  мелкого
комиссара Ферона.
   - Что с ней стало?
   - Я приказал ей возвращаться домой и находиться отныне в распоряжении
следователя.
   Тот откашлялся в свою очередь.
   - Теперь очевидно, что оба открывшихся сегодня  утром  обстоятельства
ставят Алена Верну в трудное положение.
   - Что он делал вчера после того, как мы расстались?
   Ответил Ферон:
   - Вернулся к себе. Я поддерживаю контакт с комитетом бдительности. Не
в силах помешать его формированию, предпочел заручиться его  поддержкой.
Верну направился прямиком в особняк на улице Рабле.
   - Ходит ли он, как обычно, на мессу в половине одиннадцатого?
   На этот раз слово взял Шабо:
   - Он вообще их не посещает. Единственный из всей семьи.
   - А выходил ли он сегодня утром из дому?
   Ферон сделал неопределенный жест:
   - Не думаю. В девять тридцать мне еще ни о чем не сообщали.
   Наконец-то с видом человека, которому  все  это  начало  основательно
надоедать, заговорил прокурор:
   - Все разговоры на эту тему не  ведут  нас  ни  к  чему  конкретному.
Вопрос стоит так: достаточно ли в нашем распоряжении улик  против  Алена
Верну, чтобы задержать его? - Он пристально взглянул на следователя:
   - И это ваша епархия, Шабо. Ваше поле ответственности.
   Шабо  в  свою  очередь  посмотрел  на  Мегрэ,  чье  лицо   продолжало
оставаться бесстрастным и серьезным.
   И тогда следователь вместо ответа произнес целую речь:
   - Ситуация выглядит следующим образом. По той или  иной  причине,  но
общественное мнение уже после первого убийства, то есть убийства  Робера
де Курсона, указало на его племянника как на главного подозреваемого.  Я
до сих пор недоумеваю, на чем основывались эти люди,  выдвигая  подобное
обвинение. Ален Верну непопулярен.  Его  семью  в  большей  или  меньшей
степени  ненавидят.  Я  получил  уже   порядка   двадцати   анонимок   с
утверждениями, что искать виновного  надо  в  доме  по  улице  Рабле,  и
обвинениями в мой  адрес  в  том,  что  я  щажу  толстосумов,  поскольку
поддерживаю  с  ними  светские  отношения.   Оба   последовавших   затем
преступления  не  только  не  уменьшили,  но,  наоборот,   усилили   эти
настроения. Уже давно Ален Верну выглядит в глазах некоторых жителей как
"человек, не такой как все остальные".
   Ферон перебил его:
   - Признания девицы Сабати...
   - ...Являются тяжким для него свидетельством, равно как  и  показания
Шалю после найденного сегодня орудия убийства. Три преступления за  одну
неделю - это  много.  Естественно,  население  встревожено  и  стремится
как-то обезопасить  себя.  До  сего  времени  я  колебался  с  принятием
решения, считая собранные улики  недостаточными.  Это,  как  только  что
справедливо заметил прокурор, большая ответственность, выпавшая  на  мою
долю.
   Неожиданно он подметил промелькнувшую - не без иронии и горечи  -  на
устах Мегрэ улыбку, покраснел, потерял нить своих рассуждений.
   - Речь идет о том,  что  лучше:  задержать  его  уже  сейчас  или  же
выждать, пока...
   Мегрэ не смог удержаться, чтобы не проворчать сквозь зубы:
   - Зато девушку Сабати запросто сцапали и продержали в  кутузке  целую
ночь!
   Шабо услышал эти слова, открыл  было  рот,  чтобы  ответить,  бросить
реплику, скорее всего насчет того, что  это,  мол,  разные  вещи,  но  в
последнюю секунду передумал.
   - Сегодня с учетом солнечной погоды и  мессы  наступило  своего  рода
затишье. Но уже в этот час, собираясь в кафе на аперитив, люди, по  всей
видимости, снова начинают бурлить. Наверняка некоторых  потянет  нарочно
пройти мимо особняка Верну. Всем известно, что я играл там вчера в бридж
и что комиссар меня сопровождал. Трудно заставить понять...
   - Вы арестуете его  или  нет?  -  ребром  поставил  вопрос  прокурор,
поднимаясь с места, очевидно сочтя, что всякого рода увиливаниям пора бы
уже положить конец.
   - Боюсь, что к вечеру  может  произойти  инцидент  с  далеко  идущими
последствиями. Для этого достаточно будет  пустяка,  типа  какого-нибудь
мальчишки, запустившего камнем в стекла особняка, или пьянчужки, который
начнет изрыгать проклятья и ругательства в адрес Верну перед  их  домом.
При нынешнем умонастроении жителей города...
   - Так арестовываете или нет?
   Прокурор  начал  искать  шляпу,  но  никак  не  мог  ее   обнаружить.
Комиссар-недомерок подобострастно хихикнул.
   - Вы оставили ее в своем кабинете. Я сейчас принесу.
   А Шабо, уставившись на Мегрэ, тихо промолвил:
   - Что ты об этом думаешь?
   - Ничего.
   - Что бы ты сделал на моем месте?..
   - Я не на твоем месте.
   - Считаешь ли ты доктора сдвинутым по фазе?
   - Это зависит от того, что считать сумасшествием.
   - Думаешь, это он убийца?
   Мегрэ, не ответив, тоже стал искать шляпу.
   - Подожди минуточку. Мне надо перемолвиться с тобой парочкой слов. Но
сначала покончим с этим. Тем хуже, если я ошибаюсь.
   Он открыл правый ящик стола, взял там бланк и начал его заполнять,  в
то время как Шабирон бросил на  Мегрэ  более  чем  когда-либо  до  этого
насмешливый взгляд.
   Итак, этот раунд выиграли  Шабирон  и  мелкотравчатый  комиссар,  ибо
формуляр был постановлением о задержании. Шабо все же еще  на  мгновение
замешкался, ставя под ним подпись и прилагая печать.
   Потом  он  застыл  в  нерешительности,  прикидывая,  кому   из   двух
полицейских следовало его вручать. Такого крупного события в Фонтэне  до
сих пор не происходило.
   - Полагаю... - решился  он  наконец.  -  В  общем,  ступайте  оба.  И
сделайте все как можно тише  и  незаметнее,  чтобы  избежать  каких-либо
нежелательных всплесков настроения со стороны населения. Возьмите  лучше
машину.
   - У меня есть своя, - рявкнул Шабирон.
   Момент был неприятным. Можно было бы сказать, что на  какое-то  время
каждому из них стало немного стыдно. И  возможно,  не  оттого,  что  они
сомневались в виновности доктора - в этом они были почти  уверены,  -  а
потому, что в глубине души  понимали,  что  поступают  так  не  по  этой
причине, а из-за боязни общественного мнения.
   - Держите меня в курсе, - тихо произнес прокурор, уходивший первым, и
добавил:
   - Если не найдете дома, звоните родителям жены.
   Он намеревался остаток воскресного дня  провести  в  семейном  кругу.
Ферон и  Шабирон  вышли  в  свою  очередь,  при  этом  задохлик-комиссар
предварительно тщательно сложил ордер на арест и спрятал его в бумажник.
   Но Шабирон, выглянув по пути из окна коридора, счел нужным вернуться,
чтобы осведомиться:
   - Как быть с журналистами?
   - Пока ничего им не  говорите.  А  сами  поезжайте  сначала  в  центр
города. Скажите газетчикам, что через полчаса  я  сделаю  заявление  для
прессы, и они от вас отвяжутся.
   - А его привезти сюда?
   - Нет, прямо в тюрьму. Если вдруг толпа вознамерится устроить над ним
самосуд, то там будет легче обеспечить его безопасность.
   Все это заняло немало  времени.  А  сейчас  они  наконец-то  остались
вдвоем. Шабо не выглядел человеком, испытывавшим гордость за принятое им
решение.
   - Что ты обо всем этом думаешь? - решился он  спросить.  -  Считаешь,
что я поступил не правильно?
   - Я боюсь, - признался комиссар, покуривая с мрачным видом трубку.
   - Чего?
   Он не ответил.
   - По совести, я не могу занять иную позицию.
   - Знаю. Но я не это имею в виду.
   - Тогда что же?
   Мегрэ  не  хотел  признаться,  что  его  тяготило   поведение   этого
комиссара-недомерка по отношению к Луизе Сабати.
   Шабо взглянул на часы:
   - Через тридцать  минут  все  кончится.  И  мы  сможем  заняться  его
допросом.
   Мегрэ  по-прежнему  хранил  молчание,  он   выглядел   как   человек,
обдумывающий Бог ведает какую таинственную мысль.
   - Почему ты не рассказал мне вчера вечером о своей встрече?
   - С Сабати?
   - Да.
   - Чтобы избежать того, что сейчас произошло.
   - Но это тем не менее случилось.
   - Увы. Я не предусмотрел, что Ферон займется этим вопросом.
   - Письмо у тебя?
   - Какое?
   - Та анонимка, что я получил относительно этой девицы и передал тебе.
Теперь я обязан приобщить ее к делу.
   Мегрэ пошарил в кармане, нашел записку - истрепанную, все еще влажную
от вчерашнего дожд