у-Ренетту? Я позвоню ему попозже...
     Спасибо... Будет лучше, если вы отправите ваше заключение судебному следователю... Ему это будет приятно... Еще раз благодарю...
     Он стал ходить по комнате, заложив руки за спину и останавливаясь время от времени у окна, чтобы выглянуть в сад, где по лужайке скакал дрозд.
     - Первая пуля, - объяснял он Жанвье, - поразила его спереди почти в упор... Это пуля калибра 7,65... У Тюделя нет еще опыта доктора Поля, но он почти уверен, что она была выпущена из автоматического браунинга... На одном доктор настаивает категорически: первая пуля вызвала почти мгновенную смерть. Тело наклонилось вперед и соскользнуло из кресла на ковер...
     - А откуда он это знает?
     - Потому что другие выстрелы были произведены сверху вниз.
     - Сколько пуль?
     - Три. Две в животе и одна в плече. - Он смотрел на кое-как помытый ковер, где еще различались контуры кровавых пятен. - Или же убийца хотел удостовериться, что жертва мертва, или находился в таком возбужденном состоянии, что продолжал стрелять машинально. Соедини-ка меня с Мерсом.
     Утром он был так поглощен странностью этого убийства, что не мог сам заниматься уликами и перепоручил это специалистам из отдела установления личности.
     - Мере?.. Да... Что вам удалось узнать?.. Разумеется. Сначала скажите мне, вы нашли гильзы в кабинете? Нет?.. Ни одной?..
     Это было любопытно и, похоже, говорило о том, что убийца знал, что ему никто не помешает после четырех оглушительных выстрелов отыскать на полу гильзы.
     - А что на дверной ручке?
     - Единственные более или менее четкие отпечатки принадлежат служанке.
     - А на стакане?
     - Отпечатки покойного.
     - На столе, на мебели?
     - Ничего, шеф. Нигде нет чужих отпечатков, только ваши.
     Две детали на первый взгляд противоречили друг другу. Убийца продолжал стрелять в покойника, в неподвижного человека с простреленной головой, представлявшего жутковатое зрелище.
     Судебный врач утверждал, что после первого выстрела труп уже лежал на полу, где его и обнаружили.
     Значит, убийца, находившийся, вероятно, с другой стороны стола, обошел его, чтобы снова стрелять - раз, другой, третий - сверху вниз и с очень близкого расстояния, около пятидесяти сантиметров, как считал доктор Тюдель.
     С такого расстояния не нужно было целиться, чтобы попасть в определенную точку. Иными словами, в грудь и живот стреляли напрасно?
     Это наводило на мысль о жажде мести или необыкновенной степени ненависти.
     - Ты уверен, что в квартире нет оружия? Ты все обыскал?
     - Смотрел даже в камине, - ответил Жанвье.
     Мегрэ тоже искал этот пистолет, о котором говорила, правда, весьма туманно, старая служанка.
     - Пойди спроси у полицейского, который стоит у дверей, какой пистолет у него на поясе. - Многие сержанты наружной службы были вооружены именно пистолетами калибра 7,65. - Пусть даст его тебе на минутку.
     Он тоже вышел из кабинета, пересек коридор, толкнул дверь кухни, где на стуле очень прямо сидела Жакетта Ларрье. Глаза у нее были закрыты, и казалось, она спит.
     Дверь скрипнула, и она вздрогнула.
     - Пройдите со мной.
     - Куда?
     - В кабинет. Хочу задать вам несколько вопросов.
     - Я вам уже сказала, что ничего не знаю.
     Войдя в кабинет, она осмотрелась, словно убеждаясь, что все на своем месте.
     - Садитесь.
     Она колебалась, потому что наверняка не привыкла садиться в кабинете хозяина.
     - На этот стул, пожалуйста...
     Она подчинилась неохотно и посмотрела на комиссара еще более недоверчиво. Вернулся Жанвье с пистолетом в руке.
     - Дай его ей.
     Она отказывалась взять его, открыла рот, чтобы что-то сказать, потом закрыла, и Мегрэ готов был поклясться, что у нее чуть не вырвалось: "Где вы его нашли?"
     - Такое оружие было у графа?
     - Кажется, да.
     - Возьмите его в руку. Он весил примерно столько же?
     - Это ничего не даст, потому что я никогда не трогала то, что лежало в ящиках.
     - Можешь отнести его сержанту, Жанвье.
     - Я вам больше не нужна?
     - Останьтесь, пожалуйста. Полагаю, вы не знаете, давал ли ваш хозяин свой пистолет кому-нибудь - племяннику, например, или кому-то еще?
     - Откуда мне это было знать? Знаю только, что давно его не видела.
     - Граф де Сент-Илер боялся грабителей?
     - Точно нет. Ни грабителей, ни убийц. Летом он даже спал с открытым окном, хоть мы и живем на первом этаже и кто угодно мог бы сюда залезть.
     - Он хранил какой-нибудь ценный предмет в квартире?
     - Вы и ваши люди знаете лучше меня, что здесь есть.
     - Когда вы поступили на службу к графу?
     - Сразу после войны. Он как раз вернулся из-за границы, а его лакей умер.
     - Значит, вы одна жили с графом в этой квартире?
     - А что в этом плохого?
     Задавая вопросы, Мегрэ не следовал определенной логике, так как не видел в этом деле ничего логичного. Он просто нащупывал слабое место.
     - Когда вы поступили к нему на службу, это был почти еще молодой человек.
     - Он был на три года старше меня.
     - Вы знали, что он был влюблен?
     - Я относила его письма на почту.
     - Вы его не ревновали?
     - С чего бы это?
     - У вас были любовники?
     Она посмотрела на него взглядом, полным презрения.
     - А вы не были его любовницей?
     Мегрэ испугался, увидев, как она устремляется к нему, готовая выцарапать глаза.
     - Я знаю из его переписки, - продолжал он, - что у него были похождения.
     - Разве это не его право? Но некоторых из них мне доводилось выставлять за дверь, потому что они были не для него и могли бы навлечь на него неприятности.
     - То есть вы беспокоились о его личной жизни.
     - Он был очень добрым и до конца оставался наивным.
     - Однако он блестяще справлялся с деликатной ролью посла.
     - Это разные вещи.
     - Вы никогда от него не уходили?
     - Об этом говорится в письмах?
     Теперь настал черед Мегрэ не отвечать на вопрос, а настаивать на ответе.
     - На какое время вы с ним расставались?
     - На пять месяцев.
     - В какое время?
     - Когда он работал на Кубе.
     - Почему?
     - Из-за женщины, которая потребовала, чтобы он меня выставил.
     - Что это за женщина?
     Молчание.
     - Почему она не могла вас терпеть? Она жила с ним?
     - Она приходила к нему каждый день, а часто и оставалась на ночь в посольстве.
     - И куда вы ушли?
     - Я сняла маленькую квартирку около Прадо.
     - Ваш патрон навещал вас там?
     - Он не отваживался, только звонил и просил запастись терпением. Он знал, что это долго не продлится. А я все же купила билет в Европу.
     - Но не уехали?
     - Накануне отъезда он приехал за мной.
     - Вы знаете принца Филиппа?
     - Если вы на самом деле читали письма, у вас нет нужды спрашивать об этом.
     - Вы мне не ответили.
     - Я его видела, когда он был маленьким на улице Варенн.
     - Вам не пришло в голову позвонить сегодня утром принцессе, прежде чем отправляться на набережную Орсе?
     Она невозмутимо посмотрела ему в глаза.
     - Почему вы этого не сделали, ведь, как вы сами говорите, долгое время были связующим звеном между ними?
     - Потому что сегодня день похорон принца.
     - А потом, когда мы отлучались, у вас не возникало желания известить ее?
     - В кабинете все время кто-нибудь был.
     В дверь постучали. Это был полицейский, дежуривший у входа:
     - Не знаю, будет ли это вам интересно. Но думаю, я правильно сделал, что принес вам эту газету.
     Это была вечерняя газета, вышедшая, должно быть, часом раньше. Крупный заголовок на две колонки в низу полосы гласил: "ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ ПОСЛА".
     Текст был краток.
     "Сегодня утром был обнаружен у себя в квартире на улице Сен-Доминик труп графа Армана де Сент-Илера, долгое время работавшего послом Франции в разных столицах, в том числе в Риме, Лондоне, Вашингтоне.
     Находясь несколько лет в отставке, Арман де Сент-Илер опубликовал два тома мемуаров и занимался правкой корректурных оттисков третьего тома, когда, похоже, и был убит.
     Преступление было обнаружено рано утром старой служанкой.
     Пока не известно, была ли причиной убийства кража или же нужно искать ее в другом".
     Мегрэ протянул газету Жакетте и посмотрел на телефон. Он задавался вопросом, узнали ли об этом на улице Варенн из газеты или кто-нибудь сообщил Изабель эту новость.
     В этом случае, какова была ее реакция? Отважится ли она сама прийти сюда? Или пришлет сына за информацией? А может, будет ждать в тиши своего особняка, где в знак траура закрыли ставни?
     Не следовало ли ему, Мегрэ...
     Он поднялся, недовольный собой, недовольный всем на свете, подошел к окну, выходящему в сад и, к великому неудовольствию Жакетты, стал выколачивать трубку о каблук ботинка.

Глава 4

     Старая дева, маленькая, чопорно сидящая в своем кресле, с ужасом прислушивалась к голосу комиссара: она еще не слышала, чтобы Мегрэ говорил таким тоном. Правда, обращался комиссар не к ней, а к кому-то невидимому на другом конце провода.
     - Нет, месье Кромьер, я не составлял никакого коммюнике для прессы и не приглашал ни журналистов, ни фотографов, как это охотно сделали бы господа министры. Что же до вашего второго вопроса, то я не имею ничего нового вам сообщить, никакой, как вы говорите, зацепки; а если мне что-то и удастся обнаружить, я тут же представлю рапорт судебному следователю...
     Он заметил, как Жакетта исподтишка бросила быстрый взгляд на Жанвье. Похоже, хотела обратить его внимание на несдержанность комиссара; на губах ее играла легкая улыбка, словно старушка хотела сказать:
     "Ну и начальник у вас, инспектор..."
     Мегрэ увел коллегу в коридор:
     - Я пока забегу к нотариусу. А ты продолжай допрашивать ее, только помягче, не слишком дави - сам знаешь, что я хочу сказать. Может быть, тебе повезет больше, чем мне, и ты ее как-нибудь очаруешь.
     По правде говоря, если бы он еще утром мог предвидеть, что будет иметь дело с упрямой старой девой, то захватил бы с собой Лапуэнта, а не Жанвье: всей уголовной полиции было известно, что Лапуэнт лучше, чем кто бы то ни было, умеет обращаться с дамами преклонных лет. Одна из них даже как-то сказала ему, покачав головой: "Не могу понять, как такой воспитанный молодой человек занимается подобным ремеслом... - И добавила:
     - Уверена, это заставляет вас страдать".
     Комиссар очутился на улице, где перед домом караулил всего один журналист: его сотоварищи отправились в ближайшее бистро освежиться.
     - Ничего нового, старина... Можешь не ходить за мной.
     Ему не пришлось далеко идти: в этом деле вообще далеко ходить не приходилось. Можно было смело сказать, что для всех, кто был так или иначе в это дело замешан, Париж ограничивался несколькими улицами аристократических кварталов.
     Дом нотариуса на улице Вийерсексель был построен в ту же эпоху, в том же стиле, что и дом на улице Сен-Доминик: во двор тоже вели ворота, широкая лестница была застлана красным ковром, а лифт поднимался и опускался мягко и бесшумно. Но комиссару не пришлось воспользоваться им, ибо кабинет располагался на втором этаже. Кожаная обивка двойных дверей была превосходно вычищена, и табличка, приглашавшая посетителей входить без стука, тоже сверкала.
     Ну, если опять придется иметь дело со стариками...
     Он был приятно удивлен, когда среди клерков заметил красивую женщину лет тридцати.
     - Могу я видеть месье Обонне?
     Конечно, в конторе было слишком тихо, даже как-то торжественно, но его не заставили ждать и тут же провели в просторную комнату, где мужчина всего лишь лет сорока пяти поднялся ему навстречу.
     - Я - комиссар Мегрэ... пришел к вам по делу одного из ваших клиентов, графа де Сент-Илера.
     Его собеседник отозвался с улыбкой:
     - В таком случае это касается не меня, а моего отца.
     Пойду посмотрю, свободен ли он сейчас...
     Месье Обонне-сын прошел в соседнюю комнату и пробыл там какое-то время.
     - Сюда, пожалуйста, месье Мегрэ...
     Разумеется, на этот раз перед комиссаром воистину оказался старец, к тому же в не слишком хорошей форме. Обонне-отец, часто моргая глазами, восседал в кресле с высокой спинкой, и вид у него был такой, словно его только что разбудили.
     - Говорите погромче... - посоветовал сын перед тем, как уйти.
     Когда-то месье Обонне был очень толстым. Он и сейчас сохранил некоторую полноту, но тело его стало дряблым, всюду висели складки. Одна нога была в ботинке, а другая, с распухшей лодыжкой, - в войлочном шлепанце.
     - Полагаю, вы пришли поговорить со мной о моем бедном друге?..
     Рот его тоже одряб, и слова звучали нечленораздельно. Но, во всяком случае, из него не нужно было клещами вытягивать сведения: что-что, а поболтать он любил.
     - Представьте себе: мы с Сент-Илером познакомились в Станисла... Когда же это было?.. Погодите-ка...
     Мне семьдесят семь... Значит, прошло семьдесят лет с тех пор, как мы вместе учились в классе риторики...
     Его прочили в дипломаты... Я же мечтал стать кавалерийским офицером... В те времена была еще кавалерия... Конники не пересели на мотоциклы... Но знаете ли вы, что за всю жизнь мне так и не довелось поездить верхом?.. А все потому, что я был единственный сын и должен был унаследовать дело отца...
     Мегрэ даже не стал спрашивать, жил ли его отец в этом же самом доме.
     - Сент-Илер еще в коллеже любил пожить, был бонвиваном - но, знаете, бонвиваном весьма редкого свойства: утонченным до кончиков ногтей...
     - Полагаю, он оставил завещание у вас?
     - Его племянник, маленький Мазерон, только что спрашивал меня об этом. Я уверил его...
     - Племянник наследует все имущество?
     - Нет, не все. Это завещание я знаю наизусть: сам его заверял.
     - Давно?
     - Последнее - лет десять тому назад.
     - Предыдущие завещания чем-то от него отличались?
     - Только в деталях. Я не смог показать документ племяннику, потому что он должен быть обнародован в присутствии всех заинтересованных лиц.
     - И кто же эти лица?
     - В общих чертах картина следующая: Ален Мазерон получает недвижимость на улице Сен-Доминик и большую часть состояния, которое, впрочем, не столь уж значительно. Жакетте Ларрье, экономке, завещана пожизненная рента, которая обеспечит ей безбедную старость. Что же до мебели, безделушек, картин, личных вещей, то Сент-Илер завещал их старинной приятельнице...
     - Изабель де В.
     - Вижу, вы в курсе.
     - Вы знакомы с ней?
     - Довольно близко. Еще лучше я знал ее мужа: он был в числе моих клиентов.
     Не удивительно ли, что оба они избрали одного и того же нотариуса?
     - Они не боялись, что могут столкнуться лицом к лицу в вашей конторе?
     - До этого так ни разу и не дошло. Вероятно, они об этом даже не думали, да и сомневаюсь, чтобы это смутило их. Видите ли, даже если они и не стали друзьями, то не могли не уважать друг друга: оба были людьми чести, а кроме того, обладали отменным вкусом...
     Даже слова эти, казалось, принадлежали прошлому!
     В самом деле, давненько Мегрэ не доводилось слышать такое определение: человек чести.
     А старый нотариус, погрузившись в кресло, тихо смеялся какой-то внезапно мелькнувшей мысли.
     - Отменным вкусом, да! - повторил он лукаво. - Можно было бы добавить, что в некоторой области их вкусы сходились... Теперь, когда оба умерли, я не думаю, что погрешу против профессиональной этики, если кое о чем проболтаюсь, - тем более, что и вам, в силу вашего ремесла, подобает сдержанность... Нотариус - почти всегда доверенное лицо. А Сент-Илер, ко всему прочему, был моим старым другом и рассказывал мне обо всех своих похождениях... Более года они с принцем посещали одну и ту же любовницу, красивую полногрудую девицу, которая выступала в каком-то ревю на Бульварах...
     Ни один из них так и не догадался... У каждого был свой день... - Старикан игриво подмигнул Мегрэ. - Эти люди умели жить... Уже много лет, как я не практикую; мой старший сын ведет все дела... Тем не менее я каждый день спускаюсь сюда, в кабинет, и продолжаю обслуживать старинных клиентов...
     - У Сент-Илера были друзья?
     - Его друзья - как мои клиенты. В нашем возрасте видишь, как ровесники умирают один за другим.
     Думаю, в конце концов ему осталось навещать только меня. Он сохранил здоровые ноги и каждый день совершал прогулку. Он часто поднимался повидать меня, садился туда, где сидите вы...
     - О чем же вы разговаривали?
     - О былых временах, разумеется; более всего - о старых школьных приятелях. Я даже сейчас могу назвать вам большинство имен. Многие сделали громкую карьеру. Один из наших товарищей, к тому же не самый умный, бессчетное количество раз выбирался главой Совета - а умер он только в прошлом году. Другой стал членом Военной академии...
     - Сент-Илер нажил себе врагов?
     - Как бы мог он их нажить? В своей профессии он никого не оттеснил, как это часто бывает в нынешние времена. Все посты он получал, терпеливо дожидаясь своей очереди. И в мемуарах не занимался сведением счетов: потому-то их так мало читают...
     - А семейство В.?
     Нотариус изумленно воззрился на него:
     - Ведь я уже рассказал вам, каков принц. Он, разумеется, был в курсе дела и знал, что Сент-Илер сдержит слово. Если бы не светские условности, я уверен, что Армана принимали бы на улице Варенн и, возможно, ставили бы для него прибор.
     - Сын тоже знает?
     - Разумеется.
     - Что это за человек?
     - По-моему, не такого масштаба, как его отец.
     Правда, я знаю его меньше. Он кажется замкнутым: в наше время нелегко носить такое громкое имя. Светская жизнь его не интересует. В Париже он бывает мало. Большую часть года проводит в Нормандии с женой и детьми, занимается фермами, лошадьми...
     - Вы встречались с ним в последнее время?
     - Он придет завтра, вместе с матерью, для вскрытия завещания; таким образом, может получиться, что в один и тот же день будет решен вопрос одного и другого наследства.
     - Принцесса не звонила вам сегодня?
     - Еще нет. Если она прочтет газету или кто-то из знакомых сообщит ей новость, она, без сомнения, свяжется со мной. Но я до сих пор не могу понять, кому понадобилось убивать моего старого друга. Если бы убийство не произошло в его собственном доме, я бы поклялся, что его застрелили по ошибке.
     - Полагаю, Жакетта Ларрье была его любовницей?
     - Это не совсем точно. Заметьте: Сент-Илер никогда мне об этом не говорил. Но я хорошо его знал. Знал я и Жакетту в молодости, и она была очень хорошенькая.
     Так вот: Арман редко пропускал хорошеньких девушек, без того чтобы не попытать счастья. В этом он был, если хотите, эстетом. А тут представился счастливый случай...
     - У Жакетты есть родные?
     - Я, во всяком случае, ничего о них не знаю. Если у нее и были братья и сестры, то готов поспорить, что они уже давно умерли.
     - Благодарю вас...
     - Полагаю, вы торопитесь? Во всяком случае, знайте: я всегда к вашим услугам. Вы тоже, кажется, честный человек, и я надеюсь, что вы поймаете негодяя, который это сделал.
     И снова впечатление, будто ты погружаешься в глубины прошлого, в бесплотный мир. А когда выходишь на улицу и видишь перед собой живой Париж: девушек в облегающих брюках, снующих по магазинам; бары с никелированными стойками; автомобили, замершие перед красным сигналом светофора, - это сбивает с толку.
     Он направился на улицу Жакоб, но сходил напрасно: дверь лавки была закрыта железной шторой, и на ней красовалось объявление в траурной рамке: "Закрыто по случаю кончины в семье".
     Он несколько раз нажал на кнопку звонка, не получив ответа, затем перешел на другую сторону улицы и заглянул в окна второго этажа. Ставней на окнах не было, но изнутри не доносилось ни звука. Женщина с медно-рыжими волосами и пышной грудью промелькнула в сумраке картинной галереи.
     - Если вы к месье Мазерону, то его нет. Около полудня я видела, как он сам закрыл все што