Откуда прекрасно виден угол улицы Тюренн!
   - Должно быть, ждал времени, назначенного клиентом.  А  однажды,  это
было не очень давно, он больше часа сидел, и  в  конце  концов  попросил
жетончик для телефона.
   - Не знаете, кому он звонил?
   - Нет. Вернувшись, он сразу ушел.
   - В какую сторону?
   - Я не обратил внимания.
   Вошел репортер, и хозяин вполголоса спросил Мегрэ:
   - Об этом можно рассказывать?
   Мегрэ пожал плечами. Бесполезно  было  делать  из  этого  тайну,  раз
сапожник был уже в курсе.
   - Как хотите.
   Когда он вошел в кабинет Люка, тот разрывался между двумя телефонами,
и Мегрэ пришлось некоторое время подождать, пока он освободится.
   - Я все ищу графиню, -  вздохнул  бригадир  и  отер  пот  с  лица.  -
Компания спальных вагонов, которая прекрасно ее знает, уже месяц как  не
видела ее на своих линиях. Я разговаривал по  телефону  почти  со  всеми
роскошными отелями Канна, Ниццы, Антиба и Вильфранша. И всюду ничего.  Я
связывался и с казино, где  она  тоже  не  появлялась.  Сейчас  Лапуэнт,
который говорит по-английски, звонит в Скотленд-Ярд, и уж не  знаю,  кто
из наших занимается Италией.
   Прежде чем отправиться к следователю Доссену, Мегрэ  пошел  наверх  -
поздороваться с Моэрсом и вернуть ему ненужные фотографии.
   - Все безрезультатно? - несчастным голосом спросил Моэрс.
   - Один из трех, это совсем не так плохо,  осталось  только  подцепить
двоих оставшихся, но вполне возможно, что их нет в картотеке.
   К полудню следов графини Панетти найти все  еще  не  удалось,  и  два
встревоженных итальянских журналиста томились под дверью у Мегрэ.

Глава 7
ВОСКРЕСЕНЬЕ МЕГРЭ

   Мадам Мегрэ слегка удивилась, когда в субботу около  трех  часов  муж
позвонил ей и поинтересовался, готов ли обед.
   - Нет еще. А что? Как ты  говоришь?  Конечно,  очень  хочу.  Если  ты
уверен,  что  освободишься.  Уверен,  совершенно  уверен?  Договорились.
Оденусь, оденусь. Да, буду. Хорошо, под часами. Нет, солянку с сосисками
я не хочу, а вот сотэ по-лотарингски съем с удовольствием. Что?  Слушай,
Мегрэ, а ты не шутишь? Нет, правда, ты серьезно? Куда  я  хочу?  Знаешь,
это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и  я  боюсь,  что  ты  позвонишь
через час и скажешь, что не придешь ни ужинать, ни ночевать. Ну,  ладно.
Я все-таки буду собираться.
   Так что вместо запахов кухни квартира на бульваре Ришар-Ленуар в  эту
субботу благоухала мылом, одеколоном  и  сладковатыми  духами,  которыми
мадам Мегрэ пользовалась только в торжественных случаях.
   К эльзасскому ресторану на улице  Энгена,  где  они  иногда  ужинали,
Мегрэ пришел почти вовремя и с довольно беззаботным видом - казалось, он
думает о том же, что и другие  мужчины,  -  съел  солянку  с  сосисками,
которую очень любил.
   - Ты выбрала кино?
   Именно в это и отказывалась поверить мадам Мегрэ, когда муж  позвонил
и предложил ей провести вечер в кино, да еще самой выбрать, куда пойти.
   Они пошли в "Парамаунт"  на  Итальянском  бульваре,  и  комиссар,  не
ворча, отстоял очередь за билетами; проходя мимо огромной урны, он выбил
туда свою трубку.
   Они послушали электроорган, увидели, как  откуда-то  снизу  поднялась
платформа  с  оркестром  и  занавес  превратился  в  нечто  похожее   на
синтетический закат солнца. И только после  мультипликаций  мадам  Мегрэ
все стало понятно.  Показали  рекламный  ролик  какого-то  фильма,  дали
рекламу готового завтрака и мебели в кредит, а потом на экране появилась
надпись:

СООБЩЕНИЕ ПАРИЖСКОЙ ПРЕФЕКТУРЫ

   Такого мадам Мегрэ не видела, тут же на  экране  возникла  фотография
Альфреда Мосса анфас, потом в профиль, и были  названы  другие  фамилии,
под которыми он мог скрываться.
   Каждого, кто видел этого человека  в  последние  два  месяца,  просят
срочно позвонить в...
   - Так мы только поэтому и пошли? - спросила она, когда они  оказались
на улице.
   Они решили прогуляться, чтобы подышать свежим воздухом.
   - Не  только.  Идея,  впрочем,  не  моя.  Префекту  давно  предлагали
использовать кино, но не было случая.
   Моэрс считает, что фотографии, опубликованные в  газетах,  в  большей
или меньшей степени, но всегда искажены из-за сетки клише, из-за наката.
А на экране, наоборот, проявляются мельчайшие черточки и сходство просто
поражает.
   - Ну и ладно, ради этого мы пошли или ради чего другого,  только  мне
повезло. Сколько времени мы в кино не были?
   - Три недели? - искренне спросил он.
   - Два месяца с половиной, ровно.
   Они немного повздорили по этому поводу, но скорее в  шутку,  а  утром
опять по-весеннему засияло солнце,  и  Мегрэ,  стоя  под  душем,  что-то
весело напевал.
   Всю дорогу до набережной  Орфевр  он  проделал  пешком  по  пустынным
улицам, и ему было так же приятно пройтись по широким коридорам полиции,
где двери пустых кабинетов были распахнуты настежь.
   Люка только-только появился. Торранс и Жанвье  тоже  были  на  месте;
вскоре наверх поднялся и малыш Лапуэнт, но, поскольку было  воскресенье,
у всех был вид любителей,  работающих  в  свое  удовольствие.  Наверное,
опять-таки потому, что было воскресенье и двери были открыты,  время  от
времени звонили колокола соседних церквей.
   Новости были только у Лапуэнта. Накануне, уходя, Мегрэ спросил его:
   - Слушай, а где живет тот молодой  журналист,  который  ухаживает  за
твоей сестрой?
   - Он больше за ней не ухаживает. Вы говорите об Антуане Бизаре?
   - Они поссорились?
   - Не знаю. Может, он меня испугался?
   - Мне нужен его адрес.
   - У меня его нет. Я знаю, где он  обедает,  думаю,  сестра  знает  не
больше моего. Я выясню в газете.
   Лапуэнт подал Мегрэ клочок бумаги.  Это  был  адрес,  в  котором  он,
правда, не был уверен: улица  Бержер,  тот  же  дом,  где  живет  Филипп
Лиотар.
   - Хорошо, малыш. Спасибо, - просто сказал комиссар.
   Будь чуть потеплее, он бы с  удовольствием  снял  пиджак,  остался  в
рубашке, как все люди, которые по воскресеньям дома что-то мастерят, ему
и правда хотелось делать что-нибудь руками. Он  разложил  на  столе  все
свои трубки и вытащил толстую черную записную книжку; она была испещрена
записями, но Мегрэ не заглядывал в нее почти никогда.
   Два или три раза  он  бросал  в  корзинку  листы  бумаги,  исписанные
карандашом, разлинованные на колонки. Писал, потом зачеркивал.
   Наконец работа пошла.
   Четверг, 15 февраля. Графиня Нанести  вместе  с  камеристкой  Глорией
Лотти  уезжает  из  "Клариджа"  в  шоколадном  "крайслере"  своего  зятя
Кринкера.
   Дату комиссару сообщил дневной  портье  гостиницы.  Марку  автомобиля
назвал служащий,  занимающийся  в  отеле  машинами  постояльцев,  он  же
сказал, что они уехали в семь часов вечера. И еще  добавил,  что  старая
графиня была очень озабочена, а зять торопил ее, словно  они  опаздывали
на поезд или на важное деловое свидание.
   По-прежнему нигде никаких следов графини. Чтобы еще раз  убедиться  в
этом, Мегрэ пошел в кабинет к Люка, куда отовсюду  продолжали  поступать
известия.
   Итальянские  журналисты,  хоть  и  не   получили   накануне   никакой
информации  на   Набережной,   сами   смогли   кое-что   сообщить:   они
действительно знали графиню Панетти.
   Замужество ее единственной дочери Беллы наделало в Италии много шума:
не получив материнского согласия, она сбежала в Монте-Карло,  чтобы  там
зарегистрировать свой брак.
   Все это произошло пять лет назад, и  с  тех  пор  они  с  матерью  не
виделись.
   - Раз Кринкер приезжал в Париж, - говорили журналисты, -  значит,  он
решился на еще одну попытку примирения.
   Пятница, 16 февраля.  Глория  Лотти,  которая  носит  шляпку  графини
Панетти, приезжает в Конкарно, чтобы  дать  оттуда  телеграмму  Фернанде
Стёвельс, и, ни с кем не встретившись, возвращается той же ночью.
   Мегрэ, задумавшись, нарисовал на полях дамскую шляпку с вуалью.
   Суббота, 17 февраля. В  полдень  Фернанда  покидает  улицу  Тюренн  и
уезжает в Конкарно. Муж на вокзал ее не провожает. Около четырех к  нему
заходит за работой заказчик, который ничего подозрительного не видит. На
вопрос о чемодане ответил, что не помнит, видел ли его.
   В самом начале девятого три человека - один из них  Альфред  Мосс,  а
другой, возможно, тот, что записался на улице Лепик под фамилией Левин -
приезжают на такси, взятом у вокзала Сен-Лазар, и выходят на перекрестке
улиц Тюренн и Фран-Буржуа.
   Около девяти консьержка слышит, как кто-то стучится  к  Стёвельсу.  У
нее остается впечатление, что все трое вошли.
   На полях Мегрэ красным карандашом написал: "Кто третий - Кринкер?"
   Воскресенье, 15 февраля. Печь, которая не топилась в  последние  дни,
работает всю ночь, и Франсу Стёвельсу приходится, как минимум, пять  раз
вынести золу на помойку во двор.
   Мадемуазель Беген, жиличку с пятого этажа, неприятно поражает "дым со
странным запахом".
   Понедельник, 19 февраля. Печка все еще топится.
   Переплетчик у себя дома один.
   Вторник, 20 февраля. Уголовная полиция получает анонимку,  в  которой
говорится,  что  у  переплетчика  в  печке  сожгли  человека.   Фернанда
возвращается из Конкарно.
   Среда, 21 февраля. На улицу Тюренн приходит  Лапуэнт.  Под  столом  у
переплетчика он видит чемодан с  ручкой,  перевязанной  веревкой.  Около
полудня Лапуэнт уходит из мастерской. Обедает с сестрой  и  рассказывает
ей о  деле  Стёвельса.  Встречается  ли  мадемуазель  Лапуэнт  со  своим
возлюбленным,  Антуаном  Бизаром,  живущим  в  одном  доме  с  адвокатом
Лиотаром, занятым поиском клиентов? Или просто звонит ему?
   После обеда до пяти часов дня адвокат приходит на  улицу  Тюренн  под
предлогом разговора об экслибрисе.
   Когда в пять часов с обыском приходит Люка, чемодана на месте нет.
   Допрос Стёвельса в полиции.  К  концу,  уже  под  утро,  он  называет
Лиотара своим адвокатом.
   Мегрэ пошел пройтись и глянуть в записи, которые  делают  инспектора,
отвечая на телефонные звонки.  Еще  рано  было  заказывать  пиво,  и  он
довольствовался тем, что набил себе еще одну трубочку.
   Четверг, 22 февраля.
   Пятница, 23 февраля.
   Суббота...
   Целая колонка дат, и ничего  примечательного,  дело  не  двигалось  с
места, если не считать того, что газеты как с цепи сорвались, а  Лиотар,
злобный, как собака,  набрасывался  на  полицию  вообще  и  на  Мегрэ  в
частности. Колонка справа была пуста до:
   Воскресенье, 10  марта.  Некто  Левин  снимает  комнату  в  гостинице
"Приятный отдых" на улице Лепик и поселяется там  с  мальчиком  примерно
двух лет.
   Глория Лотти, представленная как няня,  занимается  ребенком,  каждое
утро гуляет с ним на Антверпенской площади, пока Левин спит.
   В  гостинице  она  не  ночует,  уходит  оттуда  поздно  ночью,  когда
возвращается Левин.
   Понедельник. 11 марта. Все то же самое.
   Вторник, 12 марта. Половина десятого. Глория с ребенком, как  обычно,
выходят из "Приятного отдыха".
   Четверть одиннадцатого: Мосс  появляется  в  гостинице  и  спрашивает
Левина. Тот немедленно складывает вещи и выносит  их,  пока  Мосс  сидит
один у него в комнате.
   Без пяти одиннадцать: Глория видит Левина и бросает ребенка, оставляя
его под присмотром мадам Мегрэ.
   В начале двенадцатого Глория  входит  в  гостиницу  вместе  со  своим
спутником. Втроем с Моссом они что-то обсуждают больше часа. Мосс уходит
первым. Без четверти час Глория и Левин покидают гостиницу, Глория  одна
садится в такси.
   Она едет через Антверпенскую площадь и забирает ребенка.
   Ее подвозят к заставе Нейи, потом она просит  отвезти  ее  к  вокзалу
Сен-Лазар,  а  сама  внезапно  велит  шоферу  остановиться  на   площади
Сент-Огюстен, где берет  другое  такси.  На  углу  Монмартра  и  Больших
бульваров Глория с мальчиком выходят.
   Страничка выглядела весьма живописно, потому что Мегрэ разукрасил  ее
рисунками, очень похожими на детские.
   Еще на одном он отметил дату, когда терялись следы других действующих
лиц.
   Графиня Панетти - 16 февраля.
   Последним ее видел  механик  из  "Клариджа",  когда  она  садилась  в
шоколадный "крайслер" своего зятя.
   Кринкер?
   Мегрэ не решался написать "Суббота, 17 февраля", потому что у него не
было никаких доказательств, что именно Кринкер  -  тот  третий  человек,
который вышел из такси на углу улицы Тюренн.
   Если это был не он, то следы Кринкера терялись вместе с графиней.
   Альфред Мосс - вторник, 12 марта.
   Он первым ушел из гостиницы "Приятный отдых" около полудня.
   Левин - вторник, 12 марта.
   Через полчаса после ухода Мосса он сажал Глорию в такси.
   Глория и ребенок - тот же день.
   Через  два  часа  на  перекрестке  у  Больших  бульваров  они  словно
растворились в толпе.
   Нынче было воскресенье, семнадцатое. С двенадцатого марта  ничего  не
происходило. Только шло расследование дела.
   Хотя одну дату все-таки стоило  отметить,  и  он  приписал  в  правой
колонке:
   Пятница, 15 марта. В метро кто-то пытался (?) подсыпать  яд  в  обед,
приготовленный для Франса Стёвельса.
   Но это оставалось под сомнением. Эксперты ничего не обнаружили.  А  в
том состоянии нервного возбуждения, в котором  Фернанда  жила  последнее
время,  неловкость  какого-то  пассажира  вполне  могла  показаться   ей
злонамеренностью.
   В любом случае на поверхность выныривал не Мосс,  его  бы  она  сразу
узнала.
   Левин?
   А если в кастрюлю пытались подложить записку, а не яд?
   Прямо в лицо Мегрэ светил солнечный луч. Щурясь, он нарисовал еще две
картинки, потом подошел к окну и  стал  смотреть,  как  по  Сене  плывет
вереница речных трамваев, а по мосту Сен-Мишель  идут  целые  семейства,
разодетые по-воскресному.
   Мадам Мегрэ, должно быть, прилегла,  она  иногда  так  делала,  чтобы
воскресенье было похоже на воскресенье, засыпать-то днем она  все  равно
не умела.
   - Жанвье! Не заказать ли нам пива?
   Жанвье позвонил в пивную, и хозяин тут же спросил:
   - А бутерброды?
   Деликатно осведомившись по телефону, Мегрэ выяснил,  что  дотошный  и
аккуратный следователь Доссен тоже был на работе, и тоже, без  сомнения,
на свежую голову сводил все воедино.
   - Об автомобиле по-прежнему ничего нового?
   Было  почему-то  забавно  представить  себе,  как  в  это  прекрасное
воскресное утро, пахнущее весной, бравые полицейские у выхода из  каждой
церкви или кафе в каждой деревне разыскивают "крайслер".
   - Можно мне взглянуть, патрон?  -  спросил  Люка,  решивший  зайти  к
комиссару между двумя телефонными звонками.
   Он внимательно изучил работу Мегрэ и покачал головой.
   - Почему вы мне это не поручили? Я составил такую  же  таблицу,  даже
полнее.
   - Но ведь без рисунков? - пошутил Мегрэ. -  О  чем  больше  трезвонит
телефон? О машинах или о Моссе?
   - Сейчас всё машины. Очень много шоколадных машин. К несчастью, когда
я  начинаю  расспрашивать,  они  оказываются  не   вполне   шоколадными,
становятся  коричневыми  или  "ситроенами"  и  "пежо".  Тем   не   менее
проверяем. Начинают поступать  сведения  из  пригородов,  звонят  совсем
издалека, из мест за сто километров от Парижа.
   Сегодня благодаря радио вся Франция подключится к  поискам.  Остается
только выжидать, а это не так уж и неприятно.
   Официант принес огромный поднос с кружками пива и массу  бутербродов;
похоже было, что он сегодня еще не раз придет сюда.
   Всем уже хотелось пить и есть, открыли окна, стало тепло, потому  что
солнце уже пригревало, и когда вошел Моэрс, он сощурился,  как  человек,
долго сидевший в темном помещении.
   Они и не знали, что он тоже здесь, хотя теоретически ему нечего  было
тут делать. Он пришел сверху; там, в лабораториях,  кроме  него,  должно
быть, никого и не было.
   - Простите, что беспокою вас.
   - Кружку пива? Есть еще одна.
   - Нет, спасибо. Когда я засыпал, мне пришла в голову вот какая мысль.
Все были так уверены, что синий костюм несомненно принадлежит Стёвельсу,
что изучали только пятна крови. Костюм все еще у нас в лаборатории, и  я
пришел утром, чтобы сделать анализ пыли на нем.
   Вообще-то это было обязательной процедурой при расследовании,  только
никто о ней не подумал. Моэрс положил пиджак и брюки в  отдельные  мешки
из плотной бумаги и долго бил по ним, чтобы выбить из  ткани  мельчайшие
пылинки.
   - Ты что-нибудь обнаружил?
   - Опилки древесные в значительном количестве. Я бы сказал,  древесная
пыль.
   - Как на лесопильне?
   - Нет. Опилки там более грубые, они не  так  глубоко  проникли  бы  в
ткань. Это пыль от более тонкой работы.
   - Работы краснодеревщика?
   - Может быть. Но я не очень уверен. Это, на  мой  взгляд,  еще  более
тонкая работа, но прежде чем дать заключение, я должен завтра поговорить
с шефом.
   Не дожидаясь конца  разговора,  Жанвье  принялся  листать  справочник
Парижа и уже изучал все адреса на улице Тюренн.
   Ремесла там попадались самые разные, даже несколько неожиданные,  но,
как нарочно, все они имели отношение только к  работам  по  металлу  или
картону.
   - Я просто хотел, чтобы у нас был список. Не знаю, может быть, и ни к
чему.
   Мегрэ тоже не  знал.  В  таком  деле  никогда  не  знаешь,  что  тебе
пригодится. Скорее всего, подтверждались уверения Франса Стёвельса,  что
синий костюм не его.
   Почему же тогда у него был синий плащ,  совершенно  не  подходящий  к
коричневому костюму?
   Телефон! Часто шесть телефонов звонили одновременно и телефонистка не
знала, что делать, - людей, дежуривших на связи, вечно не хватало.
   - Что там такое?
   - Ланьи.
   Мегрэ когда-то был там. Городок на берегу Марны, множество рыбаков  с
удочками, лаковые байдарки. Он уже не помнил, что привело его  туда,  но
это было летом, и  вкус  молодого  белого  вина,  которое  он  там  пил,
помнился до сих пор.
   Люка что-то записывал и делал знаки комиссару, что речь идет о чем-то
очень важном.
   - Может, наконец за что-то зацепимся, - вздохнул он, кладя трубку.  -
Это полицейские из Ланьи звонили. Вот уже месяц, как  городок  будоражит
история о том, что какая-то машина упала в Марну.
   - Упала в Марну месяц тому назад?
   - Насколько я понял, да. Бригадир, с которым я говорил, так  подробно
мне все объяснил, что под конец я уже мало что понимал.  К  тому  же  он
сыпал неизвестными мне именами так, словно речь шла об Иисусе Христе или
Пастере, без конца возвращался к матушке не то Эбар, не то Обар, которая
к вечеру обычно лыка не вяжет,  но  сочинить  такое  вряд  ли  способна.
Короче, примерно месяц назад...
   - Он назвал точную дату?
   - Пятнадцатое февраля.
   Мегрэ, гордый тем, что его бумажка пригодилась, заглянул в нее.
   15 февраля. Графиня Панетти и Глория в семь часов вечера  уезжают  из
"Клариджа" в машине Кринкера.
   - Я тут же об этом подумал.  Вот  увидите,  это,  кажется,  и  впрямь
серьезно. Старуха, которая живет на отшибе, в домике у реки, - летом она
еще лодки рыбакам выдает напрокат, - так вот она,  как  обычно,  вечером
пошла выпить в кабачок. Возвращаясь к себе, она, по ее словам,  услышала
громкий всплеск в темноте  и  уверяет,  что  это  был  звук  автомобиля,
падающего в реку. Это было во время половодья. Дорога, идущая от  шоссе,
проходит прямо у воды и потому, видимо, там было очень  скользко,  когда
развезло.
   - Она тут же рассказала это в полиции?
   - Она  все  рассказала  утром  в  кафе.  Так  что  новость  не  сразу
распространилась. Но наконец дошла до ушей какого-то полицейского, и  он
допросил ее. Потом полицейский пошел посмотреть следы у реки,  но  часть
берега в паводок залило, а течение  было  такое  мощное,  что  навигацию
пришлось отложить на  целых  две  недели.  Только  сейчас  уровень  воды
становится нормальным. И все же я думаю, что историю всерьез не приняли.
Вчера, когда было получено  наше  сообщение  об  автомашине  шоколадного
цвета, им позвонил человек, живущий на пересечении шоссе и той дороги, о
которой говорила старуха, и сказал, что в прошлом месяце он  видел,  как
машина такого цвета свернула у его дома. Человек этот торгует