ро  играют  в
карты. Вдалеке - чета Пальятти под зонтиком. Г-жа Эспарбес у окна.  Внезапно
появляется человек лет тридцати с лишним. Никто не знает, ждал он Батийля  у
какой-нибудь двери или шел за ним по  улице.  Человек  броском  преодолевает
несколько  метров  и  наносит  удар  -  раз,  другой,  третий.  Слышит  шаги
бакалейщика и его жены, которые находятся метрах в  пятидесяти.  Доходит  до
угла улицы Шмен-Вер и вдруг возвращается. Почему он наклонился над  раненым?
Только для того, чтобы приподнять ему голову? Почему не попробовал  нащупать
пульс, проверить, жив ли Антуан? Нет, мужчина  смотрит  ему  в  лицо.  Чтобы
убедиться, что это именно тот, на кого он хотел напасть?  Дальше  что-то  не
так. Зачем он еще трижды бьет ножом простертого на земле человека?
   Этот фильм Мегрэ снова и снова прокручивал в голове, словно в надежде  на
внезапное прозрение.
   - Площадь Бастилии, - бросил он шоферу.
   Владелец кафе "Друзья" с зачесанными на лысину волосами все еще сидел  за
кассой. Взгляды их встретились  хозяин кафе смотрел равнодушно. Мегрэ сел не
в большом зале, а спустился вниз, где и занял место за столиком. Народу было
больше, чем утром. Наступило время аперитива. Подошедший  официант  был  уже
менее любезен.
   - Кружку пива, - заказал Мегрэ и протянул пачку снимков. - Взгляните,  не
узнаете ли вы здесь кого-нибудь.
   - Но я занят...
   - Много времени это у вас не отнимет.
   Скорее всего, днем хозяин поговорил с ним, когда увидел, как Мегрэ  после
долгого отсутствия поднялся снизу.
   Официант, поколебавшись, взял фотографии. - Лучше посмотрю их  где-нибудь
в уголке. - Вернулся он почти сразу и протянул пачку Мегрэ.
   - Не узнал никого.
   Это прозвучало искренне. Официант ушел  за  пивом.  Комиссару  оставалось
лишь пойти домой обедать. Он не спеша выпил пиво,  поднялся  по  лестнице  и
увидел прямо перед собой сидящего за столиком  Лапуэнта.  Лапуэнт  тоже  его
заметил, но виду не подал. Похоже, где-то  в  кафе  сидел  Эмиль  Браншю,  и
комиссар не  стал  разглядывать  посетителей.  Он  прошел  метров  двести  и
очутился дома, где разносился запах тушеной макрели. Г-жа Мегрэ готовила  ее
на медленном огне, с белым вином и горчицей. Она сразу же  поняла,  что  муж
недоволен ходом расследования, и ни о чем спрашивать не стала.  Только  сидя
за столом, поинтересовалась:
   - Ты не смотрел телевизор?
   Это стало уже привычкой, манией.
   - В семичасовых известиях много говорили про  Антуана  Батийля.  Взяли  в
Сорбонне интервью у его приятелей.
   - И что же они сказали о нем?
   - Что он был хороший парень, не выпячивался, даже немного стеснялся,  что
он из такой известной семьи.  Обожал  магнитофоны  и  все  ждал,  когда  ему
пришлют из Японии миниатюрный аппарат, умещающийся на ладони.
   - И все?
   - Попытались расспросить его сестру.  Та  отвечала  кратко:  "Мне  нечего
сказать". - "Где вы были той ночью?" - "В  Сен-Жермен-де-Пре".  -  "Вы  были
дружны с братом?" - "Он не лез в мои дела, а я в его".
   Журналисты вынюхивали повсюду: на  улице  Попенкур,  набережной  Анжу,  в
Сорбонне. Делу они дали название "Одержимый с улицы Попенкур".  Подчеркивали
количество нанесенных ударов. Семь за два  приема!  Убийца  вернулся  назад,
чтобы ударить снова, словно ему показалось, что жертва еще жива.
   "Не наводит ли это на мысль о мести? - вопрошал  один  из  репортеров.  -
Если бы семь ударов ножом были нанесены подряд, можно  было  бы  говорить  о
более или менее бессознательной вспышке ярости. Большое число ударов  -  это
всегда  производит  сильное  впечатление   на   присяжных   -   чаще   всего
свидетельствует о том, что  преступник  себя  не  контролировал.  Убийца  же
Батийля прекратил наносить удары, стал удаляться  прочь,  а  потом  спокойно
вернулся, чтобы ударить еще трижды".
   В одной из газет  статья  заканчивалась  так:  "Играет  ли  в  этом  деле
какую-то роль магнитофон? Нам известно, что полиция придает ему определенное
значение, однако на набережной Орфевр эту тему замалчивают".
   В половине девятого зазвонил телефон.
   - Это Неве, шеф. Люкас наказал держать вас в курсе...
   - Где вы?
   - В маленьком баре напротив лавки рамочника. Перед тем  как  мы  с  Лурти
приехали, Эмиль Браншю запер лавку и отправился на площадь  Бастилии  выпить
аперитив. Проходя мимо кассы, поздоровался с хозяином  тот ответил  ему  как
завсегдатаю. Он ни с кем не разговаривал, читал принесенные с собой  газеты.
Лапуэнт был...
   - Я его видел.
   - Ясно. А вы знаете, что обедал он в скромном ресторане,  где  у  него  в
ячейке своя салфетка и где его зовут господин Эмиль?
   - Этого я не знал.
   - Лапуэнт говорит, что он там тоже хорошо поел, кажется, сосисок...
   - Дальше.
   - Браншю  вернулся  к  себе,  закрыл  ставни,  завесил  стеклянную  дверь
деревянным щитом. Через щели в ставнях виден слабый свет, Лурти наблюдает за
двором.
   - Вы с машиной?
   - Стоит в нескольких метрах отсюда.
   По первой программе неистовствовали певцы и певицы. Мегрэ  этого  терпеть
не мог. По второй шел старый американский фильм с Гарри Купером  комиссар  с
женой стали его смотреть. Фильм кончился  без  четверти  одиннадцать   Мегрэ
чистил зубы, когда снова зазвонил телефон. На этот раз звонил Лурти.
   - Где вы? - осведомился комиссар.
   - На улице Фонтен. Около половины одиннадцатого Браншю вышел и направился
во двор к машине. Мы с Неве сели в свою...
   - Он не заметил, что вы за ним следите?
   - Не думаю. Приехал прямо сюда, словно бывает здесь уже  давно,  поставил
машину и вошел в "Розовый кролик".
   - Это что еще такое?
   - Кабачок со стриптизом.  Швейцар  поздоровался  с  ним,  как  со  старым
знакомым. Мы с Неве тоже вошли - здесь ни на кого не обращают внимания. Неве
даже сделал вид, что он малость навеселе.
   В этом был весь Неве, в каждое задание он привносил  что-то  свое.  Любил
изменять внешность, не упуская при этом ни малейшей детали.
   - Наш человек в баре. Пожал руку бармену.  Хозяин,  низенький  толстяк  в
смокинге, тоже  обменялся  с  ним  рукопожатием,  а  несколько  девочек  его
расцеловали.
   - Что представляет собой бармен?
   - Вот-вот... По приметам  похож.  Между  тридцатью  и  сорока,  красавчик
южного типа.
   Выйдя из кафе "Друзья", Мегрэ хотел отдать  комплект  фотографий  Люкасу,
по-прежнему находившемуся  на  улице  Фобур-Сент-Оноре:  пусть  передаст  их
Лурти. Комиссар подумал об этом, уходя с  набережной  дез  Орфевр,  а  потом
забыл.
   - Возвращайся в "Розовый  кролик".  Я  буду  минут  через  двадцать.  Как
называется бистро, откуда ты звонишь?
   - Из табачной лавки на углу. Не ошибетесь. Я не хотел звонить из кабачка,
чтобы не подслушали.
   - Через двадцать минут в  табачной  лавке.  Г-жа  Мегрэ,  все  поняв,  со
вздохом сняла с вешалки пальто и шляпу мужа.
   - Вызвать такси?
   - Да, пожалуйста.
   - Не надолго?
   - Примерно на час.
   Уже год у них была своя машина, но Мегрэ и не пытался сесть  за  руль,  а
г-жа Мегрэ предпочитала ездить по Парижу как можно меньше. Они  пользовались
ею, когда в субботу вечером или в воскресенье утром выезжали в свой домик  в
Мен-сюр-Луар.
   "Вот  пойду  на  отдых..."  Иногда  казалось,  что  Мегрэ  считает   дни,
оставшиеся до пенсии. А иногда  его  охватывало  нечто  вроде  паники  перед
перспективой ухода с набережной дез Орфевр. Еще три месяца назад  комиссаров
провожали на пенсию в шестьдесят пять лет, а ему было шестьдесят три. Но  по
новому закону возрастной ценз повышался до шестидесяти восьми.
   На некоторых улицах туман был довольно  густой,  машины  ехали  медленно,
вокруг фар виднелись светлые ореолы.
   - По-моему, я вас уже возил, верно?
   - Вполне возможно.
   - Забавно! Лицо знакомо, а вот имени никак не вспомню. Знаю  только,  что
вы человек известный. Артист?
   - Нет.
   - В кино не снимались?
   - Нет.
   - А может, я видел вас по телевизору? К  счастью,  они  уже  приехали  на
улицу Фонтен.
   - Попробуйте где-нибудь припарковаться и подождите меня.
   - Вы надолго?
   - Несколько минут.
   - Тогда ладно. Понимаете, в театрах кончились спектакли и...
   Мегрэ открыл дверь табачной лавки-бара и увидал Лурти, облокотившегося  о
стойку. Накануне неоднократно говорили о  коньяках,  и  комиссар  машинально
заказал рюмку, после чего достал из кармана снимки и всунул их инспектору.
   - Рассмотришь в туалете: так  безопаснее.  Через  несколько  минут  Лурти
вернулся и возвратил фотографии.
   - Верхний в пачке. Я поставил сзади крестик.
   - Это точно?
   - Абсолютно. Разве что на снимке он на несколько  лет  моложе.  Но  он  и
сейчас красавчик.
   - Возвращайся туда.
   - Сейчас начнется стриптиз. Знаете, нам  пришлось  заказать  шампанского.
Там больше ничего не подают.
   - Иди. Если произойдет что-нибудь серьезное, особенно если он  двинет  за
город, обязательно позвоните.
   В такси комиссар рассмотрел отмеченный крестиком снимок.  Самое  красивое
лицо во всей пачке. Во взгляде что-то дерзкое и язвительное. Жесткий  тип  -
такие часто встречаются в шайках корсиканцев или марсельцев.
   Спал Мегрэ неспокойно, задолго до десяти уже был на Набережной и  тут  же
отправил Жанвье на чердак в картотеку.
   - Сработало? Я, честно говоря, не очень-то надеялся.  Больно  уж  приметы
расплывчатые.
   Через четверть часа Жанвье спустился с карточкой в руке.
   "Мила, Жюльен Жозеф Франсуа, место рождения -  Марсель,  бармен.  Холост.
Рост... "
   Дальше шли антропометрические данные Мила,  последним  местом  жительства
которого были меблированные комнаты на улице Нотр-Дам-де-Лорет. Четыре  года
назад осужден на два года тюрьмы за вооруженное нападение. Это  произошло  у
проходной  одного  завода  в  Пюто.   Инкассатор   успел   пустить   в   ход
воспламеняющее устройство, и из чемоданчика повалил густой дым. Его  заметил
дежуривший на углу  полицейский  и  бросился  в  погоню.  Машина  грабителей
врезалась в фонарь. Мила отделался  довольно  легко:  во-первых,  прикинулся
второстепенным действующим лицом  во-вторых, злоумышленники  были  вооружены
детскими пугачами.
   Мегрэ вздохнул. Он хорошо знал профессионалов, но особенного  интереса  к
ним не испытывал. Привык иметь с ними дело, вести с  ними  игру,  в  которой
были свои правила, но и без мошенничества не обходилось. Мог ли он допустить
мысль, что человек, совершивший ограбление с игрушечным пистолетом  в  руке,
способен дважды зверски напасть на юношу  только  потому,  что  тот  записал
отрывок компрометирующего разговора? Что убийца не дал себе труда забрать  у
раненого магнитофон или хотя бы сломать его?
   -  Алло!  Соедините,  пожалуйста,  со  следователем  Пуаре.  Алло!  Да...
Благодарю... Господин Пуаре? Говорит Мегрэ. У меня появились новые данные, и
в  связи  с  этим  возникли  некоторые   вопросы.   Хотелось   бы   с   вами
посоветоваться... Через полчаса?.. Благодарю, через полчаса буду у вас.
   Внезапно выглянуло солнце. Подумать  только:  скоро  21  марта,  весеннее
равноденствие! Мегрэ  положил  фотографию  Мила  в  карман  и  направился  к
начальнику на обычный утренний доклад.
   День выдался суматошный: беготня, телефонные звонки, распоряжения. Шайка,
из которой были известны лишь Мила, рамочный мастер, да еще  кто-то  третий,
очевидно, собиралась ограбить дом в  окрестностях  Парижа.  А  за  пределами
Парижа уголовная полиция с набережной дез Орфевр  была  уже  бессильна.  Тут
вступала в дело служба национальной безопасности с  улицы  де  Соссэ,  и,  с
позволения  следователя,  Мегрэ  позвонил  коллегам.  Трубку  снял  комиссар
Грожан, ветеран, примерно однолетка Мегрэ, как и он, не  выпускавший  трубку
изо рта. Уроженец Канталя, он до сих пор сохранил сочный  овернский  акцент.
Чуть позже они встретились в огромном здании  на  улице  де  Соссэ,  которое
сотрудники уголовной полиции прозвали "фабрикой". После часа  работы  Грожан
встал и буркнул:
   - Нужно все же для вида доложить шефу.
   Когда Мегрэ вернулся к себе, все было готово. Не так,  как  ему  хотелось
бы, а так, как привыкла работать служба безопасности.
   - Ну и как? -  спросил  Жанвье,  сидевший  на  связи  с  людьми  с  улицы
Фобур-Сент-Антуан.
   - Как в кино!
   - На улице Фобур-Сент-Антуан сейчас Люкас и Maретт. Эмиль  выпил  в  баре
аперитив, потом пошел обедать в тот же  ресторан,  где  они  находились,  но
внимания на них не обратил. Никаких  подозрительных  посетителей.  Несколько
клиентов - похоже, настоящие. За лавкой у него маленькая мастерская  там  он
и работает.
   Около четырех Мегрэ пришлось снова подняться к следователю  и  ознакомить
его с разработанным планом операции. Когда он спускался к себе, ему передали
бланк,  на  котором  было  написано  одно  имя:  "Моника  Батийль"    место,
отведенное для изложения цели посещения, осталось незаполненным.
   Интересно, каким образом имя Моника превратилось в Мину?  Мегрэ  вошел  в
приемную и увидел высокую худощавую девушку в черных брюках и плаще, надетом
поверх прозрачной блузки.
   - Вы комиссар Мегрэ?
   Она оглядела его с головы до ног, словно  убеждаясь,  что  репутация  его
заслуженна.
   - Следуйте за мной, пожалуйста.
   Без малейшего смущения Мину вошла в кабинет, где решалось столько  судеб.
Она, похоже, не отдавала себе в  этом  отчета  и  непринужденно  достала  из
кармана пачку сигарет.
   - Курить можно? - спросила она и тут же усмехнулась. - Совсем забыла, что
вы целыми днями курите трубку.
   Она подошла к окну.
   - Прямо как у нас. Видна Сена... Вы не находите, что это утомительно?
   Быть может, ей хотелось бы, чтобы пейзаж за окном все время менялся?  Уф!
Наконец-то уселась в кресло. Мегрэ продолжал стоять у стола.
   - Вы,  наверное,  спрашиваете  себя,  зачем  я  сюда  пришла.  Можете  не
пугаться: не из  простого  любопытства.  Правда,  я  бываю  у  самых  разных
знаменитостей, но вот у полицейского еще не доводилось...
   Бессмысленно пытаться остановить ее. А может быть, за  этой  развязностью
скрывается внутренняя неуверенность?
   - Вчера я ждала, что вы придете и станете  снова  допрашивать  родителей,
меня, прислугу, еще кого-нибудь. Обычно ведь так и бывает? А  сегодня  утром
решила, что днем приду к вам сама. Я многое  обдумала.  -  Она  заметила  на
губах у Мегрэ легкую улыбку и догадалась. - Иногда я тоже думаю, можете себе
представить... Нет, я что-то не то говорю... На улице  Попенкур  нашли  труп
моего брата. Это страшная улица?
   - Что вы называете страшной улицей?
   - Где в барах собираются хулиганы,  замышляют  разные  выходки,  не  знаю
что...
   - Нет. Это улица, где живут простые люди.
   - Так и думала. Но ведь брат  записывал  разговоры  и  в  других  местах,
вправду опасных. Однажды, когда я настаивала, чтобы он взял меня с собой, он
сказал: "Это невозможно, малышка. Там, куда я иду, ты будешь в опасности. Да
и я тоже..." Я спросила: "Ты  хочешь  сказать,  там  будут  преступники?"  -
"Конечно. Знаешь, сколько  трупов  вылавливают  ежегодно  только  из  канала
Сен-Мартен?" Не думаю, что он хотел меня напугать или просто  отвязаться.  Я
продолжала настаивать. Несколько раз возобновляла атаки, но он так и не взял
меня в свою так называемую экспедицию.
   Мегрэ смотрел на нее и удивлялся, сколько непосредственности  пробивается
сквозь ее рисовку. В сущности, ее брат и она были лишь взрослыми детьми. Под
предлогом психологических исследований, охоты за  человеческими  документами
Антуан искал острых ощущений.
   - Ваш брат сохранял записи?
   - У него в комнате лежат десятки кассет  все они тщательно  пронумерованы
и занесены в каталог, который он постоянно вел.
   - Кто-нибудь их трогал после.., после его смерти?
   - Нет. - Тело у вас дома?
   - Брат лежит в маленькой гостиной, которую мы  называем  маминой.  Другая
гостиная слишком велика.  Подъезд  завешен  черным  крепом.  Все  это  очень
мрачно. В наше время это уже ни к чему, вы не находите?
   - Что вы хотели мне рассказать?
   - Ничего. Что он рисковал... Что встречался с разными людьми... Не  знаю,
разговаривал ли он с ними, были ли у него знакомые в этой среде...
   - Он был вооружен?
   - Странно, что вы спросили об этом.
   - Почему?
   - Он добился, чтобы папа отдал ему один из своих револьверов. Держал  его
у себя в комнате. А недавно заявил мне:  "Хорошо,  что  мне  скоро  двадцать
один.  Получу  разрешение  на  оружие.   Принимая   во   внимание   характер
исследований, которыми я занимаюсь..."
   Все это делало сцену на улице Попенкур еще более трагической и  в  то  же
время нереальной.  Взрослый  мальчик.  Убежден,  что  изучает  живых  людей,
записывая в кафе и ресторанах обрывки разговоров.  Тщательно  нумерует  свои
находки, заносит их в каталог.
   - Надо бы прийти послушать его записи. Вы их когда-нибудь слышали?
   - Он никому их не проигрывал. Лишь однажды мне показалось, что у  него  в
комнате рыдает женщина. Я пошла посмотреть. Он был один  -  слушал  какую-то
запись. У вас больше нет ко мне вопросов?
   - Пока нет. Я, видимо, зайду к вам завтра. Проститься приходят многие?
   - Идут без конца. Ну, ладно! Я хотела быть вам полезной...
   - Возможно, ваше  посещение  полезнее,  чем  кажется  на  первый  взгляд.
Благодарю, что пришли.
   Он проводил ее до двери и подал руку. Она радостно пожала ее.
   - До свидания, господин Мегрэ. Не забудьте: вы обещали, что  я  прослушаю
записи вместе с вами.
   Комиссар ничего не обещал, но предпочел не спорить. Где он был, когда ему
передали ее карточку? Спускался от следователя. "Кино", - брюзгливо  подумал
он. Он продолжал брюзжать почти весь вечер и часть ночи. На улице  де  Соссэ
работали действительно, как в кино.
   В половине восьмого  Люкас  доложил  по  телефону,  что  рамочный  мастер
опустил ставни и забрал застекленную дверь щитом. Чуть позже пошел обедать в
свой ресторан. Словно чтобы подышать воздухом, пешком обогнул квартал, дошел
до площади Бастилии, купил в киоске несколько журналов и вернулся домой.
   - Что нам делать?
   - Ждите.
   Мегрэ и Жанвье пошли обедать в "Пивную Дофина". Там было почти пусто. Два
маленьких  зальчика  заполнялись  только  в  полдень  да  в  час   вечернего
аперитива. Мегрэ позвонил жене и пожелал ей спокойной ночи.
   - Когда вернусь, понятия не имею. Вероятно, поздно ночью. Если только все
не пойдет коту под хвост. Командую операцией не я.
   Он командовал лишь в Париже  именно поэтому  в  девять  часов  машина,  в
которой сидели он, Жанвье за рулем и толстяк Лурти сзади, заняла место почти
напротив рамочной лавки. Это была черная машина без опознавательных  знаков,
снабженная радиостанцией. Метрах в пятидесяти стояла вторая такая же машина.
В ней сидели комиссар Грожан и трое инспекторов. И, наконец,  на  поперечной
улице стояла полицейская машина с улицы де Соссэ с  десятком  полицейских  в
штатском. Люкас, тоже в машине, караулил  Мила  у  меблированных  комнат  на
улице Нотр-Дам-де-Лоретт. Он и начал первым.
   - Алло! Двести восемьдесят седьмой? Это вы, шеф?
   - Мегрэ слушает.
   - Говорит Люкас. Мила только что отъехал на такси. Едем  через  центр  и,
похоже, направляемся на левый берег.
   В эту минуту дверь лавки отворилась, появился  мастер  в  легком  бежевом
пальто, запер дверь и широким шагом направился к площади Бастилии.
   - Алло! Двести пятнадцатый! - включил рацию  Мегрэ.  -  Это  вы,  Грожан?
Слышите меня? Алло! Двести пятнадцатый!
   - Двести пятнадцатый слушает.
   - Мы сейчас медленно двинемся в сторону площади Бастилии. Он идет пешком.
   - Все?
   - Все, - пожал широкими плечами  Мегрэ.  -  Какая-то  игра  в  солдатики,
ей-богу!
   Пройдя площадь Бастилии, Эмиль Браншю вышел на бульвар Бомарше  и  сел  в
стоявшую у тротуара  черную  машину,  которая  тут  же  отъехала.  Мегрэ  не
разглядел человека, сидящего за рулем, но это наверняка был третий  из  кафе
"Друзья", тот, со шрамом на лице, что пил ром. За машиной Мегрэ на некотором
расстоянии ехал Грожан. Время от времени он вызы