площадью в три-четыре гектара.
   Аллея опоясывала лужайку и вела к крыльцу  и  гаражу,  устроенному  в
бывшей конюшне.
   Никаких  признаков  жизни.  Лишь  струйка  дыма  над  печной   трубой
указывала на то, что в доме за закрытыми занавесками кто-то есть.
   Наступал  вечер,  и  по  видневшемуся  вдалеке  полю  брели   лошади,
возвращаясь на крестьянскую ферму И тут Мегрэ увидел человека невысокого
роста, в фуражке, который прогуливался по дороге, засунув руки в карманы
фланелевых брюк и держа в зубах трубку. Он решительным  шагом,  как  это
принято в сельской местности  при  встрече  с  соседями,  приблизился  к
комиссару и спросил:
   - Это вы ведете следствие?
   Человек был одет в  пиджак  из  красивого  английского  драпа  серого
цвета, рубашку без воротничка, на ногах - домашние  тапочки.  На  пальце
поблескивал огромный перстень с печаткой.
   - Я хозяин гаража с перекрестка... Вас заметил еще издалека...
   В прошлом он  наверняка  занимался  боксом  -  сломанная  переносица,
расплющенное, словно от ударов, лицо. Голос его звучал как-то  монотонно
и хрипло, но в то же время очень уверенно.
   - Как вам эта история с автомобилями?.. Сквозь раздвинутые  в  улыбке
губы сверкнули золотые зубы.
   - Если бы не  труп,  все  выглядело  бы  забавно...  Вам  это  трудно
понять!.. Вы ведь  не  знаете  типа,  который  живет  напротив.  "Моссие
Мишоннэ" - так мы его называем... Этот господин не любит фамильярностей,
носит высокие воротнички и лакированные туфли... А мадам  Мишоннэ!..  Вы
ее еще не видели?. Гм! Такие люди  протестуют  по  всякому  поводу.  Они
пожаловались в жандармерию на то, что машины, мол, слишком шумят,  когда
останавливаются у моей заправочной станции...
   Мегрэ глядел на собеседника, никак  не  реагируя  на  его  слова.  Он
просто смотрел на него, и это сбивало с толку говорившего,  хотя  тот  и
старался скрыть смущение.
   Мимо проехала машина булочника, и тип в домашних тапочках крикнул:
   - Привет, Клеман!.. Твой клаксон починили!..  Можешь  забрать  его  у
Жожо!..
   Он снова повернулся к  Мегрэ,  предложив  ему  сигарету  -  Несколько
месяцев подряд страховой агент твердил, что желает купить новую  машину,
и надоел всем автомобильным торговцам, да и мне тоже... Он хотел,  чтобы
ему сделали скидку... Это было настоящее вымогательство...
   То кузов казался ему слишком темным, то -  чересчур  светлым...  Ему,
видите ли, нужна была, машина истинно бордового цвета - не очень яркого,
но все же бордового цвета... Короче говоря,  он  купил  в  конце  концов
автомобиль у одного из моих коллег в Арпажоне... Согласитесь,  вот  была
умора, когда через несколько дней после покупки эта машина  оказалась  в
гараже "Трех вдов"!.. Хотел бы я увидеть физиономию этого молодца в  тот
момент, когда утром  он  обнаружил  вместо  своего  роскошного  лимузина
старую колымагу!.. Жаль, что мертвец все  испортил!  Потому  что  смерть
есть все же смерть, и покойных надо уважать!.. Скажите,  вы  не  желаете
пропустить стаканчик у меня дома?.. Здесь, на перекрестке, нет ни одного
бистро... Но со временем они появятся! Я найду  какого-нибудь  малого  и
дам ему денег...
   Владелец гаража, должно быть, заметил, что на его  слова  по-прежнему
никак не реагируют, и протянул руку Мегрэ:
   - До скорой встречи...
   Он удалился тем же шагом, остановился по дороге, чтобы  поговорить  с
крестьянином, проезжавшим на  двуколке.  Из-за  занавесок  дома  Мишоннэ
кто-то продолжал наблюдать за  происходящим.  К  вечеру  пейзаж  по  обе
стороны  шоссе  стал  однообразным,  все  как  бы  застыло,  а  издалека
доносились различнее звуки: лошадиное ржание, колокольный звон с церкви,
находящейся километрах в десяти от перекрестка.
   Мимо пронеслась машина с включенными фарами, свет  которых  с  трудом
пробивался сквозь наступившие сумерки.
   Мегрэ дернул за шнурок, висевший справа от ворот дома "Трех вдов".  В
парке раздался красивый и низкий звон бронзового колокольчика.  Комиссар
ждал долго, но дверь, выходящая на крыльцо, так и не открылась.  Но  вот
за домом послышалось шуршание гравия, раздались чьи-то шаги.  Показалась
темная фигура человека. Мегрэ различил во  тьме  лицо  молочного  цвета,
черный монокль.
   Карл Андерсен не спеша подошел к воротам, открыл их и  кивком  головы
приветствовал комиссара.
   - Я ждал вашего визита... Полагаю, вы хотите осмотреть гараж...
   Прокуратура там все опечатала, но у вас,  должно  быть,  есть  право,
чтобы...
   На нем был тот же самый костюм, что и во время допроса на  набережной
Орфевр: по-настоящему элегантный костюм, который уже начинал лосниться.
   - Ваша сестра здесь?..
   Из-за темноты нельзя было определить  выражение  его  лица.  Андерсен
дотронулся рукой до монокля, вставленного в глазницу.
   - Да, она в доме...
   - Я хотел бы ее видеть...
   Карл немного поколебался, затем кивнул в знак согласия:
   - Хорошо, пойдемте...
   Они обошли здание. За ним находилась довольно большая  лужайка,  куда
выходили наружные стеклянные двери всех комнат первого этажа.
   В доме было темно. Туман окутывал деревья в парке.
   - Я покажу вам, как пройти.
   Андерсен толкнул застекленную дверь, и Мегрэ вслед  за  ним  вошел  в
просторную неосвещенную гостиную. Дверь осталась открытой, и  через  нее
проникал свежий и пьянящий вечерний воздух, наполненный запахом травы  и
мокрых листьев. В камине, разбрасывая искры, горело полено.
   - Я сейчас позову сестру...
   Андерсен не зажег свет, казалось, он даже не  замечал,  что  наступил
вечер. Оставшись один, Мегрэ прошелся взад и вперед  по  комнате,  затем
остановился перед мольбертом с наброском, выполненным  гуашью.  Это  был
образец модной ткани. Эскиз показался комиссару довольно странным.
   Но еще более странной была  обстановка  в  гостиной,  напоминавшая  о
времени, когда здесь жили три вдовы!
   Часть мебели, видимо, осталась от них. Несколько кресел в стиле ампир
с облупившейся краской и вытертым шелком, а  также  занавески  из  репса
выглядели, как и пятьдесят лет назад.
   Зато вдоль одной из стен надстроили библиотечные  полки  из  светлого
дерева, на  которых  громоздились  книги  на  французском,  немецком  и,
кажется, датском языках.
   А новые  разноцветные  одеяла  резко  выделялись  среди  выщербленных
старинных ваз, обветшалого пуфа, сильно потертого ковра.
   Сумерки сгущались. Где-то вдалеке промычала корова. Время от  времени
в тишине слышалось легкое, а затем все увеличивающееся жужжание  мотора,
по дороге, как смерч, проносилась  машина,  и  звук  постепенно  затихал
вдали.
   В доме же стояла тишина! Время от времени раздавалось  лишь  какое-то
потрескивание  и  поскрипывание!  Звуки  были  едва  различимы,  но  они
указывали на то, что в доме кто-то жил.
   Карл возвратился в гостиную и остановился у двери,  не  произнося  ни
слова. Его подрагивающие белые руки выдавали нервозность.
   На лестнице послышался легкий звук шагов.
   - Это моя сестра, Эльза... - прервал молчание Карл.
   Плохо различимая в темноте фигура приближалась. Эльза шествовала, как
кинозвезда, как женщина-идеал, о которой во сне грезит юноша.
   Уж не из черного ли бархата ее платье?  Ведь  даже  в  полумраке  оно
выделялось темным пятном. Слабый свет, проникавший снаружи, падал на  ее
белокурые и мягкие волосы, подчеркивая белизну лица.
   - Мне сказали, что вы  хотите  поговорить  со  мной,  комиссар...  Но
прежде давайте присядем...
   Она говорила с более заметным акцентом, чем Карл.  Ее  певучий  голос
как бы понижался на последнем слоге каждого слова.
   А брат стоял рядом с ней, словно раб, в обязанность  которого  входит
охранять властелина.
   Эльза сделала несколько шагов навстречу Мегрэ, и  только  теперь  тот
заметил, что она такого же высокого роста, что и Карл. Узкие  бедра  еще
более подчеркивали стройность ее фигуры.
   - Сигарету!.. - обратилась она к брату.
   Смущенный и неловкий, тот поспешил выполнить ее просьбу. Она щелкнула
зажигалкой, и красноватый оттенок на какое-то мгновение высветил во тьме
ее синие глаза.
   Темнота сгустилась еще больше, и  комиссар,  чувствуя  себя  неловко,
поискал выключатель, не нашел его и спросил:
   - Нельзя ли зажечь свет?
   Мегрэ хотелось выглядеть уверенным, а эта сцена казалась ему чересчур
театральной. Только ли театральной? Она  его  далее  угнетала,  и  потом
комиссару не нравился резкий запах духов, появившийся в  комнате  с  тех
пор, как сюда вошла Эльза.
   Это были очень уж необычные духи, чтобы пользоваться ими каждый день!
   Может быть, необычные только для него!
   Ну, а этот акцент... Эта абсолютная корректность Карла и  его  черный
монокль... Эта смесь роскоши и отвратительного  старья...  Да  и  платье
было необычным - такое не носят ни на улице, ни в театре, ни в гостях...
   Почему же платье казалось Мегрэ необычным? Может быть, потому что  на
Эльзе оно сидело как-то по особенному. Ведь сшито оно было очень просто:
ткань облегала тело, закрывая далее  шею,  открытыми  оставались  только
лицо и руки...
   Андерсен  склонился  над  столом,  снял  стеклянный  колпак   высокой
керосиновой лампы из фарфора и бронзы, которая, видимо, осталась еще  от
трех старух.
   Свет зажженной лампы с оранжевым абажуром образовал в  углу  гостиной
круг диаметром около трех метров.
   - Извините меня... Я не видела, что все кресла завалены.
   Андерсен поторопился освободить одно из кресел  от  лежавших  на  нем
книг, которые он как попало бросил на ковер.  Эльза  продолжала  курить,
держась прямо, словно изваяние из бархата.
   - Ваш брат, мадемуазель, заявил мне, что не слышал ничего  необычного
в ночь с субботы на воскресенье... Похоже, у него очень крепкий сон...
   - Да, очень... - повторила она слова  комиссара,  выпустив  небольшую
струю табачного дыма.
   - Вы тоже ничего не слышали?
   - Что-то необычное, нет!
   Эльза говорила медленно, как все иностранцы, которым вначале нулено в
уме перевести фразу целиком.
   -  Вы  же  видите,  мы  живем  рядом  с  шоссе.  Движение  здесь   не
прекращается далее ночью. Каждый вечер часов в шесть грузовики  едут  на
Центральный рынок, и шум  стоит  ужасный...  По  субботам  появляются  и
туристы. Они спешат к берегам  Луары  и  в  Солонь.  Шум  моторов,  визг
тормозов, голоса людей - все это постоянно нарушает наш покой.  Если  бы
дом не стоил нам так дешево...
   - А о Гольдберге вы что-нибудь раньше слышали?
   - Нет, ничего...
   Ночь окончательно еще не наступила. Газон на лужайке ярко зеленел,  и
казалось, что при желании можно было пересчитать отдельные травинки.
   Заброшенный парк был похож на декорацию  в  опере.  Группы  деревьев,
каждое дерево, далее любая отдельная ветка - все соответствовало  своему
месту.
   И завершалась  эта  своего  рода  симфония,  типичная  для  провинции
Иль-де-Франс, видом, открывавшимся на поля и крыши крестьянских ферм.
   В гостиной, заставленной старой мебелью, Мергэ видел корешки книг  на
непонятном ему языке. Но более непонятным было  присутствие  здесь  двух
иностранцев - брата и сестры.  Особо  не  вписывалась  в  общую  картину
Эльза.
   Не фальшивила ли она, играя роль обольстительницы?  Да  нет,  она  не
вела себя вызывающе, а, наоборот, держалась очень просто.
   Но  именно  эта  простота  как  раз  и  не  вязалась   с   окружающей
обстановкой. Комиссар скорее понял бы поведение  трех  старух,  истинную
причину разыгравшихся здесь когда-то чудовищных страстей.
   - Могу я осмотреть дом?
   Без всякого колебания Карл взял в руки лампу, а  Эльза  тем  временем
уселась в кресло.
   - Я проведу вас...
   - В гостиной чаще всего находитесь, вероятно, вы?..
   - Да, вы правы... Я здесь работаю, но  и  сестра  большую  часть  дня
проводит в гостиной...
   - У вас нет прислуги?
   - Вы же знаете,  сколько  я  зарабатываю.  Это  слишком  мало,  чтобы
содержать прислугу...
   - А кто готовит еду?
   - Я...
   Он сообщил об этом очень просто, без всякого чувства  стеснительности
или стыда. Когда они выбрались  в  коридор,  Андерсен  отворил  одну  из
дверей и чуть слышно произнес:
   - Прошу извинить за беспорядок...
   Это был даже не  беспорядок.  Комиссар  увидел  мерзкую  картину:  на
столе,  покрытом  обрывком  клеенки,  стояла   спиртовка,   забрызганная
подгоревшим молоком, соусом, запачканная жирными пятнами. Вокруг  лежали
огрызки хлеба. На  сковороде,  поставленной  прямо  на  стол,  виднелись
остатки эскалопа, а в раковине - гора грязной посуды.
   Снова выйдя в коридор, Мегрэ заглянул в гостиную, где  было  темно  и
светилась только сигарета Эльзы.
   - Столовой и небольшой  гостиной  в  центральной  части  дома  мы  не
пользуемся... Вы хотите их осмотреть?..
   Свет лампы упал на довольно красивый паркет, груду мебели,  прямо  на
полу лежал картофель. Ставни были закрыты.
   - Наши комнаты там, наверху...
   Они  поднялись  по  широкой   скрипучей   лестнице.   Наверху   Мегрэ
почувствовал все тот же запах духов.
   - Вот моя комната...
   Брошенный на пол матрац  служил  постелью.  Комиссар  увидел  простой
туалет, большой гардероб в стиле Людовика XV, пепельницу,  переполненную
окурками.
   - Вы много курите?
   - По утрам, в постели... Выкуриваю, наверное, сигарет тридцать, когда
читаю...
   Остановившись перед дверью, расположенной напротив  его  комнаты,  он
быстро проговорил:
   - Комната сестры...
   Андерсен по-прежнему держал лампу в руке, но не подошел к  комиссару,
чтобы посветить ему. От  резкого  запаха  духов,  стоявшего  в  комнате,
першило в горле.
   Во всем доме, лишенном какого-либо стиля и роскоши, царил беспорядок.
   Для нынешних хозяев он был всего лишь временным  пристанищем,  и  они
пользовались вещами, оставшимися от прежних его обитателей.
   Но комната Эльзы приятно отличалась от других. В  полутьме  Мегрз  не
увидел паркета, покрытого звериными  шкурами,  которые  обычно  лежат  у
кровати. Но сама кровать была черного дерева и покрыта черным бархатом.
   На покрывале лежало помятое шелковое белье.
   Как бы незаметно Андерсен начал удаляться с  лампой  в  коридор,  тем
самым вынуждая Мегрэ последовать за ним.
   - В доме есть еще три нежилые комнаты...
   - Я вижу, что лишь комната вашей сестры выходит окнами на шоссе.
   Ничего не ответив на это, Карл указал на узкую лестницу.
   - Запасная лестница... Мы ею не  пользуемся...  Если  хотите,  можете
осмотреть гараж...
   Мегрэ спустился по лестнице вслед за  Андерсеном,  который  держал  в
руке  зажженную  лампу.  В  глубине  гостиной  виднелся  огонек  горящей
сигареты. Эльза, полулежа  в  кресле,  бросила  безразличный  взгляд  на
вернувшихся мужчин.
   - Карл, мы забыли предложить комиссару чаю!
   - Спасибо, я не пью чай...
   - Я бы с удовольствием выпила... А  виски  не  хотите?  Или...  Карл,
пожалуйста...
   Смущенный  Карл  нервным  жестом  поставил  лампу,  зажег   небольшую
горелку, на которой стоял чайник серебристого цвета.
   - Чего бы вы хотели, комиссар?
   Мегрэ никак не мог понять, почему  он  испытывал  неприятное  чувство
неловкости. Атмосфера вроде бы была довольно  интимной,  но  его  что-то
угнетало.  Бросив  взгляд  на  крупные  фиолетовые   цветы,   украшавшие
мольберт, комиссар принялся рассуждать:
   - Итак, сначала украли машину господина Мишоннэ. Гольдберга  убили  в
ней, а затем ее перегнали к  вам.  Вашу  же  машину  поместили  в  гараж
страхового агента...
   - Невероятная история, правда? - произнесла Эльза неясным  и  певучим
голосом, закурив новую сигарету. -  Брат  утверждал,  что  обвинят  нас,
потому что убитого обнаружили в нашем гараже... Карл хотел бежать... А я
отказывалась... Я считала, что нас не приняли бы за убийц,  поскольку  у
нас не было никакой причины...
   Она запнулась, поискала взглядом Карла, который  чем-то  занимался  в
углу гостиной.
   - Ты что же, так ничего и не предложишь комиссару?
   - Прошу прощения... Я...  Я  обнаружил,  что  у  нас  уже  ничего  не
осталось...
   - Вот всегда ты так! Не можешь ни о чем заранее подумать...  Извините
нас, господин?..
   - Мегрэ.
   - Господин Мегрэ... Мы почти не пьем алкогольных напитков и...
   В парке послышались чьи-то  шаги,  и  Мегрэ  увидел  бригадира  Люка,
который разыскивал его.
 
ГЛАВА III 
 
НОЧЬЮ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ 
 
   - Что-нибудь случилось, Люка?
   Мегрэ подошел к наружной застекленной двери. За спиной,  в  гостиной,
царила атмосфера неопределенности, а из темного парка  на  него  смотрел
Люка.
   - Да нет, ничего не случилось, комиссар... Я вас просто искал...
   Немного  смущенный,  Люка  пытался  через  плечо  Мегрэ  заглянуть  в
гостиную.
   - Ты снял мне комнату?
   - Да... Вам пришла телеграмма... Мадам  Гольдберг  прибывает  сегодня
вечером на машине...
   Мегрэ повернул голову назад и увидел, что Андерсен  терпеливо  ожидал
конца  их  разговора,  а  Эльза,  нервно  покачивая  ногой,   закуривала
очередную сигарету.
   - Мне придется, видимо, зайти сюда еще  раз  завтра,  чтобы  опросить
вас, - обратился к ним комиссар. - Мое почтение, мадемуазель...
   Она снисходительно кивнула ему головой. Карл проводил полицейских  до
ворот.
   - А гараж: вы осмотреть не хотите?
   - Я сделаю это завтра...
   -  Послушайте,  комиссар...  Мое  предложение  может  показаться  вам
подозрительным... Но я хотел бы помочь вам... Согласен, я -  иностранец,
и к тому же против  меня  есть  серьезные  улики...  Но  я  больше  всех
заинтересован в том, чтобы  истинный  виновник  был  обнаружен...  Прошу
простить мою неловкость...
   Мегрэ посмотрел ему прямо в глаза. Он увидел  здоровый  глаз,  полный
печали.  Карл  Андерсен  медленно  повернул  голову,  закрыл  ворота   и
возвратился в дом.
   - Что стряслось, Люка?
   - Мне стало как-то неспокойно на душе...  Я  уже  давно  вернулся  из
Арэнвиля... Не знаю почему, но  этот  перекресток  вдруг  показался  мне
каким-то зловещим...
   Они шли по обочине шоссе  в  полной  темноте.  Движение  машин  почти
прекратилось.
   - Я  попытался  мысленно  восстановить  все  детали  преступления,  -
рассказывал Люка, -  и  чем  больше  размышлял,  тем  более  невероятным
представлялось мне все случившееся.
   Они спустились к вилле Мишоннэ, которая  являлась  как  бы  одной  из
вершин треугольника, тогда как другими его вершинами были  гараж  и  дом
"Трех вдов".
   Между гаражом и особняком Мишоннэ было метров сорок, а от них до дома
Андерсенов - около сотни метров.
   Дом "Трех  вдов"  не  был  освещен,  а  на  вилле  страхового  агента
светились два окна, занавешенные плотными шторами.  Появляющийся  иногда
узкий  луч  света  указывал,  что  кто-то  раздвигал  эти  шторы,  чтобы
выглянуть на улицу.
   Со стороны гаража четко выделялись бензоколонки, из  мастерской,  где
раздавались удары молота, падала полоса резкого света.
   Они остановились, и Люка, один из  самых  старых  сотрудников  Мегрэ,
продолжал объяснять:
   - Прежде всего, сюда зачем-то приехал Гольдберг. Вы видели его труп в
морге? Нет?.. Это мужчина лет сорока пяти, типично семитского типа...
   Человек солидный, небольшого роста, с  волевым  подбородком,  упрямым
выражением лица, у него вьющиеся курчавые  волосы...  Одет  в  роскошный
костюм... Тонкое дорогое  белье  с  монограммой...  Он  привык  жить  на
широкую  ногу,  всем  приказывать,  тратить  деньги  не   считая...   На
лакированных туфлях - ни пылинки, ни малейшего пятнышка грязи...  Отсюда
следует, что если он даже и добрался до Арпажона поездом,  то  не  шагал
пешком три километра до перекрестка... Мне кажется, он прибыл из  Парижа
или Анвера на машине... Как установил врач,  в  момент  смерти,  которая
наступила мгновенно, пища была уже переварена... Но в желудке обнаружено
довольно большое количество шампанского и жареного миндаля.  В  Арпажоне
ни в одной из гостиниц в ночь с субботы на  воскресенье  шампанского  не
подавали, и, уверяю вас, что  нигде  в  городе  вы  не  отыщите  жареных
миндальных орехов...