юм у него был не тот, что раньше. Тоже синий, но
не его, и, когда он оделся, я тут  же  увидела,  что  он  ему  в  плечах
широковат.
   - Он это никак не объяснял?
   - Нет. Ну и мы даже намеком не дали понять, что что-то  заметили.  Он
тогда жаловался на грипп и целую неделю не выходил из дома.
   - Но газеты читал?
   - Утреннюю и вечернюю, как и мы.
   - Ничего особенного вы не заметили?
   - Нет. Если только не считать того,  что  он  каждый  раз  запирался,
когда звонили в дверь.
   - Когда он снова начал выходить из дому?
   -  Примерно  через  неделю.  Последнюю  ночь  он   здесь   провел   с
одиннадцатого на двенадцатое марта. В этом легко убедиться,  потому  что
листки с настенного календаря в его комнате никто с тех пор не обрывал.
   - Что же нам теперь делать,  господин  комиссар?  -  с  беспокойством
спросила мать. - Вы правда думаете, что он совершил преступление?
   - Не знаю, мадам.
   - Но если его разыскивает полиция...
   - Вы позволите осмотреть его комнату?
   Она была в конце коридора. Просторная, не роскошная,  но  чистая,  со
старинной навощенной мебелью,  на  стенах  -  репродукции  Микеланджело.
Огромная, самая обычная черная дорожная  сумка,  перевязанная  веревкой,
стояла в правом углу комнаты.
   - Открой ее, пожалуйста, Жанвье.
   - Я должна выйти? - спросила девушка.
   Мегрэ не видел в этом никакой необходимости. Жанвье больше  намучился
с веревкой, чем с замком, который оказался самым  обыкновенным.  Сильный
запах нафталина наполнил комнату, и Жанвье стал выкладывать  на  кровать
костюмы, туфли, белье.
   Это было похоже на гардероб актера, настолько все вещи  были  разного
качества и  происхождения.  Один  фрак  и  один  смокинг  шил  известный
лондонский портной, другой был из Милана.
   Были еще костюмы из белого полотна, какие  носят  в  жарких  странах,
были вещи броские, а были и такие,  что  могли  принадлежать,  наоборот,
банковскому кассиру. И в довершение всего  -  обувь  из  Парижа,  Ниццы,
Брюсселя, Роттердама и Берлина.
   И наконец на самом дне под листом оберточной  бумаги  они  обнаружили
разодранный клоунский костюм, больше всего изумивший девушку.
   - Он артист?
   - В своем роде.
   Ничего  другого,  приоткрывавшего  какие-либо  тайны,  в  комнате  не
оказалось. Синего костюма, о котором только что шла речь, здесь быть  не
могло - Мосс в нем ушел; может, он и сейчас в нем ходит.
   Во всех ящичках комода лежали  мелкие  вещи:  портсигары,  бумажники,
запонки для манжет и воротничков, ключи, сломанная трубка, но ни  клочка
бумаги, ни одной записной книжки.
   - Благодарю вас, мадемуазель. Вы очень  разумно  поступили,  известив
нас. Никакие неприятности, я уверен, вам не грозят. Правильно  я  понял,
что у вас нет телефона?
   - Много лет назад был, но...
   И совсем тихо она добавила:
   - Папа не всегда таким был. Мы поэтому не имеем  права  сердиться  на
него. Раньше он вообще не пил.
   А потом встретился со своими  друзьями  по  Школе  изящных  искусств,
оказавшимися почти в таком же положении, как  он,  и  завел  обыкновение
ходить с ними в маленькое кафе квартала Сен-Жермен. И только  хуже  себе
делают...
   В мастерской стоял верстак со множеством приспособлений для распилки,
шлифовки  и  обработки  самых  мелких  деталей,  из   которых   делались
изящнейшие фигурки.
   - Возьми с собой немного стружки, Жанвье.
   Это  доставит  удовольствие  Моэрсу.  Забавно,  в  конце  концов  они
непременно добрались бы до этой квартиры почти под самой  крышей  здания
на бульваре Пастера, и удалось бы им это только благодаря  исследованиям
Моэрса. Заняло бы это недели, а может, и месяцы, но все равно они пришли
бы именно сюда.
   Было  десять  часов.  Бутылку  уже  опустошили,  и  Гроссо  предложил
проводить "господ" вниз, но ему это не было позволено.
   - Я, быть может, еще зайду к вам.
   - А он?
   - Меня бы это удивило. Во всяком случае, вам с его стороны  опасаться
нечего.
   - Куда  отвезти  вас,  патрон?  -  спросил  Жанвье,  садясь  за  руль
автомобиля.
   - На бульвар Бон-Нувель. Останови, не доезжая до  "Кружки  Негра".  И
подожди меня.
   Это была одна из больших пивных, где подавали солянку с сосисками,  а
по субботам и воскресеньям играли  четверо  голодных  музыкантов.  Мегрэ
сразу увидел две пары, сидевшие неподалеку от стойки, и заметил, что обе
дамочки заказали мятную настойку.
   Альфонси  встал  первым,  как   человек,   чувствующий   себя   очень
неуверенно, ожидающий пинка под зад, тогда как очень  уверенный  в  себе
адвокат, улыбаясь, протянул Мегрэ ухоженную руку.
   - Я представлю вам наших приятельниц?
   Что он и проделал с некоторой снисходительностью.
   - Вы предпочтете посидеть за столиком с нами или,  хотите,  сразу  же
сядем поодаль?
   - Я бы предпочел сейчас же  выслушать  вас,  если  Альфонси  составит
компанию дамам и подождет.
   Возле кассы был свободный столик. Посетители пивной в  основном  были
жители квартала, торговцы, пришедшие, как и Мегрэ накануне, на  семейный
обед.
   Были и завсегдатаи - холостяки или неудачно женившиеся, они играли  в
карты.
   - Что будете пить? Кружку пива? Официант, кружку пива, коньяк и воду.
   Пройдет совсем немного времени, и Лиотар, без всякого сомнения, будет
ходить в бары у Оперы и на Елисейских полях, а пока ему было  вольготнее
здесь, где он смотрел на людей сверху вниз.
   - Ваше обращение что-нибудь дало?
   - Вы пригласили меня сюда, мэтр Лиотар, чтобы задавать мне вопросы?
   - Да нет, с надеждой заключить мир. Как вы  к  этому  отнесетесь?  Я,
вероятно, был слишком резок. Но не забудьте, что  мы  с  вами  стоим  по
разные стороны баррикад. Ваше ремесло  -  в  том,  чтобы  утопить  моего
клиента, мое - в том, чтобы его спасти.
   - Даже став соучастником?
   Удар был нанесен. Молодой адвокат, раздув ноздри, заморгал.
   - Не знаю, что  вы  этим  хотите  сказать.  Но  раз  вам  так  больше
нравится, я прямо перейду к делу. Так случилось, комиссар, что вы можете
причинить мне массу неприятностей и даже повредить  моей  карьере,  если
вообще не прервать ее, хотя все прочат мне блестящее будущее.
   - Нисколько не сомневаюсь.
   - Спасибо.  Коллегия  адвокатов  довольно  строго  требует  соблюдать
некоторые правила, а я  в  своем  стремлении  преуспеть,  признаюсь,  не
всегда был безупречен.
   Мегрэ безмятежно пил пиво, поглядывая  на  кассиршу,  которая  вполне
могла принять его за кого угодно, хоть за шляпника, державшего лавку  за
углом.
   - Я жду, господин Лиотар.
   - Я надеялся на  вашу  помощь,  вы  прекрасно  понимаете,  на  что  я
намекаю.
   Мегрэ был по-прежнему невозмутим.
   - Видите ли, господин комиссар, я из бедной семьи, очень бедной...
   - Графов Лиотар?
   - Я сказал: из бедной, а не из простой. Мне было очень трудно платить
за обучение,  кем  я  только  ни  работал,  когда  был  студентом.  Даже
билетером в кинотеатре на Больших бульварах.
   - С чем вас и поздравляю.
   - Еще месяц назад мне не каждый день удавалось поесть.  Я  ждал,  как
все коллеги  в  моем  возрасте,  а  некоторые  и  намного  старше,  пока
попадется настоящее дело, и я смогу прославиться.
   - И вы его нашли.
   - Да, я его нашел. К этому я и хотел вас подвести.
   В пятницу у Доссена вы произнесли несколько слов, и я подумал, что вы
знаете куда больше и не замедлите пустить это в ход против меня.
   - Против вас?
   - Против моего клиента, если вам так больше нравится.
   - Я не понимаю вас.
   Он сам заказал себе еще  одну  кружку  пива,  -  такое  хорошее  пиво
попадается очень редко, к тому же  оно  выгодно  отличалось  от  теплого
вина, которое пришлось пить у старого скульптора. Он продолжал  смотреть
на кассиршу, словно она радовала его своим сходством с  кассиршами  кафе
былых времен: мощная грудь возвышалась над черным  корсетом,  украшенным
камеей, а прическа была похожа на праздничный торт.
   - Так что вы говорили?
   - Как вам будет угодно. Хотите, чтобы я говорил  все  сам,  а  вы  бы
оставались в выгодном положении.  Я  совершил  профессиональную  ошибку,
вытаскивая Франса Стёвельса.
   - Только одну?
   - Я был предупрежден самым обыкновенным способом и надеюсь, ни у кого
из-за меня неприятностей не будет.  Я  довольно  близко  дружу  с  неким
Антуаном Бизаром, мы живем с ним в одном доме. Оба перебивались с  хлеба
на воду. Нам случалось делить на двоих баночку сардин или кусочек  сыра.
С недавних пор он работает в газете. У него есть подружка.
   - Сестра одного из моих инспекторов.
   - Вот видите, вам все известно.
   - Я хочу услышать, что скажете вы.
   - По роду своей деятельности в газете - он там ведет раздел уголовной
хроники - Бизар узнает о некоторых событиях раньше всех...
   - Например, об убийствах.
   - Если угодно. Он стал регулярно звонить мне.
   - Чтобы вы могли пойти и предложить свои услуги?
   - А вы - безжалостный победитель, господин Мегрэ.
   - Продолжайте.
   Он по-прежнему не сводил глаз  с  кассирши,  не  упуская  из  виду  и
Альфонси, чтобы быть уверенным, что тот не оставил своих дам.
   - Меня известили, что полиция занялась переплетчиком с улицы Тюренн.
   - Это было двадцать первого февраля, сразу после обеда.
   - Совершенно точно. Я отправился туда и действительно начал  разговор
об экслибрисе, прежде чем заговорить о  более  насущных,  я  бы  сказал,
жгучих проблемах.
   - То есть о печке.
   - Вот и все. Я сказал Стёвельсу, что, если у него будут неприятности,
я буду счастлив взять на себя его  защиту.  Все  это  вы  знаете.  И  не
столько ради себя я вызвал вас на  этот  разговор  (надеюсь,  совершенно
частный), сколько ради своего клиента. В данный момент все, что причинит
неприятности мне, ударит рикошетом по нему. Вот и все,  господин  Мегрэ.
Вам решать.
   Меня уже завтра утром Коллегия адвокатов может отстранить от  работы.
Достаточно вам обратиться к старшине сословия адвокатов  и  сказать  ему
то, что вы знаете.
   - Как долго вы оставались у переплетчика?
   - Четверть часа, не больше.
   - Вы видели его жену?
   - Она, кажется, в какой-то момент  на  минуту  показалась  вверху  на
лестнице.
   - Стёвельс вам в чем-нибудь открылся?
   - Нет. Готов дать вам слово, что нет.
   - И еще один вопрос, мэтр. С каких пор Альфонси на вас работает?
   - Он на меня не работает. У него собственное сыскное агентство.
   - В котором он сам и хозяин, и единственный служащий.
   - Это меня не касается. Чтобы иметь шансы на успех, защищая  клиента,
я нуждаюсь в сведениях, которые сам достойным образом собрать не могу.
   - Главное, вам необходимо было узнавать каждый день все, что узнаю я.
   - Но ведь это честная игра, разве нет?
   Раздался телефонный звонок, и кассирша сняла трубку:
   - Минуточку. Не знаю. Сейчас спрошу.
   Она собралась уже назвать имя официанту, и Мегрэ встал:
   - Это меня?
   - Как вас зовут?
   - Мегрэ.
   - Хотите пройти в кабину?
   - Нет, это ни к чему. У меня минутный разговор.
   Это был звонок от Лапуэнта, которого он так ждал.
   Голос у малыша Лапуэнта от волнения дрожал.
   - Это вы, господин комиссар? Он у меня!
   - Где он был?
   - У адвоката я ничего  не  нашел,  и  меня  чуть  было  не  застукала
консьержка. Как вы и велели, я пошел на улицу Дуэ.  Там  все  без  конца
входят и выходят. Это было легко. Дверь  я  открыл  без  всякого  труда.
Чемодан был под кроватью. Что мне теперь делать?
   - А ты где?
   - У табачного ларька на углу улицы Дуэ.
   - Бери такси и отправляйся на Набережную. Там встретимся.
   - Хорошо, патрон. Вы довольны?
   Взволнованный и гордый, он позволил  себе  впервые  произнести  слово
"патрон", не очень уверенно, правда...
   - Ты хорошо поработал.
   Адвокат с беспокойством наблюдал за Мегрэ. Комиссар вернулся на  свое
место и, с облегчением вздохнув, подозвал официанта.
   - Еще одну кружку. И хорошо бы, пожалуй, принести рюмочку коньяка для
месье.
   - Но...
   - Спокойно, малыш.
   Услышав это словцо, адвокат вздрогнул.
   - Видите ли, я не в Коллегию адвокатов обращусь по вашему  поводу.  Я
пойду к прокурору Республики.
   И, возможно, завтра я попрошу у него два ордера  на  арест,  один  на
ваше имя, а другой - на имя вашего приятеля Альфонси.
   - Вы шутите?
   - На сколько тянет сокрытие улики в деле об убийстве? Надо  заглянуть
в уголовный кодекс. Я еще подумаю. Счет я вам оставлю?
   И, уже стоя, он  тихо  и  доверительно  добавил,  склонившись  к  уху
Лиотара:
   - Чемодан у меня.

Глава 9
ДЬЕППСКАЯ ФОТОГРАФИЯ

   В первый раз Мегрэ позвонил к следователю около половины  десятого  и
спросил у секретаря:
   - Не может ли господин Доссен принять меня?
   - А вот и он сам.
   - Есть новости? - спросил Доссен. - Я хочу сказать, кроме тех, что  в
утренних газетах?
   Он был очень возбужден. Пресса рассказывала о том, как был  обнаружен
автомобиль и труп старухи в Ланьи.
   - Да. Сейчас приду и расскажу.
   Однако с этой минуты  стоило  комиссару  сделать  шаг  к  двери,  как
что-нибудь тут же задерживало его -  то  телефонный  звонок,  то  приход
кого-то из инспекторов с  донесением.  Доссен  позвонил  сам  и  вежливо
спросил у Люка:
   - Комиссар все еще у себя?
   - Да. Хотите, я позову его?
   - Нет. Он наверняка занят.  И  непременно  поднимется  ко  мне  через
минуту.
   В  четверть  одиннадцатого  он  решился  наконец  попросить  Мегрэ  к
телефону.
   - Простите, что беспокою. Представляю себе,  как  вы  заняты.  Но  на
одиннадцать я вызвал Франса Стёвельса и не хотел бы начинать допрос,  не
повидав вас.
   - Вы не будете возражать, если допрос превратится в очную ставку?
   - С кем?
   - С его женой, вероятно. Если позволите, я на всякий случай послал за
ней одного из инспекторов.
   - Вы хотите провести очную ставку по всем правилам?
   - Это не обязательно.
   Господин Доссен прождал еще добрых десять минут, лениво  просматривая
документы. Наконец в дверь постучали, он чуть было не кинулся  навстречу
и на пороге увидел Мегрэ с чемоданом в руке.
   - Вы уезжаете?
   По улыбке комиссара он догадался, в чем дело, и  прошептал,  не  веря
своим глазам:
   - Чемодан?
   - И уверяю вас, очень тяжелый.
   - Так, значит, мы были правы?
   У него как гора с плеч свалилась. Кампания, которую  устроил  Лиотар,
изрядно помотала ему нервы, ведь это он, в конечном счете, взял на  себя
ответственность за арест Стёвельса.
   - Так он виновен?
   - Настолько, что его несколько лет никто не увидит.
   Со вчерашнего вечера Мегрэ знал, что хранилось в чемодане, но снова и
снова перебирал его содержимое,  как  ребенок,  радостно  раскладывающий
рождественские подарки.
   Коричневый чемодан с перевязанной ручкой был так тяжел, потому что  в
нем лежали металлические штуковины, похожие на штампы переплетчика.
   Как  оказалось,  это  были  печати  самых   разных   государств,   по
преимуществу Соединенных Штатов и всех республик Латинской Америки.
   Были там и резиновые штампы-печати, которыми пользуются  в  мэриях  и
других государственных  учреждениях,  все  это  было  разложено  так  же
тщательно, как образчики продукции в чемодане коммивояжера.
   - Это работа Стёвельса, - пояснил Мегрэ. - Его брат  Альфред  снабжал
его образцами и чистыми паспортами. Они, насколько  я  могу  судить,  не
поддельные, а украдены в консульствах.
   - И давно они занимались этим ремеслом?
   - Не думаю. Года два, если судить по банковским счетам. Сегодня утром
по моей просьбе обзвонили большинство парижских банков, я отчасти  из-за
этого и задержался.
   - У Стёвельса счет в банке "Сосьете Женераль" на  улице  Сент-Антуан,
так ведь?
   - У него есть и другой, в американском банке на  Вандомской  площади,
еще один в английском банке на Больших бульварах. В общем,  на  нынешний
момент мы обнаружили пять разных счетов. Это началось  два  года  назад,
что примерно соответствует тому  времени,  когда  брат  Стёвельса  снова
обосновался в Париже.
   Шел дождь. Было пасмурно и тепло. Мегрэ  сидел  возле  окна  и  курил
трубку.
   - Видите ли, господин следователь, Альфред Мосс не из тех, кого можно
считать преступниками-профессионалами. У  них  своя  специализация,  они
почти всегда ее и придерживаются. Я не знаю карманника, который стал  бы
грабителем, как никогда не видел, чтобы вор занялся подделкой счетов или
мошенничеством. Вспомните, ведь Альфред Мосс был клоуном, акробатом. Его
преступная карьера началась после падения. Или я здорово  ошибаюсь,  или
первый раз это было случайностью, когда он, знающий не один  иностранный
язык, в качестве переводчика оказался в шикарном лондонском  отеле.  Ему
представился случай украсть драгоценности, и он им воспользовался.
   Это позволило ему просуществовать какое-то время.
   Недолго, потому что у него есть порок, я сегодня утром узнал  это  от
содержателя игорного заведения в его квартале: он играет на скачках. Как
всякий дилетант, он не ограничился грабежом, хотел использовать все.
   Что и делал с редкой ловкостью и не менее редкой удачей,  потому  что
его ни разу не удалось поймать с поличным. Знавал он и лучшие  и  худшие
времена. За грабежом могла последовать подделка чеков.
   Он постарел, понял, что в большинстве столиц  он  уже  появляться  не
может, потому что занесен в черные списки всех крупных  отелей,  где  он
привык действовать.
   - И тогда вспомнил о своем брате?
   - Да. Два года назад контрабанда  золота  перестала  быть  прибыльным
делом, а он именно этим  тогда  занимался.  А  вот  фальшивые  паспорта,
особенно американские, стали стоить астрономические суммы. Он  и  решил,
что переплетчик, умеющий делать тиснения  гербов,  неплохо  справится  с
гербовыми печатями.
   - Меня удивляет, как Стёвельс, который ни в чем не нуждался,  мог  на
это согласиться. Если только он не живет двойной жизнью,  о  которой  мы
ничего не знаем.
   - Нет у него никакой  двойной  жизни.  Нищета,  страшная,  настоящая,
которую он испытал в детстве, порождает два типа людей: скряги  и  моты.
Но чаще встречаются скряги, испытывающие такой страх при мысли, что  для
них могут наступить тяжелые времена, что они способны на  все,  лишь  бы
обезопасить себя от нужды.
   Или я сильно ошибаюсь, или это именно такой случай.  Впрочем,  список
банков, где лежат вклады Стёвельса, убеждает нас в этом окончательно.  Я
уверен, что он и не думал скрывать  свое  богатство,  ему  в  голову  не
приходило, что он может попасться.  Но  он  не  доверял  банкам,  боялся
национализации и девальвации и потому открыл счета в разных местах.
   - А я думал, что он практически не расставался с женой.
   - Так оно и было. Зато она регулярно оставляла его дома одного,  и  я
истратил массу времени, прежде чем выяснил это. Каждый понедельник после
обеда она шла в прачечную у Вэр-Галан  и  стирала  белье.  Почти  каждый
понедельник появлялся Мосс  со  своим  чемоданом,  а  если  он  приходил
раньше, то сидел в кафе  "Табак  Вогезов"  и  дожидался,  пока  невестка
уйдет.
   У братьев для работы оставалось полдня впереди.
   Инструменты  и  компрометирующие  документы  на   улице   Тюренн   не
хранились. Мосс уносил их с собой.
   Иногда в тот  же  понедельник  Стёвельс  успевал  сбегать  в  банк  и
положить деньги на счет.
   - Я не понимаю, какую роль в этой истории  играли  дама  с  ребенком,
графиня Панетти...
   - Я к этому подхожу, господин следователь. Я вам сразу рассказал  про
чемодан, потому что он не давал мне покоя с самого начала. А с  тех  пор
как я узнал о Моссе и начал подозревать, чем он  занимается,  меня  стал
еще больше интересовать другой вопрос, - почему двенадцатого  марта,  во
вторник, ни с того ни с сего банда, чувствовавшая себя  спокойно,  вдруг
пришла в такое волнение,  что  мгновенно  разлетелась?  Я  имею  в  виду
инцидент в Антверпенском сквере, свидетелем которого случайно  оказалась
мадам Мегрэ.
   Еще накануне Мосс спокойно  жил  в  снятой  им  комнате  на  бульваре
Пастера. Левин и ребенок обитали в "Приятном отдыхе", к