ать ему ответ без вашего разрешения...
   Чем это может помешать Мегрэ?
   - Согласен.
   - Вы получите уведомление. Отпевание будет в церкви Нотр-Дам-де-
Лоретт.
   Мегрэ повесил трубку и пустым взглядом посмотрел на Лапуэнта,
ожидавшего указаний.
   - Можешь идти. Счастливого воскресенья! Если Люкас поблизости,
пошли его ко мне... Люкас оказался поблизости.
   - Есть новости, шеф?
   - Ничего... Я хочу, чтобы в понедельник утром, как только начнется
рабочий день, ты пошел в канцелярию суда и раздобыл там список дел, в
которых защиту вел Жан Шарль Гайар. Нет нужды начинать от потопа. Два
или три последних года.
   - Вы опять пойдете сегодня вечером на Монмартр?
   Мегрэ пожал плечами. Зачем? И повторил Люкасу то, что недавно
сказал Лапуэнту:
   - Счастливого воскресенья! Потом снял телефонную трубку.
   - Соедините меня с моей квартирой... Алло!.. Это ты?..
   Словно он не знал, что это не может быть никто иной, словно не
узнал голоса жены!
   - Ты не помнишь, в котором часу уходит поезд на Морсан?.. Да,
сегодня... Если возможно, до обеда... Пять пятьдесят две?.. Ты не
против, если мы проведем там вечер и воскресный день?.. Хорошо...
Собери маленький чемоданчик... Нет, я позвоню сам...
   Морсан - местечко на берегу Сены, в нескольких километрах вверх по
течению от Корбейя. Там, в гостинице "Старый холостяк" супруги Мегрэ
вот уже более двадцати лет проводили иногда воскресенье.
   Этот тихий оазис на берегу реки, куда приезжали главным образом
рыбаки с удочками, комиссар обнаружил во время какого-то
расследования.
   С тех пор чета Мегрэ стала там завсегдатаями. Почти всегда им
отводили одну и ту же комнату, один и тот же стол для завтрака и обеда
- под деревьями на террасе.
   - Алло!.. Соедините меня со "Старым холостяком" в Морсане... Через
Корбей... Да, "Старый холостяк"... Это гостиница.
   Из книг он вычитал, что некогда в Морсане любили бывать Бальзак и
Александр Дюма, а позднее на литераторские завтраки здесь собирались
Гонкуры, Флобер, Золя, Альфонс Доде и другие писатели.
   - Алло!.. Говорит Мегрэ... Что вы сказали?.. Да, погода
прекрасная...
   Это он знал так же хорошо, как и хозяйка гостиницы.
   - Наша комната занята?.. У вас есть другая, но не с видом на
Сену?.. Ничего... Приедем к обеду.
   Вот так! Несмотря на Эмиля Буле, они поедут беспечно провести
воскресенье на берегу реки.
   Контингент постояльцев "Старого холостяка" со временем изменился.
Уже редко когда встретишь кого-нибудь из тех, кто бывал там раньше.
Одни умерли, другие стали слишком стары для поездок.
   Их место заняли другие, такие же одержимые, и они тоже готовились к
поездке за много дней.
   Было слышно, как они поднимались в четыре часа утра, чтобы между
двумя жердями установить на реке свою лодку.
   Встречались и иные постояльцы, более молодые, в основном парочки,
владельцы небольших яхт, - эти до часу ночи танцевали на веранде под
звуки магнитофона.
   Мегрэ спал, хотя слышал пение петуха, шаги тех, кто уходил на
рыбалку, и проснулся только в девять утра.
   Около десяти, когда они, глядя на обгоняющие друг друга паруса на
реке, кончали завтракать, г-жа Мегрэ тихо спросила:
   - Может, ты посидишь с удочкой?
   У него не было с собой ни удочек, ни снастей - они остались в их
маленьком домике в Мен-сюр-Луар, но он всегда мог взять их у хозяйки.
   Чего ради адвокат стал бы убивать своего клиента? Известны случаи,
когда человек убивал своего врача, убежденный, что его неправильно
лечили. Наоборот - случай редчайший. Мегрэ помнил только историю
Бугра.
   Эмиль Буле слыл человеком отнюдь не агрессивным. У него не было
оснований обвинить своего адвоката в том, что тот предал его: он ни
разу не был осужден и его учетная карточка в полиции была девственно
чиста.
   - Выбирайте удилище, какое вам по душе. Снасти в стенном шкафу, а
червяки для наживки - где обычно.
   По узкой тропинке они прошли вдоль берега, выбрали местечко в тени
около засохшего дерева, и судьбе было угодно, чтобы через полчаса
Мегрэ поймал уже штук пятнадцать плотвичек. Если бы он запасся сачком,
то, возможно, вытащил бы из воды голавля весом никак не менее ливра
, который
откусил у него конец лески с крючком.
   Правда, потом поплавок словно застыл. Г-жа Мегрэ читала
иллюстрированный журнал, время от времени поднимала голову и смотрела
на мужа с дружелюбной улыбкой.
   Обедали они в своем уголке и, как всегда, под взглядами любопытных,
которые глазели на них, а потом принимались шушукаться. Неужели
начальник отдела уголовного розыска не имеет права, как все люди,
провести воскресенье за городом и, если ему хочется, поудить рыбу?
   Мегрэ снова пошел на берег реки, но ничего больше не поймал, и они
с женой вернулись в Париж шестичасовым поездом, битком набитым
горожанами.
   Поужинали они холодным мясом, глядя сквозь сгущающуюся тьму на
полупустые улицы, на дома напротив, где в окнах уже начали зажигаться
огни.
   Буле не проводил воскресные дни за городом. Его кабаре работали все
семь дней в неделю, а он был не такой человек, чтобы оставить их без
присмотра. Что же касается трех женщин, то вряд ли у них появлялось
желание покидать свою маленькую Италию на улице Виктор-Массе.
   В понедельник, в девять утра, Мегрэ зашел на набережную Орфевр,
чтобы убедиться, что ничего нового нет, и без четверти десять такси
доставило его на улицу Пигаль. Траурное извещение с черной каймой было
прикреплено на решетке "Лотоса". Такое же висело на двери "Голубого
экспресса" на улице Виктор-Массе.
   Около дома, который еще недавно служил жилищем Эмилю Буле, толпился
народ. Время от времени кто-нибудь один или несколько человек сразу
отделялись от толпы и входили в дом, дверь которого была задрапирована
крепом.
   Мегрэ поступил, как другие: подождал своей очереди у лифта, где уже
чувствовался удушливый запах цветов и воска. В гостиной горело
множество свечей, возле гроба в черных костюмах стояли Антонио, г-н
Резон и старый метрдотель, которого у Буле считали почти членом семьи:
из соседней комнаты доносились рыдания женщин.
   Мегрэ пожал руки, вышел на улицу и остановился в толпе. Он узнавал
людей, которых видел в кабаре усопшего. Наверное, здесь собрались все
его служащие; женщины на высоченных каблуках выглядели утомленными, и
в глазах у них, казалось, сквозило удивление, что они видят утреннее
солнце.
   - Народу-то, а? - коротышка Луи Бубе, тоже в черном костюме,
потянул комиссара за рукав с таким видом, словно гордился столь
многолюдными похоронами. - Они все пришли...
   Он хотел сказать - хозяева всех парижских кабаре, в том числе на
Елисейских полях и Монпарнасе, музыканты, бармены, метрдотели.
   - Видели Джо?
   Бубе указал на Джо-Кетчиста, который сделал комиссару
приветственный знак рукой. Джо, как требовали обстоятельства, тоже был
в темном костюме.
   - Кого здесь только нет, а?
   Яркие платья, слишком светлые шляпы, огромные перстни с печаткой,
туфли из замши или крокодиловой
   кожи... Вид у всех собравшихся был расстроенный. Да, они могли не
признавать Эмиля Буле своим, могли называть его бакалейщиком, но все
равно он принадлежал ночному Монмартру.
   - Вы все еще не знаете, кто убийца?
   В этот момент в дверях дома появился адвокат, - когда он вошел
туда, Мегрэ не видел, - но подъехавший катафалк почти сразу же скрыл
его от комиссара.
   Цветов и венков было столько, что они полностью заняли две машины.
Еще в одну сели три женщины. За катафалком впереди одиноко шел
Антонио, за ним - в несколько рядов - персонал кабаре и танцовщицы,
далее - все остальные, образовав кортеж, растянувшийся более чем на
сто метров.
   Торговцы выходили навстречу процессии из своих магазинчиков,
домашние хозяйки останавливались на краю тротуара, в домах люди
приникали к окнам. Пробегая вдоль длинной печальной вереницы людей,
щелкали аппаратами фотографы.
   Едва шестеро мужчин, несшие гроб, переступили порог церкви,
раздались звуки хора. За гробом под плотными вуалями прошли три
женщины. Мгновение спустя взгляды комиссара и Жана Шарля Гайара
скрестились, и адвокат тут же исчез в толпе.
   Мегрэ стоял в глубине церкви, куда каждый раз, когда открывалась
дверь, врывался сноп солнечных лучей. А комиссар, вновь и вновь,
словно в карточной игре, вызывал в памяти одни и те же картины.
   Руле вынимает из кармана часы. Буле выжидает несколько минут, перед
тем как пойти вниз по улице Пигаль.
   Антонио сделал все как полагается. Правда, не было панихиды, только
отпевание.
   Выходили медленно. Семью и ближайших служащих ожидали с полдюжины
машин, потому что на кладбище Монмартр не было больше мест, и Буле
решили похоронить в Иври.
   Антонио нашел время пробраться сквозь толпу и подойти к комиссару.
   - Хотите поехать?
   Мегрэ знаком показал, что нет. Он не выпускал из поля зрения
уходящего адвоката, и ему пришлось поработать локтями, чтобы догнать
его.
   - Богатые похороны! - сказал Мегрэ, почти совсем как Микки на улице
Виктор-Массе. - Вы не поедете на кладбище?
   - Мне надо работать. И потом меня никто не приглашал.
   - Весь Монмартр собрался.
   Толпа продолжала расходиться, катафалк и машины удалялись.
   - По всей вероятности, вы встретили здесь кое-кого из ваших
клиентов.
   - В подобной ситуации так случилось бы с любым адвокатом.
   Меняя тему разговора, словно эта была ему не по душе, Гайар
спросил:
   - Вы напали на след?
   - Назовем это началом следа.
   - То есть?
   - Мне не хватает главного - мотива.
   - А все остальное у вас уже есть?
   - Увы, пока я не имею доказательств. Вы ездили вчера за город?
   Собеседник удивленно посмотрел на него.
   - Почему вы спрашиваете меня об этом?
   Они прошли, как и многие другие, вверх по улице Нотр-Дам-де-Лоретт,
которая редко бывала столь многолюдна в такой час, миновали "Сен-
Троп", где сняли с витрины фотографии обнаженных женщин и тоже
поместили траурное извещение.
   - Да просто так, - ответил Мегрэ. - Мы ведь с женой вчера выбрались
за город. Да и вообще большинство парижан по воскресеньям уезжают в
деревню или к морю.
   - Моя жена давно уже не выходит из дому.
   - Значит, вы проводите воскресенья в одиночестве на улице
Лабрюйера?
   - Я провожу их за изучением дел.
   Жан Шарль Гайар пытался разгадать, чего ради комиссар увязался за
ним. Мегрэ нужно было бы идти вниз, к центру города, а он продолжал
шагать рядом, и вскоре они оказались на улице Лабрюйера, где на своем
обычном месте перед домом стояла голубая машина.
   Наступило секундное замешательство. Не похоже было, что Мегрэ
собирается уйти. Адвокат держал ключ в руке.
   - Не приглашаю вас зайти: мне известно, насколько вы заняты.
   - А я как раз хотел просить у вас разрешения позвонить по телефону.
Дверь открылась.
   - Пройдемте ко мне в кабинет.
   Дверь, ведущая в соседний кабинет, была распахнута, тридцатилетняя
секретарша поднялась из-за стола. Не обращая внимания на Мегрэ, она
обратилась к патрону:
   - Было два звонка, один из Канна.
   - Сейчас, Люсетт.
   Гайар выглядел озабоченным.
   - Вы хотите звонить в Париж? Вот телефон.
   - Спасибо.
   В окно был виден мощенный булыжником двор, в центре которого
высилась довольно красивая липа. Мегрэ стоя набрал номер.
   - Алло!.. Инспектор Лапуэнт не вернулся?.. Дайте-ка его, будьте
любезны... Спасибо!.. Да... Алло!.. Лапуэнт?.. Ты нашел, что искал?..
   Он долго слушал, а адвокат в это время, не садясь за
   стол, перекладывал на нем с места на место папки с делами.
   - Да... Да... Понимаю... Ты уверен в дате? Дал ему подписать
показания?.. Нет, я на улице Лабрюйера... Люкас вернулся?.. Еще нет?..
   Разговаривая, он смотрел то на двор, где два дрозда прыгали по
булыжнику, то на тень адвоката, который ходил взад и вперед у окна.
   - Подожди меня... Да... Я не задержусь, и, возможно, у меня будут
новости.
   Да, он тоже имел полное право разыграть эту маленькую комедию!
Повесив трубку, Мегрэ изобразил на лице замешательство, с озадаченным
видом почесал в затылке.
   Оба они все еще стояли, и адвокат с любопытством разглядывал
комиссара. Мегрэ нарочно затягивал молчание. Наконец он нарушил его,
сказав с легким укором в голосе:
   - У вас неважная память, господин Гайар...
   - На что вы намекаете?
   - Или же по причине, которую мне не удалось разгадать, вы тогда не
сказали правду.
   - А именно?
   - Разве вы сами не знаете?
   - Клянусь вам...
   Адвокат был мужчина крупный и сильный и еще несколько минут назад
уверенный в себе. Теперь его лицо напоминало лицо пойманного с
поличным мальчишки, который упрямо старается прикидываться невинным.
   - Я и в самом деле не понимаю, что вы имеете в виду.
   - Разрешите мне закурить?
   - Прошу вас.
   Мегрэ набил трубку, лицо его было нахмурено, как у человека,
который выполняет неприятный долг. Адвокат предложил:
   - Не хотите ли присесть?
   - Дело минутное... Когда я приходил к вам в пятницу, я упомянул о
вашей машине.
   - Возможно. Наш разговор как-то перескакивал с одного на другое, я
был несколько взволнован известием, которое вы мне сообщили, и не
помню деталей.
   - Вы сказали мне, что ваша машина обычно стоит около дома и вы
оставляете ее там на ночь.
   - Совершенно верно. Она стояла там и эту ночь и предыдущую. Вы
могли ее видеть и сейчас,
   - Но недавно были дни, когда она там не стояла. Адвокат сделал вид,
будто пытается что-то припомнить.
   - Погодите...
   Внезапно он весь побагровел, и Мегрэ ощутил к нему почти жалость.
Чувствовалось, что только благодаря неимоверному усилию он еще
сохраняет присутствие духа.
   - Я не припомню, на прошлой ли неделе или на предыдущей возникла
нужда подремонтировать ее. Я могу уточнить у секретарши. Это она
звонила в гараж, чтобы пришли за машиной и привели ее в порядок.
   Однако он не сделал ни шагу в сторону двери, ведущей в кабинет
секретарши.
   - Позовите ее.
   В конце концов он толкнул створку двери.
   - Вы не могли бы зайти на минутку? Комиссар хочет задать вам
вопрос.
   - Не волнуйтесь, мадемуазель. Вопрос самый невинный. Я хотел бы
знать, когда вы звонили в гараж на улицу Балю, чтобы оттуда пришли за
машиной.
   Секретарша посмотрела на патрона, словно спрашивая у него
разрешения ответить.
   - В понедельник, во второй половине дня, - сказала она наконец.
   - Речь, несомненно, идет о последнем понедельнике?
   -Да.
   Она была красива, мила, и белое нейлоновое платье привлекательно
облегало ее фигуру. Каковы у нее отношения с Гайаром? Но сейчас Мегрэ
было не до этого.
   - Требовался серьезный ремонт?
   - Я могу показать вам квитанцию из гаража. Мне прислали ее сегодня.
Ведь, помимо всего, еще меняли амортизатор. Там рассчитывали вернуть
машину утром в среду.
   - Но не вернули?
   - Позвонили по телефону и извинились. Машина американская. В Париже
запасных частей не оказалось, пришлось звонить на склад в Гавр.
   Жан Шарль Гайар делал вид, будто разговор его не интересует, и сев
наконец за свой стол, листал какое-то досье.
   - Когда же машина была возвращена?
   - В четверг или пятницу. Вы разрешите? Это помечено в моей записной
книжке.
   Она прошла в свой кабинет и тут же вернулась.
   - В четверг вечером. Они получили запасные части и ремонтировали
весь день.
   - Вы в тот вечер не работали? Снова быстрый взгляд на адвоката.
   - Нет. Вечерами я работаю редко. Только когда есть неотложные дела.
   - А за последнюю неделю?
   Она без колебаний покачала головой:
   - Я не работала по вечерам уже по меньшей мере две недели.
   - Благодарю вас, мадемуазель. Она вышла, прикрыв за собой дверь, а
Мегрэ с трубкой во рту остался стоять посреди кабинета.
   - Так! - проворчал он наконец.
   - Что "так"?
   - Ничего. Ничтожная деталь, которая может оказаться важной, но
может обернуться и ничем. Вы достаточно знакомы с нашим ремеслом и
знаете, что мы не имеем права пренебречь даже самой малостью.
   - Не понимаю, чем моя машина...
   - Если бы вы были на моем месте, вы бы это поняли. Спасибо за
разрешение воспользоваться вашим телефоном. Теперь мне пора вернуться
к себе.
   Адвокат встал.
   - Вы больше ни о чем не хотите спросить меня?
   - О чем мне спрашивать еще? Все, что я хотел, я спросил у вас в
пятницу. Надеюсь, вы отвечали мне вполне откровенно?
   - У меня нет никаких оснований для...
   - Безусловно. Только вот относительно машины...
   - Уверяю вас, это просто выскочило у меня из головы. За последние
месяцы машина потребовала ремонта уже в третий или четвертый раз, а
тут еще я решил сменить...
   - И три дня вы пользовались такси?
   - Да. Иногда я беру такси, даже если моя машина стоит у подъезда.
Чтобы не искать места, где ее припарковать.
   - Понимаю. У вас сегодня защита?
   - Нет. Я уже говорил вам, что защищаю довольно редко. Я скорее
юрисконсульт.
   - Значит, вы весь день будете дома?
   - Если только у меня не назначена какая-нибудь встреча в городе.
Минутку...
   Он снова открыл дверь в соседний кабинет.
   - Люсетт! Взгляните, пожалуйста, должен я идти куда-нибудь сегодня
во второй половине дня?
   Мегрэ показалось, что девушка плакала. Ни глаза, ни нос у нее не
покраснели, но взгляд был тусклый, и в нем сквозило беспокойство.
   - По-моему, нет. Все ваши встречи назначены здесь.
   Однако она справилась по своей красной записной книжке.
   - Да, здесь.
   - Вы получили ответ, - заключил адвокат.
   - Благодарю вас.
   - Вы думаете, я вам потребуюсь?
   - Пока не знаю точно, но ведь никогда не угадаешь... До свидания,
мадемуазель.
   Не поднимая на него глаз, она кивнула в ответ. Жан Шарль Гайар
провел комиссара в коридор. Дверь приемной была приоткрыта, и, проходя
мимо, можно было увидеть ноги ожидавшего там мужчины.
   - Еще раз благодарю за телефон.
   - Пустяки.
   - Извините меня.
   Когда, пройдя метров пятьдесят по тротуару, Мегрэ обернулся, Гайар
все еще стоял на пороге и смотрел ему вслед.

7

   Это случалось с ним много раз, случалось часто, но никогда еще не
было столь отчетливо, столь характерно. Чем менее ты уверен в себе,
чем меньше фактов у тебя в руках, тем с большей настойчивостью идешь
по намеченному пути.
   Говоришь себе, что ты волен в случае надобности повернуть на сто
восемьдесят градусов и искать в ином направлении.
   Посылаешь инспекторов направо и налево. Тебе кажется, что ты
топчешься на месте, но потом обнаруживаешь какую-нибудь крохотную
новую зацепку и начинаешь осторожно продвигаться вперед.
   И в тот момент, когда ты ждешь этого меньше всего, нить вдруг
выскальзывает из рук. Ты уже больше не управляешь расследованием.
Факты повелевают тобой, и тебе приходится делать шаги, которых ты не
предвидел, к которым не готов.
   И тогда проходит один или много томительных часов. Ты допрашиваешь
самого себя. Задаешь себе вопрос, не пошел ли ты сразу, с самого
начала, по неверному пути и не окажешься ли перед пустотой или, еще
хуже, перед фактом, что реальность весьма отличается от того, что ты
себе вообразил.
   В конце концов, какова была его единственная отправная точка? Всего
лишь убеждение, подкрепленное - что правда, то - правда - опытом: люди
из преступной среды, всякий сброд, как их теперь называют, не душат.
Они действуют револьвером, иногда ножом, но в анналах уголовной
полиции нет даже намека хотя бы на единое преступление в этой среде,
когда в вину вменялось бы удушение.
   И еще одно: они бросают свою жертву на месте преступления, и в
архивах тем более не зарегистрирован ни один случай, когда убийца
хранил бы у себя труп в течение нескольких дней, а потом подбросил его
на улицу.
   Итак, комиссар был буквально загипнотизирован последним вечером в
жизни Буле, его телефонными звонками, его ожиданием у двери "Лотоса"
рядом с одетым в ливрею Микки, всем, вплоть до той самой минуты, когда
Буле непринужденной походкой пошел вниз по улице Пигаль.
   Все построение Мегрэ держалось на этом и еще на истории с
полумиллионом франков, взятым из банка двадцать второго мая.
   Это по