как у  китайцев,
усами.
   Ее маленькие пухлые ножонки семенили быстро-быстро.
   Мегрэ не пришлось спрашивать дорогу. Как только  он  вышел  по  тихой
улице на  набережную  Круазет,  ему  бросилась  в  глаза  вывеска  "Кафе
артистов", а дальше над дверью - "Отель". Мегрэ сразу понял, что это  за
отель.
   Он вошел. Четверо посетителей в  черных  строгих  костюмах,  в  белых
крахмальных манишках и в жестких, словно железных,  галстуках  играли  в
белот, дожидаясь часа, когда им  полагалось  приступить  к  обязанностям
крупье в казино.
   У окна раскрашенная девица ела сосиски с тушеной  капустой.  Официант
вытирал столы. За стойкой какой-то молодой человек, должно быть,  хозяин
кафе, читал газету. А снаружи - и вблизи и вдали - ветер разносил  звуки
медных труб и казалось, отдававшую запахом мимозы пыль, поднятую  ногами
толпившихся на улицах людей, перекличку голосов и гудки автомобилей...
   - Кружку пива!  -  буркнул  Мегрэ,  освобождаясь  наконец  от  своего
тяжелого пальто.
   Ему было почти неловко, что он одет во все черное,  как  крупье.  Как
только Мегрэ вошел, он обменялся с хозяином пристальным взглядом.
   - Скажите, пожалуйста, мсье Жан...
   Сразу видно было, что мсье Жан подумал: "Наверняка шпик".
   - Вы давно держите это кафе?
   - Скоро уже три года... Почему вы спрашиваете?
   - А до этого где были?
   - Если вас это интересует, могу  сказать:  служил  барменом  в  "Кафе
мира" в Монте-Карло.
   В каких-нибудь  ста  метрах  отсюда  начиналась  Круазет,  и  на  ней
высились большие отели "Карлтон", "Мирамар", "Мартине" и другие...
   Ясно было, что  "Кафе  артистов"  представляло  собой  задворки  этой
элегантной  жизни.  Впрочем,  вся  улица  была  задворками  -   на   ней
разместились красильни, химическая чистка,  парикмахерские,  бистро  для
шоферов, всевозможные мелкие  мастерские,  ютившиеся  в  тени  роскошных
отелей.
   - Ваше кафе, вероятно, открыто всю ночь?..
   - Да, всю ночь.
   Конечно, его клиентуру составляли не курортники, а служащие казино  и
гостиниц,  герлс  из  мюзик-холла,  платные  партнерши   из   дансингов,
рассыльные,  зазывалы,  всякого  рода   посредники,   сутенеры,   жучки,
торговавшие сведениями о фаворитах ипподромов или рекламировавшие ночные
кабаки...
   - Я вам еще нужен? - довольно сухо спросил хозяин.
   - Не можете ли вы сказать, где мне найти некую Жижи...
   - Жижи? Не знаю такой...
   Женщина, поглощавшая сосиски с тушеной капустой, наблюдала за Мегрэ и
хозяином, глядя на них усталыми глазами. Крупье  встали  из-за  столика,
так как было уже около трех часов дня.
   - Скажите-ка, мсье Жан... У вас никогда не было  неприятностей  из-за
лотерейных автоматов или чего-нибудь в этом роде?
   - А вам какое дело?
   - Я спрашиваю это потому, что если за вами  уже  имеются  грешки,  то
дело может обернуться для вас плохо... Шарлотта - славная женщина... Она
телефонирует своим приятелям, просит  оказать  ей  услугу,  но  забывает
уточнить,  в  чем  тут  суть...  А  когда  человек  держит  коммерческое
заведение, как вы, например, и у  него  уже  были  в  прошлом  небольшие
неприятности, он обычно не  стремится  влипнуть  в  мокрое  дело...  Ну,
хорошо. Я могу сейчас позвонить по телефону в полицию нравов, и,  думаю,
там мне без особого труда укажут, где найти Жижи... У вас есть жетончики
для телефона-автомата?
   Он встал и направился к телефонной кабинке.
   - Простите! Что вы сказали? Мокрое дело? Это верно?
   - Даю слово. Речь идет об убийстве. Если уж комиссар  особого  отдела
специально приезжает из Парижа, надо полагать, что...
   - Минуточку, господин комиссар... Вам обязательно нужно видеть Жижи?
   - Я проехал для этого больше тысячи километров...
   -  Ну  пойдемте.  Только  предупреждаю  вас,  толку  вы  от  нее   не
добьетесь... Вы ее знаете? Два дня из трех она  в  бесчувствии.  Я  хочу
сказать, что когда она раздобудет свое зелье... Ну, понимаете? А как раз
вчера...
   -  Ну  да,  вчера,  совершенно  случайно,  после  телефонного  звонка
Шарлотты, она добыла это зелье, верно? Где она?
   - Пожалуйте сюда... Она снимает где-то в  городе  комнату,  но  нынче
ночью не в силах была стоять на ногах...
   Одна из дверей "Кафе  артистов"  вела  на  лестницу  "Отеля".  Хозяин
провел Мегрэ на антресоли. Постучался.
   - К тебе пришли, Жижи! - крикнул он. Подождал, пока Мегрэ уже  закрыл
за собой дверь, а тогда, пожав плечами, вернулся к  себе  за  стойку  и,
несколько встревоженный, взялся опять за газету.
   Сквозь  задернутые  оконные  занавеси  просвечивало  только  радужное
пятно. В комнате был беспорядок. На железной  кровати  лежала  в  одежде
растрепанная  женщина,  уткнувшись  лицом  в  подушку.  Спросила  сонным
голосом:
   - Кто там?
   Потом выглянул один глаз, очень мрачный.
   - ...ты уже пришел?..
   Запавшие ноздри. Желтое лицо. Женщина была худа, угловата, черна  как
галка.
   - Который час? Что не раздеваешься?
   Она приподнялась на локте, выпила глоток воды, посмотрела  на  Мегрэ,
стараясь прийти в себя, и, видя, что  он  чинно  сидит  на  стуле  у  ее
изголовья, спросила:
   - Ты доктор?
   - Что вам нынче ночью сказал мсье Жан?
   - Жан?.. Замечательный парень... Он  мне  дал...  Но  вам-то  что  до
этого?
   - Он тебе дал кокаину, я знаю... Лежи, не вставай... И он  говорил  с
тобой о Мими и о Проспере.
   По-прежнему на улице гремели  медные  трубы,  то  ближе,  то  дальше,
по-прежнему воздух пропитан был  приторным  благоуханием  мимоз,  словно
никаких других запахов не существовало на свете.
   - Проспер хороший...
   Она говорила как во сне,  с  какими-то  детскими  интонациями.  Потом
вдруг жмурилась, морщила лоб, словно от внезапной острой  боли.  Язык  у
нее заплетался.
   - А у тебя есть немножко? Дай!..
   Ей вновь хотелось наркотика. У Мегрэ было неприятное чувство, что  он
вырывает секрет у больной, лежащей в бреду.
   - Ты очень любила Проспера, верно?
   - Он не такой, как другие... Очень уж добрый... А что за женушка  ему
попалась? Мими!.. Да так всегда бывает... Ты его знал?
   Ну, еще одно усилие! В конце концов ведь это его обязанность.
   - Когда он служил в  "Мирамаре",  верно?..  А  вы  трое  танцевали  в
"Прекрасной звезде" - Мими, Шарлотта и ты...
   Она строго произнесла:
   - Не говори плохо про Шарлотту. Она славная...  Влюбилась  по  уши  в
Проспера... Если б он меня послушался...
   - Я думаю, вы встречались в "Кафе артистов", когда бывали свободны...
   Проспер был любовником Мими.
   - Уж как он влюблен был!..  Даже  поглупел...  Бедняга  Проспер...  А
потом, когда она...
   И вдруг Жижи приподнялась на постели и спросила недоверчиво:
   - А вы вправду ему друг? Просперу?
   - Когда у нее родился ребенок, да?
   - Кто вам про это сказал? Она только мне одной написала. Да и не  так
все началось...
   Она прислушалась к музыке, опять приблизившейся к дому.
   - Что это такое?
   - Ничего...
   На Круазет выехали разукрашенные цветами колесницы, пушечный  выстрел
возвестил о начале карнавального  шествия.  Сверкающее  солнце,  гладкое
море, моторные лодки, чертившие круги на  воде,  и  маленькие  грациозно
наклонявшиеся яхточки...
   - А у тебя, может, все-таки есть немножко?.. Поди попроси у Жана.
   - Значит, Мими сперва уехала с американцем?
   - Это тебе Проспер рассказал?.. Дай  мне  еще  стаканчик  воды,  будь
такой добренький... Этот самый янки встретил ее в "Прекрасной звезде"  и
влюбился в нее... Увез ее в Довиль, а  потом  в  Биариц...  Надо  правду
сказать, Мими умела за дело взяться... Не то что мы, дурочки... Шарлотта
где теперь? Все еще в "Пеликане"?.. А вот я совсем развалина...
   И она презрительно засмеялась, обнажив испорченные зубы.
   - Как-то раз Мими написала мне, что у нее будет ребенок и  она,  мол,
уверила своего американца, будто младенец от него... Как  его  звали-то,
американца? Освальд. А потом еще  одно  письмо  прислала,  что  едва  не
погорела: родился мальчишка, рыжий-рыжий... Понимаешь?..  Я  не  хотела,
чтобы Просперу сказали...
   Может быть, подействовали два стакана воды, которые она  выпила.  Она
спустила с постели  ноги,  длинные  тощие  ноги,  вряд  ли  привлекавшие
взгляды мужчин. Когда она поднялась, стало  видно,  что  она  высокая  и
худая, как скелет. Сколько часов приходилось ей вышагивать в темноте  по
тротуару или сидеть в пивной за столиком, чтобы залучить клиента...
   Взгляд ее прояснился. Она пристально посмотрела на Мегрэ.
   - Ты из полиции, а?
   И лицо ее исказилось от злобы. Однако в голове все еще стоял туман, и
она делала усилия, чтобы рассеять его.
   - - Постой... Что мне Жан говорил?.. Да ты как сюда попал?  Кто  тебя
привел? Жан не велел мне ни с кем разговаривать... Я ему слово дала.
   Признавайся... Признавайся, ты из полиции? А я...  Да  какое  полиции
дело, что Проспер и Мими...
   И вдруг разразилась истерика, ужасная, неистовая.
   - Мерзавец!.. Сволочь!.. Воспользовался тем, что я не в себе была.
   Она отворила дверь, слышнее стал шум, доносившийся с улицы.
   - Убирайся... Сейчас же убирайся... а не то я тебя... я...
   Она была смешной и жалкой. Швырнула в Мегрэ кувшин с водой,  чуть  не
угодила ему по ногам, и пока он спускался с лестницы, кричала ему  вслед
грубые ругательства.
   В кафе посетителей не было. Еще не настал час.
   - Ну как? - спросил из-за стойки  мсье  Жан.  Мегрэ  надел  пальто  и
котелок, оставил мелочь для официанта.
   - Узнали вы от нее то,  что  хотели?  На  лестнице,  которая  вела  в
номера, послышался голос:
   - Жан!.. Жан!.. Иди сюда. Я тебе кое-что скажу...
   Дверь в кафе приотворилась, и из нее выглянула  жалкая,  растрепанная
Жижи, без башмаков, в спустившихся чулках.
   Мегрэ счел за благо удалиться.
   На Круазет люди, глядя на черное пальто и  котелок  Мегрэ,  вероятно,
принимали его за провинциала,  впервые  приехавшего  на  Лазурный  берег
полюбоваться карнавалом. Маски толкали его. Он  с  трудом  вырывался  от
весельчаков, тянувших его  за  собой  в  фарандолу.  На  песчаном  пляже
несколько курортников,  равнодушных  к  празднику,  принимали  солнечные
ванны, почти голые, уже загорелые, и смазывали  тело  оливковым  маслом,
чтобы загореть еще больше.
   Вот и отель "Мирамар", выкрашенный в желтый цвет, массивная громада с
двумя-тремя сотнями окон, с величественным  швейцаром,  с  целым  парком
автомобилей и армией рассыльных. Мегрэ думал было зайти туда. Да нет,  к
чему? Ведь он уже выпытал все, что ему надо было узнать.  А  пить  очень
хотелось, хотя он много пил в тот день. Он вошел в бар.
   - Есть у вас железнодорожное расписание?
   - На Париж? В двадцать часов сорок минут отходит скорый, вагоны  трех
классов...
   Мегрэ выпил еще кружку пива. Надо было ждать несколько часов.  Он  не
знал, куда себя девать. Должно  быть,  у  него  осталось  отвратительное
воспоминание об этих часах, проведенных в Каннах в праздничной атмосфере
карнавала.
   Он старался представить себе то, что  было  здесь  не  так  давно,  и
минутами это  прошлое  становилось  для  него  таким  реальным,  что  он
буквально видел перед собой Проспера,  его  рябое  лицо,  рыжие  волосы,
добрые выпуклые глаза; видел, как он выходит  из  "Мирамара"  по  черной
лестнице и бежит в "Кафе артистов".
   Три женщины, которые в те времена были на шесть лет моложе, сидели за
столиком в этой пивной - завтракали  или  обедали.  Проспер  был  ужасно
некрасив. Он это знал. И все же он страстно любил Мими, самую молодую  и
самую хорошенькую из трех подруг.
   Вначале они, наверное,  прыскали  от  смеха,  замечая  его  пламенные
взгляды.
   - Напрасно ты, Мими,  смеешься  над  ним,  -  должно  быть,  говорила
Шарлотта. - Он славный малый. Кто знает, что может случиться...
   Вечером все трое выступали в  "Прекрасной  звезде".  Проспер  там  не
появлялся. Там ему было не место. Но на рассвете он опять бежал в  кафе,
и тогда они вчетвером ели луковый суп...
   - Вот если б меня так любил мужчина!.. Шарлотту, наверно, трогала эта
страстная и смиренная любовь. Жижи тогда еще не нюхала кокаина.
   - Не расстраивайтесь, Проспер... Она только делает вид, будто смеется
над вами, а в глубине души...
   Проспер стал любовником Мими! Может быть, они и поселились бы вместе.
   Проспер истратил на подарки  почти  все  свои  сбережения.  Все  было
хорошо, пока проезжий американец...
   Интересно, говорила ли потом Шарлотта Просперу Донжу, что  ребенок-то
наверняка от него?
   Шарлотта славная женщина. Знала, что Проспер  ее  не  любит,  что  он
по-прежнему без ума от Мими, и все-таки была  ему  заботливой  подругой,
поселившись с ним в небольшом домишке за мостом Сен-Клу.
   А Жижи скатывалась все ниже.
   - Цветочки! Купите цветочков!  Не  желаете  ли  послать  букет  своей
подружке?..
   В голосе цветочницы звучала насмешка, так как  Мегрэ  отнюдь  не  был
похож на человека, у которого есть подружка. Однако ж он послал в  Париж
своей жене корзину мимоз.
   До отхода поезда оставалось еще полчаса, и вдруг по какой-то интуиции
он заказал телефонный разговор с Парижем.  Это  было  в  маленьком  баре
около вокзала. У музыкантов духовых оркестров брюки теперь запылились.
   Целыми вагонами они уезжали домой в соседние  городки,  и  в  воздухе
чувствовалась усталость после весело проведенного праздника.
   - Алло! Это вы, патрон?.. Вы все еще в Каннах? По голосу  было  ясно,
что Люка взволнован.
   - A y нас новости... Следователь просто в ярости... Сейчас справлялся
по телефону, что вы делаете... Алло! Тут кое-что обнаружили недавно, еще
часа не прошло...  Сообщил  по  телефону  Торанс,  он  дежурил  тогда  в
"Мажестике".
   Стоя неподвижно в тесной кабинке,  Мегрэ  слушал,  отвечая  время  от
времени глухим ворчанием. Через окошечко кабины виден был  бар,  залитый
лучами заходящего солнца; за столиками подкреплялись музыканты  в  белых
полотняных брюках, в фуражках с серебряным галуном. Порой  кто-нибудь  в
шутку протяжно трубил на своем геликоне или тромбоне, а в бокалах тускло
поблескивала опаловыми переливами анисовая.
   - Хорошо!.. Буду там завтра утром... Нет! Очевидно... Ну что же, если
следователь настаивает, пусть его арестуют...
   То, о чем докладывал Люка, можно сказать,  произошло  только  что.  И
опять в подвалах "Мажестика". В дансинге уже пили чай  и  танцевали  под
музыку,  проникавшую  через  все  перегородки...  Проспер  Донж  казался
большой золотой рыбой в аквариуме... Жан Рамюэль сидел у  себя  в  будке
желтый, как лимон...
   По словам Люка (следствие еще  не  началось),  по  коридорам  подвала
прошел ночной швейцар без ливреи, в  обычном  своем  костюме.  Зачем  он
приходил - никто не знает. Никто на него не обратил внимания. У  каждого
своих дел достаточно, нечего любопытствовать.
   Ночного швейцара звали Жюстен Кольбеф. Это был  низенький,  спокойный
человек, серенький, незаметный, дежуривший по ночам в холле. Он сидел  в
одиночестве. Не читал. Не разговаривал -  говорить  было  не  с  кем,  и
все-таки не поддавался сну. Долгие часы сидел на стуле, устремив  взгляд
в одну точку. Жена его служила консьержкой в новом доме в Нейи.
   Зачем же Кольбеф явился в половине пятого?
   Танцор Зебио прошел в раздевальню переодеться, надеть смокинг. Кругом
сновали люди. Несколько раз Рамюэль выходил из своей клетки.
   В пять часов Проспер Донж тоже направился в раздевальню.  Сменил  там
белую куртку на пиджак, надел пальто, взял свой велосипед.
   А через несколько минут в раздевальню вошел рассыльный.  Он  заметил,
что  дверца  шкафа  №  89  приоткрыта.  Через  минуту  все  сбежались  в
раздевальню, услышав его вопли.
   В шкафу обнаружили грузно осевшее тело ночного  швейцара,  одетого  в
серое пальто. Рядом лежала его фетровая шляпа.
   Жюстен Кольбеф был удушен, так же как и миссис Кларк. Тело  еще  было
теплое.
   Тем временем Проспер Донж спокойно ехал на велосипеде через Булонский
лес, потом по мосту Сен-Клу; остановившись у  крутого  подъема,  слез  с
велосипеда и, ведя его за руль, двинулся пешком к своему домику.
   - Рюмку анисовой! -  заказал  Мегрэ,  видя  только  этот  напиток  на
стойке.
   Потом он сел в поезд, чувствуя, что голова у него стала тяжелой,  как
это случалось в детстве, когда он долго гулял в знойный  день  на  самом
солнцепеке.

Глава V

Плевок на стекле

   Поезд мирно катился по рельсам. Мегрэ уже снял с себя пиджак, галстук
и пристяжной воротничок; купе было словно накалено,  казалось,  какая-то
особая жара, пропитанная запахами поезда, исходила  от  перегородок,  от
пола, от диванов.
   Мегрэ  наклонился,  чтобы  расшнуровать  ботинки.  Пусть   начальство
рассердится, но все-таки  он  не  удовольствовался  служебным  проездным
билетом первого класса, а еще заплатил и  за  плацкарту,  взял  спальное
место. Контролер пообещал ему, что никого не посадит в его купе.
   Наклонившись над  ботинками,  Мегрэ  вдруг  почувствовал,  что  рядом
кто-то есть - стоит и пристально смотрит на него. Неприятное ощущение!
   Он поднял голову. Сквозь застекленную дверь увидел в коридоре бледное
лицо. Глубокие темные глаза мрачно смотрели на него.  Большой,  небрежно
накрашенный рот увеличен двумя уже расплывшимися мазками губной помады.
   Но больше всего поражало выражение презрения и  ненависти,  застывшее
на этом странном лице. Как Жижи оказалась здесь? Не  успел  Мегрэ  снова
обуться, как эта жалкая проститутка плюнула на стекло и проследовала  по
коридору дальше.
   Сохраняя невозмутимость, Мегрэ оделся.  Прежде  чем  выйти  из  купе,
закурил трубку, словно хотел перевести дух. Потом двинулся по  коридорам
из вагона в вагон,  заглядывая  по  дороге  в  каждое  купе.  Поезд  был
длинный. Мегрэ одолел по меньшей мере десяток переходов между  вагонами,
раз двадцать ушибался, стукаясь о перегородки,  побеспокоил  с  полсотни
пассажиров: "Простите... Извините..."
   Ковровые  дорожки  кончились.  Он  очутился  в  третьем  классе.   На
скамейках сидело по шести человек. Кое-кто дремал, другие закусывали.
   Дети смотрели сонными глазами в одну точку.
   В купе, в котором ехали "погулять" в Париж  два  матроса  из  Тулона,
клевала носом чета престарелых супругов, заснувших с открытым ртом; жена
и во сне не выпускала из рук корзину, стоявшую у нее на коленях.  И  тут
Мегрэ обнаружил Жижи, забившуюся в угол.
   Когда Жижи появилась перед ним в коридоре его вагона, он не  заметил,
как она одета. Он был так поражен, что не понял даже, что перед ним  уже
не та женщина, которую он видел в "Кафе артистов", наркоманка  с  мутным
взглядом и распущенными губами.
   Кутаясь в  облезлое  меховое  манто,  она  сидела,  скрестив  ноги  и
выставив как на показ стоптанные туфли и "дорожку"  на  чулке,  смотрела
строгим взглядом куда-то в пространство. Как ей удалось  выйти  из  того
страшного состояния, в котором он видел ее днем?  Может  быть,  ей  дали
какое-нибудь лекарство? А  может  быть,  подхлестнули  еще  одной  дозой
кокаина?
   Жижи заметила, что в коридоре стоит Мегрэ, но не  пошевельнулась.  Он
довольно долго наблюдал за ней, потом поманил ее рукой. Она не  обращала
на него внимания. Тогда он отворил дверь в купе.
   - Выйдите, пожалуйста, на минутку.
   Она заколебалась. Матросы с любопытством смотрели на нее. Как быть?
   Устроить скандал? Пожав плечами, она поднялась  и  вышла  в  коридор.
Мегрэ затворил дверь.
   - Чего вы прицепились ко мне? Хватит! - процедила она сквозь зубы.  -
Можете радоваться. Гордитесь своей работой! Воспользовались тем,  что  я
была не в себе...
   Мегрэ видел, что ее плохо накрашенные губы задрожали, что она того  и
гляди заплачет, и отвернулся.
   - Вы-то времени зря не теряли, успели засадить его за решетку.
   - Послушайте, Жижи, откуда вы взяли, что Проспер арестован?
   Она устало покачала головой.
   - Так вы еще не в курсе дела? А  я  думала,  что  на  телефоне  лучше
подслушивают... Что ж, могу и сказать, все равно вы скоро узнаете...
   Шарлотта только что те