ы не упускать его из виду... Если днем он собирался заскочить на улицу Толозе, я ехал с ним... Я боялся за Рене...
     - Думаете, он был способен ее убить?
     - Да, он иногда угрожал ей...
     - Убийством?
     - Он не уточнял... Напиваясь, он разговаривал сам с собой... Точно его слова я не могу повторить... Он произносил их невнятно: "Я всего лишь трус... Пусть это так!.. Надо мной все потешаются... Но когда-нибудь они поймут, что..." Видите, что он говорил? В такие минуты у него было злое лицо, хитрый взгляд, словно он уже принял окончательное решение. Иногда он так и покатывался со смеху: "Бедный Планшон!.. Бедный никчемный человек, от лица которого шарахаются люди... Но он не такой уж и трус..."
     Мегрэ напряженно и с волнением слушал Пру. Похоже, тот рассказывал правду. Человек, которого сейчас так злобно и иронически передразнивал Роже Пру, был вылитой копией того Планшона, что совсем недавно приходил исповедоваться в квартиру комиссара на бульваре Ришар-Ленуар.
     - Вы полагаете, что он в самом деле хотел убить жену?
     - Уверен, эта мысль постоянно вертелась у него в голове, особенно, когда он бывал сильно пьян...
     - А вас он собирался убить?
     - Да, я думаю...
     - А дочь?
     - Изабеллу он и пальцем бы не тронул... А впрочем! Кто знает? Он был так зол, что будь его воля, взорвал бы весь дом...
     Мегрэ со вздохом поднялся, неуверенным шагом приблизился к окну.
     - А у вас не мелькала в голове такая же мысль?
     - Убить Рене?
     - Не ее, а его!
     - Тогда мы быстрее бы от него избавились.. Но подумайте сами, если бы я этого хотел, то не ждал бы два года... Вы представляете себе, что это были за годы с этим человеком, который постоянно путался у нас под ногами?
     - А для него?
     - Ему давно нужно было уйти из дома... Когда женщина вас разлюбила и полюбила другого и открыто вам заявляет об этом, то вы, разумеется, знаете, что вам остается делать...
     Пру тоже поднялся со стула. Он окончательно вышел из себя, голос его стал резким:
     - Вместо этого он продолжал отравлять нам жизнь. Да еще вы приходите в дом, задаете вопросы Рене, приглашаете к себе в кабинет рабочих, и вот уже более часа вынуждаете меня говорить, не знаю чего... У вас есть еще вопросы?.. Разве я арестован?.. Мне можно уйти?..
     - Да, вы свободны...
     - Тогда я вас приветствую...
     Выходя из кабинета, он громко хлопнул дверью.

ГЛАВА VII

     В этот вечер никто не мешал Мегрэ смотреть телевизионную передачу. В домашних тапочках, сидя в теплой комнате рядом с женой, он удобно расположился перед экраном. Однако в глубине души комиссар предпочел бы заменить Жанвье и Лапуэнта, которые в хорошо знакомом ему квартале, на Монмартре, обходили сейчас все питейные заведения в поисках следов Планшона. Каждый из инспекторов следовал своим определенным маршрутом, заглядывая в старые и современного вида кафе и бары, освещенные желтоватыми лампами или неоновыми вывесками, и ощущая запахи пива и кальвадоса.
     Разумеется, Мегрэ был горд тем, что дослужился до звания дивизионного комиссара и занимал пост начальника бригады уголовной полиции. И все же он испытывал нечто вроде ностальгии по тем временам, когда, будучи рядовым инспектором, он мерз зимними вечерами на улице, посещал комнаты консьержек с их специфическими запахами, обходил злачные места в поисках хоть незначительных улик.
     Разве не упрекали его высокие начальники за то, что он слишком часто покидал свой рабочий кабинет и самолично уподоблялся ищейке? Как им можно было объяснить, особенно этим важным господам из прокуратуры, что ему было просто необходимо увидеть и разнюхать все самому, проникнуться атмосферой ведущегося расследования?
     Словно по иронии, на экране шла одна из трагедий Корнеля. Король и одетые в боевые доспехи воины по очереди декламировали полные пафоса стихи, которые напоминали Мегрэ его учебу в колледже.
     Комиссару пришлось некоторое время приходить в себя, когда телефонный звонок оторвал его от телевизионной пьесы и вернул к действительности.
     Самым будничным голосом Жанвье, позвонивший первым, сообщил:
     - Кажется, шеф, я напал на след... Звоню из бара на улице Жермен-Пилон, это в двухстах метрах от площади Аббес... Заведение называется "Приятный уголок"... Хозяин уже спит, а за стойкой прислуживает его жена. Выполнив заказы клиентов, она присаживается погреться у печки... Лишь только я заикнулся о человеке с заячьей губой, как она тут же вспомнила о нем. "С ним что-нибудь случилось? - спросила она меня. - Он часто заходил сюда около восьми часов вечера, чтобы пропустить одну-две рюмки. Кажется, наш кот его полюбил: он терся о ноги клиента, а тот нагибался, чтобы его погладить..." Бар небольшой, - продолжал рассказывать Жанвье, - плохо освещен, а стены темного цвета...
     Не знаю, почему он открыт по вечерам: в зале всего лишь какой-то старик, он сидит у окна и пьет грог...
     - Она видела Планшона после понедельника?
     - Нет. Утверждает, что он приходил в понедельник в последний раз...
     Во всяком случае, вчера она обратила внимание мужа на отсутствие клиента с заячьей губой и опасалась, не заболел ли он...
     - Он никогда не делился с ней своими неприятностями?
     - Нет. Он все время молчал. Она жалела его, видела, что он переживает, и пыталась его приободрить...
     - Продолжай поиски дальше...
     Жанвье предстояло снова окунуться в холод и темноту, зайти в другой бар, расположенный чуть дальше, затем в третий. Этим же занимался и Лапуэнт.
     А Мегрэ вновь вернулся к телевизору, к героям пьесы Корнеля. Жена, сидевшая рядом в кресле, бросала на мужа вопросительные взгляды.
     В половине девятого позвонил уже Лапуэнт. Он был в баре на улице Лепик, просторном и светлом, где завсегдатаи играли в карты и где тоже отыскался след Планшона.
     - Он всегда заказывал коньяк, шеф!.. Здесь знали, кем он был и где жил: однажды днем его видели за рулем грузовика, на борту которого большими буквами были выведены его фамилия и адрес мастерской... Его жалели... Он приходил сюда уже сильно навеселе... Ни с кем не разговаривал... Один из игроков в белот припомнил, что видел его в последний раз в понедельник... Планшон съел два крутых яйца, достав их из проволочной сетки, стоявшей на прилавке...
     Жанвье попался, должно быть, неудачный маршрут: он позвонил второй раз и сообщил, что безрезультатно обошел пять кафе и баров, поскольку человек с заячьей губой там не бывал.
     Персонажей трагедии Корнеля сменили на экране певцы, когда около одиннадцати часов Лапуэнт позвонил снова. Голос его звучал возбужденно:
     - Есть новости, шеф... Нам бы лучше встретиться и поговорить на набережной Орфевр... Через дверь телефонной кабины я слежу за одной женщиной и боюсь, как бы она не смылась... Звоню из пивной, с площади Бланш... Здесь застекленная терраса, ее подогревают двумя жаровнями...
     Вы слушаете?
     - Да-да, я тебя слушаю...
     - Первый же официант, к которому я обратился, сказал, что знает Планшона в лицо... Похоже, тот всегда приходил сюда поздно вечером и зачастую уже нетвердо держался на ногах... Он усаживался на террасе и заказывал пиво...
     - Хотел, вероятно, выгнать весь коньяк, который выпивал до этого в других барах?
     - Не знаю, бывали ли вы в этой пивной... Две или три женщины постоянно маячат на террасе и призывно смотрят на всех проходящих мимо мужчин... В основном, они работают у выхода из соседнего кинотеатра...
     Официант указал мне на одну из них и посоветовал: "Кстати, вы мелеете обратиться к Клементине... Это ее имя... Она расскажет вам больше, чем я... Несколько раз я видел, как они уходили вместе..." Женщина сразу догадалась, что я из полиции, и вначале никак не хотела признавать, что была знакома с Планшоном. "Что он натворил? - спрашивала она меня. - Почему его ищет полиция? А вы уверены, что я его знаю?" Но понемногу она разговорилась, и, думаю, ее показания вас заинтересуют. Пока она готова их дать, нужно составить письменный протокол... Что мне делать?..
     - Отведи ее в управление. Я там скоро буду... Мадам Мегрэ с безропотным видом уже искала ботинки мужа.
     - Тебе вызвать такси?
     - Да...
     Комиссар надел пальто и шарф. Во рту он еще ощущал вкус грога, который выпил незадолго до этого, чтобы побороть простуду.
     На набережной Орфевр он поздоровался с одиноко стоящим у входа дежурным полицейским, поднялся по сероватой и плохо освещенной широкой лестнице, прошел по пустому коридору, зажег свет в своем кабинете. Затем толкнул дверь в комнату инспекторов и увидел Лапуэнта, не успевшего снять шляпу. Сидевшая женщина поднялась со стула.
     В тот же самый час во всем Париже сотни ее товарок, похожие, как сестры, пританцовывали, пытаясь согреться, в темных улочках и старались заманить клиентов в меблированные комнаты.
     На худых длинных ногах женщины были туфли с непомерно высокими острыми каблуками. Выше бедер фигура у нее казалась более широкой из-за короткой меховой шубы с длинным ворсом, похожей на козью шкуру.
     Лицо у женщины было цвета розовой конфеты, а густо накрашенные угольного оттенка брови казались кукольными.
     - Мадемуазель любезно согласилась приехать со мной в управление... - пояснил Лапуэнт.
     Та без всякой злобы, но с иронией возразила:
     - Откажись я поехать, так вы привели бы меня сюда силой!..
     Чувствовалось, что комиссар произвел на нее сильное впечатление: она внимательно оглядела его с головы до ног.
     Мегрэ снял пальто и знаком предложил женщине снова сесть. Лапуэнт, расположившийся за печатной машинкой, приготовился вести протокол.
     - Как вас зовут?
     - Антуанетта Лезур... Но все называют меня Сильвией... Антуанетта - это старо... Так звали мою бабушку, и я...
     - Вы были знакомы с Планшоном?
     - Я не знала, как его зовут... Он приходил в пивную каждый вечер и всегда еле держался на ногах... Вначале я думала, что он вдовец и напивался с горя... У него был такой несчастный вид...
     - Он первый заговорил с вами?
     - Нет. Я сама подошла к нему... Он испугался и готов был убежать...
     Тогда я сказала ему: "Не унывай, неприятности случаются со всеми... Я тоже намучилась, когда была замужем за одним шалопаем... Кончилось тем, что он меня бросил и увез с собой дочь..." Стоило мне было упомянуть о дочери, как он размяк...
     Повернувшись к Лапуэнту, женщина спросила:
     - Вы что, все это будете печатать?
     - Только главное, - перебил ее Мегрэ. - Когда вы познакомились?
     - Несколько месяцев назад... Подождите... Летом я ездила работать в Канны, куда прибыли американские моряки... Вернулась в Париж в сентябре... Должно быть, мы познакомились где-то в начале октября...
     - Он пошел с вами в первый же вечер?
     - Нет. Угостил меня кружкой пива, а потом сказал, что уже поздно, а ему рано вставать, чтобы идти на работу... Он пошел со мной только два или три дня спустя после этого...
     - К вам домой?
     - В свою квартиру я клиентов никогда не вожу... Да и консьержка этого не позволила бы... Жильцы в моем доме - люди порядочные... На втором этаже живет даже судья... Обычно я веду клиентов в меблированные комнаты на улице Лепик... Вы там бывали? Только прошу вас, не надо чинить им неприятности... Если соблюдать все эти новые законы...
     - Планшон часто вас туда сопровождал?
     - Нет, не часто... Может, раз десять всего?.. Да и потом, бывало, что у него ничего не получалось...
     - О чем он с вами говорил?
     - Как-то раз он сказал: "Вот видишь! Они правы...Я уже даже и не мужчина..."
     - О своей личной жизни он вам ничего не рассказывал?
     - Разумеется, я видела у него на руке обручальное кольцо... Однажды вечером я его спросила: "Над тобой измывается жена?" Он ответил, что его жене не повезло выбрать такого мужа, как он...
     - Когда вы видели его в последний раз? По тому, как на него посмотрел Лапуэнт, Мегрэ понял, что тот тоже считал этот вопрос самым важным.
     - В понедельник вечером...
     - Вы уверены, что это был понедельник?
     - Да, потому что на следующий день меня замели, и я провела целые сутки в полицейском участке... Вы можете справиться у своих коллег...
     Моя фамилия должна быть у них в списке... Они привезли тогда целый фургон задержанных...
     - В котором часу он появился в понедельник в пивной?
     - Около десяти часов... Я только что вышла из дома: рано начинать работу на Монмартре бесполезно...
     - В каком он был состоянии?
     - Едва держался на ногах... Я сразу заметила, что он был пьян больше обычного... Сел рядом со мной на террасе возле жаровни... Даже руки не мог поднять, чтобы подозвать официанта, и попросил чуть слышно: "Рюмку коньяка... Для мадам тоже..." Мы с ним чуть не поссорились... Видя, в каком он состоянии, я запрещала ему пить, а он упрямился и твердил: "Мне плохо... Добрая рюмка коньяка меня только взбодрит..."
     - Он ничего не сказал такого, что вас удивило?
     - Да, в самом деле... Мне показались странными слова, которые я еле разобрала... Он несколько раз произнес: "И он тоже мне не верит..."
     - Он не пояснил, что означали эти слова?
     - Только проворчал: "Не бойся... Я знаю, что говорю... Ты тоже когда-нибудь это поймешь..."
     Мегрэ вспомнил, каким тоном в тот понедельник Планшон сказал ему по телефону, когда звонил с площади Аббес: "Я благодарю вас..." Тогда комиссару показалось, что он уловил в его голосе не только горечь и разочарование, но и смутную угрозу.
     - Вы направились в отель вместе?
     - Да, он сам этого захотел... Но едва мы вышли на улицу, как он растянулся на тротуаре во весь рост... Я помогла ему подняться... Вид у него был униженный... "Я докажу им, что я настоящий мужчина"...прокричал он. Мне пришлось взять его под руку... Хозяин отеля не позволил бы ему войти туда в таком состоянии, и я еще боялась, как бы его не стошнило в комнате. Я спросила, где он живет. "Там..." - неопределенно показал он рукой. "Где это там?" - "Улица То... Улица То..." - с трудом шевелил он языком. "Улица Толозе?" - догадалась я.
     "Да... Там в... Там в..." Уверяю вас, мне было вовсе не до смеха! Я боялась, что появится полицейский и еще подумает, что я нарочно напоила его, чтобы обокрасть... Ничего дурного о полиции не хочу говорить, но, согласитесь, что иногда...
     - Продолжайте... Вы вызвали такси?
     - Еще чего!.. У меня не было ни сантима... Мы пошли пешком, и я его поддерживала... Почти полчаса мы брели на самый верх улицы Толозе, так как он постоянно останавливался, ноги его подкашивались, и перед каждым баром он повторял, что рюмка коньяку ему не помешала бы... Наконец он уперся в решетку и снова упал... Ворота были открыты... Во дворе стоял грузовик, а на борту у него какие-то буквы, которые я не разобрала из-за темноты... У самой двери я его отпустила...
     - Свет в окнах горел?
     - Я видела свет через занавески на первом этаже. Я прислонила его к стене, надеясь, что он сразу не упадет, а сама позвонила в дверь и быстро убежала прочь...
     Весь ее рассказ сопровождал стук печатной машинки.
     - С ним что-то случилось?
     - Он куда-то пропал.
     - Надеюсь, меня ни в чем не подозревают?
     - Вы можете быть спокойны...
     - Вы полагаете, что меня вызовут в суд?
     - Думаю, нет... А если даже и вызовут, то опасаться вам нечего...
     Лапуэнт вынул лист из печатной машинки и протянул его женщине.
     - Я должна прочитать?
     - И подписать.
     - У меня из-за этого не будет неприятностей? Прочитав свои показания, она расписалась большими неровными .буквами.
     - А теперь, что мне делать?
     - Вы свободны...
     - Я могу еще успеть на автобус? Мегрэ вынул из кармана деньги.
     - Этого вам хватит, чтобы взять такси.
     Едва она ушла, как зазвонил телефон. На другом конце провода был Жанвье. Мадам Мегрэ, когда он сначала позвонил на бульвар Ришар-Ленуар, сообщила, что муж поехал на набережную Орфевр.
     - Больше ничего нового нет, шеф... Я прошел по бульвару Рошешуар до площади Анвер... Проверил все заведения на десяти маленьких улочках...
     - Можешь идти спать.
     - А Лапуэнт нашел что-нибудь?
     - Да. Расскажу все тебе завтра... - Вернувшись домой, Мегрэ опасался только одного: как бы утром не слечь от простуды. У него неприятно покалывало в ноздрях, а веки жгло, словно огнем. К тому же он совсем не чувствовал вкус табака.
     Жена приготовила ему еще один стакан грогу. Всю ночь он обливался потом, а в девять часов утра с тяжелой головой уже сидел в приемной прокуратуры и целых двадцать минут ожидал, когда его пригласит помощник генерального прокурора.
     Должно быть, вид у комиссара был мрачный, так как тот сразу же спросил:
     - Похоже, тип, которого вы вызывали, все же доставил вам неприятности?
     - Нет, но в деле появилось кое-что новое...
     - Отыскался ваш хозяин малярной мастерской? Как там его зовут?
     - Планшон... Нет, он не объявился... Мы восстановили по времени, как он провел вечер в понедельник перед своим исчезновением... Вернувшись домой около одиннадцати часов вечера, он, оказывается, был настолько пьян, что не держался на ногах и несколько раз падал на тротуаре между площадью Бланш, где он выпил последнюю рюмку, и улицей Толозе...
     - Он был один?
     - Нет, в компании с публичной женщиной, с которой у него до этого были интимные связи. Она держала его под руку, потому что он еле передвигал ноги...
     - Вы ей верите?
     - Да, уверен, что она говорит правду... Это она позвонила в дверь, а потом быстро ушла, оставив шатающегося Планшона у стены дома... Не верится, что в таком состоянии он через несколько минут мог подняться на второй этаж, сложить свои вещи в два чемодана, спуститься с ними вниз по лестнице и без чьей-либо помощи выйти на улицу...
     - А может, он принял какое-нибудь средство, чтобы протрезветь... Ведь есть же современные лекарства...
     - Его жена и Пру сказали бы об этом...
     - Пру - это любовник, не так ли? Это его вы вызывали?.. Какие он дал показания?
     Чувствуя тяжесть во всем теле и боль в голове, Мегрэ терпеливо и со всеми подробностями изложил историю о трех миллионах и о расписках. Он напомнил о своих сомнениях в подлинности подписи Планшона на акте продажи мастерской.
     - Господин Пируэ, наш эксперт-почерковед, не дал категоричного заключения. По его мнению, документ мог быть подписан как самим Планшоном, находившимся в состоянии опьянения, так и другим лицом, который скопировал его подпись...
     - Разве расписок было несколько?
     - Да. Двадцать четвертого декабря Пру занял два миллиона старых франков - один у своего отца, другой - у шурина... Я дал указание одному из моих подчиненных снять фотокопии с этих расписок... В той, которую получил шурин, указывается, что одолженные деньги должны быть возвращены в течение пяти лет с выплатой шести процентов от общей суммы...
     Расписка, что у отца, предусматривает возмещение долга в два года и без всяких процентов...
     - Вы считаете, что эти расписки даны для отвода глаз?
     - Нет!.. Мои сотрудники выяснили, что 23 декабря, до того, как он дал эту сумму в долг, отец Пру снял один миллион наличными со своего счета в сберегательной кассе, а всего у него там хранится чуть больше двух миллионов... Что касается шурина, Мурье, то он в этот же день снял такую же сумму в почтовых чеках со своего счета...
     - Вы, кажется, говорили о трех миллионах?
     - Третий миллион снял сам Роже Пру со своего счета в банке "Лионский кредит"... Таким образом, к этой дате в доме Планшона находились три миллиона старых франков...
     - Когда был подписан акт о продаже малярной мастерской?
     - Двадцать девятого декабря... Похоже, Пру и его любовница собрали деньги до Рождества с тем, чтобы сразу же после праздников заставить Планшона подписать этот документ...
     - В таком случае, я не вижу...
     Не дав помощнику генерального прокурора закончить фразу, Мегрэ добавил:
     - Господин Пируэ исследовал чернила на подписи... Он не смог определить по ним точную дат