октор приехал на Поркероль с определенными намерениями. Он был болен
и собирался здесь полечиться. Это был  старый  холостяк.  Жил  он  очень
уединенно в маленьком домике с  окнами  в  сад.  Сад  утопал  в  цветах.
Хозяйством он занимался сам, и дома у него была  страшная  грязь.  Из-за
своей болезни доктор даже в случае необходимости не выходил  по  вечерам
из дома, а зимой, когда наступали  морозы,  что  в  этих  местах  бывает
крайне редко, не показывался иногда целыми неделями.
   - Вот увидите! Увидите! -  настаивал  зубной  врач  с  саркастической
улыбкой. - Впрочем, у вас, вероятно, уже сложилось впечатление  о  нашем
образе жизни. Подумайте только, ведь так каждый вечер!
   В самом деле обстановка была совсем не такая, какая бывает в кафе, не
походила она и на  атмосферу  салона.  Безалаберность,  царившая  здесь,
напоминала скорее вечеринку в ателье художника.
   Все хорошо знали друг друга, и никто ни перед кем не  выкаблучивался.
Майор, воспитанник привилегированного английского колледжа,  котировался
здесь не выше, чем бродяга Марселей или какой-нибудь Шарло.
   Время от времени кто-нибудь пересаживался  за  другой  столик,  менял
партнера.
   Сначала г-н Эмиль и Жинетта молча сидели за столиком  у  стойки,  как
давно женатые люди. Эмиль, как обычно, заказал чай, Жинетта -  крюшонную
рюмочку зеленоватого ликера.
   Иногда они вполголоса перебрасывались несколькими словами. Ничего  не
было слышно, только видно, как шевелились губы. Потом Жинетта со вздохом
поднялась и пошла за шашками. Они лежали в шкафчике,  на  котором  стоял
проигрыватель.
   Начали играть. Можно было подумать, что так продолжалось  изо  дня  в
день, из года в год, что люди могли так и состариться, сидя все  на  том
же месте, и даже движения их рук никогда не менялись.
   Нет сомнения, приди сюда Мегрэ через пять лет, он застал бы  дантиста
за той же рюмкой анисовки, с той же свирепой и самодовольной улыбкой,  а
Шарло так же автоматически управлял  бы  своим  "журавлем".  И  не  было
никаких оснований предполагать, что это может когда-нибудь измениться.
   Жених  с  невестой  передвигали  шашки  по  доске,   с   удивительной
серьезностью всматриваясь в них перед каждым ходом. А  майор  между  тем
пил шампанское стакан за стаканом и рассказывал анекдоты м-ру Пайку.
   Никто никуда не спешил. Никто, казалось, не думал о  завтрашнем  дне.
Когда не нужно было обслуживать клиентов, Жожо, облокотившись о стойку и
подперев ладонью подбородок, задумчиво глядела на посетителей.
   Мегрэ  много  раз  ловил  на  себе  ее  взгляд,  но  как  только   он
оборачивался, она начинала смотреть в другую сторону.
   Поль, хозяин, как всегда в одежде повара, ходил от столика к  столику
и угощал каждого по очереди. Должно быть, это ему влетало в  кругленькую
сумму, но в конечном счете, видимо, оправдывалось.
   Что касается его жены,  маленькой  бесцветной  блондинки  с  жесткими
чертами лица,  которую  почти  никто  не  замечал,  она  устраивалась  в
одиночестве за столиком и подсчитывала дневную выручку.
   - И вот так каждый вечер, - сказал Леша.
   - А где ж жители острова? - спросил Мегрэ. - Я имею в виду рыбаков.
   - После ужина их здесь никогда не увидишь.  Они  выходят  в  море  до
света и рано ложатся спать. В любом случае они бы вечером в "Ковчег"  не
явились. Это своего рода негласное соглашение. Днем  и  по  утрам  здесь
бывает разный народ, но по вечерам жители острова, настоящие  аборигены,
ходят в другие кафе.
   - Что они там делают?
   - Ничего. Однажды я нарочно зашел посмотреть.
   Иногда слушают радио. Молча, ни на кого не глядя, выпивают рюмочку.
   - А здесь всегда так тихо?
   - Как когда. Подождите. Шум может возникнуть внезапно,  с  минуты  на
минуту.  Достаточно  пустяка,  случайно   брошенной   фразы,   угощения,
поставленного одним или другим, чтобы все  собрались  вместе  и  начался
галдеж.
   Но этого не произошло. Вероятно, из-за присутствия Мегрэ.
   Окно было открыто, но ему все равно было жарко.
   Он, как маньяк, продолжал прислушиваться к  малейшему  шуму  в  доме.
Жинетте по-прежнему не спалось.
   Иногда в комнате над ним слышались шаги. Что касается м-ра Пайка,  то
он уже, должно быть, в четвертый раз выходил  в  коридор.  Видно,  Мегрэ
спал урывками и не очень крепко, так что мысли его не исчезали, а только
расплывались и путались.
   М-р Пайк сыграл с ним дурную шутку, когда во время прогулки  по  молу
говорил о голландце. Теперь комиссар  мог  думать  о  де  Грефе,  только
находясь под впечатлением сказанного о нем Пайком.
   Однако  портрет  молодого  человека,  нарисованный  Пайком,  его   не
удовлетворял. Де Греф тоже был  здесь,  в  "Ковчеге",  вместе  с  Анной.
Девушке,  вероятно,  очень  хотелось  спать,  голова  ее   все   сильнее
склонялась на плечо спутника.
   Де Греф с ней почти не  разговаривал.  Он,  должно  быть,  редко  это
делал. Он был хозяин, и ей надлежало только следовать за ним, ожидая его
приказаний.
   Де Греф смотрел по сторонам. Очень худым лицом  он  напоминал  дикого
зверя.
   Другие здесь тоже, конечно, были не ягнята, но де Греф бесспорно  был
хищником. Он втягивал носом воздух, как хищник (это было похоже на тик),
слушая все, что говорилось, и дергал носом. Такова была его единственная
заметная реакция.
   Майор мог бы сойти в джунглях за толстокожее  животное  -  слона  или
скорее бегемота. А г-н Эмиль?
   Пожалуй, за проворного зверька с острыми зубками.
   Смешно! Что подумал бы м-р Пайк, если бы прочел мысли Мегрэ?  Правда,
у комиссара было смягчающее обстоятельство. Он много выпил  и  пришел  в
дремотное состояние. Знай он, что не  сможет  по-настоящему  уснуть,  он
выпил бы еще несколько стаканов, чтобы погрузиться в  глубокий  сон  без
сновидений.
   В общем, Леша славный малый. Такой славный, что Мегрэ не прочь  взять
его в свой  отдел.  Только  еще  немного  молод,  слишком  горяч.  Легко
возбуждается, как гончий пес, который готов бежать в любую сторону.
   Леша уже  бывал  на  юге  Франции,  так  как  состоял  в  опербригаде
Драгиньяна, но на Поркероле ему приходилось бывать только раз  или  два.
Теперь он прожил здесь всего три дня и уже успел хорошо изучить остров.
   -  Люди  с  "Северной  звезды"  приходят  сюда  не  каждый  вечер?  -
поинтересовался у него Мегрэ.
   - Почти каждый. Иногда попозднее.  Они  имеют  привычку,  когда  море
спокойно, совершать прогулки на шлюпке при лунном свете.
   - Отношения между миссис Уилкокс и майором дружеские?
   - Напротив. Они старательно избегают разговаривать друг с  другом,  и
каждый из них смотрит на другого так, словно тот прозрачный.
   В конечном счете, это было понятно. Они принадлежали к одной и той же
среде, а теперь оба якшались Бог знает с кем.
   Майор, должно быть, испытывал смущение, когда напивался на  глазах  у
м-с Уилкокс, потому что  на  их  родине  джентльмены  имеют  обыкновение
делать это у себя дома, вдали от любопытных глаз.
   Что касается англичанки, то в глазах бывшего офицера индийской  армии
Морикур был птицей не высокого полета.
   Они приехали к  одиннадцати  часам.  Как  почти  всегда  бывает,  м-с
Уилкокс оказалась совсем не такой, какой ее представлял себе комиссар.
   Он ожидал увидеть настоящую леди, а она была расплывшейся,  увядающей
женщиной, с рыжими крашеными волосами и надтреснутым голосом, похожим на
голос  майора  Беллэма,  только  более  звонким.  Наряд  ее   составляло
полотняное платье, зато на шее -  колье  из  трех  ниток,  должно  быть,
настоящего жемчуга, а на пальце - кольцо с большим бриллиантом.
   Войдя в "Ковчег", м-с Уилкокс сразу же стала  искать  глазами  Мегрэ.
Должно быть,  Филипп  рассказывал  ей  о  комиссаре.  Усевшись,  она  не
переставала его разглядывать и перешептываться на его счет со спутником.
   Что она могла о нем говорить?  Может  быть,  со  своей  стороны,  она
представляла себе его этаким молодым первым любовником? Или решила,  что
он выглядит не слишком умным?
   Эта  пара  пила  виски,  добавляя  совсем  немного  содовой.  Филиппу
приходилось все время ублажать свою хозяйку, поэтому внимательный взгляд
Мегрэ приводил его в бешенство. Видимо, молодой человек не любил,  когда
на него смотрят  во  время  исполнения  им  служебных  обязанностей.  Но
английская дама, казалось, делала это нарочно. Вместо того чтобы позвать
Жожо или Поля, она  послала  своего  чичисбея  сменить  стакан,  который
показался ей не совсем чистым, затем отправила к стойке взять сигарет. А
потом, в третий раз, еще Бог знает зачем, отослала на улицу.
   Она старалась утвердить свою  власть  над  наследником  Морикуров  и,
может быть, заодно показать, что не стыдится своей роли.
   Проходя,  они  кивнули  молодому  де  Грефу  и  его  подруге.  Совсем
незаметно. Словно обменялись какими-то масонскими знаками.
   Майор, сверх ожидания,  удалился  первым  -  нетвердой  походкой,  но
сохраняя чувство собственного достоинства, а м-р Пайк  немного  проводил
его.
   Затем ушел дантист.
   - Вот увидите! Вот увидите! - повторял он на прощанье,  предсказывая,
что Мегрэ тоже в скором времени "опоркеролится".
   Шарло, которому надоело возиться с "журавлем", сел верхом на  стул  и
стал наблюдать за игрой в шашки. Раз-другой молча указал ход Жинетте.
   Как только г-н Эмиль ушел, Шарло тоже отправился  спать.  Жинетта  не
уходила. Казалось, она ждала приказаний Мегрэ.  Наконец  подошла  к  его
столу и прошептала с едва заметной улыбкой:
   - Вы на меня все еще сердитесь?
   Видно было, что она очень устала, и  комиссар  посоветовал  ей  пойти
спать. Он поднялся сразу вслед за ней: ему  пришло  в  голову,  что  он,
может быть, встретится сейчас с Шарло.
   В какую-то минуту, когда комиссар пытался уснуть, -  может  быть,  он
уже спал и это был сон? - ему показалось, что он вдруг  вспомнил  что-то
важное.
   - Только бы не забыть. Необходимо завтра утром это вспомнить.
   Он чуть было не поднялся, чтобы записать на клочке бумаги мелькнувшую
мысль. Это было очень любопытно. Мегрэ был  доволен.  Он  несколько  раз
повторил:
   - Только бы не забыть завтра утром!
   В туалете кто-то снова спустил воду. Она стекала медленно, не  меньше
десяти минут. Это раздражало. Шум  все  усиливался.  Раздались  какие-то
взрывы. Мегрэ вскочил, открыл глаза и сел в постели. Комната была залита
солнцем;  напротив,  в  проеме  открытого  окна,  виднелась   колокольня
маленькой церкви.
   Взрывы доносились со стороны гавани. Это чихали моторы рыбачьих лодок
- их заводили. Все рыбаки одновременно выходили в море. Один из моторов,
после нескольких  выхлопов,  упрямо  останавливался,  наступала  тишина,
потом снова слышалось чиханье: мотор никак не заводился.
   Мегрэ решил одеться и выйти на улицу,  но,  взяв  часы,  лежавшие  на
ночном столике, увидел, что еще только половина пятого. Запах был резче,
чем накануне. Видимо, из-за утренней  сырости.  В  доме  стояла  тишина.
Тишина  стояла  на  площади.  Казалось,  листва  эвкалиптов  застыла   в
предрассветной прохладе. Слышны  были  только  моторы  в  порту,  иногда
доносился чей-то голос. Потом и ворчание моторов затихло.
   Снова открыв глаза,  Мегрэ  почувствовал  другой  запах,  который  он
вдыхал по утрам с раннего детства - запах свежего  кофе.  В  доме  жизнь
била ключом, на площади слышались шаги, по булыжникам мостовой  скрипели
тачки.
   Комиссар сразу подумал, что должен  вспомнить  что-то  важное,  но  в
голове не возникло ничего определенного. От анисовой водки  вязало  рот.
Он поискал кнопку звонка в надежде, что сможет попросить кофе, но звонка
в комнате не оказалось. Тогда он надел  брюки,  рубашку,  сунул  ноги  в
домашние туфли, причесался и открыл дверь в коридор. Из комнаты  Жинетты
доносился резкий запах мыла и духов. Как видно, она занималась  утренним
туалетом.
   Не с ней  ли  связана  догадка,  которая  его  осенила  ночью?  Мегрэ
спустился в зал. На  столах  высились  пирамиды  из  стульев.  Дверь  на
террасу была открыта, там тоже громоздились стулья. Кафе пустовало.
   Он вошел в кухню, которая показалась ему очень темной: его  глаза  не
сразу привыкли к полумраку.
   - Доброе утро, господин комиссар. Хорошо спалось?
   Это была  Жожо  в  своем  черном  платье,  которое  у  нее  буквально
прилипало к телу.
   - Будете пить кофе?
   На мгновенье он подумал о г-же Мегрэ,  которая  в  этот  час  готовит
первый завтрак в их парижской квартире с окнами, выходящими  на  бульвар
Ришар-Ленуар.
   Он вдруг представил себе, что в Париже дождь. В день отъезда там  был
страшный холод, как зимой. Здесь это казалось невероятным.
   - Хотите, я освобожу столик?
   Зачем? В кухне было очень уютно. Жожо растапливала  печь  виноградной
лозой, и от этого приятно пахло.
   Мегрэ все пытался припомнить свое вчерашнее открытие, а  сам  говорил
что попало. Должно быть, ему было неловко наедине с Жожо.
   - Господин Поль еще не спускался?
   - Что вы! Он уже давно в гавани. Он ходит туда каждое утро за  свежей
рыбой. - Жожо посмотрела на стенные часы. - "Баклан" отвалит через  пять
минут.
   - Больше никто не выходил?
   - Только месье Шарло.
   - Надеюсь, он был без вещей?
   - Да. Он ушел вместе с месье Полем. Ваш друг тоже ушел, не меньше чем
полчаса назад.
   Через открытые двери Мегрэ обозревал площадь.
   -  Он,  вероятно,  купается.  Ушел  в  пляжном  костюме,  с  махровым
полотенцем под мышкой.
   Мысль о догадке не оставляла Мегрэ. Это имело отношение к Жинетте, но
как-то касалось и Жожо. Он вспомнил, что в дремоте ему мерещилось, будто
она поднимается по лестнице.
   Накануне он настойчиво спрашивал у Жинетты: "Зачем  вы  приехали?"  А
она ему несколько раз соврала.
   Сначала сказала, что приехала специально, чтобы с ним повидаться.
   Вскоре Жинетта призналась, что помолвлена  с  г-ном  Эмилем.  Значит,
приехала она для того, чтобы снять вину со своего хозяина, чтобы убедить
комиссара,  что  ее  хозяин  не  имеет  никакого  отношения  к  убийству
Марселена.
   А ведь комиссар не зря как следует прижал ее  к  стене:  ему  удалось
развязать ей язык. Правда, она еще не все выболтала.
   Он стоял возле печки и маленькими  глотками  пил  кофе.  Удивительное
совпадение: чашка из дешевого фаянса, но сделанная  под  старинную,  как
две капли воды походила на ту, из которой он пил  в  детстве.  Тогда  он
считал, что она - единственная в мире.
   - Есть ничего не будете?
   - Попозже.
   - Через четверть часа у булочника уже будет готов свежий хлеб.
   Наконец Мегрэ размяк, и Жожо, должно быть, удивилась, увидев  у  него
на губах улыбку. Вспомнил! Разве Марселей не говорил Жожо о "целой  куче
денег", которую мог бы загрести? Правда, он был тогда пьян,  но  ведь  в
таком состоянии он пребывал почти всегда. С каких пор у  него  появилась
возможность загрести эту  "кучу  денег"?  Жинетта  приезжала  на  остров
примерно каждый месяц. Была она и в прошлом месяце. Проверить это легко.
Кроме того, возможно, что Марселей ей написал.
   Если ему предоставлялась возможность заработать большую сумму  денег,
то это мог сделать и кто-нибудь другой, знай он, например, то, что  было
известно Марселену.
   Мегрэ  продолжал  стоять  с  чашкой  в  руке,  глядя  на   освещенный
прямоугольник двери, а Жожо бросала на него быстрые любопытные взгляды.
   Леша уверял, будто Марселей погиб оттого, что слишком много говорил о
"своем друге Мегрэ", и на  первый  взгляд  это  казалось  притянутым  за
волосы.
   Странно  было  видеть  почти  голого  м-ра  Пайка,  силуэт   которого
выделялся на фоне света, с мокрым полотенцем в руке и слипшимися на  лбу
волосами.
   Вместо того чтобы поздороваться с ним, Мегрэ пробормотал:
   - Одну минуту...
   Вот оно что! Он почти догадался. Теперь мысли будут нанизываться одна
на другую. Можно начать с  догадки,  что  Жинетта  приехала  на  остров,
потому что знала причину смерти Марселена.
   Совсем не обязательно, что она  приехала  для  того,  чтобы  помешать
найти преступника. Если бы она вышла замуж за г-на Эмиля,  то  стала  бы
богатой. Но ведь старуха Жюстина не умирала и  вопреки  диагнозу  врачей
еще могла прожить долгие  годы.  Узнай  Жюстина,  что  замышляется,  она
совершила бы любую подлость, лишь бы помешать сыну жениться на  ком-либо
после ее смерти.
   А вот Марселей говорил, что может загрести "большую кучу денег".
   - Извините, мистер Пайк. Хорошо вам спалось?
   - Очень хорошо, - ответил невозмутимый англичанин.
   Должен ли Мегрэ признаться ему, что  ночью  он  считал,  сколько  раз
спускали в уборной воду? Наверное, это было бы слишком. К тому же  после
морской ванны инспектор Скотленд-Ярда был  свеженьким,  как  только  что
вытащенная из воды рыба.
   Сейчас, во время бритья, комиссар сможет поразмыслить о  "целой  куче
денег".

Глава 6
ЛОШАДЬ МАЙОРА

   Англичане все-таки молодцы. Разве какой-нибудь французский коллега на
месте м-ра Пайка удержался бы от искушения  взять  реванш?  Даже  Мегрэ,
который по характеру  не  был  насмешником,  чуть  было  не  намекнул  с
простодушным видом на то,  что  инспектор  из  Скотленд-Ярда  так  часто
спускал ночью воду в уборной.
   Может быть, накануне вечером и тот и  другой  перебрали  больше,  чем
думали? Во всяком случае, это казалось весьма неожиданным.
   Они все еще были втроем - Мегрэ, м-р Пайк и Жожо  -  в  кухне,  дверь
которой оставалась открытой.
   Мегрэ допивал кофе, а м-р Пайк в купальном костюме стоял,  застя  ему
свет, в  то  время  как  Жожо  пыталась  отыскать  в  буфете  бекон  для
англичанина. Было без трех восемь, когда Мегрэ, глядя на часы,  произнес
самым неподражаемо невинным тоном:
   - Интересно, протрезвел ли Леша после своих вчерашних рюмочек?
   Жожо вздрогнула, но не обернулась. Что до м-ра Пайка, то, несмотря на
хорошее воспитание, даже он не сумел скрыть удивление. Однако  инспектор
с безупречной простотой отчеканил:
   - Я только что видел, как  он  садился  на  "Баклан";  видимо,  лодка
дожидается Жинетту.
   Мегрэ начисто забыл  о  похоронах  Марселена.  Хуже  того,  он  вдруг
вспомнил, что накануне долго и даже слишком настойчиво говорил о  них  с
инспектором.
   Присутствовал ли при их разговоре м-р Пайк? Этого он сказать не  мог,
но хорошо помнил, что сам в это время сидел на банкетке.
   - Ты поедешь вместе с ней, дружок, - втолковывал он  Леша.  -  Понял?
Правда, я не уверен, что это  что-нибудь  даст.  Но  вдруг  зрелище  это
вызовет у нее какую-нибудь реакцию? Или кто-нибудь попытается под  шумок
поговорить с ней? А быть может, увидишь знакомое лицо и это тебе  что-то
подскажет? Нужно всегда ходить на  похороны.  Это  мой  старый  принцип,
который часто себя оправдывал. Только гляди в оба.
   Мегрэ даже  вспомнил,  что,  обращаясь  к  Леша,  все  время  называл
инспектора на "ты", вспомнил также, что рассказал ему несколько  историй
с похоронами, которые навели его на след преступника.
   Теперь ему было ясно, почему Жинетта производила столько шума у  себя
в комнате. Он слышал, как она открыла дверь и крикнула сверху:
   - Принеси-ка мне чашку кофе, Жожо, да побыстрей.
   Сколько у меня еще осталось времени?
   - Три минуты, мадам.
   И как раз в этот момент рев сирены на "Баклане" оповестил, что  катер
вот-вот отойдет.
   - Я схожу на причал, - объявил комиссар.
   Времени, чтобы подняться наверх, не оставалось, поэтому  Мегрэ  вышел
на улицу, как был - в комнатных туфлях и без воротничка. Но не  один  он
был в таком виде. Возле катера собрались группы людей, все  те  же,  что
были здесь и накануне, когда Мегрэ впервые ступил ногой на поркерольский
берег. Видимо, они присутствовали при всех прибытиях и отчалах.
   Прежде  чем  начать  день,  они  приходили  поглазеть,  как  "Баклан"
покидает гавань, а затем, еще до  того  как  привести  себя  в  порядок,
выпивали глоток белого у Поля или в других кафе.
   Дантист, менее сдержанный, чем м-р Пайк, упорно смотрел на  комнатные
туфли Мегрэ, на его небрежный вид, и улыбка удовлетворен