ась вместе с высоким белокурым парнем, который говорил по-французски с сильным акцентом.
     - Это вы оформили билет графине Пальмиери?
     Он ответил "да". Графиню привел к нему сосед, кассир итальянской авиакомпании. Ей во что бы то ни стало надо было улететь в Ниццу, а на утренний рейс "Эр-Франс" она не попала.
     - Понимаете, тут сложное расписание. Есть самолеты, которые выполняют какой-то рейс всего один или два раза в неделю. А на некоторых маршрутах остановки тоже не каждый раз одни и те же. Я сказал ей, что если у нас в последнюю минуту появится место...
     - Она улетела?
     - Да, в десять двадцать восемь.
     - То есть сейчас она уже прилетела в Ниццу?
     Служащий посмотрел на часы, висевшие над киоском, который был напротив:
     - Да, полчаса назад.
     - Как она оплатила свой билет?
     - Чеком. Она мне объяснила, что уехала внезапно и поэтому не имела при себе денег.
     - Для вас это привычно - принимать чеки?
     - От хорошо известных людей - да.
     - А ее чек все еще у вас?
     Служащий открыл ящик, перелистал несколько бумажек и вынул листок, к которому был приколот булавкой бледно-голубой чек. Чек был выписан не на какой-нибудь из французских банков, а на швейцарский банк, который имел отделение в Париже на проспекте Оперы. Почерк был резкий и неровный; такой бывает у людей в минуты нетерпения или у больных с высокой температурой.
     - Благодарю вас.
     Потом Мегрэ обратился к Коломбани с вопросом:
     - Могу я позвонить в Ниццу из вашего кабинета?
     - Можете даже послать сообщение по телетайпу, и оно тут же будет принято.
     - Я бы предпочел говорить.
     - Идемте... Это важное дело?
     - Очень важное!
     - Неприятное?
     - Боюсь, что да.
     - Вы хотите говорить с полицией их аэропорта?
     Мегрэ кивнул.
     - Придется подождать несколько минут, так что у нас есть время выпить по глотку... Нам сюда... Вы предупредите нас, Дютийель, когда дадут разговор с Ниццей?
     В баре они втиснулись между семьей из Бразилии и пилотами в серой форме, которые говорили по-французски с бельгийским или швейцарским акцентом.
     - Что будете пить?
     - Я недавно выпил виски. Лучше всего мне продолжить тем, с чего начал.
     Коломбани начал объяснять:
     - В сообщении, которое мы получили от уголовной полиции, ничего не было сказано о пассажирах, которые летят во французские города. А поскольку мы в принципе занимаемся только теми, кто должен визировать свои паспорта...
     Мегрэ одним глотком опустошил свой бокал: его уже звали к телефону.
     - Алло! Это полиция аэропорта? Говорит Мегрэ из уголовной полиции... Да... Вы слышите меня?.. Алло! Я говорю так четко, как могу. Молодая женщина... Алло... Графиня Пальмиери... Да... Она должна была выйти из самолета ВОАС полчаса с небольшим назад... Да, самолет, который прибыл из Лондона через Париж... Как? Ничего не слышу...
     Коломбани любезно оказал ему услугу - подошел к двери и закрыл ее, потому что в кабинет проникал оглушительный шум аэропорта, в том числе рев самолета, приближавшегося к большим застекленным дверям этой комнаты.
     - Самолет только что приземлился? Да, понимаю: опоздал. Тем лучше. Пассажиры еще в аэропорту? Алло!
     Бегите быстрее... Пальмиери... Нет... Задержите ее под каким-нибудь предлогом. Например, проверка документов... Поторопитесь...
     Коломбани сказал тоном бывалого человека:
     - Я догадывался, что он опоздает. Сообщали, что по всему этому маршруту идут грозы. Самолет из Касабланки опоздал на полтора часа, а другой, из...
     - Алло! Да... Как? Вы ее видели? Так в чем же дело?
     Уехала? - На том конце провода тоже был слышен шум мотора. - Это улетает самолет? Она там, на борту? Нет?
     В конце концов Мегрэ понял, что полицейский из Ниццы упустил графиню. Дал ей упорхнуть прямо у себя из-под носа. Пассажиры, прилетевшие из Лондона, были еще в аэропорту, потому что должны были пройти таможню, но графиня покинула самолет первая и сразу села в ожидавший ее автомобиль.
     - Вы говорите, автомобиль был с бельгийским номером? Да, я вас слышу: большая машина... с шофером.
     Нет... ничего... Спасибо.
     Из американской больницы она звонила в Монте-Карло, где, вероятно, жил в отеле "Париж" ее второй муж, Йозеф ван Мелен. Потом она велела отвезти себя в Орли и села на первый самолет, летевший на Берег. А в Ницце ее ждал большой бельгийский автомобиль.
     - Дела идут так, как вам хочется? - спросил Коломбани.
     - Когда вылетает первый самолет до Ниццы?
     - В час девятнадцать... В принципе на этих самолетах нет свободных мест, хотя сейчас и не сезон. Но в последнюю минуту всегда оказывается, что один или два пассажира не пришли. Хотите, я устрою, чтобы вас внесли в список?
     Без него Мегрэ потерял бы уйму времени.
     - Вот! Вам остается только ждать. Когда придет время, за вами зайдут. Где вы будете - в ресторане?
     Мегрэ позавтракал один в углу ресторана. Перед этим он позвонил Люка. У того не было никаких новостей.
     - Журналисты еще не зашевелились?
     - Вроде бы нет. Я сейчас видел, как один из них бродил тут по коридорам, но это был Мишо, а он торчит у нас всегда; и он ни о чем со мной не говорил.
     - Пусть Лапуэнт сделает то, что я ему велел. В течение дня я позвоню из Ниццы.
     Как было обещано, за комиссаром зашли. Он встал в конец цепочки пассажиров, направлявшихся на посадку, и дошел с ними до самолета, где его усадили в последний ряд. Коробку с фотографиями он оставил Лапуэнту, но несколько снимков - те, которые показались ему самыми интересными, - взял с собой. Теперь он начал мечтательно рассматривать их вместо того, чтобы читать газету, которую вместе с жевательной резинкой предложила ему стюардесса.
     Чтобы закурить трубку и расстегнуть ремень безопасности, комиссару пришлось ждать, пока не погаснет светящаяся надпись у него перед глазами. Почти сразу после этого подали чай с пирожными, которых Мегрэ совершенно не хотел.
     Самолет скользил над толстым светящимся ковром облаков, а Мегрэ в это время сидел неподвижно, полузакрыв глаза и откинув голову на спинку кресла. Казалось, он ни о чем не думал. На самом же деле он старался наполнить жизнью имена и силуэты, которые еще утром были для него совершенно чужими, словно с другой планеты.
     Сколько времени осталось до того, как станет известно о смерти полковника и пресса завладеет этой историей?
     С этого момента начнутся сложности. Так бывает каждый раз, когда речь идет о человеке, который живет у всех на виду. Пришлют лондонские ежедневные газеты своих репортеров в Париж или нет? Если верить Джону Т. Арнольду, Дэвид Уорд имел интересы чуть ли не повсюду в мире.
     Любопытный тип! Мегрэ видел Уорда только в жалком и гротескном положении - голого в ванне, из которой высовывался только один его толстый бледный живот, словно плававший на поверхности воды.
     Почувствовал ли Лапуэнт, что в какое-то мгновение комиссар оробел перед высшим обществом и был не совсем на уровне стоявшей перед ним задачи? Не пошатнулась ли от этого вера "малыша" в своего шефа?
     "Люди из отеля раздражали меня - это точно", - подумал Мегрэ. Он чувствовал себя с ними как новичок, например новый член в клубе или новый ученик в классе. Он был человеком, который знает, что неловок, чувствует стыд потому, что еще не усвоил правила, обычаи, условные слова, и думает, что остальные смеются над ним.
     Мегрэ был убежден, что Джон Т. Арнольд, такой раскованный, чувствовавший себя свободно рядом с изгнанными королями и банкирами и как дома в Лондоне, Риме, Берлине и Нью-Йорке, насмехался над его неуклюжестью и вел себя с ним снисходительно с небольшой примесью жалости в этом снисхождении.
     Мегрэ, как все люди, - а в силу своей профессии даже лучше, чем большинство людей, - знал, как устраивают некоторые дела и как живут люди в некоторых слоях общества. Но это знание было теоретическим. Мегрэ не чувствовал обстановку. Мелкие детали сбивали его с толку.
     Это был первый случай, когда комиссар имел дело с миром, замкнутым в себе, откуда какие-то отголоски долетали до других людей только благодаря нескромности газет.
     Среди миллиардеров - если называть их этим прижившимся общепринятым словом - есть такие, которых без труда можно "определить", то есть сказать, какого они круга и к какому типу людей относятся. Это дельцы и банкиры, которые каждый день приходят в свои кабинеты и в частной жизни не слишком отличаются от обычных людей. Мегрэ знал крупных промышленников севера и востока Франции, производителей шерстяных тканей и владельцев металлургических заводов, которые каждое утро в восемь часов принимались за работу, каждый вечер ложились спать в десять часов, имели семьи, похожие на семьи их мастеров или начальников отделов.
     Теперь, как ему казалось, он понял, что эти люди стояли не на самой верхней ступени общественной лестницы, что среди владельцев больших состояний они были чем-то вроде чернорабочих с низкой зарплатой.
     Выше них на этой лестнице стояли такие люди, как полковник Уорд и, возможно, Йозеф ван Мелен, которые почти не заходили в свои рабочие кабинеты, а переезжали из одного роскошного отеля в другой и были окружены красивыми женщинами, путешествовали на собственных яхтах, находились между собой в сложных отношениях и обсуждали в вестибюле гостиницы или в кабаре сделки более крупные, чем те, которые совершали финачсисты-буржуа.
     Дэвид Уорд имел трех законных жен. Мегрэ записал их имена в свою черную записную книжку. Дороти Пейн, первая, единственная из них, принадлежала приблизительно к тому же кругу, что и Уорд, и была, как он, родом из Манчестера. Детей у них не было. Развелись они через три года после свадьбы. Она снова вышла замуж.
     Хотя семья Пейн и была из буржуазных кругов, после развода Дороти не возвратилась в эту среду и в Манчестер тоже не вернулась. Она вышла за такого же, как Уорд, - за итальянского магната, короля искусственного шелка по имени Альдо де Рокка, который страстно любил автомобили и каждый год участвовал в гонке в Ле-Мане. Он, должно быть, тоже останавливался в "Георге Пятом" или в "Рице", в Лондоне жил в "Савое", в Каннах - в "Карлтоне", в Монте-Карло - в отеле "Париж". Как эти люди устраивают, чтобы постоянно не встречаться друг с другом? Во всем мире есть двадцать или тридцать гостиниц класса люкс, десяток модных пляжей, ограниченное число разных торжеств, "Гранпри" и скачек. Поставщики товаров у всех этих людей одни и те же, ювелиры и портные тоже. Даже парикмахеры у них обшие, даже маникюрши.
     Вторая жена полковника, Алиса Перрен, та, чей сын учился в Кембридже, была родом из другой среды. Дочь сельской учительницы из провинции Ньевр, она работала в Париже манекенщицей, когда Уорд впервые с ней встретился. Но разве манекенщицы не живут на границе этого же мира? После развода она не вернулась к своей профессии, и полковник, расставаясь, выделил ей содержание. В каких домах она теперь бывает гостьей?
     Этот же вопрос Мегрэ мог бы себе задать и по поводу третьей жены, Мюриэль Хэллиген, дочери заводского мастера из Хобокена, возле Нью-Йорка, которая продавала сигареты в ночном клубе на Бродвее, когда Дэвид Уорд влюбился в нее. Она жила в Лозанне вместе с дочерью и тоже была избавлена от заботы о деньгах.
     Кстати, женат ли Джон Т. Арнольд? Мегрэ мог бы поспорить, что нет. Казалось, Арнольд родился для того, чтобы быть правой рукой, "серым кардиналом" и доверенным лицом такого человека, как Уорд. Он, видимо, был из родовитой английской семьи, возможно очень старинной, от которой отвернулась удача. Он учился в Итоне или Кембридже, играл в гольф и теннис, занимался парусным спортом и греблей. До встречи с Уордом он, видимо, побывал на службе в армии или в каком-нибудь посольстве.
     Во всяком случае, в тени полковника он вел ту жизнь, для которой был создан. Кто знает, не извлекал ли он по-тихому пользу для себя из любовных похождений своего покровителя, так же как пользовался роскошью, которой тот был окружен?
     - Дамы и господа, просим вас пристегнуть ремни и больше не курить. Через несколько минут мы приземлимся в Ницце. Надеемся, что этот полет был для вас приятен. Ледиз энд джентльменз...
     Мегрэ с трудом вытряхнул пепел из трубки в крошечную пепельницу, встроенную в подлокотник кресла, и его толстые пальцы начали трудиться над застежкой. Он не заметил, что уже несколько минут самолет летел над морем. Вдруг море в один миг оказалось рядом с иллюминатором и перевернулось так, что встало почти вертикально: самолет сделал вираж. Внизу можно было разглядеть несколько рыболовных судов, которые отсюда походили на игрушки, и двухмачтовый парусник, оставлявший за собой серебристый след.
     - Пожалуйста, не покидайте свои места до полной остановки самолета.
     Самолет коснулся земли, подпрыгнул, и его моторы зашумели сильнее. Пока самолет подкатывал к белому зданию аэропорта, этот шум продолжал усиливаться, так что у Мегрэ звенело в ушах.
     Комиссар вышел из самолета одним из последних потому, что сидел в самой глубине салона, и еще потому, что толстая дама, занимавшая место впереди него, забыла на своем кресле коробку конфет и пыталась идти против течения людского потока.
     У нижнего конца трапа стоял какой-то молодой мужчина без пиджака, в ярко блестевшей на солнце рубашке.
     Коснувшись пальцами полей соломенной шляпы, этот человек обратился к нему:
     - Комиссар Мегрэ?
     - Да.
     - Инспектор Бенуа. Сегодня в двенадцать дня ваше сообщение принял не я, а коллега, которого я сменил.
     Комиссар аэропорта просит прощения, что не встречает вас здесь. Его вызвали в Ниццу по срочному делу.
     Пассажиры помчались к зданию аэропорта; Мегрэ и Бенуа пошли следом за ними, но держались на довольно большом расстоянии от остальных. Бетон взлетной полосы был горячим. За оградой в лучах яркого солнца виднелась толпа людей, махавших носовыми платками.
     - Мы только что попали в довольно трудное положение, и я, посоветовавшись с комиссаром, позволил себе позвонить на набережную Орфевр. К телефону подошел некто Люка; он сказал, что в курсе дела. Дама, которая вас интересует... - Он посмотрел на клочок бумаги, который держал в руке. - Графиня Пальмиери вернулась сюда как раз к самому отбытию самолета "Свиссэйр". Не имея указаний на этот счет, я не осмелился задержать ее по своей инициативе. Комиссар тоже не знал, как поступить. Поэтому я первым делом позвонил в уголовную полицию, и инспектор Люка...
     - Он бригадир...
     - Простите, бригадир Люка, судя по голосу, был так же раздосадован, как я. Дама была не одна. С ней находился какой-то господин, судя по виду, очень важная особа. Он увез ее в своей машине, а за полчаса до этого по телефону заказал ей место в самолете на Женеву.
     - Ван Мелен?
     - Не знаю. Вам могут сказать это в нашем отделении.
     - Короче говоря, вы дали ей уйти?
     - Я поступил плохо?
     Мегрэ не смог ответить сразу.
     - Нет, я так не думаю, - со вздохом произнес он наконец. - Когда будет другой самолет на Женеву?
     - До завтрашнего утра - ни одного. Но если вы непременно хотите отправиться туда, все-таки есть один способ. Позавчера один человек оказался в таком же положении. Если вы сядете в самолет, который вылетает в Рим в двадцать сорок, то успеете на рейс Рим-Женева-Париж-Лондон и...
     Мегрэ едва не рассмеялся: он вдруг почувствовал, до чего отстал от века. Чтобы попасть из Ниццы в Женеву, нужно просто отправиться в Рим, а оттуда...
     В баре он так же, как в Орли, увидел пилотов и стюардесс, американцев, итальянцев, испанцев. Четырехлетний мальчик, который летел один от самого Нью-Йорка, переходя из рук одной стюардессы в руки другой, с серьезным видом ел сливочное мороженое.
     - Я бы хотел позвонить.
     Инспектор радушно принял его в узкой комнате отделения полиции. Здесь уже знали, кто такой Мегрэ, и с любопытством наблюдали за ним.
     - Какой номер, господин комиссар?
     - Отель "Париж" в Монте-Карло.
     Через несколько минует Мегрэ узнал от консьержа отеля "Париж", что месье Йозеф ван Мелен действительно занимает там номер, что его вызвали телефонным звонком в Ниццу, он поехал туда на своей машине с шофером, отсутствовал достаточно долго и вернулся только сейчас.
     Теперь он принимал ванну, и в этот вечер его ждал стол на торжественном обеде в "Спортинге".
     Графиню Пальмиери в отеле хорошо знали, но сегодня ее здесь не видели. Что касается мадемуазель Надины, ее не было с ван Меленом, когда тот уехал в автомобиле.
     Кто такая Надина? Об этом Мегрэ не имел никакого представления, но консьерж, похоже, был убежден, что всему миру известно, кто она, и комиссар не стал задавать вопросов.
     - Вы полетите римским рейсом? - спросил молодой инспектор из Ниццы.
     - Нет. Сейчас закажу место на рейс "Свиссэйр" на завтрашнее утро, а переночую, без сомнения, в Монте-Карло.
     - Я провожу вас к киоску "Свиссэйр".
     Это был прилавок в вестибюле рядом с другими такими же прилавками.
     - Вы знаете графиню Пальмиери?
     - Это одна из наших постоянных и давних клиенток. Вот как раз совсем недавно она села в самолет на Женеву.
     - Вы знаете, где она останавливается в Женеве?
     - Обычно она поселяется не в Женеве, а в Лозанне.
     Мы часто присылаем ей билеты в "Лозанна-Палас".
     Париж вдруг показался Мегрэ огромным, а мир крошечным. Чтобы доехать междугородным автобусом до Монте-Карло, ему понадобилось столько же времени, сколько для того, чтобы прилететь из Орли!

Глава 4
В которой Мегрэ встречается с еще одним миллиардером, таким же голым, как полковник, но вполне живым

     Здесь тоже не желали, чтобы присутствие полиции получило огласку. Входя в вестибюль, Мегрэ узнал консьержа, которому звонил из аэропорта и с которым, как он понял, увидев этого человека, уже много раз сталкивался, когда тот работал в одном роскошном отеле на Елисейских полях. В то время нынешний консьерж еще не восседал за конторкой с ключами и не носил длинный редингот, а служил простым посыльным и ждал, когда надо будет бежать на зов клиента.
     В вестибюле были люди, еще одетые по-пляжному, а рядом с ними - мужчины уже в смокингах. Впереди Мегрэ стояла почти голая толстая женщина с ярко-красной спиной, державшая под мышкой маленькую собачку и распространявшая вокруг себя сильный запах масла для солнечных ванн.
     Вместо того чтобы обратиться к Мегрэ по фамилии - а уж комиссаром тем более не назвал - консьерж подмигнул ему как сообщнику и сказал:
     - Одну минуту. Я сейчас займусь этим делом.
     Потом он поднял трубку телефона:
     - Алло! Месье Жан? - Здесь, видимо, были очень чувствительные телефоны: консьерж говорил совсем тихо. - Тот человек, о котором я с вами разговаривал, прибыл... Мне поднять его в лифте наверх?.. Понял вас. - И он обратился к Мегрэ:
     - Секретарь господина ван Мелена ждет вас у двери лифта на шестом этаже; он вас проводит дальше.
     Это выглядело так, словно ему делают одолжение.
     В коридоре его действительно ждал одетый с иголочки молодой человек.
     - Месье Йозеф ван Мелен просил меня передать вам его извинения за то, что он примет вас во время массажа: он почти сразу после этого должен отправиться в город. Он поручил мне сказать, что очень рад встретиться с вами, так как с огромным интересом следил за ходом некоторых ваших расследований.
     Немного странно, правда? Почему бельгийский финансист не скажет ему это сам, раз все равно они вот-вот встретятся лицом к лицу?
     Мегрэ провели в номер, который был до того похож на номер в "Георге Пятом" (даже мебель и расположение комнат одинаковые), что комиссар мог бы подумать, будто еще не уехал из Парижа, если бы не видел в окно порт и яхты.
     - Комиссар Мегрэ... - объявил месье Жан, открывая дверь одной из комнат.
     - Входите, комиссар, и садитесь поудобней, - сказал ему лежавший на животе совершенно голый мужчина, которого разминал массажист, одетый в белые штаны и майку, позволявшую видеть огромные бицепсы. - Я ждал подобного визита,