выпил  кофе  с  ромом.  Потом  ему
подали горячие сосиски, он дожидался их довольно долго. Мы  видели,  как
он говорил с хозяином бистро, а через четверть  часа  оба  поднялись  на
второй этаж.
   Когда хозяин спустился, я вошел. Спросил, не сдает ли он комнаты.  Он
удивился: "А разве с этим парнем не все в порядке?" Мне показалось,  что
он привык иметь дело с полицией. Я решил его припугнуть и  заявил,  что,
если он скажет хоть одно слово своему клиенту, его заведение будет в тот
же день закрыто. Он поклялся, что  видит  парня  впервые;  по-моему,  не
соврал... В бистро своя клиентура - матросы и,  кроме  того,  в  полдень
рабочие с соседней фабрики приходят пить аперитив. Хозяин рассказал, что
едва Эртен вошел в  комнату,  он  бросился  на  кровать,  даже  не  сняв
ботинок. Он сделал ему замечание. Эртен снял ботинки, швырнул их на  пол
и тут же заснул.
   - Значит, Жанвье остался там?
   - Конечно. Ему можно позвонить: в "Белой цапле" есть телефон. Матросы
часто звонят оттуда своим хозяевам.
   Мегрэ поднял трубку и через минуту услышал голос инспектора Жанвье.
   - Алло!.. Ну, как наш парень?
   - Спит.
   - Ничего подозрительного не заметил?
   - Ровно ничего. Мертвый штиль. Он так храпит, что в кафе слышно.
   Мегрэ повесил трубку и  смерил  взглядом  хрупкую  фигуру  инспектора
Дюфура.
   - А ты не упустишь его?
   Инспектор хотел запротестовать, но Мегрэ опустил ему на плечо руку  и
медленно продолжал:
   - Пойми меня, старина. Я знаю, ты сделаешь  все  от  тебя  зависящее,
но... на карту поставлена моя карьера, и не  только  она,  но  и  многое
другое. К тому же я не могу пойти туда сам - эта скотина  знает  меня  в
лицо.
   - Клянусь вам, комиссар...
   - Не клянись. Ступай!
   Мегрэ резким движением сгреб и сунул в папку разбросанные документы и
запер папку в ящик стола.
   - Помни, если тебе еще понадобятся люди требуй, не стесняясь.
   Только  фотография  Жозефа  Эртена  осталась  на   столе   комиссара.
Некоторое  время  Мегрэ  вглядывался  в  его  костлявое   лицо,   узкие,
бесцветные губы, оттопыренные уши.
   Три судебных психиатра  осматривали  этого  человека.  Двое  заявили:
"Умственные способности недоразвиты. Вменяемость полная".
   Третий,  приглашенный   адвокатом   обвиняемого,   высказался   менее
уверенно: "Тяжелая наследственность. Вменяемость ограничена".
   А Мегрэ, сам  комиссар  Мегрэ,  арестовавший  Жозефа  Эртена,  заявил
начальнику  уголовной  полиции,   прокурору   республики   и   судебному
следователю:
   - Одно из двух: либо он безумен, либо невиновен.
   И обязался доказать свои слова.
   В  коридоре  раздались  шаги  инспектора  Дюфура,  который  удалялся,
подпрыгивая.
 
2. Человек, который спит 
 
   В  одиннадцать  часов,  после  краткого  разговора  со   следователем
Комельо, который никак не мог успокоиться, Мегрэ прибыл в Отейль.
   Погода стояла мерзкая, мостовая была  покрыта  липкой  грязью,  серое
небо, казалось, ползет по крышам домов. Набережная,  вдоль  которой  шел
комиссар, была застроена богатыми особняками. На другом  берегу  картина
была иная: предместье, а значит пустыри, заводы,  разгрузочные  причалы,
загроможденные  кучами  строительных  материалов.  Эти  столь  различные
пейзажи разделяла свинцово-серая Сена, неспокойная от сновавших  по  ней
буксиров.
   Увидеть "Белую цаплю"  было  нетрудно  даже  издали.  Бистро  одиноко
стояло на  пустыре  среди  штабелей  кирпича,  остовов  разбитых  машин,
рулонов рубероида и железнодорожных рельсов; словом, добра  там  хватало
всякого.
   Двухэтажный дом был выкрашен  в  противный  красный  цвет.  Несколько
столиков  стояли  на  террасе  под  полотняным  тентом  с   традиционной
надписью:
   "Вина, закуски"
   Бросались в глаза фигуры грузчиков -  они,  должно  быть,  разгружали
баржи с цементом, так как с ног до  головы  были  покрыты  белой  пылью.
Выходя,  они  жали  руку  человеку  в  синем  фартуке,  хозяину  бистро,
стоявшему в дверях, и  неторопливо  направлялись  к  барже,  причалившей
неподалеку.
   У Мегрэ был утомленный вид, глаза его стали  тусклыми,  но  бессонная
ночь была здесь ни при чем.
   У комиссара было свое правило. После нечеловеческого напряжения  всех
сил, когда цель оказывалась совсем рядом и стоило только протянуть к ней
руку, комиссар разрешал себе ненадолго обмякнуть. Это была  своеобразная
реакция на перенапряжение, и не стоило с ней бороться.
   Мегрэ подошел к зданию небольшой  гостиницы,  расположенной  напротив
"Белой цапли". В гостинице он обратился к дежурному администратору:
   - Мне нужна комната с окном на реку.
   - На месяц?
   Мегрэ пожал плечами. Спорить сейчас не стоило.
   - А уж это насколько мне понадобится. Я из уголовной полиции.
   - Свободных номеров у нас нет.
   - Ладно. Дайте мне список постояльцев.
   - Одну минуточку. Погодите. Я сейчас позвоню, кажется,  восемнадцатый
освобождается.
   - Идиот! - сквозь зубы проворчал Мегрэ. Разумеется, комната  нашлась.
Гостиница была комфортабельная. Коридорный спросил:
   - Прикажете забрать ваш багаж?
   - Багажа у меня нет. Принеси мне бинокль, больше ничего не надо.
   - Но я не знаю, найдется ли...
   - А ты постарайся. Достань бинокль где угодно.
   Мегрэ со вздохом снял пальто, раскрыл окно и набил трубку. Не  прошло
и пяти минут, как ему принесли перламутровый театральный бинокль.
   - Это бинокль хозяйки. Она просила вам передать...
   - Ладно! Исчезни!
   Полчаса  спустя  он  изучил  фасад  "Белой   цапли"   до   мельчайших
подробностей.
   Одно из  окон  второго  этажа  было  раскрыто,  в  комнате  виднелась
неубранная постель, огромная малиновая перина лежала поперек кровати. На
бараньей шкуре стояла пара расшитых домашних туфель.
   "Комната хозяина". Соседнее  окно  было  закрыто.  В  следующем  окне
причесывалась толстая женщина в кофте.
   "Жена хозяина или служанка".
   Внизу хозяин вытирал столы. За одним из них перед  бутылкой  красного
вина сидел инспектор Дюфур.
   Видно было, как он разговаривает с хозяином.
   Дальше, у самой воды, светловолосый молодой  человек  в  дождевике  и
серой кепке, казалось, внимательно наблюдал за разгрузкой баржи. Это был
инспектор Жанвье, один из самых молодых сотрудников уголовной полиции.
   В комнате  Мегрэ  у  изголовья  кровати  стоял  столик  с  телефоном.
Комиссар поднял трубку.
   - Алло! Администратор?..
   - Вам что-нибудь надо?
   - Соедините меня с бистро "Белая цапля", что на том берегу реки.
   - Минутку, - ответил недовольный голос.
   Минутка оказалась длинной. Наконец из своего окна Мегрэ  увидел,  что
хозяин бросил тряпку и пошел к телефону. Наконец в номере Мегрэ раздался
звонок.
   - Соединяю с "Белой цаплей"...
   - Алло!.. "Белая цапля"? Попросите к аппарату посетителя, что сидит у
вас в кафе... Нет, нет, ошибки быть не может. Он там один...
   Мегрэ увидел, как удивился хозяин. Затем  Дюфур  вошел  в  телефонную
будку.
   - Это ты, Дюфур?
   - Шеф?
   - Я в гостинице, что напротив "Белой цапли". Как наш парень?
   - Спит.
   - Ты сам это видел?
   - Только что я был у его комнаты и слышал, как он храпит. Я приоткрыл
дверь: он спит одетый, согнувшись в три погибели, с раскрытым ртом.
   - Ты уверен, что хозяин не предупредил его?
   - Он слишком боится полиции; у него уже были  неприятности...  Хотели
отобрать патент. Теперь он тише воды, ниже травы.
   - Сколько в доме входных дверей?
   - Две. Главный вход и дверь во двор. Жанвье следит за ней...
   - Никто не поднимался на второй этаж?
   - Никто. Я обязательно бы увидел. Лестница на второй  этаж  находится
за стойкой бистро.
   - Хорошо. Закажи завтрак. Скоро я тебе  позвоню.  Изображай  из  себя
служащего какого-нибудь судовладельца.
   Мегрэ повесил трубку и подтащил кресло к окну. Ему стало холодно,  он
снял с вешалки пальто и накинул его. Звякнул телефон.
   - Кончили говорить? - спросила телефонистка гостиницы.
   - Кончил. Скажите, чтобы мне принесли пива. И трубочного табаку.
   - У нас нет табака.
   - Так пошлите за ним.
   В три часа дня Мегрэ все еще сидел на том же месте. Бинокль  лежал  у
него на коленях, в  руке  он  держал  уже  пустой  стакан.  Несмотря  на
раскрытое настежь окно, в комнате пахло трубочным табаком.
   Вокруг  кресла  комиссара  валялись  утренние  газеты.  В  них   было
напечатано сообщение полиции:
   "Бегство приговоренного к смерти из тюрьмы Сайте".
   Время от времени Мегрэ пожимал плечами, вытягивал ноги,  потом  опять
менял позу.
   В половине четвертого он вновь позвонил в "Белую цаплю".
   - Что нового? - спросил комиссар.
   - Ничего. Все еще спит.
   - Дальше.
   -  Звонили  с  Набережной,  спрашивали,  где  вас   искать.   Похоже,
следователь хочет немедленно переговорить с вами.
   На этот раз Мегрэ  не  пожал  плечами,  его  ответ  был  кратким,  но
выразительным. Он дал отбой и тут же вызвал телефонистку:
   - Прокуратуру, мадмуазель. Срочно.
   Все, что мог сказать г-н Комельо, Мегрэ знал заранее.
   - Алло!.. Это вы, комиссар?.. Наконец-то!.. Никто не мог мне сказать,
где вы находитесь. Потом с набережной Орфевр сообщили, что вы  поставили
агентов возле "Белой цапли"... Я распорядился позвонить туда...
   - И что?
   - Сначала скажите, что у вас новенького?
   - Ровным счетом ничего. Он спит.
   - Вы уверены? Он не мог скрыться?..
   - Не будет большим преувеличением, если я скажу, что сию минуту  вижу
его.
   - Кажется, я начинаю сожалеть...
   - ...что  согласились  со  мной?  Но  раз  не  возражал  сам  министр
юстиции...
   - Минутку... Все утренние газеты напечатали ваше сообщение...
   - Знаю, читал.
   -  А  дневные  газеты   видели?..   Нет?..   Постарайтесь   раздобыть
"Сиффле"...  Я  сам  знаю,  что  это  паршивый  листок...   И   все   же
просмотрите... Впрочем, подождите, комиссар... Алло! Вы меня  слышите?..
Я вам сейчас прочту... Статья  в  "Сиффле"  называется  "Государственные
интересы"... Вы слышите меня, Мегрэ?.. Читаю:
   "Сегодня в утренних газетах напечатано  полуофициальное  сообщение  о
том,  что  Жозеф  Эртен,  приговоренный   к   смерти   судом   присяжных
департамента Сены и содержавшийся под особым надзором  в  тюрьме  Сайте,
бежал ночью при необъяснимых обстоятельствах. Однако мы можем  добавить,
что обстоятельства эти необъяснимы отнюдь не для всех. Жозеф Эртен бежал
не самостоятельно, побег был подготовлен. И это  за  несколько  дней  до
казни! Мы не можем пока  рассказать  все  подробности  гнусной  комедии,
разыгравшейся в тюрьме Сайте этой ночью. Однако  смеем  утверждать,  что
сама полиция, с ведома и разрешения юридических  властей,  инсценировала
этот побег. Интересно, знает ли об этом Жозеф Эртен? Если это так, мы не
находим  слов,  чтобы   квалифицировать   подобную   операцию,   пожалуй
единственную в анналах преступности".
   Мегрэ дослушал до конца,  сохраняя  полное  спокойствие.  Зато  голос
Комельо звучал все неуверенней.
   - Как вам это нравится, комиссар?
   - Это только доказывает, что я был прав. Статья в  "Сиффле"  отражает
мнение не только газеты. О нашей операции знали всего шесть человек,  но
никто из них, конечно, не проболтался. Значит, заметку написал...
   - Кто?
   - Возможно, я  скажу  вам  это  сегодня  вечером.  Все  идет  хорошо,
господин Комельо.
   - Вы полагаете? А если заметку подхватит вся парижская пресса?
   - Тогда будет скандал.
   - Вот видите!
   - А разве жизнь человека не  стоит  скандала?  Пятью  минутами  позже
Мегрэ связался по телефону с префектурой полиции.
   -  Бригадир  Люкас?..  Слушайте   внимательно,   старина...   Сходите
немедленно в редакцию газеты "Сиффле" на улицу  Монмартр.  Поговорите  с
ответственным редактором с глазу на глаз. Припугните его хорошенько. Мне
нужно знать, кто дал им материал о бегстве из Сайте. Готов руку дать  на
отсечение, что они получили его по почте или по пневматической  почте!..
Возьмите у них черновик и принесите мне. Понятно?
   Телефонистка спросила:
   - Разговор окончен?
   - Нет, мадмуазель. Соедините меня еще раз с "Белой цаплей".
   И снова инспектор Дюфур повторил минутой позже:
   - Он спит. Я прижался ухом  к  двери  номера  и  простоял  так  минут
пятнадцать. Я слышал, как он ворочается во сне, стонет и зовет мать.
   Направив  бинокль  на  среднее  окно,  которое  было  закрыто,  Мегрэ
представил себе лицо спящего с такой четкостью, словно стоял у изголовья
его кровати.
   Впервые он увидел Эртена в июле. После драмы в Сен-Клу  не  прошло  и
двух суток, когда Мегрэ опустил на плечо Жозефа Эртена  тяжелую  руку  и
сказал вполголоса:
   - Только без глупостей. Иди за мной, паренек.
   Они  находились   в   дешевых   меблированных   комнатах   на   улице
Мсье-ле-Пренс, где на шестом этаже ютился Жозеф Эртен.
   Хозяйка сказала о нем:
   - Аккуратный молодой человек, спокойный, работящий. Иной раз, правда,
бывал какой-то странный.
   - Его кто-нибудь навещал?
   - Нет. И сам он никогда не  возвращался  домой  позже  полуночи.  Вот
только в последние дни...
   - Что - в последние дни?
   - Раз или два возвращался позже. Однажды - это  было  в  среду  -  он
пришел часа в четыре утра.
   Но  именно  в  среду   и   было   совершено   убийство   в   Сен-Клу.
Судебно-медицинские  эксперты  утверждали,  что  смерть   обеих   женщин
наступила около двух часов ночи.
   Впрочем, в веских уликах против Эртена и так не  было  недостатка,  и
улики эти большей частью раскопал сам Мегрэ.
   Вилла м-с  Хендерсон  стояла  у  Сен-Жерменской  дороги,  примерно  в
километре от "Голубого павильона". Эртен вошел в  "Голубой  павильон"  в
среду около полуночи, без спутников, и выпил четыре стакана  грога  один
за другим.  Расплачиваясь,  выронил  из  кармана  железнодорожный  билет
третьего класса в один конец - из Парижа в Сен-Клу.
   М-с Хендерсон, вдова американского дипломата,  связанного  с  высшими
финансовыми кругами, жила у  себя  на  вилле.  После  смерти  Хендерсона
нижний этаж виллы пустовал. У вдовы была только  одна  служанка,  скорее
компаньонка, чем горничная, м-ль Элиза Шатрие, француженка. Она полжизни
прожила в Англии и получила там блестящее образование.
   Два раза в неделю приходил садовник, житель Сен-Клу,  и  ухаживал  за
маленьким парком, окружавшим виллу.
   Гостей м-с Хендерсон принимала очень редко. Иногда приезжал  с  женой
Уильям Кросби, племянник старой дамы.
   В ночь с 7 на 8 июля по магистрали, ведущей  к  Довилю,  машины,  как
обычно, шли сплошным потоком.
   "Голубой павильон", как  и  все  соседние  увеселительные  заведения,
закрывался в час ночи.
   Позднее один из водителей заявил, что, проезжая мимо виллы в  2  часа
30 минут, заметил на втором этаже свет и странно метавшиеся тени.
   В шесть часов утра явился садовник: был его день. Он всегда сам  тихо
открывал садовую калитку.
   Около 8 часов м-ль Элиза Шатрие обычно звала его завтракать.
   Но в этот раз его никто с позвал. Он работал до 9, но двери виллы так
и не открылись. Обеспокоенный, он  постучал.  Никто  не  ответил.  Тогда
садовник пошел за полицейским, дежурившим на ближайшем перекрестке.
   Через несколько минут  все  разъяснилось.  Тело  м-с  Хендерсон  было
обнаружено в спальне. Она лежала на коврике около кровати в изорванной и
окровавленной ночной рубашке.  Старой  женщине  было  нанесено  в  грудь
десять ножевых ран.
   Та же участь постигла Элизу Шатрие, спавшую в соседней  комнате:  м-с
Хендерсон требовала, чтобы компаньонка спала поблизости, так как  всегда
боялась, что ночью может плохо себя почувствовать.
   Итак, имело место  зверское  убийство  двух  женщин  -  одно  из  тех
преступлений,  о  которых  в  полиции  говорят:  "совершены   с   особой
жестокостью".
   На полу комнаты повсюду виднелись следы ног, а на занавесях отпечатки
окровавленных пальцев.
   Начались  обычные  формальности.  Из  Парижа  прибыли   представители
прокуратуры,   эксперты   отдела   идентификации,    были    произведены
многочисленные анализы, вскрытие трупов.
   Расследование было поручено комиссару Мегрэ, и меньше чем через  двое
суток он вышел на след Жозефа Эртена.
   Они были так отчетливо видны, эти следы! В коридорах  виллы  не  было
ковров, а паркет - натерт.
   Хватило нескольких снимков, чтобы  получить  об  этих  следах  полное
представление.  Они  были  оставлены  совершенно  новыми  ботинками   на
каучуковой подошве.  На  ней  имелись  выпуклости,  чтобы  предотвратить
скольжение в сырую погоду, кроме  того,  в  центре  отчетливо  виднелась
фамилия фабриканта и даже номер размера - сорок четвертый.
   Через несколько часов  Мегрэ  вошел  в  магазин  торговца  обувью  на
бульваре Распайль. Выяснилось, что за последние дни недели была  продана
только одна пара обуви такого фасона и размера.
   - Ее купил разносчик товара из цветочного  магазина,  он  приехал  со
своей тележкой. Мы его часто видим в наших краях.
   Через час или два комиссар уже беседовал с г-ном Жерардье, владельцем
цветочного магазина на Севрской улице; на ногах у  Жозефа  Эртена  Мегрэ
увидел ботинки на каучуке.
   Оставалось сличить  отпечатки  пальцев.  Эта  операция  производилась
экспертами отдела идентификации в помещении Дворца правосудия.
   Эксперты, вооруженные всем необходимым,  склонились  над  отпечатками
пальцев. Заключение последовало немедленно:
   - Это он.
   - Зачем ты это сделал?
   - Я не убивал!
   - Кто дал тебе адрес миссис Хендерсон?
   - Я не убивал!
   - Что ты делал на вилле в два часа ночи?
   - Не знаю.
   - Как ты возвратился из Сен-Клу?
   - Не возвращался я из Сен-Клу.
   Его крупное отталкивающее лицо было бледным. Веки покраснели,  как  у
человека, который не спал несколько ночей подряд.
   В комнате  его  на  улице  Мсье-ле-Пренс  нашли  платок,  пропитанный
кровью. Химики установили, что это человеческая кровь; больше того,  они
нашли в  ней  те  же  бациллы,  которые  были  обнаружены  в  крови  м-с
Хендерсон.
   - Я не убивал!
   - Какого адвоката ты хочешь?
   - Не надо мне адвоката...
   Ему дали защитника по назначению. Мэтру Жоли было всего тридцать лет,
он бесцельно суетился и махал руками.
   Жозефа  Эртена  неделю  обследовали  психиатры,  которые  единогласно
объявили:
   - О невменяемости не может быть и речи. Этот человек отвечает за свои
поступки.  Сейчас  он  находится  в  подавленном   состоянии,   но   это
объясняется сильным нервным потрясением.
   Наступило время отпусков. Срочное расследование  заставило  комиссара
Мегрэ  выехать  в  Довиль.  Следователю  Комельо   дело   представлялось
предельно ясным. Обвинение было поддержано уголовной палатой.
   Никого не смутило то обстоятельство, что Жозеф Эртен ничего не  украл
и не извлек никакой выгоды из своего страшного преступления.
   Комиссар Мегрэ, насколько это было возможно,  углубился  в  биографию
Жозефа  Эртена.  Он  изучал  его  внешность,  его  моральные   качества,
прослеживал, как развивался и рос обвиняемый.
   Жозеф родился в Мелене, отец его был официантом в кафе "Сена", мать -
прачкой.
   Спустя три года после его рождения  родители  арендовали  бистро,  но
дела у них шли плохо. Тогда семья переехала в Найди, в департаменте Сены
и Марны, где содержала постоялый двор.
   Жозефу исполнилось шесть, когда родилась сестренка  Одетта.  У  Мегрэ
была карточка: Жозеф в матросском костюмчике сидит  на  корточках  перед
медвежьей шкурой, на которой, задрав руки и ноги, лежит пухлый младенец.
   В тринадцать Жозеф ухаживал за лошадьми и  помогал  отцу  обслуживать
клиентов.
   В семнадцать он устроился официантом в  фешенебельный  ресторан  близ
Фонтенбло.
   К двадцати  двум  отслужил  свой  срок  в  армии,  приехал  в  Париж,
поселился на улице Мсье-ле-Пренс и поступил работать в цветочный магазин
г-на Жерардье.
   - Он много читал, - сказал г-н Жерардье.
   - Его единственным развлечением было кино,  -  утверждала  квартирная
хозяйка.
   Какое же отношение  мог  иметь  этот  парень  к  обитателям  виллы  в
С