лефонировала Жану... Едва  Проспер  вернулся  с
работы, примчалась машина, битком набитая фараонами, и его забрали.
   Шарлотта совсем голову потеряла.... позвонила  Жану,  хотела  узнать,
говорила ли я что-нибудь... А ведь я говорила. Правильно? Говорила?
   Достаточно наболтала, чтобы вы его засадили...
   Вагон трясло, и при одном особенно сильном толчке Жижи бросило  прямо
на Мегрэ. Она с ужасом отпрянула от него.
   - Но вам  это  даром  не  пройдет,  клятву  даю!  Даже  если  Проспер
действительно убил эту мерзавку Мими... Я вам вот что скажу, комиссар...
   Попомните мое слово! Я кто такая?  Потаскушка,  отребье,  мне  терять
нечего, и вот клятву даю, если Проспера засудят, я вас  разыщу  и  всажу
вам пулю в башку.
   Умолкнув, она с презрительным видом ждала его ответа.  Он  ничего  не
сказал. Он чувствовал, что это не пустая угроза, что она и в самом  деле
способна подстеречь  его  где-нибудь  на  углу  улицы  с  револьвером  и
разрядить в него всю обойму.
   Матросы все время следили за ними через застекленную дверь.
   - Спокойной ночи, - со вздохом пробормотал Мегрэ.
   Он вернулся в свое купе, разулся наконец и лег.
   На потолке  тусклым  голубым  светом  горел  ночник.  Мегрэ  лежал  с
закрытыми глазами, хмурил брови.
   Один вопрос не давал ему покоя. Почему следователь  дал  распоряжение
арестовать Проспера Донжа? Что именно проведал этот судейский  чиновник,
не выезжая из Парижа, не зная ни Жижи, ни  "Кафе  артистов"?  Почему  он
арестовал Донжа, а не Жана Рамюэля или Зебио?
   Его не оставляло смутное беспокойство.  Он  хорошо  знал  следователя
Бонно. Когда этот блюститель правосудия явился  в  "Мажестик"  вместе  с
прокурором, Мегрэ ничего не сказал, однако  недовольно  поморщился,  так
как уже не раз работал с ним.
   Конечно, это был честный и даже славный  человек  -  отец  семейства,
коллекционер,  собиравший  редкостные  переплеты.  Он  носил  окладистую
бороду, красиво подернутую сединой. Как-то раз Мегрэ  послали  вместе  с
ним сделать обыск в подпольном игорном доме. Явились они туда среди бела
дня, когда никого в помещении не  было.  Указывая  на  покрытые  чехлами
большие  столы,  за  которыми  играют  в  баккара,  следователь  спросил
простодушно:
   - Это бильярд?
   Затем с той же наивностью человека, никогда не  бывавшего  в  злачных
местах, он чрезвычайно удивился, обнаружив три выхода на  три  различные
улицы, причем один из них сообщался через подвалы с соседним  домом.  Не
меньше удивился он, узнав  по  кассовым  книгам,  что  некоторые  игроки
получали немалые ссуды; ему было неизвестно, что для того, чтобы втянуть
людей в крупную игру, нужно их завлечь.
   Так почему же этот простофиля Бонно вдруг решил  арестовать  Проспера
Донжа?
   Мегрэ плохо спал, просыпался на каждой станции; в его  кошмарные  сны
вплетались толчки, стук колес и гудки паровоза.
   Когда он вышел из вагона на Лионском вокзале,  было  еще  темно,  шел
мелкий, холодный дождь. На перроне  его  ждал  Люка.  Он  стоял,  подняв
воротник пальто и, чтобы согреться,  притоптывал  то  одной,  то  другой
ногой.
   - Ну как? Устали, патрон?
   - Ты кого-нибудь взял с собой?
   - Нет... Но если вам нужен инспектор, я видел  тут  в  особом  отделе
одного из наших...
   - Сходи за ним.
   Жижи  вышла  из  вагона,  любезно  пожала  руку  обоим   матросам   и
проследовала мимо Мегрэ, передернув плечами. Но, сделав несколько шагов,
она, видимо, передумала и, повернув обратно, подошла к нему.
   - Можете устроить за мною слежку, если угодно... Говорю заранее,  что
еду к Шарлотте.
   Вернулся Люка.
   - Я не нашел инспектора.
   - Ничего, можно обойтись... Пойдем... Они взяли такси.
   - Рассказывай теперь... Как же это случилось, что следователь...
   - Сейчас расскажу... Он вызвал меня, когда произошло второе  убийство
и когда он уже послал людей, чтобы арестовали Донжа... Он спросил  меня,
есть ли у нас что-нибудь новое, звонили ли вы по телефону и так далее.
   Потом с хитрой улыбкой протянул мне письмо. Анонимное письмо... Я  не
запомнил в точности выражений. В общем, там говорилось, что миссис Кларк
выступала раньше танцовщицей в кабаре и звалась  тогда  Мими.  Она  была
любовницей Донжа,  родила  от  него  ребенка,  и  Донж  ей  неоднократно
угрожал... Кажется, вам это неприятно, патрон?
   - Ладно... Рассказывай дальше.
   - Вот и все... Следователь в восторге: "Видите, говорит,  тут  совсем
простая история. Самый обыкновенный шантаж... А так как миссис Кларк  не
пожелала платить шантажисту... Сейчас, говорит, поеду и допрошу Донжа  в
тюремной камере".
   - Ну и как? Ездил он?
   Но такси уже остановилось на набережной Орфевр. Была половина шестого
утра. Над Сеной поднимался желтоватый туман. Стукнула дверца автомобиля.
   - Он где? В предварительной?.. Пойдем со мной...
   Надо было обогнуть Дворец правосудия и выйти на набережную Орлож; они
не спеша прошли этот путь пешком.
   - Около девяти часов вечера следователь опять вызвал меня к  телефону
и сообщил, что Донж отказался говорить с ним. Кажется,  он  заявил,  что
будет отвечать только вам...
   - Ты спал нынешнюю ночь?
   - Два часа, на диване...
   - Поезжай домой, поспи. К двенадцати дня будь в управлении.
   И Мегрэ вошел в дом предварительного  заключения.  От  ворот  отъехал
тюремный фургон - ночью была облава в районе площади Бастилии, и  оттуда
привезли в тюрьму десятка три женщин и несколько иностранцев, не имевших
удостоверения  личности.  Арестованные  сидели  на  жестких   деревянных
диванах в огромном, плохо освещенном зале ожидания. Воздух пропитан  был
запахом казармы, слышались сиплые голоса, непристойные шутки.
   - Проведите меня в камеру Донжа... Он спит?
   - Ни минуты не спал... Да вы сейчас сами убедитесь.
   Тесные одиночные камеры с решетчатыми  дверьми  напоминали  стойла  в
конюшне. В одной  из  них  сидел  человек,  обхватив  голову  руками.  В
полумраке можно было различить только его силуэт.
   В замочной скважине повернулся ключ.  Скрипнула  дверь.  Человек  как
будто очнулся от сна и вскочил, высокий, широкоплечий,  рыхлый.  У  него
уже отобрали галстук и шнурки от ботинок. Рыжие волосы были всклокочены.
   - Это вы, господин комиссар?.. - пробормотал он.
   Он провел рукой по лбу, словно  хотел  удостовериться,  что  тут,  за
решеткой, действительно находится он, Проспер Донж.
   - Вы, кажется, хотели поговорить со мной?
   - Да, я думаю, так будет лучше...
   С детским простодушием Донж спросил:
   - Следователь не рассердился?.. Ну что я мог  бы  ему  сказать?..  Он
ведь уверен, что это я убил... Он даже показал мои руки своему секретарю
и сказал: "Поглядите, настоящие руки душителя..."
   - Пойдемте со мной...
   Мегрэ было заколебался. Надеть Донжу или не надевать наручники?
   Вероятно, его привезли сюда в наручниках, на запястьях  еще  остались
следы.
   Они двинулись по странным коридорам,  весьма  отдаленно  напоминавшим
подвал отеля "Мажестик". Запутанными переходами, устроенными под зданием
Дворца правосудия, они  добрались  до  помещений,  отведенных  Уголовной
полиции, и вдруг вышли в широкий, ярко освещенный коридор.
   - Входите. Вы ели что-нибудь?
   Донж отрицательно покачал головой. Мегрэ, которому и самому  хотелось
есть, а главное, пить, послал сторожа за пивом и бутербродами.
   - Садитесь, Донж... Жижи приехала в Париж...  Сейчас  она,  вероятно,
уже у Шарлотты... Хотите сигарету?
   Сам Мегрэ не курил сигарет, но всегда держал их  про  запас  в  ящике
стола. Проспер неловко зажег спичку, видно было, что за несколько  часов
он потерял всякую уверенность в себе. Его  смущали  и  спадавшие  с  ног
ботинки без шнурков, и то, что он без галстука и  что  от  него  исходит
специфический тюремный запах,  которым  за  одну  ночь  пропиталась  его
одежда.
   Мегрэ поворошил кочергой жар в печке. Во всех других  кабинетах  были
установлены секции центрального отопления, но Мегрэ терпеть его не мог и
добился, чтобы ему оставили старую чугунную печку, стоявшую  в  кабинете
уже двадцать лет.
   - Садитесь... Сейчас нам принесут поесть...
   Донж все не решался заговорить, но наконец пробормотал взволнованно:
   - Вы видели мальчика?
   - Нет...
   - А я мельком видел... в холле...  Клянусь  вам,  господин  комиссар,
это...
   - ...Ваш сын? Я знаю.
   - Да вы сами это увидите! У него такие же рыжие волосы, как у меня. И
руки такие же. И такой же он ширококостный, как я. В детстве  надо  мной
мальчишки смеялись, что у меня мослы большие...
   Сторож принес пиво и бутерброды. Мегрэ  ел,  расхаживая  по  кабинету
взад и вперед, и видел в окно, что небо над Парижем уже светлеет.
   - Нет, не могу... - вздохнул  Донж,  робко  положив  на  поднос  свой
бутерброд. - Не хочется есть... И ведь теперь, чем бы дело ни кончилось,
меня уже не возьмут в "Мажестик" и никуда не возьмут...
   Голос у него дрожал. Бедняга ждал помощи. Но Мегрэ не  считал  нужным
его утешать.
   - Скажите... Вы тоже думаете, что это я убил ее?
   Мегрэ ничего не ответил,  и  Донж  уныло  покачал  головой.  Ему  так
хотелось объяснить все разом, убедить Мегрэ в своей невиновности, но  он
не знал, с чего начать...
   - Сами понимаете, я не привык любезничать с  женщинами...  Ремесло  у
меня не подходящее... Да и почти всегда в подвале  торчишь...  Некоторые
дамочки на смех меня подымали, когда я, бывало, расчувствуюсь... Куда уж
мне при такой рябой физиономии!.. И вот я познакомился в "Кафе артистов"
с Мими... Их  было  три  подруги.  Вы,  должно  быть,  это  знаете...  И
смотрите, как жизнь устроена!.. Выбери я не Мими, а одну из ее подруг...
   Так  ведь  нет!..  Я,  разумеется,  в  Мими  влюбился...  До  безумия
влюбился, господин комиссар!.. Совсем одурел от любви! Она  что  хотела,
то и делала со мной. Я воображал, что когда-нибудь она согласится  выйти
за меня замуж...  А  вы  знаете,  как  меня  вчера  вечером  следователь
огорошил?..
   Слова я в точности не запомнил, но... Я прямо заболел...  Он  заявил,
что я, попросту говоря, любил не ее, а  деньги,  которые  она  для  меня
"зарабатывала". Он меня принял за...
   Чтобы не смущать его, Мегрэ смотрел в  окно  на  Сену,  уже  светлую,
отливавшую серебром.
   - Она уехала с этим американцем... Я все надеялся, вот вернется он  в
Америку, бросит ее и она возвратится ко мне... Но в один прекрасный день
мы узнали, что он женился на ней... Не знаю, как я тогда жив остался...
   Шарлотта показала себя хорошим товарищем, не давала мне совсем  пасть
духом... Я ей объяснил, что больше не могу жить  в  Каннах...  С  каждой
улицей были связаны воспоминания... Я стал  подыскивать  себе  работу  в
Париже... Шарлотта предложила поехать вместе со мной... И хотите верьте,
хотите нет, но  довольно  долгое  время  мы  с  ней  жили,  как  брат  с
сестрой...
   - Вы знали, что у Мими родился ребенок? -  спросил  Мегрэ,  выбив  из
трубки пепел в ведро с углем.
   - Нет... знал лишь, что она живет где-то в Америке... И только  когда
Шарлотта решила, что  я  уже  успокоился...  Мы  к  тому  времени  стали
настоящей супружеской парой... Как-то  вечером  к  нам  прибежал  сосед,
расстроенный, себя не помнит...  У  его  жены  начались  преждевременные
роды. Он прямо обезумел... Просил помощи... Шарлотта пошла к  ним...  На
следующий день она  мне  сказала:  "Бедный  мой  Проспер...  Как  бы  ты
расстраивался, если бы...". И вот  уж  не  знаю,  как  это  случилось...
дальше больше, дальше больше, и  она  призналась,  что  у  Мими  родился
ребенок...  Мими  написала  об   этом   Жижи...   Объяснила,   что   она
воспользовалась этим ребенком и заставила американца жениться на себе, а
ребенок-то наверняка был от меня. Я поехал в Канны... Жижи показала  мне
письмо, она его сохранила, но отдать мне отказалась  и,  кажется,  потом
сожгла его... Я написал в Америку... Умолял Мими вернуть мне моего  сына
или хоть прислать его фотографию... Она мне не ответила...  Я  не  знал,
правильный ли адрес... И все у меня в мыслях сын: "Мой сын делает то-то.
   Мой сын делает это..."
   Он умолк, от волнения у него перехватило горло. Мегрэ делал вид,  что
чинит карандаш. А тем временем в Уголовной полиции  уже  начали  хлопать
двери.
   - Шарлотта знала о вашем письме в Америку?
   - Нет!.. Я его написал в отеле... Прошло три  года...  Как-то  раз  я
перелистывал иностранные журналы - клиенты оставляют их на  столах...  И
вдруг так и подскочил: вижу фотографию Мими с мальчиком лет пяти...
   Журнал из города Детройта, штат Мичиган, и под фотографией напечатано
что-то вроде таких  слов:  "Элегантная  миссис  Кларк,  супруга  мистера
Освальда Дж. Кларка, возвращается со своим сыном из плавания  по  Тихому
океану..." Я еще раз написал.
   - А что вы написали? - спросил Мегрэ равнодушным тоном.
   - Теперь уж  не  помню.  Я  тогда  как  сумасшедший  был.  Умолял  ее
ответить. Писал... Кажется, писал, что поеду туда, открою всю правду,  а
если она откажется отдать мне сына, тогда я...
   - Ну что тогда?
   - Клянусь, я бы этого не сделал... Да!.. Может быть, я грозился убить
ее. Подумать только! Она неделю прожила в номере над моей головой, а я и
не подозревал...  Совершенно  случайно...  Вы  видели  нашу  "курьерскую
столовую".  Для  нас,  работающих  в  подвале,   имен   постояльцев   не
существует... только номера. Мы знаем, что сто  семнадцатый  утром  пьет
шоколад, а четыреста пятьдесят второй ест яичницу с ветчиной.  Мы  знаем
горничную сто двадцать третьего и шофера двести шестнадцатого номера...
   И все так глупо произошло... Я вошел в "курьерскую столовую".  Слышу,
какая-то женщина говорит по-английски с шофером  и  называет  фамилию  -
миссис Кларк... Я по-английски  говорить  не  умею,  стал  расспрашивать
через нашего счетовода... Он спросил эту женщину, о какой  миссис  Кларк
идет речь, не из Детройта ли она? И привезла ли она с собой сына...
   Узнав, что они тут, в отеле, я весь день пытался увидеть их - в холле
или в коридоре на их этаже... Но ведь мы не можем расхаживать  свободно,
как нам вздумается... Я их не увидел...  Да  вот  еще  что...  Не  знаю,
поймете ли вы меня... Если бы Мими даже попросила меня снова жить с нею,
я бы не согласился... Разлюбил ее, что ли?.. Может быть. Но уж наверняка
у меня не хватило бы духу бросить Шарлотту... Ведь она такая добрая, так
заботилась обо мне... И я вовсе не хотел,  чтобы  Мими  лишилась  своего
положения... Я мечтал только, чтобы она нашла способ вернуть мне сына...
   Я уверен, что Шарлотта с радостью стала бы его воспитывать...
   В эту минуту  Мегрэ  посмотрел  на  него  и  был  поражен  силой  его
волнения. Если б не знать, что Донж выпил только кружку пива, да и то не
всю, можно было бы поручиться,  что  он  пьян.  Кровь  бросилась  ему  в
голову. Большие навыкате глаза блестели. Он не плакал, но дышал тяжело.
   - У вас есть дети, господин комиссар?
   Пришлось Мегрэ отвести взгляд в сторону. К великому  горю  его  жены,
детей у них не было. Мегрэ старательно избегал касаться этой темы.
   - Следователь столько тут наговорил... Послушать его, так я сделал  и
то, и это по такой-то причине и по  такой-то...  А  совсем  не  так  все
было... Весь день я урывками, каждую свободную минуту бродил в коридорах
отеля... все надеялся, что увижу  сына...  Я  уж  и  сам  не  знал,  что
делаю... А тут все время телефонные звонки, подъемники  для  подносов  с
кушаньями, суетятся три моих помощницы, да  еще  следи  за  кофеварками,
наливай молоко в молочники... Я все-таки улучил минутку, сел в угол...
   - В кафетерии?
   - Да... Я написал  письмо...  Мне  хотелось  увидеться  с  Мими...  Я
подумал, что в шесть часов утра я внизу почти всегда  бываю  один.  И  я
умолял ее прийти...
   - Вы угрожали ей?
   - Может быть, и пригрозил... в конце письма... Да, кажется,  написал,
что если она в течение трех дней не придет, пусть пеняет на себя.
   - Что вы под этим подразумевали?
   - И сам не знаю...
   - Вы бы ее убили?
   - Нет, не мог бы...
   - Похитили бы ребенка?
   Он улыбнулся какой-то жалкой, идиотской улыбкой.
   - Вы полагаете, что это возможно?
   - Вы бы все сказали мужу? Донж широко открыл глаза.
   - Нет! Клянусь!.. Может быть... да, может  быть,  я  в  минуту  гнева
способен был бы убить ее. Но в то утро случилось  так,  что  у  меня  на
авеню Фош лопнула у велосипеда шина... Поэтому я пришел в  "Мажестик"  с
запозданием на четверть часа... И я не видел Мими... Я подумал, что  она
приходила и, не найдя меня, вернулась к себе в номер... Если б  я  знал,
что ее муж в отъезде, я поднялся бы по черной лестнице на их этаж...  Но
лишний раз могу сказать: мы  в  подвале  ничего  не  знаем  о  том,  что
творится над нашими головами... Я встревожился... В то  утро  я,  должно
быть, вел себя неестественно.
   Внезапно Мегрэ прервал его:
   - Что вас побудило подойти и открыть шкаф номер восемьдесят девять?
   - Сейчас скажу... Для всякого понимающего это доказательство,  что  я
не лгу, - ведь если б я знал, что она мертва, я вел бы себя иначе...
   Кажется, в девять без четверти коридорный третьего этажа послал  вниз
заказ на завтрак для двести третьего номера. На талоне было  записано  -
вы можете проверить, дирекция сохраняет талоны, - записано  было:  чашку
шоколада цельного, яичницу из двух яиц с ветчиной и чай...
   - Ну и что?
   - Погодите. Я знал, что шоколад для мальчика, яичница с ветчиной  для
бонны... Значит, только на двоих заказ... А прежде  в  этот  час  всегда
заказывали еще черный кофе с сухариками для Мими... И вот я поставил  на
поднос черный кофе и вазочку с сухариками... Послал все по подъемнику...
   Через несколько минут кофе  с  сухариками  прислали  обратно...  Вам,
может, покажется странным, что я придаю значение таким мелочам... Но  не
забывайте, в подвале подобные мелочи -  все,  что  мы  знаем  о  внешнем
мире... Я снял  телефонную  трубку:  "Алло!  Миссис  Кларк  не  пожелала
завтракать?"  -  "Миссис  Кларк  нет  в  номере..."  Поверьте,  господин
комиссар... Следователь не поверил бы... Я сразу почувствовал: случилась
какая-то беда...
   - Что же вы предположили?
   - Скажу откровенно... подумал о муже... что он ее выследил...
   - Через кого вы послали письмо?
   - Через рассыльного...  Он  меня  заверил,  будто  передал  письмо  в
собственные руки... Но этим мальчишкам ничего не стоит и солгать...
   Кругом них немало всяких людей... Впрочем, Кларк вполне мог найти это
письмо... Ну вот... Не знаю, заметил ли это кто-нибудь, но я в  то  утро
отворял почти все двери в подвале... Может, никто и не заметил,  у  всех
дела по  горло,  друг  на  друга  не  обращают  внимания...  Я  вошел  в
раздевальню.
   -  Дверца  шкафа  номер   восемьдесят   девять   действительно   была
приоткрыта?
   - Нет. Я отворял дверцы  всех  пустых  шкафов...  Вы  разве  поверите
мне?.. Да и кто поверит?.. Никто. Ведь так? Потому я и не сказал правды.
   Я ждал... Я надеялся, что уж на меня-то не подумают... И лишь когда я
увидел, что только меня одного вы ни о чем не спрашиваете...  Никогда  я
так не мучился, как в тот день, когда вы все ходили по нашему подвалу, а
со мной ни разу не заговорили и даже как будто не смотрели на меня...  Я
сам  не  знал,  что  делаю...  Позабыл,  что  надо  сделать   взнос   за
радиоприемник... Пришлось вернуться... Потом вы нагнали меня в Булонском
лесу, и я  понял:  вы  следили  за  мной.  На  следующее  утро  Шарлотта
разбудила меня и сказала: "Почему ты не признался мне, что убил Мими?"
   Сами понимаете, если уж Шарлотта...
   На дворе стало совсем светло, а Мегрэ и не заметил  этого.  По  мосту
катили автобусы, такси, грузовики, фургоны продовольственных  магазинов.
В Париже вновь забурлила жизнь.
   А Проспер Донж после долгой паузы сказал в смятении:
   - Мальчик даже не говорит  по-французски...  Я  справлялся...  Вы  не
пойдете посмотреть на него,  господин  комиссар?  -  И  вдруг  испуганно
воскликнул:
   - Скажите! Вы не допустите