-  в
санатории, а брат находится в больнице для умалишенных.
   - А сам он?
   - Перебивается как может,  продает  мясо  в  окрестных  селениях.  Он
попытался было открыть мясную лавку в Ла-Рошели и потерял на  этом  весь
свой капитал.
   - Много у него детей?
   - Сын и дочка. Двое других умерли при рождении.
   Сына сбили мотоциклом с месяц назад, и он до сих пор лежит  в  гипсе.
Дочке его семь лет, она учится в школе.
   - Тебе это нравится? - насмешливо спросил Тео.
   - Что нравится?
   - Да все это рассказывать.
   - Я не говорю ничего дурного.
   - А хочешь, я расскажу о твоих делишках?
   Луи, видимо, испугался,  выхватил  из-под  стойки  полную  бутылку  и
поставил ее на стол.
   - Ты прекрасно знаешь, что тебе нечего рассказать.
   Но ведь надо же поболтать, верно?
   Тео, видимо, торжествовал. Улыбка его  угасла,  но  глаза  насмешливо
искрились. Мегрэ он показался этаким фавном в отставке. Вот так, сидя  в
самом центре деревни словно хитрый божок, он знал все, что происходит за
стенами домов и в  головах  здешних  жителей...  Знал  и  в  одиночестве
наслаждался разыгрываемым перед ним спектаклем.
   Он смотрел на Мегрэ скорее как равный на равного, а не как противник.
   Казалось, он говорил: "Вы человек очень хитрый. Вас  считают  асом  в
своем деле. В Париже вы раскрываете все, что пытаются от вас прятать. Но
я - я иной. И здесь я  все  знаю.  Попробуйте!  Сыграйте  в  свою  игру.
Спрашивайте людей. Выпытывайте у них все. А там увидим,  поймете  ли  вы
что-нибудь".
   Он пил с утра до вечера и, никогда не пьянея до конца, витал в  своем
собственном мире, который казался ему прекрасным. Поэтому-то он вечно  и
улыбался.
   Старуха  Бирар  тоже  знала  маленькие  деревенские  тайны,  но   они
разъедали ее, действовали на нее как отрава, которую надо  было  выгнать
из себя любым способом.
   А Тео лишь наблюдал за  этими  тайнами,  подсмеивался  втихомолку,  а
когда требовалась кому-нибудь справка для получения того самого пособия,
что приводило в неистовый раж почтальона, он выдавал эту справку,  ставя
на ней печать мэрии, которую всегда носил в кармане своих потертых брюк.
   Впрочем, он не придавал этим справкам большого значения.
   Мегрэ услышал детские голоса, доносившиеся из школы.  Это  спешили  к
себе домой на завтрак школьники. Он видел, как несколько ребят вышли  на
площадь.
   - Я вернусь через полчаса.
   - Кролик будет уже готов, господин комиссар.
   - А устриц так и нет?
   - Нет.
   Сунув руки в карманы, Мегрэ направился к лавке Селье. Как  раз  перед
ним туда вошел толстый мальчуган, цепляясь  на  ходу  за  ведра,  лейки,
распылители, которыми был заставлен весь пол и которые  висели  даже  на
потолке. Повсюду расставлена была домашняя посуда.
   Какая-то женщина окликнула Мегрэ:
   - Что вам угодно?
   В полумраке он с трудом разглядел довольно  молодое  лицо  и  светлое
пятно передника в голубую клетку.
   - Ваш муж дома?
   - Он в задней комнате, в мастерской.
   Мальчик вошел в кухню и принялся мыть руки под умывальником.
   - Заходите, я его сюда позову. - Она знала, кто он такой, и,  видимо,
ничуть не испугалась. В кухне - жизненном центре дома -  она  придвинула
ему стул с соломенным сиденьем и открыла дверь, выходящую во двор:
   - Жюльен!.. К тебе пришли.
   Мальчик вытирал руки, с любопытством разглядывая  Мегрэ.  И  он  тоже
вызвал в памяти комиссара далекие детские воспоминания.
   В его классе, да и почти в каждом классе, всегда был такой толстяк  с
простодушным и старательным выражением лица, с точно такими же, как и  у
этого, светлыми волосами и манерами пай-мальчика.
   Если его мать нельзя было назвать толстой, то отец, появившийся  чуть
позже, весил не меньше ста килограммов; он был огромный,  необъятный,  с
этаким почти кукольным лицом и наивными глазами.
   Прежде чем войти, он вытер ноги о соломенную  подстилку.  На  круглом
столе стояли три прибора.
   - Вы позволите? - пробормотал он, направляясь к умывальнику.
   Чувствовалось, что здесь  существует  раз  и  навсегда  установленный
порядок, что каждый знает и выполняет вовремя свои обязанности.
   - Вы собираетесь завтракать?
   - Нет еще, - ответила женщина. - Завтрак не готов.
   - По правде говоря, я хочу побеседовать с вашим сыном.
   Отец и мать посмотрели на сына без тени удивления или беспокойства.
   - Ты слышишь, Марсель? - спросил отец.
   - Да, папа.
   - Отвечай на вопросы господина комиссара.
   - Хорошо, папа.
   Повернувшись лицом  к  Мегрэ,  он  встал  в  позу  ученика,  готового
отвечать учителю.

Глава 5
МАЛЕНЬКИЕ ХИТРОСТИ МАРСЕЛЯ

   Пока Мегрэ раскуривал трубку, разыгралась  немая  сцена,  напомнившая
ему с разительной ясностью деревню его детства. И на какое-то  мгновение
госпожа Селье в голубом клетчатом фартуке с зачесанными  вверх  волосами
превратилась вдруг в одну из его тетушек.
   Она выразительно посмотрела на  мужа,  и  тот,  поняв  ее  без  слов,
направился к двери и исчез за ней. А она, не дожидаясь возвращения мужа,
открыла буфет, достала два стакана  из  сервиза,  которыми  пользовались
только тогда, когда были гости, и протерла их чистой тряпкой.
   Вскоре жестянщик вернулся с бутылкой  вина  в  руках.  Он  ничего  не
сказал. И никто ничего не сказал. Какой-нибудь чужеземец или пришелец  с
другой планеты мог бы подумать, что  эти  молчаливые  жесты  и  движения
составляют часть священного ритуала. Послышался  звук  вытаскиваемой  из
горлышка пробки и бульканье золотистого вина, льющегося в стаканы.
   Чуть смущенный Жюльен Селье взял один из стаканов, посмотрел  его  на
свет и наконец сказал:
   - За ваше здоровье.
   - За ваше здоровье, - ответил Мегрэ.
   После этого муж направился в темный угол комнаты, а  жена  подошла  к
печке.
   - Скажи мне, Марсель, - начал  комиссар,  обращаясь  к  застывшему  в
ожидании мальчику, - ты, конечно, никогда не врешь?
   Если Марсель и заколебался, то  лишь  на  мгновение,  бросив  быстрый
взгляд в сторону матери.
   - Да, господин комиссар. - И поспешно добавил:
   - Я всегда исповедуюсь.
   - Ты хочешь сказать, что сразу же после того, как соврешь,  ты  идешь
на исповедь?
   - Да.
   - Сразу же?
   - Как можно скорее.
   - И эта ложь бывает, наверно, значительной?
   - Довольно значительной.
   - А ты не мог бы мне привести в качестве примера такую ложь?
   - Однажды я разорвал штаны, влезая на  дерево.  Вернувшись  домой,  я
сказал, что зацепился за гвоздь во дворе Жозефа.
   - И в этот же день ты пошел на исповедь?
   - На следующий день.
   - Когда же ты признался родителям?
   - Только через неделю... В другой раз  я  свалился  в  болото,  когда
ловил лягушек. Родители запрещают мне играть у болота,  потому  что  мне
ничего не стоит простудиться. Я весь промок, а дома сказал,  будто  меня
столкнули в воду, когда я переходил мостик через ручей.
   - Значит, ты тоже ждал целую неделю, чтобы признаться родителям.
   - Нет, два дня.
   - И часто ты врешь таким образом?
   - Нет, господин комиссар.
   - Но все-таки, сколько же раз?
   Мальчик, как на устном экзамене, подумал, прежде чем ответить.
   - Меньше чем раз в месяц.
   - Ну а твои друзья врут чаще?
   - Не все. Некоторые - да.
   - Ты дружишь с сыном учителя?
   - Нет.
   - Ты с ним не играешь?
   - Он ни с кем не играет.
   - Почему?
   - Наверно, потому, что не любит играть.  Или  потому,  что  его  отец
учитель. Я пытался с ним дружить.
   - Ты не любишь господина Гастена?
   - Он не всегда бывает справедлив.
   - В чем он несправедлив?
   - Он часто ставит мне лучшие отметки, чем своему сыну. Мне,  конечно,
хочется быть первым в классе, но только  в  том  случае,  если  я  этого
заслуживаю.
   - Почему же он так поступает? Как ты думаешь?
   - Не знаю. Может, он боится.
   - Боится чего?
   Мальчик старался найти точный ответ. Он  понимал,  что  именно  хотел
сказать, но чувствовал, что это слишком сложно, и поэтому никак  не  мог
подобрать нужные слова. Он ответил только:
   - Я не знаю.
   - Ты хорошо помнишь, что произошло во вторник утром?
   - Да, господин комиссар.
   - Что ты делал во время перемены?
   - Играл с ребятами.
   - Что произошло после того, как вы вернулись в класс?
   - Пьедебёф из Гро-Шена постучал в дверь  класса,  и  господин  Гастен
пошел вместе с ним в мэрию, а нам сказал, чтобы мы вели себя тихо.
   - Это часто случается?
   - Довольно часто.
   - Вы сидите тихо?
   - Вовсе нет.
   - А ты сам? Ты всегда сидишь тихо?
   - Да, почти всегда.
   - А когда еще приходили с бумагами?
   - Накануне, в понедельник, во время похорон. Кто-то пришел к  учителю
подписать бумагу.
   - Что ты делал во вторник?
   - Сначала я сидел на месте.
   - Твои товарищи баловались?
   - Да. Во всяком случае, многие из них.
   - Что же они делали?
   - Они дрались понарошку, бросались резинками и карандашами.
   - А потом?
   Иногда он отвечал не сразу, но не потому, что затруднялся ответить, а
как бы подыскивал более точный ответ.
   - Я подошел к окну.
   - К которому?
   - К тому, из которого виден двор и город. Я всегда  подхожу  к  этому
окну.
   - Почему?
   - Не знаю. Это окно ближе к моей парте.
   - Ты подошел к этому окну не потому, что услышал выстрел?
   - Нет, господин комиссар.
   - Если бы на улице стреляли, ты бы услышал выстрел?
   - Может, и не услышал бы. Очень уж  шумели  остальные,  а  в  кузнице
подковывали лошадь.
   - У тебя есть карабин 22-го калибра?
   - Есть, господин комиссар. Вчера я, как и все остальные, отнес его  в
мэрию. Нам сказали, чтобы все, у  кого  есть  карабины,  принесли  их  в
мэрию.
   - А пока учителя не было, ты не выходил из класса?
   Мегрэ говорил спокойно, подбадривая мальчика. Госпожа  Селье  ушла  в
лавку, а ее  муж,  со  стаканом  в  руке,  одобрительно  посматривал  на
Марселя.
   - Ты видел, как учитель шел по двору?
   - Да, господин комиссар.
   - Ты видел, как он направлялся к сараю?
   - Нет, он возвращался оттуда.
   - Ты видел, что он выходил из сарая?
   - Я видел, как он закрывал дверь сарая. Потом он перешел  двор,  и  я
крикнул остальным: "Идет!" Все уселись на свои места, и я тоже.
   - Ты часто играешь со своими товарищами?
   - Нет, не часто.
   - Ты не любишь играть?
   - Я слишком толстый.
   Сказав это, он весь залился краской и посмотрел на отца, как бы прося
у него прощения.
   - У тебя нет друзей?
   - У меня есть Жозеф.
   - Какой Жозеф?
   - Сын Рато.
   - Сын мэра?
   В разговор вмешался Жюльен Селье:
   - В Сент-Андре и в округе у нас много семей по фамилии Рато, и  почти
все они родственники. Жозеф - это сын Марселина Рато, мясника.
   Мегрэ снова разжег погасшую трубку.
   - Жозеф стоял рядом с тобой у окна?
   - Его не было в школе.  Вот  уже  месяц,  как  он  лежит  дома  после
несчастного случая.
   - Это его сбил мотоцикл?
   - Да.
   - Ты был с ним, когда это случилось?
   - Да.
   - Ты его часто навещаешь?
   - Почти каждый день.
   - Вчера ты был у него?
   - Нет.
   - А позавчера?
   - Тоже нет.
   - Почему?
   - Из-за того, что случилось. Все были заняты убийством.
   - Я думаю, что ты не осмелился бы соврать лейтенанту?
   - Нет, господин комиссар.
   - Ты доволен, что учителя посадили в тюрьму?
   - Нет, господин комиссар.
   - Ты отдаешь себе отчет, что  он  сидит  в  тюрьме  благодаря  твоему
показанию?
   - Я не понимаю, что вы хотите сказать.
   - Если бы ты не сказал лейтенанту, что видел, как учитель выходил  из
сарая, его бы, возможно, и не арестовали.
   Озадаченный, переминаясь с ноги на ногу, мальчик снова  посмотрел  на
отца и ничего не ответил.
   - Если ты действительно его видел, ты должен был сказать правду.
   - Я и сказал правду.
   - Ты не любил Леони Бирар?
   - Не любил.
   - Почему?
   - Когда я проходил мимо ее дома, она кричала мне всякие гадости.
   - Она оскорбляла тебя чаще других?
   - Да, господин комиссар.
   - Почему?
   - Она злилась на маму, что она вышла замуж за моего отца.
   Мегрэ прикрыл глаза, стараясь придумать еще какой-нибудь  вопрос,  но
так ничего и не придумал.
   - Спасибо, Марсель. Если захочешь что-нибудь мне сказать - вспомнишь,
например, какую-нибудь забытую подробность, - обязательно сразу же зайди
ко мне. Ты не боишься меня?
   - Нет, господин комиссар.
   - Еще стаканчик? - спросил отец, протягивая руку к бутылке.
   - Нет, спасибо. Не буду больше вам  мешать.  У  вас  очень  смышленый
сынишка, господин Селье.
   Жестянщик покраснел от удовольствия:
   - Мы стараемся воспитывать его, как можем. Я не думаю, что  он  часто
врет.
   - Между прочим, когда он сказал вам, что учитель заходил в сарай?
   - В среду вечером.
   - Он ничего не сказал об этом во вторник, когда вся деревня обсуждала
смерть Леони Бирар?
   - Во вторник он ничего  не  говорил.  Я  думаю,  что  смерть  старухи
поразила его. За обедом, в среду, у него был очень странный  вид,  и  он
внезапно сказал мне:
   "Папа, кажется, я что-то видел". Он описал мне эту сцену, а я пошел и
рассказал все лейтенанту.
   - Спасибо.
   Что-то беспокоило комиссара, но он никак не мог понять,  что  именно.
Выйдя на улицу, он сначала направился к  "Уютному  уголку",  где  увидел
молодого учителя. Тот завтракал, сидя у окна  с  книгой  в  руке.  Мегрэ
вспомнил, что обещал позвонить жене, и прошел на почту, расположенную  в
другом крыле дома. Там его встретила девица лет двадцати пяти, в  черной
кофточке.
   - Долго придется ждать разговора с Парижем?
   - В это время не долго, господин Мегрэ.
   Ожидая, пока его соединят, он наблюдал за ней, смотрел, как она ведет
записи, и спрашивал себя: замужем она или нет,  а  если  нет,  то  когда
выйдет замуж и станет ли со временем похожа на старуху Бирар.
   Он пробыл в телефонной  будке  около  пяти  минут,  и  барышня  через
закрытую дверь могла услышать только:
   -  Нет...  устриц  нет...  Потому  что  их   нет...   нет...   Погода
прекрасная... Совсем не холодно...
   Он решил пойти поесть. Молодой учитель все еще был на месте, и  Мегрэ
уселся за столик как раз напротив него. Вся деревня уже знала,  что  это
новый учитель.
   С ним еще не здоровались, но на улице провожали его взглядом и, когда
он проходил  мимо,  начинали  о  нем  судачить.  Учитель  несколько  раз
поднимал  голову  от  книги  и,  встав  наконец  со  стула,  как   будто
заколебался. Может быть, он хотел ему что-нибудь сказать?  Но  Мегрэ  не
был уверен в этом. Проходя мимо комиссара, он так  неопределенно  кивнул
ему, что это можно было принять скорее за непроизвольное движение.
   Тереза надела поверх своего черного платья чистый белый передник. Луи
ел в кухне, и было слышно, как время от времени он звал служанку.
   Покончив с едой, он подошел к Мегрэ, вытирая рукой жирный рот:
   - Как вам понравился наш кролик?
   - Лучше некуда!
   - Вот и хорошо... - довольно пробурчал он, уселся на стул и, чтобы не
мешал толстый живот, растопырил ноги. - Ну и чудак!
   - Кто?
   - Тео. Не знаю человека хитрее его. Всю жизнь он прожил спокойненько,
ничего не делая.
   - Вы думаете, что, кроме него, никто не слышал выстрела?
   - Прежде всего, в деревне никто не обращает внимания  на  выстрел  из
карабина. Если бы стреляли из охотничьего ружья, тогда все  обратили  бы
на это внимание.
   А кроме того, эти штуки стреляют так тихо и к ним так привыкли, с той
поры как каждый мальчишка в деревне обзавелся своим карабином...
   - Тео был у себя в саду и ничего не видел?
   - Видите ли, в чем дело: по его понятиям, работать в  саду  -  значит
пить вино в погребе. Кроме того, если он и видел что-то,  то  ничего  об
этом не скажет.
   - Если даже видел, что кто-то стрелял?
   - Тем более.
   Луи был вполне доволен:
   - Я вас предупреждал, что здесь вы ничего не поймете.
   - Вы думаете, что учитель хотел убить старуху?
   - А вы?
   Мегрэ категорически ответил:
   - Нет.
   Луи, улыбаясь, посмотрел на него, как бы желая сказать: "И я нет".
   Но он не сказал этого. Возможно, что и  тот  и  другой  отяжелели  от
всего съеденного и выпитого. Они помолчали, поглядывая на  площадь,  как
бы  разрезанную  солнцем  на  две  половины,  на   зеленоватые   витрины
кооператива, на каменный портал церкви...
   - А на чьей стороне кюре? - спросил Мегрэ, чтобы хоть что-то сказать.
   - Как и полагается кюре.
   - На стороне учителя?
   - Против.
   Мегрэ поднялся со стула, постоял в нерешительности посреди комнаты и,
наконец, лениво направился к лестнице.
   - Разбуди меня через час, - сказал он Терезе.
   Он не должен был обращаться к ней на "ты". В сыскной  полиции  обычно
"тыкают" девицам легкого поведения, и это  не  ускользнуло  от  внимания
нахмурившегося Луи.  Зеленые  ставни  в  комнате  были  закрыты  и  едва
пропускали тонкие полоски солнца. Он не стал раздеваться, а снял  только
пиджак и ботинки и растянулся на застланной постели.
   Через  некоторое  время  сквозь  дрему  он  вдруг  отчетливо  услышал
ритмический шум моря. Возможно ли это?..
   Он крепко заснул и проснулся, когда постучали в дверь.
   - Господин Мегрэ, час уже прошел. Не хотите ли чашечку кофе?
   Он чувствовал себя отяжелевшим, вялым, не  зная,  чем  ему  заняться.
Внизу, когда он проходил через комнату, четверо мужчин играли  в  карты;
среди них были Тео и мясник Марселин, все еще в своей рабочей одежде.
   Комиссару казалось, будто у него что-то не ладится.
   Однако что именно, он не мог сказать. Ощущение это пришло к  нему  во
время разговора с Марселем Селье. Но в какой же момент?
   Он направился сначала к дому Леони Бирар, ключ от  которого  лежал  у
него в кармане. Вошел, сел  в  передней  комнате,  где  утром  он  читал
письма. Он не нашел в них ничего важного, они  лишь  познакомили  его  с
семействами - Дюбар, Корню, Жилле, Рато, Бонкёр.
   Выйдя из дома, он решил двинуться по дороге к морю и, пройдя немного,
увидел кладбище. Зашел туда, почитал надписи на  могилах:  почти  те  же
самые имена, которые он узнал из писем...
   Теперь он мог восстановить историю некоторых  семейств,  подтвердить,
что семейство Рато было  связано  с  семейством  Дюбар  в  течение  двух
поколений; что один из Корню женился на девице Пьедебёф и что она умерла
в двадцать шесть лет...
   Он прошел еще метров триста по дороге, но моря так и не увидел. Всюду
тянулись пологие поля, вдали виднелась какая-то блестящая дымка,  но  он
не отважился идти дальше.
   На улицах и переулках он то и дело наталкивался на  местных  жителей.
Засунув руки в карманы, они останавливались без всякого к  тому  повода,
чтобы поглазеть на фасад дома или на случайного прохожего.
   Крыльцо мэрии было  залито  солнечным  светом,  а  через  коридор  он
разглядел фуражки двух полицейских.
   Они, конечно, искали в огороде патроны.
   Окна в квартире учителя были  закрыты  наглухо.  В  классе  виднелись
макушки ребячьих голов.
   В канцелярии он застал лейтенанта, который  с  красным  карандашом  в
руках перечитывал протокол допроса.
   - Входите, господин комиссар. Я видел следователя.
   Сегодня утром он допрашивал Гастена.
   - Как он себя чувствует?
   - Как человек, проведший первую ночь в  тюрьме.  Он  беспокоился,  не
уехали ли вы.
   - Он, наверно, по-прежнему отрицает свою вину?
   - Больше чем когда-либо.
   - Какова его точка зрения на это дело?
   - Он не думает, что кто-то хотел убить старую почтальоншу, и считает,
что это, скорее всего, неосторожность, которая обернулась так  фатально.
Ее ведь часто дразнили.
   - Леони Бирар?
   - Ну да. И не только дети, но и взрослые. Вы знаете, как это  бывает,
когда в деревне есть свой козел отпущения. Если находили  дохлую  кошку,
то ее бросали  ей  в  сад  или  в  комнату  через  открытое  окно.  Дней
пятнадцать назад ей вымазали какой-то дрянью всю дверь...
   Учитель думает, что стреляли в нее не  со  зла...  просто  хотели  ее
попугать или позлить.
   - А зачем он ходил в сарай?
   - Он продолжает утверждать, что во