прямая.  Когда  Мегрэ  оказался  у  третьего
шлюза, выглянуло солнце и капельки воды засверкали на тростнике.
   Время от  времени  Мегрэ  приходилось  сходить  с  велосипеда,  чтобы
обогнать лошадей, которые  с  усилием,  обрисовывавшим  мускулы,  тянули
баржу. Запряженные парами, они занимали весь бечевник.
   Двух коней вела девочка в красном платьице с куклой в руке.  Ей  было
лет восемь-десять.
   Деревни располагались в основном в некотором отдалении от  канала,  и
прямая полоса спокойной водной глади, казалось, тянулась  среди  полного
безлюдья. Лишь кое-где можно было увидеть людей, склонившихся над темной
землей. Но чаще всего бечевник шел вдоль леса.  А  камыш,  поднимавшийся
над каналом на полтора метра, усугублял ощущение покоя.
   У шлюза Сен-Мартен стояло судно, но это была не баржа "Провидение".
   - Они, должно быть, позавтракают в бьефе выше Шалона, - сказала  жена
смотрителя, переходившая от одних ворот шлюза к другим, в то  время  как
двое малышей цеплялись за ее юбку.
   Мегрэ упрямо двигался вперед. Часов около одиннадцати он с удивлением
заметил, что все вокруг выглядит  по-весеннему,  а  воздух  трепещет  от
солнца и тепла.
   Перед  ним  километров  на  шесть  тянулась  прямая   линия   канала,
окаймленная с двух сторон ельником. В конце ее угадывались  белые  стены
шлюза, сквозь ворота которого пробрызгивала вода.
   На полпути поперек канала  стояла  баржа.  Две  распряженные  лошади,
опустив головы в торбы, с фырканьем жевали овес.
   Первое впечатление - радостное, если  не  умиротворяющее.  Вокруг  ни
одного дома и такие широкие медленные отблески на тихой воде.
   Еще несколько оборотов педалей, и комиссар увидел на корме баржи  под
тентом стол, покрытый клеенкой в голубую и белую клеточку. Светловолосая
женщина ставила на середину его дымящееся блюдо.
   Прочитав на закругленном блестящем корпусе слово "Провидение",  Мегрэ
сошел с велосипеда.
   Одна из лошадей пристально  посмотрела  на  него,  шевельнула  ушами,
издала забавное ворчание и снова принялась за еду.
   Узкая и тонкая доска между баржей и берегом прогнулась  под  тяжестью
комиссара. Двое мужчин завтракали, следя за ним,  а  женщина  пошла  ему
навстречу.
   - Что случилось? - спросила она, на ходу застегивая блузку на  пышной
груди.
   Она говорила нараспев - так, как говорят на юге. Она  не  испугалась.
Она ждала, готовая, казалось, защитить мужчин всем своим дородным телом.
   - Мне нужно получить у вас кое-какие сведения, - сказал  комиссар.  -
Вы, конечно, знаете, что в Дизи совершено преступление.
   - Нам рассказали люди с "Кастора и Поллукса", который обогнал сегодня
утром нашу баржу. Неужели это правда? Нет, это немыслимо! Как можно было
такое сделать? И главное, на канале! Здесь же всегда так спокойно!
   На щеках  ее  выступил  румянец.  Оба  мужчины  продолжали  есть,  не
переставая наблюдать за комиссаром. А Мегрэ машинально взглянул на блюдо
с черноватым мясом, запах которого щекотал ноздри.
   - Козленок, я его купила сегодня утром у шлюза в Эньи...  Вы  пришли,
чтобы получить от нас сведения? Но мы ведь  отплыли  до  того,  как  был
обнаружен труп. Кстати, вы уже знаете, кто эта несчастная дама?
   Один из двух сидящих за столом  мужчин  был  ее  мужем  -  небольшого
роста, черноволосый, длинноусый. Все его  существо  излучало  доброту  и
покорность.  Он  слегка  кивнул  незнакомцу,  предоставив   жене   вести
разговор.
   Второму было лет шестьдесят. Густые брови, густые плохо подстриженные
и совсем седые волосы. Такая же седая  трех-четырехсантиметровая  щетина
на подбородке  и  щеках.  Словом,  волосы  как  у  зверя.  Зато  светлые
невыразительные глаза.
   - Я хотел бы задать несколько вопросов вашему коноводу, - сказал он.
   Женщина засмеялась.
   - Жану? Должна вас предупредить, что он не слишком разговорчив. Он  у
нас медведь! Посмотрите, как он ест! Но лучшего коновода не сыщешь.
   Вилка   старика   замерла   в   воздухе.   Он   устремил   на   Мегрэ
трогательно-чистые зрачки. Такой взгляд бывает  у  деревенских  дурачков
или привыкших к ласке животных, с  которыми  вдруг  начинают  обращаться
грубо.
   Некоторая глуповатость - да. Но, кроме нее, еще  что-то  невыразимое,
какая-то самоуглубленность.
   - В котором часу вы поднялись и стали чистить лошадей?
   - Как всегда.
   - Широкие плечи старика казались еще шире оттого,  что  ноги  у  него
были очень короткие.
   - Жан каждый день  встает  в  половине  третьего  ночи,  -  вмешалась
хозяйка. - Вы бы посмотрели на наших лошадей! Он  ежедневно  бинтует  им
ноги, как породистым скакунам. А вечером его не заставишь выпить  стакан
белого вина, пока он не оботрет их соломенным жгутом.
   - Вы спите в конюшне?
   Казалось, Жан не понял  вопроса.  За  него  снова  ответила  женщина.
Указав на постройку, возвышавшуюся посреди баржи, она сказала:
   - Это конюшня. Он всегда спит там. Наша  каюта  -  на  корме.  Хотите
посмотреть?
   Палуба блистала чистотой. Медные части были надраены  лучше,  чем  на
яхте "Южный Крест". А  когда  женщина  открыла  двустворчатую  дверь  из
американской сосны, Мегрэ увидел маленький уютный салон с  иллюминатором
из цветного стекла.
   Там стояла дубовая мебель  в  стиле  Генриха  III,  традиционная  для
мещанских интерьеров. Стол покрыт вышитой разноцветным шелком скатертью,
на нем - вазы, фотографии  на  подставках,  жардиньерка  с  цветами.  На
буфете  лежали  кружевные  салфетки,  кресла  были  покрыты   строчеными
чехлами.
   - Если бы Жан захотел, мы могли бы устроить  ему  постель  поближе  к
нам.  Но  он  уверяет,  что  может  спать  только  в  конюшне.  Мы  даже
побаиваемся, как бы он не получил  удар  копытом.  Конечно,  лошади  его
знают, но ведь во сне...
   И она принялась за еду, как истая хозяйка,  которая  готовит  лакомые
блюда для других,  а  сама,  не  задумываясь,  довольствуется  тем,  что
останется.
   Жан поднялся, поглядывая то на лошадей, то  на  комиссара,  а  хозяин
стал свертывать себе цигарку.
   - И вы ничего не видели и не слышали?  -  спросил  Мегрэ,  пристально
глядя на коновода.
   Жан повернулся к хозяйке, и та с набитым ртом ответила за него:
   - Поверьте, он бы сказал, если бы что-нибудь видел.
   - "Мария" подходит, - с тревогой в голосе сказал муж.
   Вот уже несколько секунд в воздухе ощущалось дрожание мотора.  Теперь
позади "Провидения" неясно различались очертания другой баржи.
   Жан посмотрел на женщину, а та смущенно взглянула на Мегрэ.
   - Послушайте, - наконец сказала она. - Если  вам  надо  поговорить  с
Жаном, вы, может, сделаете это в пути? "Мария", хоть и  моторная  баржа,
идет медленнее нас... Если она обгонит "Провидение"  перед  шлюзом,  она
задержит нас на целых два дня.
   Жан не стал ждать, пока она договорит. Он  снял  с  лошадей  торбы  с
зерном и провел их на сто метров вперед от баржи.
   Хозяин схватил жестяную трубу, поднес ее ко рту, послышались дрожащие
звуки.
   - Вы останетесь на барже? Можете не сомневаться, мы вам  скажем  все,
что нам известно. Нас все знают на каналах от Льежа до Лиона.
   - Я догоню вас у шлюза, - сказал комиссар и сошел на берег.
   Сходни убрали. У ворот  шлюза  появился  человек,  и  подъемные  щиты
отворились. Лошади пустились в путь, позвякивая бубенчиками и потряхивая
красными султанами на головах.
   Жан шел рядом медлительный, безразличный ко всему.
   В двухстах метрах позади моторная баржа замедлила ход - там заметили,
что подошли слишком поздно.
   Мегрэ поехал вслед за судном. Он  видел  женщину,  которая  торопливо
заканчивала трапезу, ее мужа, худого  и  хрупкого,  почти  лежавшего  на
слишком тяжелом для него штурвале.
 
Глава 4 
Любовник 
 
   Мегрэ зашел в кафе "Флотское" и, увидев у окна  за  столиком  Люкаса,
объявил:
   - Я уже завтракал.
   - В Эньи? - полюбопытствовал хозяин. - Там гостиница моего шурина.
   - Принесите нам пива, - сказал Мегрэ.
   Все произошло, словно по заказу. Комиссар жал на все педали. Когда он
подъезжал к Дизи, погода стала портиться.
   Небо заволоклось тучами, последние солнечные лучи скрылись,  и  полил
дождь.
   "Южный Крест" по-прежнему стоял на месте. На палубе ни души. От шлюза
не доносилось никакого шума, так что Мегрэ, услышав  кудахтанье  кур  во
дворе, впервые почувствовал себя по-настоящему в деревне.
   - Ничего нового? - осведомился он у инспектора.
   - Матрос вернулся с провизией. На минуту показалась женщина в голубом
пеньюаре. Полковник и Вилли зашли выпить аперитив. По-моему, смотрели на
меня косо.
   Мегрэ набивал трубку, выжидая, пока хозяин, подавший пиво, удалится к
себе в лавку.
   - У меня тоже ничего, - недовольно проворчал он.  -  Из  двух  судов,
которые могли доставить Мэри  Лэмпсон  сюда,  одно  потерпело  аварию  в
пятнадцати километрах от Дизи, а другое тащится по каналу  со  скоростью
три километра в час. Первая баржа - железная, поэтому никакой смолы  там
нет и покойница не могла в ней выпачкаться.
   Другая - деревянная. Фамилия речников  -  Канель.  Хозяйка,  дородная
мамаша, всячески хотела влить в меня стопку  жуткого  рома,  а  муж  ее,
пигалица, вертелся вокруг нее, как спаниель.
   Есть еще коновод. Он либо тупое животное, либо прикидывается дурачком
и тогда делает это превосходно. Вот уже восемь лет  как  живет  с  ними.
Если муж похож на спаниеля, то этот Жан -  типичный  бульдог.  Встает  в
половине третьего ночи, кормит и чистит лошадей, выпивает чашку  кофе  и
пускается в путь. Так он проделывает в  день  тридцать-сорок  километров
размеренным шагом и выпивает стакан белого вина у каждого шлюза. Вечером
обтирает лошадей соломенным жгутом.
   Я  проверил  его  документ  -  старый  военный   билет,   который   и
перелистать-то трудно: страницы склеились. Выдан он на имя Жана Либержа,
уроженца Лилля, год рождения тысяча восемьсот шестьдесят девятый.
   Вот и все. Впрочем, нет. Если допустить, что  Мэри  Лэмпсон  села  на
баржу "Провидение" в четверг вечером в Мо, значит, она  была  еще  жива,
когда приехала в Дизи, в воскресенье вечером. Два дня  прятать  человека
против его воли в конюшне баржи фактически  невозможно,  раз  не  только
виноваты все трое.
   По лицу Мегрэ было видно, что он в это не верит.
   - Если предположить, что пострадавшая села на баржу по своей  воле...
Знаете, что  вам  сейчас  нужно  сделать,  старина?  Узнайте-ка  у  сэра
Лэмпсона девичью фамилию его жены. И не отходите от  телефона,  пока  не
добудете все сведения о ней.
   Кое-где пробивались лучи солнца, но дождь лил все сильнее и  сильнее.
Едва Люкас вышел из кафе "Флотское" и направился к  "Южному  Кресту",  с
яхты сошел Вилли Марко, одетый по-городскому, легкий и беспечный. Вот уж
поистине это была общая черта всех обитателей яхты "Южный Крест".
   Они встретились на бечевнике. Казалось,  Вилли  заколебался,  увидев,
что инспектор поднимается на яхту, но потом, прикурив новую сигарету  от
той, которую еще держал в руке, направился прямо к кафе.
   Он, конечно, искал Мегрэ. Шляпу не снял, а  лишь  прикоснулся  к  ней
рукой и бросил:
   - Добрый день,  комиссар.  Хорошо  спали?  Я  хотел  бы  вам  кое-что
сказать.
   - Слушаю.
   - Если вам все равно, где меня слушать, то лучше не здесь. Нельзя ли,
например, подняться к вам в номер?
   Вилли был, как всегда, развязен, весел и даже лукав.
   Глазки его поблескивали.
   - Вы курите?
   - Да. '
   - Значит, это правда, что вы курите только трубку?
   Комиссар провел его к себе в комнату, хотя там было  еще  не  убрано.
Взглянув через окно на яхту, Вилли уселся на край кровати и сразу начал:
   - Вы, конечно, уже навели обо мне справки.
   Он поискал глазами пепельницу и, не найдя, тут же стряхнул  пепел  на
пол.
   - Не очень-то утешительно, правда? Впрочем, я и не  пытаюсь  выдавать
себя за святого. А полковник по три раза в день твердит, что я негодяй.
   Удивительно было то, что глаза его выражали искренность.  Мегрэ  даже
подумал, что его  собеседник,  который  поначалу  был  ему  антипатичен,
теперь стал вполне терпим.
   Странное сочетание. С одной стороны - плутовство. С другой - какая-то
обезоруживающая искренность, налет чудачества.
   - Имейте в виду, я учился в Итоне как принц Уэльский.
   Будь мы с ним ровесники, вероятно, стали бы закадычными друзьями.  Но
только мой отец торгует инжиром в Смирне. А я этого терпеть не могу!  Со
мной происходили разные истории. Честно  говоря,  мать  одного  из  моих
товарищей по Итону вызволила меня из очень затруднительного положения. Я
могу это вам  сказать,  поскольку  не  называю  ее  имени,  не  так  ли?
Прелестная женщина!  Но  муж  ее  стал  министром,  и  она  боялась  его
скомпрометировать.
   А потом... Вероятно, вам говорили о Монако и об истории  в  Ницце.  В
действительности все это было не так страшно. Никогда  не  верьте  тому,
что  вам  рассказывает  американка  зрелого  возраста,  которая   весело
проводит время на  Ривьере,  пока  неожиданно,  без  предупреждения,  из
Чикаго не появляется ее муж. Украденные  бриллианты  на  самом  деле  не
всегда украдены. Пойдем дальше!
   Ожерелье... Либо вы о нем уже знаете, либо все равно скоро узнаете. Я
хотел поговорить с вами вчера вечером, но, учитывая  обстановку,  решил,
что это было бы не совсем корректно.
   Несмотря ни на что, полковник все-таки джентльмен.
   Допустим, он слишком любит виски, тут его можно понять.
   Он должен был закончить свою карьеру генералом и был в Лиме человеком
на виду, когда из-за истории с  женщиной  -  это  была  дочь  одного  из
местных тузов - ему пришлось подать в отставку.
   Вы его видели - великолепный мужчина! Там у него в распоряжении  было
тридцать слуг,  ординарцы,  секретарши,  не  знаю  уж  сколько  машин  и
лошадей.
   И вдруг все рухнуло. Сотня тысяч франков на все про все.
   Говорил я вам, что до Мэри он был женат дважды? Первая жена умерла  в
Индии. Со второй он развелся, взяв при  этом  всю  вину  на  себя,  хотя
застал супругу с одним из боев.
   Настоящий джентльмен!
   Вилли, откинувшись назад,  медленно  покачивал  ногой,  а  Мегрэ,  не
выпуская изо рта трубку, сидел неподвижно, прислонившись к стене.
   - Ну, вот! Теперь он проводит дни как придется. На Поркероле живет  в
старом форту, который называется Маленький  лангуст.  Если  ему  удается
сэкономить там немного денег, он едет в Париж или  Лондон.  Но  подумать
только, в Индии он  каждую  неделю  устраивал  обеды  на  тридцать-сорок
персон!
   - Вы хотели говорить со мной о полковнике, - напомнил Мегрэ.
   Вилли не моргнул глазом.
   - По правде сказать, я просто пытаюсь обрисовать вам  обстановку.  Вы
ведь не жили ни в Индии, ни в Лондоне, у вас не было в  распоряжении  ни
тридцати слуг, ни, уж не знаю сколько, хорошеньких  девушек.  Только  не
подумайте, что я намерен вас обидеть... Короче, я познакомился с ним два
года назад.
   Вы не знали Мэри живой. Прелестная женщина, но мозги куриные. Чуточку
криклива. Если не чувствовала себя в центре  внимания,  могла  впасть  в
истерику или закатить скандал.
   Кстати, вы знаете сколько полковнику лет? Шестьдесят восемь!
   Она его утомляла. Прощала ему все его  прихоти,  а  они  у  него  еще
случаются, но была несколько обременительна.
   Она влюбилась в меня. Мне она тоже нравилась.
   - Я полагаю, что госпожа Негретти - любовница сэра Лэмпсона?
   - Да, - с гримаской подтвердил молодой  человек.  -  Это  трудно  вам
объяснить. Ни жить, ни пьянствовать в одиночку  нельзя.  Хочется  видеть
вокруг себя людей. Глорию мы подобрали на стоянке в  Бандоле  {город  на
средиземноморском  побережье  Франции  между  Марселем  и  Тулоном}.  На
следующее утро она осталась с нами. Для полковника этого достаточно.
   Она будет с ним, пока ей не надоест.
   Я - другое дело. У меня редкая способность - я пью виски не хуже, чем
полковник. По этой части мы с ним уступаем разве что Владимиру,  который
в девяти случаях из десяти укладывает нас на койки.
   Не знаю,  представляете  ли  вы  себе  по-настоящему  мое  положение.
Конечно, мне не надо думать о материальной стороне жизни. Хотя иногда мы
по две недели ждем в каком-нибудь порту чека из  Лондона,  чтобы  купить
горючего.
   Да вот, например, колье, о котором я сейчас вам расскажу.
   Раз двадцать оно было заложено в ломбарде. Но это неважно! Без  виски
мы остаемся редко! Нашу  жизнь  роскошной  не  назовешь,  зато  мы  спим
всласть,  ездим,  куда  хотим,  возвращаемся,  когда  хотим.   Лично   я
предпочитаю это отцовскому инжиру...
   Вначале полковник  подарил  жене  какие-то  драгоценности.  Время  от
времени она требовала у него денег. Ей  нужно  было  одеваться  и  иметь
кое-что на мелкие расходы, вы же понимаете. Клянусь вам, для  меня  было
ударом, когда я узнал ее на этом ужасном фото. Впрочем,  для  полковника
тоже. Но он скорее даст изрезать себя на  мелкие  кусочки,  чем  выкажет
свои чувства. Такой уж человек. Одним словом, англичанин.
   Когда мы покинули  Париж  на  прошлой  неделе  -  сегодня,  по-моему,
вторник, - наш кошелек совсем опустел.
   Полковник телеграфировал в Лондон, чтобы ему  выслали  аванс  в  счет
пенсии. Мы ждали его в Эперне. Чек, может быть, уже и прибыл.
   Однако в Париже у меня остались долги. До этого я  уже  два-три  раза
подсказывал Мэри, что она могла бы продать ожерелье, а мужу сказать, что
потеряла его или что его украли.
   В четверг вечером, как вы уже знаете, мы веселились на борту.  Однако
я не хочу, чтобы вы об этом думали черт знает что. Просто стоит Лэмпсону
увидеть хорошеньких женщин, как он приглашает их на борт.  А  через  два
часа напьется  и  велит  мне  выставить  их,  да  так,  чтобы  заплатить
подешевле.
   В четверг Мэри поднялась немного раньше обычного и, когда мы  встали,
была уже на палубе. После завтрака мы с ней оказались вдвоем.  Она  была
очень нежна со мной. Необычная нежность, смешанная с грустью. В какое-то
мгновение она сунула мне свое ожерелье и сказала:
   - Можешь его продать.
   Не знаю, поверите ли вы мне. Я был и смущен, и взволнован. Если бы вы
ее знали, вы бы поняли... Она  настояла.  Я  сунул  ожерелье  в  карман.
Вечером полковник потащил нас в дансинг, и Мэри осталась на борту  одна.
Когда  мы  вернулись,  на  яхте  ее  не  было.  Лэмпсон   нисколько   не
встревожился; она уже не  раз  сбегала.  Однажды,  например,  по  случаю
праздника на Поркероле в Маленьком лангусте около недели  длился  загул.
Первые два дня Мэри веселилась вместе со всеми.  На  третий  исчезла.  И
знаете, где мы  ее  нашли?  В  Жьене,  в  гостинице.  Она  по-матерински
возилась с двумя грязными малышами.
   История с ожерельем меня угнетала. В пятницу я поехал в Париж. Я чуть
было его не  продал,  но  потом  подумал:  если  некоторые  из  жемчужин
окажутся фальшивыми, я рискую навлечь на себя неприятности. Я вспомнил о
двух вчерашних  красотках.  С  такими  девочками  можно  провернуть  что
угодно. Кроме того, с Лией я уже раньше встречался в Ницце и знал, что с
ней можно иметь дело.
   Я отдал ей ожерелье. На всякий случай посоветовал сказать, если у нее
спросят, что ожерелье ей привезла сама Мэри и просила его продать.
   Все казалось проще пареной репы, а вышло черт-те что...
   Лучше бы  я  не  вмешивался  в  эту  историю.  Теперь,  если  мне  не
посчастливится иметь дело с умными полицейскими, меня могут судить.
   Я это понял  вчера,  когда  узнал,  что  Мэри  задушена.  Я  даже  не
спрашиваю вас, что вы на этот счет думаете. Честно  говоря,  я  готов  к
тому, что меня арестуют. Но это  будет  вашей  ошибкой.  Я  мог  бы  вам
помочь. Есть вещи, которые кажутся странными, но на  самом  деле  совсем
просты.
   Вилли почти развалился на  кровати  и  беспрестанно  курил,  устремив
взгляд в потолок.
   Чтобы скрыть свое  замешательство,  Мегрэ  встал  у  окна,  спиной  к
собеседнику.
   - Полковник знает, что вы пошли ко  мне?  -  спросил  он,  неожиданно
обернувшись.
   - Нет, равно как и  об  ожерелье.  И  даже  о  наших  отношениях.