о
чувство. Он ведь очень к нему привязался. И приятно было  бы  доставить  ему
удовольствие.
   Каждое утро Минар являлся к девяти-десяти утра.  Он  даже  не  звонил,  а
только скребся в дверь, тихо-тихо, чтобы не потревожить Мегрэ  -  вдруг  тот
еще спит. Потом, пошептавшись с госпожой Мегрэ в передней, входил,  топтался
на пороге, а затем робко приближался к постели.
   - Нет, нет, не подымайтесь! Я только пришел узнать, как дела. У  вас  нет
для меня никаких поручений? Я был бы счастлив...
   Речь шла уже не о том, чтобы выслеживать преступников. Он  готов  был  на
любые услуги. Он и госпоже Мегрэ предлагал свою помощь.
   - Может быть,  вы  позволите  мне  сходить  за  продуктами?  Я  прекрасно
справлюсь, вот увидите.
   В конце концов он "всего на минутку"  присаживался  на  краешек  стула  у
окошка и застывал в такой позе на долгие часы. Если у него  спрашивали,  как
поживает его жена, он поспешно откликался:
   - Какое это имеет значение!
   Он снова приходил после обеда, уже во фраке, перед тем как отправиться на
работу, так как теперь он играл на балах где-то на  бульваре  Сен-Мишель,  и
играл уже не на флейте, а на корнет-а-пистоне,  отчего  вокруг  губ  у  него
оставался розовый след.
   Ле Брэ тоже каждое утро присылал дежурного из комиссариата справляться  о
здоровье Мегрэ. Это очень разочаровало консьержку  -  она,  правда,  считала
своего жильца государственным чиновником, но никак не думала, что  он  имеет
отношение к полиции.
   -  Комиссар  просил  вас  хорошенько  следить  за  собой,  ни  о  чем  не
беспокоиться. Все в порядке.
   Мегрэ поглубже закапывался в  мягкую  постель.  Он  хотел  уйти  в  себя,
замкнуться. Он еще не знал тогда, что это станет его излюбленным приемом,  к
которому он будет нередко прибегать в минуты отчаяния и затруднений.
   Но успокоение  не  приходило.  Мысли  его  не  приобретали  ясности,  они
путались, как  в  лихорадке.  Он  медленно  проваливался  в  полузабытье,  и
действительность изменялась, смешиваясь с воспоминаниями детства. Все  здесь
помогало этому: тени и свет в комнате, цветы на обоях, запахи,  доносившиеся
из кухни, бесшумные шаги госпожи Мегрэ...
   Он  восстанавливал  все  события  с  самого   начала,   расставлял   всех
участников, как шахматные фигурки на доске: старый  Бальтазар,  Жандро-отец,
Лиз и Ришар, Луи, Жермен, юная служанка Мари.
   Он передвигал их взад-вперед, потом  смешивал  все  в  одну  кучу.  Затем
наступала очередь Ле Брэ, который выходил  из  квартиры  Мегрэ  на  бульваре
Ришар-Ленуар, садился в кабриолет и бросал кучеру: "Набережная Орфевр".
   Был ли он на "ты" с высоким начальством, с Ксавье Гишаром? С этой  минуты
все приобретало особую остроту. Что говорил Ле Брэ Гишару в  его  просторном
кабинете, в котором Мегрэ довелось побывать дважды и который  был  для  него
самым священным местом на земле?
   "Мой секретарь - тот молодой человек, которого вы  мне  рекомендовали,  -
занимается сейчас одним расследованием. Я не мог иначе поступить и  вынужден
был поручить дело ему. Полагаю, он натворит немало глупостей".
   Сказал ли он именно  так?  Вполне  возможно.  Ле  Брэ  был  прежде  всего
светским человеком. Он ежедневно по  утрам  занимался  фехтованием  в  клубе
Гоха, бывал на приемах, присутствовал на всех  премьерах  и  показывался  на
скачках в светло-сером парадном костюме.
   А Ксавье Гишар? Тот был другом отца Мегрэ и происходил из той  же  среды.
Он жил не в долине Монсо, а в тесной квартирке Латинского  квартала,  уделяя
больше времени своим книгам, чем прекрасным дамам.
   Нет, он не способен ни на свинство, ни на компромисс!
   Между тем он вызывал к себе Бародэ. Какие указания он дал последнему?
   Ну, а если даже все было именно так - разве  это  доказывает,  что  Мегрэ
допустил какую-нибудь ошибку? Пускай он еще не успел закончить следствие! Не
знал, кто выстрелил в графа. Не знал также, почему стреляли в него. Но он бы
все распутал.
   Он сознавал, что проделал за короткий срок большую  работу.  Не  зря  так
испугался комиссар!
   Что же все это означает?
   Газеты больше не упоминали о деле.
   Тело Боба, должно быть, отправили в морг для вскрытия.
   Мегрэ снова видел себя на улице Шапталь, позади всех этих господ, которые
не обращали на него никакого внимания. Бародэ, который не знал его  в  лицо,
принимал его, по-видимому, за кого-нибудь из  домашних.  Прокурор,  судья  и
секретарь суда полагали, что он один из людей Бародэ. Только Луи  бросал  на
него насмешливые взгляды. Вероятно, он был  осведомлен  о  его  деятельности
через Жермен.
   Все это было унизительно, приводило в отчаяние. Моментами, закрыв  глаза,
расслабленный теплом постели, он рисовал  себе  план  идеально  проведенного
следствия.
   "В следующий раз я поступлю так-то и так-то..."
   На четвертый день ему вдруг надоело  быть  больным,  и,  еще  до  прихода
флейтиста, он поднялся, умылся  холодной  водой,  тщательно  побрился,  снял
повязку с головы.
   - Ты идешь на работу?
   Он ощутил потребность вновь вдохнуть воздух комиссариата, сесть  за  свой
черный стол, оглядеть жалких посетителей, жмущихся на скамейке у  побеленной
стены.
   - Что мне сказать Жюстену? Теперь флейтиста звали  просто  Жюстеном,  как
друга семьи, как дальнего родственника.
   - Если хочет, пусть придет за мной к часу дня, вместе позавтракаем.
   Он не надел на ночь наушники, и ему пришлось  подкручивать  кончики  усов
горячими щипцами для завивки волос. Большую часть  пути  он  прошел  пешком,
окунувшись в оживленную  суету  бульваров,  и  вся  его  злость  растаяла  в
утренней весенней свежести.
   Зачем ему думать об этих людях? О Жандро, засевших в  своей  крепости.  О
старике, чей характер наследуют в его роду  только  женщины.  Об  истории  с
завещанием. Зачем ему интересоваться, к кому перейдут по наследству все кафе
"Бальтазар"?
   Ибо он понимал, что дело не только в деньгах. Решался вопрос, кто  станет
обладателем пакета акций, кто возглавит, наконец, фирму.  Лиз,  Ришар?  Тот,
кто получит состояние старого Бальтазара, получит могущество и власть.
   Подумать только! Молодая девушка, забыв о своих двадцати годах, мечтает о
директорском кресле точно так же, как мечтала о нем ее покойная мать.
   Ему, Ришару, стать всесильным хозяином или ей, Лиз, всемогущей хозяйкой?
   Пусть сами разбираются!
   Ей-богу, они так и сделали! Но как быть с мертвецом, по которому никто не
плакал, не считая девицы с авеню Де Ваграм?
   Он вошел в комиссариат, поздоровался за руку со своими коллегами.
   - Бертран отправился к вам узнать, как вы себя чувствуете.
   Он не доложил о себе комиссару, молча уселся на свое место,  и  только  в
половине одиннадцатого, когда Ле Брэ приоткрыл свою обитую  войлоком  дверь,
он увидел Мегрэ.
   - Вы пришли, Мегрэ? Так зайдите же ко мне! Ему очень  хотелось  держаться
непринужденно.
   - Присаживайтесь. Я  не  уверен,  что  вы  разумно  поступили,  так  рано
поднявшись с постели. Я  хотел  предложить  вам  отпуск  для  восстановления
здоровья. Не думаете ли вы, что несколько  дней  в  деревне  пойдут  вам  на
пользу?
   - Я чувствую себя совершенно здоровым.
   - Тем лучше, тем лучше! Кстати, как вы могли убедиться, вся  эта  история
уладилась. Впрочем, я вас поздравляю,  вы  были,  оказывается,  недалеки  от
истины. Как раз в тот день, когда я приходил вас проведать, Луи  позвонил  в
полицию.
   - По собственному желанию?
   - Признаюсь, я ничего толком не знаю.  К  тому  же  это  не  имеет  ровно
никакого значения. Главное, он признался. По-видимому, он  догадывался,  что
ведется следствие, и понимал, что доберутся до правды.
   Мегрэ, опустив глаза, упорно рассматривал письменный стол, и на лице  его
не отражалось никаких чувств. Ощущая неловкость, комиссар продолжал:
   - Он, минуя  нас,  обратился  непосредственно  в  префектуру.  Вы  читали
газеты?
   - Да.
   - Конечно, правда была  несколько  приукрашена.  Дань  необходимости,  со
временем вы это поймете. Есть случаи, когда скандал недопустим, когда  голая
правда приносит больше вреда, чем пользы. Поймите  меня  правильно.  Мы  оба
знаем, что граф проник в дом отнюдь не как грабитель. Может  быть,  его  там
ждали. Лиз Жандро была расположена к нему. Я употребляю это слово  в  лучшем
его смысле. Не забывайте, что она родилась в замке д'Ансеваль, что обе семьи
связывают определенные узы. Боб был человеком отчаянным. Он  скатывался  все
ниже и ниже с непонятным  неистовством.  Почему  не  предположить,  что  она
пыталась направить его на путь истинный? Таково мнение  моей  жены,  которая
хорошо знает характер Лиз. Но не в этом дело. Был ли он пьян в ту ночь,  как
это с ним довольно часто случалось? Держал ли он себя вызывающе? Луи  весьма
скуп на подробности. Его привлекли крики и шум. Когда он  вошел  в  комнату,
Боб и Ришар Жандро сцепились в схватке, и ему показалось, что он увидел  нож
в руке графа.
   - А нож нашли? - негромко спросил Мегрэ, по-прежнему уставившись на стол.
   Казалось,  он  упорно  разглядывает  какое-то  пятнышко  на  полированной
поверхности.
   - Не знаю. Следствие вел Бародэ. В силе остается все та же  версия  -  на
ночном столике лежал револьвер, и Луи, защищая своего хозяина, выстрелил.  А
теперь скажите, мой юный друг, к чему бы привел скандал? Публика не  приняла
бы правды.  Мы  живем  в  такое  время,  когда  определенные  слои  общества
находятся уж очень на виду.  На  карту  была  поставлена  честь  мадемуазель
Жандро, ибо речь шла бы главным образом о  ее  чести.  Так  или  иначе,  это
типичный случай самообороны.
   - Вы уверены, что стрелял дворецкий?
   - В деле имеется его признание. Подумайте только, Мегрэ, как  реагировали
бы некоторые газеты, каковы были  бы  последствия  этого  дела  для  молодой
девушки, которую у нас  нет  оснований  обвинять  ни  в  чем,  кроме  как  в
некоторой... м-м-м... экспансивности...
   - Понимаю.
   - Мадемуазель Жандро уехала в Швейцарию.  Нервы  ее  не  выдержали  такой
перегрузки, и она, вероятно, пробудет за  границей  несколько  месяцев.  Луи
оставлен на свободе за отсутствием состава  преступления.  Его  единственная
ошибка заключается в  том,  что,  потеряв  голову,  он,  вместо  того  чтобы
немедленно во всем признаться, закопал труп в саду.
   - Он один его закапывал?
   - Поставьте себя на место Ришара Жандро. Я вижу, вы все еще сомневаетесь.
Но в конце концов вы поймете. Бывают случаи, когда мы не вправе...
   - ...поступать согласно велениям совести? Тогда Ле Брэ снова стал  сух  и
высокомерен, более высокомерен, чем когда-либо.
   - Мне не в чем упрекнуть свою совесть,  -  отрезал  он,  -  хотя  я  имею
основания полагать, что она у меня не менее щекотлива, нежели  у  любого  из
вас. Вы молоды, Мегрэ, очень молоды, и это единственная причина, по  которой
я не могу на вас обижаться.
   Было около двенадцати, когда в комиссариате зазвонил телефон.
   Инспектор Бессон снял трубку и обратился к Мегрэ:
   - Это вас. Все тот же тип. Он звонит уже в третий раз, и всегда в одно  и
то же время. Мегрэ взял трубку.
   - Алло! Жюль? Он узнал голос Дедэ.
   -  Ну  как  дела?  Лучше?  Уже  работаете?  Скажите,  у  вас  есть  время
позавтракать со мной?
   - К чему?
   - Это уж мое дело. С того самого дня мне охота свезти вас позавтракать  в
деревню. Не бойтесь. Я приеду за вами на своей колымаге. Но  только  я  буду
стоять не у комиссариата, а на углу улицы Фонтен, потому что я  не  очень-то
люблю такие заведения, как ваше. Идет?
   Бедняга Жюстен, опять ему не повезло! - Скажите ему, .что меня вызвали по
срочному делу. Увидимся с ним сегодня вечером или завтра утром.
   Через четверть часа он садился в серый "дион-бутон".
   Дедэ был один.
   - Скажите, что вам больше по вкусу? Как насчет жареного пескаря?  Давайте
раньше на минуточку остановимся у ворот Майо и пропустим по одной.
   И они зашли в бар, где Дедэ заказал два абсента.
   Он был весел, но глаза его сохраняли серьезность. На нем был все  тот  же
серый костюм в клеточку, ботинки  желтовато-зеленого  цвета  и  ярко-красный
галстук.
   - Еще по одной? Нет? Ну, как хотите. Сегодня у меня нет никаких оснований
вас спаивать.
   И они покатили сначала по дороге, потом выехали на берег Сены, по которой
скользили рыбацкие лодочки, и вот наконец у  самой  воды  увидели  маленькую
харчевню с садом за домом и сетями, натянутыми перед верандой для просушки.
   - Густав, сообрази-ка нам обед на славу. Начнем с жареных пескарей. -  И,
обращаясь к Мегрэ, объяснил: - Он сейчас закинет сеть, и мы получим их прямо
живехонькими. - Затем снова к хозяину: - Ну, а еще что ты нам предложишь?
   - Не желаете ли петуха в розовом "божелэ"?
   - Ладно, давай петуха.
   Дедэ чувствовал себя здесь  как  дома.  И  в  кухню  зашел,  и  в  погреб
спустился, откуда вернулся с бутылкой белого луарского вина.
   - Это стоит всех аперитивов мира. А пока, в  ожидании  жареного  пескаря,
набейте свою трубку, и потолкуем. - Он почувствовал необходимость объяснить:
- Знаете, почему  я  так  хотел  встретиться  с  вами?  Потому  что  вы  мне
нравитесь. Вы не такой негодяй, как все эти типы там у вас.
   Он тоже будет приукрашивать правду, - Мегрэ это отлично знал. Люди такого
сорта, как Дедэ, страшные болтуны, и это часто их губит.  Они  так  довольны
собой, что почти всегда испытывают необходимость  говорить  о  своих  темных
делишках.
   - Где Люсиль? - спросил Мегрэ, который полагал, что и она примет  участие
в завтраке.
   - Хотите - верьте, хотите - нет, но она действительно больна. Видите  ли,
эта девушка по-настоящему любила Боба. Она дала бы разрезать себя за него на
мелкие куски. Вся эта история убила ее. Она не хотела  ни  за  что  покидать
улицу Брей - там, видите ли, все ей напоминает о нем. Вчера  я  уговорил  ее
поехать в деревню и сам отвез туда. Я потом поеду к ней.  Ну,  пока  хватит!
Может быть, еще когда-нибудь вернемся к этому.
   Он закурил сигарету, медленно пуская дым  через  нос.  Вино  искрилось  в
стаканах, под легким ветерком колыхалась молодая травка в саду. Видно  было,
как хозяин, стоя в своем ялике, готовится закинуть сеть.
   - Полагаю, что вы из любопытства  заглянули  в  мое  досье  и  убедились,
никаких мокрых дел за  мной  не  числится.  Всякие  там  пустяки.  Два  раза
схлопотал по шесть месяцев и поклялся, что с  меня  хватит.  -  Он  пил  для
храбрости. - Газеты читали?
   И так как Мегрэ утвердительно кивнул головой, он продолжал:
   - Вы бы посмотрели на Люсиль! Она стала белее бумаги. Хотела во что бы то
ни стало пойти и выдать всех сообщников. Я ее успокоил. "Что  это  даст?"  -
говорил я. Запачкать они его запачкали, так ведь? Если бы мне  где-нибудь  в
таком месте, где нет лягавых, попался бы этот тип с кривым носом,  ну,  тот,
Ришар, клянусь, я бы ему с удовольствием все кости  пересчитал.  Он  швырнул
пятьдесят тысяч франков и думает, что кум королю. Так вот! Между нами,  хоть
вы и из полиции, а я вам скажу:
   с ним еще счеты не кончены. Рано или поздно, но в один прекрасный день мы
еще с ним встретимся. Подлецы разные бывают. Но таких, как этот, я просто не
выношу. А теперь расскажите о себе.
   - Мне не дали закончить следствие, - выдавил из себя Мегрэ.
   - Знаю. И мне платят за то, что я это знаю.
   - Они вам приказали молчать?
   - Они мне сказали, чтоб я держался в стороне, и в убытке я не останусь.
   Это означало, что на все проделки  Дедэ  они  закрывают  глаза,  что  ему
простят удар, который чуть было не отправил Мегрэ на тот свет, что не станут
доискиваться, откуда взялись сорок девять тысяч франков, обнаруженные в  его
бумажнике.
   - Особенно меня разозлил трюк с дворецким. Вы этому верите?
   - Нет.
   - Слава богу! А не то я перестал бы  вас  уважать.  Надо  же  было  найти
кого-нибудь, кто выстрелил, так пусть им  будет  слуга.  А  кто,  по-вашему,
выкинул этот фортель? Здесь мы можем говорить начистоту, верно? Да,  учтите,
если вы попытаетесь воспользоваться тем, что я вам тут сказал, я  поклянусь,
что рта не раскрывал... Полагаю, что это девушка.
   - Таково и мое мнение...
   - С той разницей, что у меня есть все основания так полагать.  Утверждаю,
что если она и кокнула Боба, так по ошибке. Кого она  хотела  угробить,  так
это братишку. Потому что они ненавидят друг  друга  так,  как  только  могут
ненавидеть в таких семейках. Вы  не  знали  Боба,  а  жаль.  Это  был  самый
шикарный парень на свете. Он мог там такое натворить!.. Но злости в  нем  не
было, доложу я вам. Он был выше этого. Он так их презирал, что и смотреть на
них не хотел. Когда девчонка стала увиваться вокруг него...
   - Когда это началось?
   - Осенью. Не знаю, кто ее надоумил. Она узнала, что Боба можно  встретить
после бегов, часов около пяти, на танцульке, на авеню Де Ваграм.
   - И она туда пошла?
   - Еще бы! Даже без вуалетки. Сказала ему, кто  она  такая,  что  живет  в
замке д'Ансеваль, что интересуется им, что будет  счастлива  принять  его  у
себя.
   - Он ухаживал за ней?
   - А как же, ведь она сама набивалась. Он ее даже водил в отель  на  улицу
Брей - вы его знаете. Чтобы посмотреть, до чего она может дойти,  понимаете?
Да,  он  был  отличный  парень.  Красавец.  Ну,  а  она  такая,  что  только
удовольствия ради в отель не пойдет. От Люсиль он ничего не скрывал. Если бы
она ревновала ко всем!.. А вот и пескари. Интересно, понравятся они вам?..
   Он умел говорить и есть в одно и то же время и не ограничивал себя  ни  в
том, ни в другом, равно как и не пренебрег второй  бутылочкой,  поставленной
перед ним.
   - Не старайтесь понять. Сам Боб, который был  куда  хитрее  вас  и  меня,
вместе взятых, - не подумайте только, что я говорю это, чтоб вас обидеть,  -
сколько времени потратил, пока разобрался, что к чему. Что его удивляло, так
это ее желание выйти за него замуж.  Она  ему  все  условия  изложила.  Само
собой, работать ему не придется, ежемесячно  будет  получать  столько-то  на
мелкие расходы и все прочее. А он и  ухом  не  повел.  Он  понимал,  что  ей
чертовски хочется стать графиней. Есть  такие  люди.  Они  сначала  покупают
замок. Потом покупают знатное имя бывшего владельца. Вот  как  мне  объяснял
Боб.
   Он посмотрел Мегрэ  в  глаза  и,  довольный  произведенным  впечатлением,
сказал, как отрезал:
   - Так вот, дело было совсем не в этом! Он грыз хрустящих пескарей,  время
от времени поглядывая  на  Сену,  по  которой  медленно  проплывали  катера,
начинавшие гудеть за несколько сот метров до шлюза.
   - Не пытайтесь понять. И не ищите. Боб, когда узнал, просто ахнул. Хотя и
знал историю этой семейки назубок. Знаете, кто  надоумил  ее  насчет  брака?
Старик!
   Он торжествовал.
   - Признайтесь,  что  ради  такой  новости  стоило  поехать  завтракать  в
Буживаль. Вам приходилось слышать о старой мумии, которая завещала свой  дом
со всеми картинами государству, чтобы там устроили музей? Хотите посмеяться,
так слушайте дальше. Заметьте, я тоже не все знаю. Да и Боб знал не  все  до
конца. Оказывается, старик, который начал с того, что шатался  с  мешком  по
деревням, мечтал о внуках и правнуках  благородного  происхождения.  Знаете,
что я думаю? Это должна  была  быть  его  месть,  потому  что,  оказывается,
Ансевали к нему не слишком ласково относились. Они продали ему свой замок  и
фермы. Скромненько  отбыли,  но  ни  разу  не  захотели  пригласить  его  ни
пообедать, ни  даже  позавтракать.  Тогда  он  в  своем  завещании  поставил
условия, которые взволновали всю семью. Его дочь еще  была  жива,  когда  он
умер. Миллионеры, они  не  такие  уж  дураки,  имейте  в  виду.  Старик  все
предусмотрел. После смерти дочери акции должны были  быть  поделены  на  две
части:
   пятьдесят один процент  -  молодой  барышне,  сорок  девять  процентов  -
кривоносому. Оказывается, очень важно,  что  большинство  голосов,  как  они
говорят, будут принадлежать барышне. Я не очень-то во всем этом  разбираюсь.
Пошли дальше. Раздел должен был п