ный лучами заходящего солнца.
   Он вошел в свой кабинет и сразу же почувствовал устоявшийся запах табака, хотя
окна, выходившие на Набережную Орфевр, были раскрыты настежь. Положив бумаги на
край стола, он выбил еще теплую трубку о подоконник и сел за стол; рука его
машинально потянулась за другой трубкой, которая обычно лежала справа от него.
   Но трубки на месте не оказалось.
   Всегда у него было три трубки. Одна из них, пенковая, лежала у пепельницы. А
самая любимая, та, которую он выкуривал охотнее всего,- большая, чуть изогнутая
вересковая трубка, подаренная ему женой десять лет назад ко дню рождения,-
исчезла,
Удивившись, он пошарил по карманам. Поискал на камине из черного мрамора. Он не
тревожился. Ничего особенного не было в том, что ему не сразу удалось найти одну
из своих трубок. Снова оглядел кабинет, открыл дверцу стенного шкафа, куда был
втиснут старомодный умывальник с эмалированной раковиной.
   Искал он, как и все мужчины, бестолково: ведь после обеда он уже не открывал
этот шкаф, а когда ему позвонил судья Комельо, было шесть часов и во рту он
держал ту самую трубку.
   Он позвонил привратнику:
   - Скажите, Эмиль, кто-нибудь входил в мой кабинет, пока я был у шефа?
   - Никто не входил, господин комиссар.
   Снова похлопал по карманам пиджака и брюк. Его раздражало это бессмысленное
топтание на месте, он даже вспотел от досады, как это бывает с толстяками.
   Он заглянул в комнату инспекторов-там никого не было. Ему уже приходилось терять
свои трубки. Опустевшее помещение Сыскной полиции на Набережной Орфевр выглядело
необычно и, если так можно сказать, уютно, будто наступило время отпусков.
   Постучал к шефу. Тот только что вышел. Он все же заглянул к нему, хотя знал
заранее, что трубки там нет, ибо около шести, когда он зашел поговорить о делах
и своем предстоящем отъезде в деревню, курил другую трубку.
   Без двадцати восемь. А в восемь он обещал быть дома, на бульваре Ришар-Ленуар:
   сегодня они пригласили свояченицу с мужем. Дай бог памяти, что же он должен
купить по дороге?.. Кажется, фрукты. Совершенно верно. Жена просила принести
персики.
   Вечер был душный, и, шагая по улице, он продолжал думать о трубке. Странное
дело: это пустяковое, но необъяснимое происшествие помимо воли беспокоило его.
   Он купил персики. Придя домой, чмокнул в щеку свояченицу, которая располнела еще
больше. Налил гостям аперитив. Именно сейчас ему особенно захотелось подержать
во рту свою любимую трубку.
   - Много работы?
   - Да нет, все спокойно.
   Такие времена бывали и раньше. Двое его коллег находились в отпуске. Третий
позвонил утром и сказал, что два дня не будет на службе: к нему нагрянули
родственники из провинции.
   - Ты чем-то озабочен, Мегрэ?-заметила жена за ужином.
   У него не хватило духу признаться, что его беспокоит исчезновение трубки.
   Действительно, ерунда какая-то. Не могло же это всерьез волновать его...
   Да, тогда было около двух часов. Он сидел у себя в кабинете, к нему зашел Люка и
доложил о недавнем ограблении. После этого, сняв пиджак и ослабив галстук, Мегрэ
неторопливо написал рапорт по поводу одного самоубийства, которое приняли было
за убийство. Он курил свою большую трубку. Затем привели Жежена, мелкого
сутенера с Монмартра...
   Разлили по рюмкам ликер. Женщины болтали о кулинарии. Свояк рассеянно слушал,
покуривая сигару. Из раскрытого окна доносился шум с бульвара Ришар-Ленуар...
   После обеда Мегрэ не выходил из кабинета, даже не выпил обычную кружку пива в
ресторане на площади Дофин.
   Впрочем, позвольте-ка, приходила ведь какая-то женщина... Как же ее звали? Руа
или Леруа. Она явилась сама, без вызова.
   Эмиль тогда доложил:
   - К вам женщина с сыном.
   - Что там у нее?
   - Не желает говорить. Требует пропустить ее к шефу.
   - Впусти ее.
   Совершенно случайно у него выдалось свободное время, иначе бы он ее не принял.
   Да и разговору с ней он придал так мало значения, что сейчас с трудом припоминал
детали...
   Свояченица и свояк распрощались. Прибирая квартиру, жена заметила ему:
   - Ты был не слишком-то разговорчив сегодня. Что-нибудь случилось?
   Нет, как раз напротив. Все было в порядке, за исключением разве трубки.
   Смеркалось. Сняв пиджак, Мегрэ облокотился о подоконник.
   ...Та женщина - пожалуй, все-таки госпожа Леруа - села прямо против него, вид у
нее был несколько чопорный, что свойственно людям, старающимся держаться с
достоинством. Ей было около сорока пяти, она принадлежала к той породе женщин,
которые, старея, словно высыхают.
   - Я пришла к вам, мосье начальник...
   - Начальника сейчас нет. Я комиссар Мегрэ.
   Вот и припомнилась деталь. Она наверняка была оскорблена тем обстоятельством,
что ее не принял лично начальник Сыскной полиции; она недовольно махнула рукой,
словно бы говоря:
   "Что поделаешь, кому-то ведь я должна изложить свое дело".
   Юноша, на которого Мегрэ поначалу не обратил внимания, встрепенулся, глаза его
заблестели, и он с жадным любопытством принялся рассматривать комиссара...
   - Ты не ложишься, Мегрэ?-спросила госпожа Мегрэ, укладываясь в постель.
   - Сейчас.
   Так... Теперь нужно припомнить, что рассказывала эта женщина. До чего же она
была болтлива! И назойлива! Обычно так говорят люди, которые придают значение
каждому своему слову и опасаются, что их не примут всерьез. Особенно это
свойственно женщинам под пятьдесят...
   - Вдвоем с сыном мы живем неподалеку от...
   Мегрэ слушал ее рассеянно.
   Она вдова. Так. Овдовела лет пять или шесть назад. Мегрэ забыл. Во всяком
случае, давно, ибо сокрушалась, что ей одной трудно воспитывать сына.
   - Я всем жертвовала ради него, мосье комиссар. Ну разве можно внимательно
выслушивать то, что повторяют все женщины примерно такого же возраста при таких
же обстоятельствах, повторяют гордо и смиренно... Что-то еще было связано с ее
вдовством. Что же именно? Ах, да...
   Она сказала:
   - Мой муж был кадровым офицером. Но сын поправил ее:
   - Унтер-офицером, мама. Он служил интендантом в Венсенне.
   - Нет уж, извини... Раз я говорю офицером, значит, знаю, что говорю. Если бы он
не умер, если бы он не убил себя, работая всегда за других, он непременно и
своевременно стал бы офицером. Ведь он...
   Припоминая этот разговор, Мегрэ не забывал о трубке. Напротив, он старался
восстановить все подробности разговора. Например, он уверен, что слово "Венсенн"
так или иначе связано с трубкой: ведь он курил именно ее, когда прозвучало это
слово. Кстати, позже речь о Венсенне уже не заходила.
   - А где вы живете?
   Сейчас он не мог припомнить название набережной, но это где-то в Шарантоне,
сразу же за набережной Берси. Порывшись в памяти, он мысленно представил себе
широкую набережную, вдоль которой тянулись склады, а у берега стояли баржи.
   - У нас небольшой двухэтажный домик как раз между кафе на углу улицы и доходным
домом.
   Юноша сидел в углу кабинета и держал на коленях соломенную шляпу. Ну да, у него
была соломенная шляпа.
   - Мой сын не хотел, чтобы я обращалась к вам, мосье начальник. Простите, мосье
комиссар... Но я ему возразила: "Ты ни в чем не провинился, поэтому..."
Какого цвета было у нее платье? Кажется, черное, с лиловым отливом. Такие платья
носят женщины в возрасте, претендующие на элегантность. Замысловатая шляпа,
вероятно не раз переделанная. Темные нитяные перчатки. Она с удовольствием
слушала себя и речь свою начинала так:
   "Вообразите себе, что..."
   - Или же:

   "Всем, конечно, известно, что..."
Перед ее приходом Мегрэ надел пиджак и теперь изнывал от жары, его клонило ко
сну. Ну и наказание! Он жалел, что сразу же не направил ее в комнату
инспекторов.
   - Возвращаясь домой, я уже не раз замечала, что кто-то побывал там в мое
отсутствие.
   - Вы живете вдвоем с сыном?
   - Да. И сначала я даже подумала, что это он. Однако это происходило в те часы,
когда сын бывал занят на работе.
   Мегрэ взглянул на юношу. Тому, казалось, не нравился этот разговор. Еще один
тип, также хорошо ему знакомый. Худой, рыжеватый верзила лет семнадцати, на лице
прыщи и веснушки.
   Замкнутый? Возможно. Мамаша чуть позже сама сказала о его недостатках,-есть
люди, которые любят чернить своих близких. Во всяком случае, застенчивый. И
скрытный. Он сидел, упорно уставившись в ковер. Но как только никто не смотрел
на него, метал взгляды на Мегрэ.
   Парню было явно не по себе. Он, конечно, злился на мать, что она обратилась в
полицию. Быть может, он немного стыдился ее манерности, ее многословия.
   - Чем занимается ваш сын?
   - Он парикмахер.
   Юноша заметил с досадой:
   - У моего дядюшки парикмахерская в Ипоре, и вот мама решила во что бы то ни
стало...
   - Разве стыдно быть парикмахером? Я хочу сказать, мосье комиссар, что во время
работы он не смог бы улизнуть из парикмахерской. Она на площади Республики. Я
сама зто проверила.
   - Значит, подумав, что в ваше отсутствие сын приходит домой, вы следили за ним?

   - Да, мосье комиссар. Но никого конкретно я не подозреваю,- просто мне хорошо
известно, что мужчины способны на все.
   - Что же ваш сын мог делать в доме в ваше отсутствие?
   - Ума не приложу.
   - Д почему вы уверены, что кто-то бывает в вашем доме?
   - О! Это сразу же чувствуется, мосье комиссар. Едва открыв дверь, я могу
сказать...
   Что ж, не слишком научно, зато вполне убедительно. Мегрэ сам замечал такое.
   - Ну, а еще?
   - Да всякие мелочи. Платяной шкаф, например, я никогда не запираю, а его дверца
оказалась как-то запертой на ключ.
   - Вы держите в шкафу какие-нибудь ценности?
   - Там у меня одежда, постельное белье, кое-какие семейные сувениры. Но ничего не
пропало. И в подвале кто-то также передвинул один из ящиков.
   - А что в нем было?
   -- Стеклянные банки. Пустые.
   - Словом, ничего у вас не пропало?
   - Нет как будто.
   - С каких же пор вам кажется, что к вам в дом кто-то наведывается?
   - Да уже месяца три. Но все это мне не кажется, я уверена в этом.
   - Сколько раз, по-вашему, проникали к вам?
   - Всего раз десять... После первого раза не приходили долго. Что-то около трех
недель. А может, я не замечала. Потом приходили два раза подряд. Затем опять
никого не было недели три или даже больше. Но последние дни визиты следуют один
за другим. Позавчера, например, когда была гроза, я увидела на полу мокрые
следы.
   - Мужские или женские?
   - Скорее мужские, однако я не уверена.
   - И все же ваш сын не хотел, чтобы вы обращались в полицию?
   - Вот именно, мосье комиссар. Как раз этого я и не могу понять. Он ведь тоже
видел следы.
   - Вы видели следы, молодой человек? Тот, насупившись, предпочел не отвечать.
   Означало ли это, что мамаша его преувеличивает или что она не совсем в своем
уме? Как знать?
   - Вам известно, каким путем незнакомец или незнакомцы проникают в ваш дом?
   - Должно быть, через дверь. Окна я никогда не оставляю открытыми. А чтобы
пробраться со двора, надо перелезть через высокую стену и пройти соседними
дворами.
   - Вы обнаружили какие-нибудь следы на замке?
   - Ни царапинки. Я даже осмотрела его сквозь увеличительное стекло, оставшееся от
мужа.
   - Есть еще у кого-нибудь ключ от вашего дома?
   - Ни у кого. Он мог быть у моей дочери (юноша заерзал на стуле), но она живет в
Орлеане с мужем и двумя детьми.
   - У вас с ней хорошие отношения?
   - Я всегда говорила, что ей не следовало выходить замуж за это ничтожество.
   Кроме того, мы не видимся...
   - Вас часто не бывает дома? Вы же сказали, что вы вдова. Вероятно, пенсия,
которую вы получаете от армии, невелика...
   - Я работаю,- скромно, но с достоинством ответила она. Поначалу, то есть сразу
же после смерти мужа, у меня в доме были жильцы. Двое. Но мужчины слишком
большие грязнули. Видели бы вы, во что они превратили комнаты!
   С этого момента Мегрэ уже не слушал ее, и тем не менее ему теперь отчетливо
вспоминались не только ее слова, но даже интонация, с какой они были
произнесены.
   - Уже год я служу компаньонкой у мадам Лальман.
   Это весьма достойная дама, мать врача. Мы скорее приятельницы, вы понимаете?
   Говоря по правде, Мегрэ совершенно не интересовала эта история. Возможно, перед
ним была одержимая. Во всяком случае, она несомненно принадлежала к той
категории людей, которые вынуждают вас напрасно тратить время. И тут вошел шеф,
вернее, он заглянул в кабинет и по виду посетителей сразу определил, что дело
пустяковое.
   - Можно вас на минутку, Мегрэ?
   Они вышли в соседний кабинет и с десяток минут толковали о разрешении на арест,
только что полученном по телеграфу из Дижона.
   - Торанс займется этим делом,-сказал Мегрэ. В это время во рту у него была
трубка, но не та-самая любимая, а другая. Любимую он, вероятнее всего, положил
на стол незадолго перед тем, как ему позвонил судья Комельо. Но в то время он не
задумывался над этим.
   Он вернулся в кабинет и, став перед окном, заложил руки за спину.
   - В общем, у вас ничего не украли, мадам?
   - Надеюсь.
   - Стало быть, вы не намерены заявить о краже?
   - Этого я не могу сделать, поскольку...
   - Вам просто кажется, что последние месяцы и особенно последние дни кто-то
проникает к вам в дом. Верно?
   - Как-то раз даже ночью.
   - Вы кого-нибудь видели?
   - Я слышала.
   - Что же вы слышали?
   - На кухне упала чашка и разбилась. Я сразу же спустилась вниз.
   - Вы были вооружены?
   - Нет. Я не боялась.
   - Там никого не было?
   - Там уже никого не было.
   - Кошки у вас нет?
   - Ни кошки, ни собаки. От животных всегда грязь.
   - Пролезть к вам кошка не могла? Юноша на стуле терзался все больше.
   - Мама, ты злоупотребляешь терпением комиссара Мегрэ!
   - Итак, мадам, вы не знаете, кто бы мог проникнуть к вам и не имеете ни
малейшего представления о том, что могли бы искать в вашем доме?
   - Понятия не имею. Мы всегда были честными людьми и...
   - Если вам нужен мой совет - смените замок. Тогда и посмотрим, будут ли
продолжаться таинственные визиты.
   - А как же полиция?
   Но он уже выпроваживал их. Шеф ждал его в своем кабинете.
   - На всякий случай я пришлю к вам завтра одного из моих сотрудников. Можно
установить наблюдение за вашим домом. Но помимо этого, право, я не
представляю...
   - Когда он придет?
   - Вы говорили, что по утрам бываете дома.
   - Да. Разве что выйду в магазин.
   - Десять часов вас устроит? Значит, завтра в десять часов. До свидания, мадам.
   До свидания, молодой человек.
   Мегрэ нажал кнопку звонка. Вошел Люка.
   - Это ты?.. Завтра к десяти утра пойдешь по этому адресу. Узнай, в чем там дело.
   У него, правда, не было уверенности, что поступает он правильно. Полицейская
префектура, как и редакции газет, притягивают к себе маньяков и помешанных...
   ...И теперь, ощущая ночную сырость у раскрытого окна, Мегрэ проворчал, вспоминая
этот разговор:
   - Негодный мальчишка!
   Без сомнения, это он стащил трубку со стола. Утром Мегрэ проснулся не в духе,
встал, как говорится, с левой ноги. К тому же небо было затянуто тучами и
начинало парить.
   До Набережной Орфевр он добрался пешком и дважды машинально шарил в кармане,
пытаясь найти любимую трубку. Тяжело вздохнув, он поднялся по пыльной лестнице.
   Эмиль встретил его словами:
   - Вас ждут, мосье комиссар.
   Заглянув в зал ожидания, он увидел госпожу Леруа.
   Сидя на краешке обитого зеленым бархатом стула, она была готова в любое
мгновение вскочить. Заметив его, она ринулась к нему навстречу. Вид у нее был
чрезвычайно возбужденный и встревоженный. Вцепившись в лацканы его пиджака, она
воскликнула:
   - Что я вам говорила? Они снова приходили этой ночью. Мой сын исчез! Теперь-то
вы мне верите? Ах, я сразу почувствовала, что вы принимаете меня за сумасшедшую.
   Не так уж я глупа. Вот полюбуйтесь...
   Судорожно порывшись в сумке, она вытащила носовой платок с голубой каемкой и
торжествующе помахала им:
   - Вот... Разве это не доказательство? У меня в доме нет платков с голубой
каемкой. А этот я нашла в кухне у стола. И это еще не все!
   Мегрэ мрачно оглядел коридор, где царило утреннее оживление. На них стали уже
оборачиваться.
   - Пройдемте со мной, мадам, - вздохнул он. Экая досада! Он так и предчувствовал,
что она снова заявится. Он толкнул дверь своего кабинета, повесил шляпу на
обычное место.
   - Садитесь. Слушаю вас. Вы говорите, что ваш сын?..
   - Этой ночью мой сын исчез, и теперь один бог знает, где он и что с ним!
   Глава 2
ДОМАШНИЕ ТУФЛИ ЖОЗЕФА
Трудно было понять, что именно думала эта женщина о судьбе собственного сына.
   Только что она причитала, заливаясь слезами:
   - Я уверена, что они убили его. А вы тем временем ничего не сделали! Разумеется,
вы приняли меня за сумасшедшую! И вот он убит! А я теперь осталась одна, совсем
одна, без всякой поддержки!..
   Теперь же, в такси, катившем под кронами деревьев на набережной Берси, так
похожей на деревенскую аллею, лицо ее прояснилось и глаза снова заблестели.
   Мегрэ сидел рядом с ней на заднем сиденье, Люка - с шофером. На противоположном
берегу Сены виднелись заводские трубы. А на этом тянулись склады, доходные дома,
теснились невзрачные постройки, сооруженные еще в то время, когда здесь была
сельская местность.
   Мадам Руа, нет - Леруа, заерзав, постучала по стеклу:
   - Приехали. Простите за беспорядок в доме. Понятно, что сегодня я не принималась
за уборку.
   Она поискала ключ в сумке. Дверь была темно-коричневая, стены - бурые. Мегрэ тем
временем успел осмотреть замок; следов взлома не было.
   - Входите, прошу вас. Вы, наверное, осмотрите все комнаты. Пожалуйста, вот
осколки чашки, они на том самом месте, где я их нашла в тот день.
   Она не преувеличивала, утверждая, что у нее идеальная чистота. Нигде ни пылинки.
   Везде порядок. Но, боже, как все это уныло выглядело! Более того - убого. Узкий
коридор, стены снизу коричневые, вверху - темно-желтые. Коричневые двери. Обои,
наклеенные по меньшей мере лет двадцать назад, давным-давно потеряли свой
первоначальный цвет.
   Хозяйка тараторила без умолку:
   - Меня особенно удивляет, что я ничего не слышала, хотя сплю очень чутко. А эту
ночь я спала как убитая... Он взглянул на нее.
   - Вы полагаете, что вам подсыпали снотворного?
   - Нет, этого не может быть! Он бы не посмел! Да и зачем? Для чего бы это ему
понадобилось?
   Неужели она готова снова распалиться? Она металась словно угорелая, то обвиняя
сына, то причитая по нем. Мегрэ же, напротив, был вял и медлителен и словно
воплощал собой саму неподвижность. Подобно губке, он впитывал в себя все
происходящее.
   Женщина не отходила от него ни на шаг, следила за каждым его жестом, взглядом,
подозрительно всматривалась в него, стараясь догадаться, о чем он думаем.
   Люка также наблюдал за начальником, сбитый с толку этим следствием, которое
представлялось ему даже не смешной, а просто глупой затеей.
   - Столовая направо, в другом конце коридора. Но когда мы бываем одни - а мы
почти всегда одни, - мы едим на кухне.
   Она бы крайне удивилась и даже возмутилась, узнав, что Мегрэ машинально ищет
здесь свою трубку. Он стал подниматься по узкой скрипучей и шаткой лестнице. Она
последовала за ним, поясняя по дороге, - ее прямо распирала потребность давать
пояснения!
   - Жозеф занимал комнату слева... Боже мой! Я сказала - занимал, словно уж он...
   - Вы ни к чему здесь не притрагивались?
   - Нет, ни к чему, клянусь вам. Постель, как видите, приготовлена, но, ручаюсь,
он не спал на ней... Комиссар приоткрыл дверцу шкафа.
   - Все его вещи на месте?
   - В том-то и дело, что чет. Если бы в комнате были все его вещи, то костюм и
рубашка лежали бы на стуле...
   Возможно, юноша, услышав ночью шум, спустился в кухню, и там на него напал
таинственный гость или гости?
   - Вчера вечером вы видели его в постели?
   - На ночь я всегда целую его. И вчера пришла, как обычно. Он был уже раздет. Его
вещи были сложены на стуле. Ну, а ключ... - Видимо, у нее мелькнула какая-то
мы