имб. Его заношенная сутана лоснилась, на ней пестрели грубые заплаты.
     Жакетта по-прежнему очень прямо сидела на своем стуле. Изменилось только выражение ее лица. Напряжение исчезло, борьба была окончена. Она больше не бросала вызов, не собиралась упрямо хранить молчание.
     Улыбки не было, но все ее лицо светилось безмятежностью.
     - Простите, господин комиссар, что я заставил вас так долго ждать. Видите ли, проблема, которую мадемуазель Ларрье предложила моему вниманию, весьма деликатного свойства, и я должен был тщательно рассмотреть ее, прежде чем дать ответ. Признаюсь, я чуть было не попросил разрешения позвонить епископу, чтобы спросить у него совета.
     Жанвье, пристроившись на краю стола, торопливо записывал. Мегрэ, чтобы соблюсти приличия, занял свое место.
     - Садитесь, господин аббат.
     - Вы позволите мне остаться?
     - Полагаю, ваша прихожанка все еще нуждается в добрых советах?
     Священник уселся, вытащил из-под сутаны самшитовую табакерку и взял понюшку. Этот жест и крошки табака на выцветшей сутане опять вызвали в памяти у Мегрэ что-то давно забытое.
     - Мадемуазель Ларрье, как вы знаете, очень набожна и именно из благочестия совершила поступок, который я счел своим долгом ей простить. Она боялась, что граф де Сент-Илер не удостоится христианского погребения, и поэтому решилась молчать до похорон.
     Словно блеснул под солнцем взмывший к небу воздушный шарик - Мегрэ внезапно все понял, и ему стало стыдно, что он не догадался раньше, хотя решение и лежало на поверхности.
     - Граф де Сент-Илер покончил с собой?
     - К несчастью, это правда. Но, как я уже говорил мадемуазель Ларрье, мы не можем поручиться, что он не раскаялся в последний момент. В глазах Церкви мгновенной смерти не существует. Мы признаем бесконечность времени, как и бесконечность пространства, и ничтожно малый промежуток времени, ускользающий от внимания врачей, может оказаться достаточным для покаяния. Не думаю, чтобы Церковь отказала графу де Сент-Илеру в последнем благословении.
     Тут глаза Жакетты впервые наполнились слезами, и она вынула из сумочки платок, чтобы утереть их. Лицо ее жалобно сморщилось, словно у обиженной девочки.
     - Говорите, Жакетта, - подбодрил ее священник. - Повторите то, что вы сказали мне.
     Она всхлипнула:
     - Я легла и уснула. Потом услышала выстрел и бросилась в кабинет.
     - И обнаружили вашего хозяина лежащим на ковре с развороченным лицом.
     - Да.
     - Где был пистолет?
     - На письменном столе.
     - И что вы сделали?
     - Пошла к себе в комнату и взяла зеркало: нужно было убедиться, что он больше не дышит.
     - Вы уверились, что он мертв. Потом?
     - Прежде всего я подумала, что нужно позвонить принцессе.
     - Почему же вы этого не сделали?
     - Было уже около полуночи.
     - Кроме того, вы боялись, что она не одобрит ваш план?
     - Мне это не сразу пришло в голову. Я подумала: вот придет полиция - и вдруг сообразила, что графа, как самоубийцу, станут хоронить по гражданскому обряду.
     - Сколько времени прошло с тех пор, как вы убедились, что ваш хозяин мертв, до того момента, как вы произвели выстрелы?
     - Сама не знаю. Может быть, минут десять? Я встала подле него на колени и начала молиться. Потом поднялась, взяла пистолет и выстрелила не глядя, прося прощения у покойного и у Неба.
     - Вы выстрелили три раза?
     - Сама не знаю. Я давила на гашетку, пока не кончились патроны. Тогда я заметила блестящие штучки на полу. Я таких раньше не видела. Я поняла, что это гильзы, и собрала их. Этой ночью я не сомкнула глаз.
     А ранним утром пошла и выбросила пистолет и гильзы в Сену, с моста Согласия.
     - Вам известно, почему ваш хозяин покончил с собой?
     Жакетта взглянула на священника, и тот жестом ободрил ее.
     - Он уже давно был обеспокоен, удручен.
     - По какой причине?
     - Несколько месяцев назад доктор порекомендовал ему отказаться от спиртного, даже от вина. А он так любил вино. Несколько дней он отказывал себе, а потом начал понемножку пить. От этого у него болел желудок, и он даже вставал по ночам принимать бикарбонат. В конце концов, мне приходилось каждую неделю покупать новую упаковку.
     - Как зовут его врача?
     - Доктор Урго.
     Мегрэ снял трубку:
     - Соедините меня, пожалуйста, с доктором Урго. - У Жакетты он спросил:
     - Он давно лечил графа?
     - Можно сказать, всю жизнь.
     - Сколько лет доктору Урго?
     - Точно не знаю. Примерно как мне.
     - Он еще практикует? .
     - Посещает старых пациентов. Его сын открыл кабинет на бульваре Сен-Жермен, в том же доме, на той же площадке.
     До самого конца дело это проходило не только в одном квартале, но и среди людей, принадлежавших к одной породе.
     - Алло! Доктор Урго? Это комиссар Мегрэ.
     Его попросили говорить погромче, прямо в трубку: врач извинился, что стал немного туг на ухо.
     - Как вы догадываетесь, я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу одного из ваших пациентов. Да, да, речь идет о нем... Жакетта Ларрье находится у меня в кабинете; она только что заявила, что граф де Сент-Илер покончил с собой. Как?.. Вы ждали, что я приду к вам?.. Вам приходила в голову такая мысль?.. Алло! Да, я говорю прямо в трубку... Она заявила, что уже несколько месяцев у графа де Сент-Илера болел желудок... Я прекрасно вас слышу... Доктор Тюдель, судебный эксперт, который делал вскрытие, удивился, что органы старика в таком хорошем состоянии... Как?.. Вы все время твердили это вашему пациенту?.. А он не верил вам?.. Да... Да... Понимаю. Вам не удалось убедить его... Он отправился к вашим коллегам... Спасибо, доктор... Мне придется еще раз побеспокоить вас, чтобы по всей форме взять показания... Нет, нет! Напротив, это очень важно.
     Посуровев, он повесил трубку, и Жанвье показалось, что комиссар взволнован.
     - Граф де Сент-Илер, - объяснил он несколько мрачным тоном, - вбил себе в голову, будто у него рак. Несмотря на уверения лечащего врача, он ходил на обследования к самым разным специалистам и всякий раз думал, что от него скрывают правду.
     Жакетта прошептала:
     - Он всегда так гордился своим здоровьем! Он часто повторял мне, что не боится смерти и готов к ней, но вряд ли вынесет болезнь. Когда он болел гриппом, например, то забивался в свою нору, как больное животное, и едва допускал меня к себе. Все из кокетства. Один его друг много лет назад умер от рака и года два был прикован к постели. Ему делали сложные операции, подвергали различным процедурам, а граф говаривал с нетерпением: "Почему ему не дадут умереть спокойно? Будь я на его месте, я бы попросил, чтобы меня как можно скорее спровадили на тот свет".
     Внук Изабель, Жюльен, неточно припомнил слова, произнесенные Сент-Илером за несколько часов до смерти. Ожидая встретить счастливого человека, чья мечта вот-вот сбудется, юноша увидел перед собой озабоченного, встревоженного старика, который явно чего-то боялся.
     Юноша по крайней мере поверил ему, именно потому, что ему еще далеко до старости. Жакетта сразу поняла. И Мегрэ, который прошел уже полпути и стоял ближе к старикам, чем к студентам с улицы Ульм, тоже понял теперь: Сент-Илер боялся, что днем раньше, днем позже окажется прикован к постели.
     А тут еще старинная любовь, за все пятьдесят лет ничем не омраченная, должна была войти в реальную жизнь.
     Изабель, которая видела его только издалека и сохранила воспоминания об их молодости, станет сиделкой, а не женой, познает только отвратительные страдания одряхлевшего тела.
     - Вы позволите? - сказал он внезапно и направился к двери.
     Он прошел по коридорам Дворца правосудия, поднялся на четвертый этаж и полчаса провел с судебным следователем за закрытой дверью.
     Когда он вернулся к себе в кабинет, все трое сидели на своих местах, и Жанвье в нетерпении кусал карандаш.
     - Вы свободны, - объявил комиссар Жакетте. - Вас отвезут домой. Или лучше к нотариусу Обонне, где вас ждут. А вас, господин аббат, доставят в ваш приход.
     Но в ближайшие дни нужно будет исполнить некоторые формальности, подписать показания. - Он повернулся к Жанвье:
     - Займешься этим?
     Еще час он провел с начальником уголовной полиции, а потом спустился в пивную "У дофины", где выпил две большие кружки пива прямо у стойки.
     Мадам Мегрэ, должно быть, ждала, что он позвонит и попросит не ждать его к обеду, как это часто бывало в середине расследования.
     Она удивилась, в половине седьмого заслышав его шаги на лестнице, и открыла дверь в тот самый момент, когда он взошел на площадку.
     Он был необычайно серьезен, серьезен и спокоен, но она не решилась расспрашивать, а он крепко обнял ее, не говоря ни слова.
     Она не могла знать, что он только что побывал в далеком прошлом, а затем в не столь уж далеком будущем.
     - Ну, чем сегодня накормишь? - наконец проворчал он, притворяясь сердитым.

     1960г.



МЕГРЭ И ПОРЯДОЧНЫЕ ЛЮДИ

Жорж СИМЕНОН
Перевод с французского: Н.Брандис






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Глава 1

     Ночью в квартире Мегрэ зазвонил телефон, но комиссар, стараясь ощупью найти аппарат, не ворчал, как обычно, когда его будили среди ночи, а с облегчением вздохнул.
     Хотя он плохо помнил прерванный сон, но ощущал, что сюжет был неприятный: Мегрэ пытался оправдаться перед каким-то важным чиновником, лица которого не видел, что он не виноват, что необходимо подождать еще несколько дней, потому что он не вошел в привычный ритм и все быстро разрешится. А главное, не нужно смотреть на него таким укоризненно-ироническим взглядом.
     - Алло!
     Пока он подносил трубку к уху, мадам Мегрэ приподнялась и включила лампу у изголовья.
     - Мегрэ? - послышалось в трубке.
     - Я слушаю.
     Голос показался ему знакомым.
     - Говорит Сент-Юбер.
     Сент-Юбер, комиссар полиции, был ровесником Мегрэ. Они познакомились, когда оба только начинали работать в полиции. Называли они друг друга по фамилии, но на "ты" не переходили. Сент-Юбер, высокий, рыжеволосый, слегка медлительный и степенный, старался ставить точки над "i".
     - Я вас разбудил?
     - Да.
     - Прошу прощения, но, вероятно, вам все равно с минуты на минуту позвонят с набережной Орфевр, чтобы ввести в курс дела. Я поставил в известность прокуратуру и уголовную полицию.
     Сидя на постели, Мегрэ протянул руку, чтобы взять с ночного столика трубку, которую оставил там, ложась спать, и искал глазами спички, а мадам Мегрэ встала и пошла за ними к камину. В открытое окно проникал теплый воздух светящегося редкими огоньками Парижа и слышно было, как вдали проезжают машины.
     За пять дней, прошедших после возвращения из отпуска, их впервые будили в такую пору, и Мегрэ почувствовал, как снова начинает понемногу входить в привычный для него ритм жизни.
     - Слушаю вас, - пробормотал комиссар, делая несколько затяжек, пока жена подносила ему зажженную спичку.
     - Я нахожусь в квартире Рене Жослена, улица Нотр-Дам-де-Шан, 37, напротив монастыря Сестер милосердия. Здесь совершено преступление. Подробностей еще не знаю, так как приехал двадцать минут назад... Вы меня слышите?
     - Да...
     Мадам Мегрэ пошла в кухню за кофе, и Мегрэ с благодарностью посмотрел на нее.
     - Кажется, это дело не из простых. Довольно деликатного свойства. Вот почему я решился позвонить вам... Я опасался, как бы сюда не прислали дежурного инспектора.
     По тому, как тщательно он подбирал слова, чувствовалось, что рядом с ним кто-то есть.
     - Я знал, что вы только из отпуска...
     - Да. Вернулся на прошлой неделе.
     Была среда. Точнее, четверг, потому что будильник на ночном столике у кровати мадам Мегрэ показывал десять минут третьего. Вечером супруги Мегрэ ходили в кино, даже не столько за тем, чтобы посмотреть фильм, кстати довольно посредственный, а скорее, чтобы не изменять своим привычкам.
     - Вы можете приехать?
     - Да. Уже одеваюсь.
     - Лично я буду вам крайне признателен. Я немного знаю Жосленов. Никогда бы не подумал, чтобы у таких людей могла произойти драма.
     Даже табак ассоциировался у Мегрэ с работой: запах недокуренной накануне трубки, которую зажигаешь среди ночи, когда тебя будят по срочному делу.
     Даже запах ночного кофе отличался от утреннего, ну, а запах бензина, который проникал через открытое окно...
     Уже неделю Мегрэ казалось, будто что-то произошло.
     Впервые он провел целых три недели в Мён-сюр-Луар, не имея ни малейшего контакта с уголовной полицией, впервые его ни разу не вызвали в Париж по срочному делу.
     Они обживали дом, ухаживали за садом. Мегрэ ловил рыбу, играл в белот с местными жителями, а теперь, после возвращения, никак не мог войти в привычную колею.
     Впрочем, Париж тоже. Уже не было ни дождей, ни недавней летней свежести. Огромные туристические автобусы возили по улицам иностранцев в пестрых рубашках, и хотя многие парижане уже вернулись из отпусков, были еще и такие, которые только сейчас собирались ехать отдыхать.
     Здание уголовной полиции, даже его собственный кабинет, казались Мегрэ какими-то нереальными, и он время от времени даже спрашивал себя, что он здесь делает, словно настоящая жизнь проходила там, на берегах Луары.
     Наверное, поэтому ему и приснился такой сон, подробности которого он тщетно пытался вспомнить. Мадам Мегрэ принесла из кухни чашечку горячего кофе и сразу поняла, что ее муж нисколько не раздосадован тем, что его так внезапно разбудили. Казалось, напротив, он был этому даже рад.
     - Где это?
     - На Монпарнасе... Улица Нотр-Дам-де-Шан.
     Он надел рубашку, брюки и уже зашнуровал ботинки, когда снова зазвонил телефон. На сей раз из уголовной полиции.
     - Патрон, это я, Торранс... Нам сейчас сообщили...
     - Что на улице Нотр-Дам-де-Шан убит человек...
     - Вы уже в курсе? Собираетесь туда ехать?
     - Кто сейчас в кабинете?
     - Дюпе. Он допрашивает какого-то субъекта, подозреваемого в краже бриллиантов. Есть еще Ваше... Погодите... Вот идет Лапуэнт.
     - Скажи Лапуэнту, чтобы ехал и ждал меня там.
     Жанвье был в отпуске. Вернувшийся вчера после отдыха Люка еще не приступал к работе.
     - Вызвать тебе такси? - спросила мадам Мегрэ.
     Шофер такси оказался знакомым, и это тоже было приятно комиссару.
     - Куда поедем, шеф?
     Он дал адрес и набил полную трубку. На улице Нотр-Дам-де-Шан стояла маленькая черная машина уголовной полиции, а возле нее Лапуэнт с сигаретой в зубах разговаривал с полицейским.
     - Четвертый этаж, направо, - сказал полицейский.
     Мегрэ и Лапуэнт вошли в идеально чистый, респектабельный с виду дом, какие бывают только в богатых кварталах. Через тюлевые занавески привратницкой пробивался свет, и, проходя мимо окошка, комиссару показалось, что он узнал инспектора VI округа, который разговаривал с консьержкой.
     Едва лифт успел остановиться, как открылась дверь и им навстречу вышел Сент-Юбер.
     - Прокуратура приедет не раньше чем через полчаса... Входите... Сейчас вы поймете, почему я решился вам позвонить.
     Они очутились в просторной прихожей, потом Сент-Юбер распахнул дверь, и они вошли в тихую гостиную, где никого не было, если не считать мужчины, который полулежал в кожаном кресле. Несмотря на довольно большой рост и полноту, он весь как бы вжался в кресло, голова свисала набок, глаза были открыты.
     - Я попросил семью выйти отсюда. Мадам Жослен находится на попечении домашнего врача, доктора Ларю, кстати, моего приятеля.
     - Она ранена?
     - Нет. Когда это случилось, ее не было дома. Сейчас я введу вас в курс дела.
     - Кто живет в квартире? Сколько человек?
     - Двое...
     - Но вы говорили о семье...
     - С тех пор как дочь вышла замуж, месье и мадам Жослен живут здесь вдвоем. Их зять - доктор Фабр, педиатр, ассистент профессора Барона в детской больнице.
     Лапуэнт записывал эти сведения.
     - Сегодня вечером мадам Жослен с дочерью ушли в театр Мадлен.
     - А мужья?
     - Какое-то время Рене Жослен находился дома один.
     - Он не любил театр?
     - Не знаю. Пожалуй, был домоседом.
     - Чем он занимался?
     - Последние два года - ничем. А раньше владел картонажной фабрикой на улице Сен-Готар. Там выпускают роскошные картонные коробки, например для духов... Но по состоянию здоровья ему пришлось уступить свое дело.
     - Сколько ему было лет?
     - Шестьдесят пять или шестьдесят шесть... Итак, вчера вечером он был дома один... Потом, точно не знаю в котором часу, пришел его зять, и они стали играть в шахматы...
     Действительно, на столике стояла шахматная доска с фигурами, расставленными в той позиции, когда игра была прервана.
     Сент-Юбер говорил вполголоса, и было слышно, как за неплотно закрытыми дверями кто-то ходит.
     - Когда мать с дочерью вернулись из театра...
     - В котором часу?
     - В четверть первого... Так вот, когда они вернулись, то нашли Рене Жослена в таком виде.
     - Сколько пуль?
     - Две... Обе в области сердца...
     - Соседи ничего не слышали?
     - Ближайшие соседи еще не вернулись из отпуска...
     - Вам сразу сообщили?
     - Нет. Сначала они вызвали своего домашнего врача, доктора Ларю, он живет в двух шагах от них, на улице Асса. На это ушло какое-то время, и только в десять минут второго мне позвонили из комиссариата.
     Я немедленно оделся и приехал сюда... Я смог задать всего несколько вопросов. Учитывая состояние мадам Жослен...
     - А зять?
     - Он пришел незадолго до вас.
     - Что он говорит?
     - Его с трудом разыскали. В конце концов нашли в больнице, куда он зашел проведать, если я не ошибаюсь, ребенка, больного энцефалитом...
     - Где он сейчас?
     - Там... - Сент-Юбер указал на одну из дверей, откуда доносился шепот. - Судя по тому немногому, что мне удалось узнать, речь не идет об ограблении, поскольку мы не обнаружили никаких следов взлома... У Жосленов нет врагов... Это порядочные люди, с ними не случалось никаких скандальных историй...
     В дверь постучали. Пришел Ламаль, судебный медик. Он пожал руки присутствующим, потом поставил на комод свой чемоданчик и открыл его.
     - Мне позвонили из прокуратуры, - сказал он. - Сейчас приедет заместитель прокурора.
     - Я хотел бы задать несколько вопросов дочери, - прошептал Мегрэ, внимательно оглядев комнату.
     Он понимал ощущение Сент-Юбера. Обстановка здесь была не просто элегантной и комфортабельной, все здесь дышало миром, семейным покоем. Они находились не в гостиной с показной роскошью, а скорее в комнате, где все было приспособлено для жизни. Каждый предмет имел свое назначение и свою историю.
     В огромном кресле из рыжеватой кожи, без сомнения, по вечерам любил сидеть перед телевизором Рене Жослен.
     На этом рояле долгие годы играла маленькая девочка, портрет которой висел на стене, а возле другого кресла, не такого глубокого, как у хозяина дома, стоял красивый рабочий столик в стиле Людовика XV.
     - Позвать ее?
     - Я предпочел бы поговорить с ней в другой комнате.
     Сент-Юбер постучал в какую-то дверь, на минуту исчез, а потом вернулся. Идя за ним, Мегрэ заглянул в спальню и увидел там на кровати женщину, над которой склонился врач.
     Другая женщина, помоложе, вышла к комиссару и спросила шепотом:
     - Вы не возражаете, если мы пройдем в мою бывшую комнату?
     Они вошли в комнату молодой девушки, с сувенирами, безделушками, фотографиями, словно она, уже будучи замужней женщиной и приходя в родительский дом, снова хотела вернуться в обстановку своей юности.
     - Ведь вы комиссар Мегрэ, не так ли?
     Он кивнул.
     - Пожалуйста, курите. Мой муж с утра до вечера не выпускает изо рта сигареты. Не курит он разве что у постели своих пациентов...
     Она была в нарядном платье, а перед театром побывала в парикмахерской. Она нервно теребила в руке носовой платок.
     - Вы не хотите присесть?
     - Нет. И вы тоже?
     Она не могла оставаться на одном месте, ходила по комнате, не зная, на че