ялась.
   - Нет, - произнесла она наконец, - но ночь была лунная.
   - Разве луна может освещать лестницу?
   - Да, через слуховое окошко, как раз над площадкой...
   Это была правда, Мегрэ вспомнил про окошечко. Но почему же она  вдруг
заколебалась?
   - Благодарю вас, мадемуазель... Можете идти домой.
   Ваши родители, наверно, беспокоятся...
   - Они с сестрой пошли в кино.
   На лице у нее было написано разочарование. Уж не рассчитывала ли она,
что Мегрэ поднимется с ней?
   - Вы больше ни о чем не хотите меня спросить?
   - Нет... До свидания.
   - Это верно, что Сесиль умерла?
   Он не ответил и притворил за ней дверь.
   - Ну и срам, с вашего  позволения,  -  вздохнула  консьержка.  -  Еще
стаканчик, господин комиссар. Того и гляди, она начнет принимать  мужчин
у себя дома,  когда  нет  родителей...  Вы  заметили,  как  она  на  вас
поглядывала?.. Я просто краснела за весь женский пол...
   С улицы по-прежнему доносился грохот  грузовиков  и  легковых  машин.
Мегрэ снова уселся в плетеное  кресло,  затрещавшее  под  его  тяжестью.
Консьержка подбросила угля в печку и тоже села, кот  вскочил  к  ней  на
колени. Стало жарко. Казалось, автомобили и грузовики проносятся  где-то
в чужом, далеком мире, словно на другой планете, и живым остался  только
этот  ставший  таким  привычным  дом.  Над  кроватью  консьержки  висела
резиновая груша, с помощью которой открывалась входная дверь.
   - Без вашего ведома в дом никто не может войти, верно?
   - Да это невозможно: ключей ведь нет.
   - А через лавки?
   - Внутренние двери, ведущие из лавок в  дом,  забиты.  Госпожа  Буанэ
очень боялась воров...
   - Вы сказали, что она уже многие месяцы не выходила из дому?
   - Видите ли, она была  не  совсем  недвижима.  Она  передвигалась  по
квартире, опираясь на палку. Иногда  она  даже  выползала  на  площадку,
чтобы следить за жильцами или проверить, хорошо ли я делаю уборку...
   Не услышишь, как она  появится.  Прямо  крадется  в  своих  войлочных
туфлях и даже на палку нацепила резиновый наконечник.
   - У нее бывало много народу?
   - Никого... Вот разве что ее племянник, месье Жерар, иногда  заходил.
Племянница, мадемуазель Берта, и носа к тетке не казала. Сдается мне,  с
вашего позволения, что она завела дружка. Как-то в воскресенье,  идя  на
кладбище, я ее встретила с очень видным мужчиной лет тридцати, и я сразу
подумала, что он человек женатый... Только вот не разглядела, есть ли  у
него кольцо...
   - Словом, госпожа Буанэ жила совершенно одна с Сесилью?
   -  Бедная  девушка!  Такая  обходительная,  такая  преданная!   Тетка
обращалась с ней как с прислугой, а она никогда не  жаловалась.  Вот  уж
эта сроду не  бегала  за  мужчинами.  Слабенькая,  здоровье  никудышное,
что-то с желудком, а ведь ей приходилось выносить мусор с шестого  этажа
и таскать наверх уголь...
   - А деньги в банк относила Сесиль?
   - В какой банк?
   - Когда госпожа Буанэ получала квартирную плату с жильцов...
   - Да ни за какие блага на свете она не стала бы помещать в банк  свои
деньги... Она никому не доверяла!..
   Помню, вначале господин Бурникель  хотел  заплатить  чеком,  так  она
возмутилась: "Это еще что за новости!
   Передайте этому господину, что я принимаю только наличные!"  Господин
Бурникель заупрямился... Две недели они препирались, и  в  конце  концов
ему пришлось уступить... Еще стаканчик вина, господин комиссар? Я  вовсе
не так часто пью, с вашего позволения, но ради такого случая...
   Затрещал  звонок  над  кроватью.  Она  встала  и,  перегнувшись   над
постелью, сжала резиновую грушу, говоря:
   - Это господин Дезеглиз, жилец с третьего  этажа,  дверь  налево.  Он
кондуктор автобуса, и каждую неделю его рабочие часы меняются...
   И действительно, они увидели, как прошел мужчина в форменной  фуражке
кондуктора.
   - На том же этаже живет незамужняя  учительница  музыки,  мадемуазель
Поко. Каждый час к ней приходят ученицы, и, когда на улице дождь, можете
себе представить, какая грязь на лестнице... На четвертом этаже никто не
живет... Вы, верно, заметили объявление на парадном.
   Прежних жильцов пришлось выселить: они задолжали  за  полгода.  Между
прочим, это были очень  воспитанные  люди  и  меня  не  забывали...  Что
поделаешь!.. Не всегда деньги водятся  у  хороших  людей.  Странно,  что
господин  Дандюран  еще  не  вернулся...  Нет,  подумать  только,  какие
мерзости плела тут про него эта негодница... Такие испорченные девчонки,
как она, не постесняются засадить человека в тюрьму  ради  того  только,
чтобы покрасоваться перед людьми!.. Вы  заметили,  как  она  вам  глазки
строила? Это вам,  человеку  в  годах,  женатому,  да  еще  официальному
лицу... Уж я-то в этом смыслю, мой муж тоже был служащим... на  железной
дороге... А вот и господин Дандюран...
   Она встала и снова наклонилась, чтобы сжать рукой грушу. В коридоре и
на лестнице вспыхнул  свет.  Послышалось  глухое  щелканье  закрываемого
зонта и старательное шарканье подошв о коврик.
   - Да, уж этот лестницы не запачкает...
   Сухое покашливание. Медленные, размеренные шаги.
   Дверь в комнату приоткрывается.
   - Нет ли почты для меня, госпожа Бенуа?
   - Сегодня ничего, с вашего позволения, господин Дандюран...
   Это был пожилой человек с землистым цветом лица, седоватый, одетый во
все черное, с мокрым зонтом в руках. Он взглянул на  комиссара,  который
сдвинул брови, силясь вспомнить, где он видел это лицо.
   Однако, когда говорили о Дандюране, его  фамилия  ничего  не  сказала
Мегрэ. А между тем он  был  уверен,  что  знает  этого  человека.  Мегрэ
напрягал память. Где же?..
   - Комиссар Мегрэ, если не ошибаюсь? - спокойно  произнес  жилец,  все
еще стоя в дверях.  -  Представьте,  господин  комиссар,  я  только  что
заходил к вам. Я понимаю, что  время  сейчас  неурочное,  но  мне  стало
известно, что произошло...
   Внезапно в уме Мегрэ всплыло имя... Месье Шарль...
   У него появилась уверенность, что между этим именем и  стоящим  перед
ним человеком существовала связь. Что же все-таки  оно  ему  напоминает?
Маленькое кафе со своими обычными посетителями...
   - Вы хотите сообщить мне что-то срочное?
   - Как вам сказать...  Я  подумал...  Не  подниметесь  ли  вы  ко  мне
ненадолго? Вы позволите, госпожа Бенуа?
   Простите, что  заставляю  вас  взбираться  на  пятый  этаж,  господин
комиссар.  Только  что  на  набережной  Орфевр  я  узнал,   что   бедная
мадемуазель Сесиль... Признаюсь, я был потрясен...
   Мегрэ встал и вышел вслед за Дандюраном на лестницу.
   - Я увидел, что вы как будто узнаете меня, но  не  можете  вспомнить.
Пойдемте немного быстрее, а то свет сейчас погаснет...
   Он нащупал в кармане ключ и вложил его  в  замочную  скважину.  Мегрэ
поднял голову и  в  темноте  различил  силуэт  Нуши,  наклонившейся  над
перилами. Через мгновение смачный плевок шлепнулся на площадку у их ног.
   Господин Дандюран зябко ежился. Он носил пальто, еще более толстое  и
тяжелое, чем у Мегрэ, и закутывал шею  шерстяным  шарфом.  Весь  он  был
какой-то бесцветный, облезлый, типичный старый холостяк,  и  в  квартире
его тоже все дышало одинокой старостью, остывшей трубкой и  сомнительной
чистоты бельем.
   - Одну минуточку, если позволите. Я зажгу свет.
   Комната - типичный кабинет адвоката или дельца.
   Темная мебель,  черные  книжные  шкафы,  битком  набитые  юридической
литературой, на столах груды зеленых папок, журналов и досье.
   - Вы, конечно, курите?
   На письменном столе у него было аккуратно разложено с десяток трубок,
одну из которых хозяин набил, задернув предварительно штору на окне.
   - Вы все еще не узнаете меня? Мы встречались, правда,  всего  дважды:
один раз в кафе Альбера на улице Бланш...
   - Знаю, месье Шарль...
   - Другой раз...
   - В моем кабинете на набережной Орфевр, восемь лет назад,  когда  мне
понадобились от вас кое-какие объяснения... Нужно признаться, что у  вас
на все был готов ответ...
   Холодная, ледяная улыбка на холодном бледном лице, на котором  только
мясистый нос выделялся розовым пятном.
   - Присядьте... Сегодня утром меня не было дома...
   - Разрешите узнать, где вы находились?
   - Сейчас, когда я уже в курсе дела,  я  понимаю,  что  это  обернется
против меня. А между тем у  меня  вошло  в  привычку  ходить  во  Дворец
правосудия... Причуда старого адвоката... С тех пор как...
   -  С  тех  пор   как   вас   исключили   из   адвокатского   сословия
Фонтене-ле-Конта...
   Он неопределенно повел рукой, как бы говоря:  "Верно,  но  какое  это
имеет значение..."
   Вслух бывший провинциальный стряпчий продолжал:
   - Большую часть времени я провожу во Дворце правосудия. Не далее  как
сегодня там в Тринадцатой палате слушалось  любопытное  дело...  Дело  о
вымогательстве в одной семье. И мэтр Бонифас, который защищал зятя...
   Господин Дандюран, в прошлом мэтр Дандюран, живший прежде в одном  из
самых старинных особняков в Фонтене, имел неприятную  привычку  хрустеть
суставами пальцев.
   - Если вам все равно, оставьте, пожалуйста, в  покое  свои  пальцы  и
скажите, зачем вы явились в мой кабинет, - со вздохом проговорил  Мегрэ,
разжигая потухшую трубку.
   - Извините... Когда сегодня утром около восьми часов я вышел из дому,
я не знал о том, что произошло на шестом этаже... И только в четыре часа
во Дворце правосудия один приятель сообщил мне...
   - Об убийстве госпожи Жюльетты Буанэ, урожденной  Казенов,  родом  из
того же Фонтене-ле-Конта, что и вы.
   - Совершенно точно, господин комиссар...  Я  вернулся  сюда,  но  вас
здесь не было. Я предпочел ничего не говорить полицейскому,  охранявшему
вход в квартиру. Я сел в трамвай,  надеясь  увидеть  вас  на  набережной
Орфевр. Вероятно, мы разминулись. Комиссар Кассье, который меня знает...
   - Начальник полиции нравов действительно  не  может  не  знать  месье
Шарля...
   Собеседник продолжал, словно не слышал реплики:
   - Комиссар Кассье рассказал мне о Сесили и о...
   Мегрэ встал и на цыпочках прошел  через  переднюю,  дверь  в  которую
оставалась  открытой.  Когда  он  резко  рванул  входную  дверь,   Нуши,
подсматривавшая в замочную скважину, чуть не упала на него.  Увертливая,
как угорь, она тотчас выпрямилась и бросилась вверх по лестнице.
   - Итак, вы говорили...
   - Тогда я решил, что успею пообедать. Потом  я  довольно  долго  ждал
трамвая на площади Сен-Мишель, и вот я дома... Я  знал,  что  найду  вас
здесь... Я вам хотел сообщить, что прошлой ночью,  между  двенадцатью  и
часом, я находился в квартире  госпожи  Буанэ,  моей  приятельницы  и  в
некотором роде клиентки...
   Он хрустнул пальцами, но тут же спохватился:
   - Простите, пожалуйста, старая привычка...

   Глава 4

   Был одиннадцатый час вечера. Госпожа Мегрэ  сидела  перед  зеркальным
шкафом около приготовленной на ночь двуспальной  кровати  и  закручивала
волосы на бигуди. Бульвар Ришар-Ленуар был пустынен. Блестевшее от дождя
шоссе за Орлеанской заставой тоже было пустынно,  но  время  от  времени
стремительно проносились одна за другой машины, выбрасывая  перед  собой
сноп мертвенно-белых лучей.
   Свет  пролетавших  фар  почти  не   касался   дома   госпожи   Буанэ,
несоразмерно высокого и узкого, казавшегося еще уродливее оттого, что по
соседству не стояли  другие  дома  и  его  оголенные  бока  были  словно
обрублены.
   В бакалейной госпожи Пьешо  все  еще  горел  свет,  хозяйка,  экономя
уголь, сидела в лавке перед печкой. По другую сторону от подъезда  дома,
в  велосипедном  магазине,  было  темно,  но  за  витриной  видна   была
приоткрытая в заднее помещение дверь, а за ней кровать и молодой человек
с сапожной щеткой и ботинком в руках...
   Семья Сивеши отправилась в кино. Консьержка  не  хотела  ложиться  до
ухода Мегрэ и, чтобы не заснуть, допивала бутылку красного вина, беседуя
о событиях Дня со своим котом.
   А на другом конце Парижа, в Институте судебной экспертизы, в огромном
холодильном шкафу застыли в неподвижности два тела...
   Квартира Дандюрана, как видно, никогда не проветривалась,  и  все  ее
запахи образовывали какую-то  отвратительную  удушливую  смесь,  которая
пропитывала одежду и даже на улице долго преследовала вас. Мегрэ  курил,
выпуская густые клубы дыма, и старался не смотреть в лицо собеседнику.
   - Скажите-ка, господин Дандюран... Если я не ошибаюсь,  вам  пришлось
оставить Фонтене из-за нарушения кодекса нравов? Так...  Хотя  это  было
давно, но  несколько  недель  назад  о  вас  вспоминали  в  криминальной
полиции. Вы тогда получили два года тюрьмы...
   - Совершенно верно, - холодно подтвердил стряпчий.
   Мегрэ еще плотнее укутался в толстое пальто, словно оно защищало  его
от тошнотворных испарений этой комнаты. Он даже шляпы не снял.  Несмотря
на внешнюю угрюмость,  он  обычно  снисходительно  относился  ко  многим
человеческим слабостям; но некоторые люди вызывали в  нем  непреодолимое
физическое отвращение.
   Господин Дандюран был из их числа.
   Это отвращение доходило до того, что Мегрэ всегда чувствовал себя  не
в своей тарелке, даже в присутствии своего коллеги Кассье, который ведал
полицией нравов.
   Он-то и рассказывал Мегрэ о человеке,  известном  под  именем  "месье
Шарль",  провинциальном  стряпчем,  замешанном  в  грязной   истории   с
растлением несовершеннолетних и отсидевшем два года в тюрьме перед  тем,
как осесть в Париже.
   История его была  довольно  необычна  и  могла  бы  служить  примером
извилистости иных человеческих  судеб.  Выброшенный  из  сословия  своих
коллег, затерявшийся в столице, где никто его не знал, Дандюран  жил  на
вполне приличную ренту и мог свободно предаваться своему пороку. Он  был
из породы унылых пакостников, которые целыми днями слоняются по  улицам,
пряча бегающий взгляд, и оживляются, только преследуя в толпе  случайную
жертву.

***

   Его встречали близ заставы Сен-Марсель, на Севастопольском бульваре и
на площади Бастилии. Он был из тех, кто, притаившись  в  тени  подъезда,
подкарауливал девушек, выходивших из мастерских и магазинов,  и  большей
частью кончал свой  день  тем,  что,  ссутулившись  и  подняв  воротник,
проскальзывал в плохо освещенную дверь какого-нибудь притона.
   Он довольно быстро узнал все злачные места и их содержательниц.
   - Здравствуйте, месье Шарль... Что вы хотите сегодня заказать?
   Здесь он чувствовал себя  как  дома.  Он  сжился  с  атмосферой  этих
заведений, нуждался в ней ежедневно.
   Очень скоро там узнали, что он бывший адвокат, и при случае прибегали
к его советам.
   В конце концов он сделался своим человеком. Его встречали уже не  как
клиента, а как друга.
   - Вы знаете, что дом на улице Антен продается?
   У Дэдэ неприятности, и он  на  следующей  неделе  отплывает  в  Южную
Америку... Везет с собой пятьсот тысяч наличными...
   Можно было подумать, что Мегрэ о чем-то мечтает. Опустив  голову,  он
упорно  смотрел  на  выцветший  красный  ковер  на  полу.  Но  вдруг  он
вздрогнул, услышав шум над головой. На миг  ему  почудилось,  будто  шум
доносится из квартиры госпожи Буанэ, и перед ним возник образ Сесили...
   - Это Нуши, - пояснил Дандюран со своей обычной тусклой улыбкой.
   Ну конечно, ведь Сесиль умерла!
   Сесиль умерла! А в это время начальник криминальной полиции,  сидя  у
друзей за партией бриджа, рассказал в двух словах о том, что  произошло,
описав чулан, труп, прислоненный к стене,  и  высокую  фигуру  Мегрэ  на
пороге.
   - Ну и что же он сказал?
   - Ничего... Только глубже засунул руки в карманы...
   Я думаю, это один  из  самых  болезненных  ударов  за  все  годы  его
службы... Он ушел, и я  очень  сомневаюсь,  что  он  лег  спать  сегодня
ночью... Бедняга Мегрэ...
   А Мегрэ тем временем выбивал трубку  о  каблук,  вытряхивая  золу  на
ковер.
   - Вы, кажется, вели  дела  госпожи  Буанэ?  -  медленно  спросил  он,
морщась, словно слова были горькими.
   - Я знал ее и ее сестру по Фонтене-ле-Конту. Мы жили почти  рядом.  А
здесь я вновь встретил ее, когда  снял  эту  квартиру...  Она  была  уже
вдовой. Вы не знали  ее?..  Не  скажу,  что  она  была  сумасшедшей,  но
отличалась большими странностями. Деньги были ее страстью.
   Все свои капиталы она держала дома, боялась, что в банке ее обворуют.
   - И вам это было на руку!
   Мегрэ  нетрудно  было  представить  себе  этого  субъекта   в   домах
терпимости и его беседы с их  содержательницами,  поверявшими  ему  свои
тайны. Затем Дандюран поднялся еще на  одну  ступень  и  познакомился  с
владельцами этих заведений; он встречался с ними в барах Монмартра,  где
вечерами они собирались за карточным столом.
   Так адвокат из Фонтене Шарль Дандюран стал месье Шарлем, советчиком и
соучастником этих господ, полностью доверявших ему, ибо его  познания  в
уголовном кодексе оказывали им неоценимые услуги.
   - Напротив, ей это было на руку, господин комиссар!
   Его длинные, бледные, покрытые волосами  руки  перебирали  трубки  на
письменном столе. Из ноздрей торчали пучки седоватых волос.
   - Неужели вы никогда не слыхали о старой Жюльетте? Хотя вы занимались
только сыскной полицией. Зато ваш коллега Кассье... Все началось с  того
дома, который продавался на улице Антен...  Я  сказал  об  этом  госпоже
Буанэ, которую всегда называл просто Жюльеттой: ведь мы росли  вместе...
Она купила этот дом... Год спустя я приобрел для нее "Парадиз" в  Безье,
а "Парадиз" - одно из самых доходных заведений во Франции...
   - Было ли ей известно, в  какого  рода  предприятия  вы  помещали  ее
деньги?
   -  Послушайте,  господин   комиссар,   я   знавал   немало   скряг...
Провинциальному адвокату часто доводится  иметь  дело  со  всякого  рода
людьми. Но их скупость ничто по сравнению  со  скупостью  Жюльетты.  Она
испытывала почти мистическую страсть к деньгам. Расспросите содержателей
домов,  они  вам  скажут,  сколько  подобных   заведений   финансировала
Жюльетта...
   Хотите, я приведу цифры?
   Он встал, подошел к сейфу, вделанному  в  стену,  достал  потрепанную
записную книжку и, послюнив грязные пальцы, стал ее листать.
   - В прошлом году я передал Жюльетте  в  банкнотах  пятьсот  девяносто
тысяч франков... Пятьсот девяносто тысяч чистой прибыли.
   - И все эти деньги находились у нее?
   - Полагаю, что да, поскольку она не выходила из дому и ни за  что  не
доверила  бы  такие  суммы  племяннице...  Я  догадываюсь,  о   чем   вы
подумали... Мое положение может показаться ложным... Но  вы  ошибаетесь,
господин комиссар, уверяю вас. Я никогда не присвоил ни  одного  сантима
из чужих денег... Расспросите моих клиентов... Вы же знаете, такие  люди
не прощают никаких нарушений... Они все подтвердят вам, что месье  Шарль
- человек безупречный... Не хотите ли табачку?
   Мегрэ отстранил протянутый ему кисет и вытащил из кармана свой.
   - Нет, благодарю.
   - Как хотите... Я честно ввожу вас в курс дела. Карты  на  стол,  как
говорят у Альбера.
   На лице  этого  человека,  который  половину  жизни  прожил  в  самой
ханжеской  среде  Фонтене,  появлялась  странная   усмешка,   когда   он
употреблял жаргонные словечки.
   - У Жюльетты  были  нелепые  причуды.  Она  до  смерти  боялась,  что
как-нибудь обнаружится, куда именно она вкладывает  деньги...  Заметьте,
никто не приходил к ней, никто ею не интересовался... Тем не  менее  она
принимала  смехотворные,  прямо  умилительные  меры  предосторожности...
Последние полгода, когда она не покидала больше своей квартиры, я должен
был посещать ее... А знаете ли вы, как я  вынужден  был  обставлять  эти
визиты?
   На  лестнице  послышались  шаги.  Семья  Сивеши  возвращалась  домой,
возбужденно  переговариваясь  по-венгерски,  затем  с   верхнего   этажа
донеслись их громкие голоса, спорившие о чем-то.
   - ...Каждое утро консьержка разбирает у себя почту и газеты жильцов и
раскладывает  их  по  ящикам.  Мне  надо  было,  доставая  свою  газету,
начертить  карандашом  крестик  на  газете  Жюльетты.  Ни