в".
   - Что вы хотите узнать?
   - Все.
   - Я сказал правду.
   - Нет.
   Мегрэ даже не повернулся, чтобы на него посмотреть. Могло показаться,
что  стоит  человек,  которому  больше  нечего  делать,  как  покуривать
трубочку и внимательно изучать уличное движение.
   Альберт замолчал. Он молчал так долго, что посыльный  из  пивной  Уже
принес поднос и поставил его на край стола.
   Мегрэ открыл дверь в комнату инспекторов:
   - Жанвье! Жанвье явился.
   - Соединят минут через двадцать.
   - Бери. Это нам принесли.
   И одновременно дал ему знак, чтобы пошел есть в свою комнату.  А  сам
сел поудобнее и тоже занялся едой.  Они  поменялись  ролями.  Теперь  ел
Мегрэ, а Альберт смотрел.
   Казалось, что  комиссар  совершенно  забыл  о  нем,  что  он  целиком
поглощен едой и  пивом.  Взгляд  его  бродил  по  разложенным  на  столе
бумагам.
   - Вы настаиваете на своем, месье? Мегрэ кивнул с полным ртом.
   - Месье думает, что я расколюсь?
   Мегрэ пожал плечами, давая понять, что ему это безразлично.
   - Почему вы дали приказ Растяпе возвращаться?
   Мегрэ усмехнулся.
   Альберт с бешенством раздавил в руке сигарету. Наверное,  обжег  себе
пальцы, потому что выругался:
   - Дерьмо!
   Он не мог сдержать волнения. Встал, подошел к окну и,  прижав  лоб  к
стеклу, стал смотреть на улицу.  Потом  он  решительно  повернулся.  Его
нервозность исчезла, напряжение спало. Без разрешения он глотнул пива из
стоящей  на  подносе  кружки,  вытер  рот  и  сел.  Это  была  последняя
демонстрация характера и независимости.
   - Как вы догадались? Мегрэ спокойно ответил:
   - Я не догадывался. Я знал это с самого начала.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой оказывается, что лестница может играть важную роль, а дамская сумочка - еще более важную

   Мегрэ попыхивал трубкой и  молча  смотрел  на  Альберта.  Можно  было
подумать, что он держит паузу, как  актер,  чтобы  придать  больший  вес
словам, которые произнесет через мгновение. Но он не играл. Лицо бармена
расплылось у него перед глазами. Мыслями комиссар был с Луизой Лабуан.
   Все то время, проведенное в баре на улице Этуаль, пока  Жанвье  ходил
вниз  звонить,  Мегрэ  пытался  вообразить  себе,  как  она  заходит   в
переполненный бар, одетая в бедненькое вечернее платье и  бархатную,  не
подходящую к платью, накидку.
   - Видишь ли, - заговорил он в конце концов, - на первый  взгляд  твоя
история безупречна, слишком правдоподобна, и я бы в нее поверил, если бы
не знал эту девушку.
   Удивленный Альберт не мог удержаться от вопроса:
   - Так вы ее знали?
   - Сейчас могу сказать, что знаю ее хорошо.
   Даже сейчас,  говоря  это,  комиссар  видел,  как  она  прячется  под
кроватью у мадемуазель Поре, как ссорится с Жанной Арменье  в  квартирке
на улице Понтье. Он ходил вместе с ней из скучной  комнатенки  на  улице
Абукир в магазин на бульваре Мажента, где  она  работала  на  улице  при
любой погоде.
   Он мог бы дословно повторить каждую фразу о ней. И то, что рассказала
консьержка, и то, что поведала вдова Кремье.
   Он видел, как она входит к "Максиму" и как  через  месяц  пробирается
между веселыми гостями в "Ромео".
   - Во первых, она не села около стойки. Чувствовала себя  не  в  своей
тарелке, так как все глазели на  нее.  Сразу  было  видно,  что  на  ней
поношенное платье.
   Во-вторых, она не заказывала мартини. Это твоя ошибка. Ты думал,  что
она такая же, как все твои посетительницы, и когда я  спросил,  что  она
пила, ты без колебаний ответил: "Мартини".
   - Она ничего не пила, - признался Альберт.
   - Она также не спускалась  вниз,  чтобы  прочитать  письмо.  В  таких
барах, как твой, куда приходят только  завсегдатаи,  над  лестницей  нет
никакой надписи. А если  бы  она  и  была,  я  сомневаюсь,  что  девушка
набралась бы храбрости идти на виду у толпы подвыпивших мужчин.
   Газеты не опубликовали подробные результаты вскрытия.  Было  написано
только, что в желудке убитой находился алкоголь, но не  уточнялось,  что
это был ром. А коктейль "мартини" делается из джина и вермута.
   Мегрэ не торжествовал. И быть может, потому, что думал о Луизе.
   Говорил вполголоса, как бы самому себе:
   - Ты отдал ей письмо?
   - Отдал.
   - Хочешь сказать, конверт?
   - Да.
   - А в нем был лист чистой бумаги?
   - Да.
   - Когда ты открыл письмо?
   - Когда убедился, что Джимми сел в самолет, улетающий в Штаты.
   - Ты ездил за ним в аэропорт?
   - Да.
   - Зачем? Ты еще не был в курсе дела?
   - Если выпущенный из тюрьмы человек путешествует через  океан  только
для того, чтобы сообщить девчонке какое-то  известие,  там  должно  быть
что-то важное.
   - Письмо у тебя?
   - Я его уничтожил.
   Мегрэ верил, что Альберт уже не лжет.
   - Что было в письме?
   - Что-то в этом  роде:  "Может  быть,  до  сих  пор  я  мало  о  тебе
заботился, но когда-нибудь ты поймешь, что это только ради тебя. Что  бы
ни говорили, не суди меня сурово. Каждый сам выбирает себе дорогу, часто
тогда, когда еще не может понять, что  хорошо,  а  что  плохо,  а  потом
бывает уже поздно.
   Можешь доверять тому, кто отдаст тебе это письмо. Когда  ты  получишь
его, меня уже не будет в живых. Пусть это тебя не огорчает, я уже в  том
возрасте, когда пора умирать.
   Успокойся, так как с этого времени ты забудешь, что такое нищета. Как
только сможешь, получи заграничный паспорт и поезжай  в  США  Бруклин  -
одно из предместий Нью-Йорка, ты, наверное, проходила это в школе.  Там,
по адресу, указанному ниже, найдешь маленькую швейную мастерскую. Хозяин
ее - поляк по фамилии...
   Альберт замолчал Мегрэ жестом приказал ему продолжать - Не помню...
   - Нет, помнишь.
   - Ладно! ...по фамилии Лукашек. Пойдешь к  нему.  Покажешь  ему  свой
паспорт, и он даст тебе значительную сумму наличными..."
   - Это все?
   - Там было еще что-то сентиментальное, но я не запомнил.
   - Помнишь адрес?
   - Да. Тридцать седьмая улица, № 1214.
   - Кого ты втянул в это дело?
   Альберт снова замолчал, но Мегрэ не спускал с него сурового взгляда.
   - Я показал письмо приятелю.
   - Кому?
   - Бьянки.
   - Он все еще живет с Большой Жанной?
   Полиция подозревала, что Бьянки встал во главе корсиканской мафии.
   Мегрэ арестовывал его добрых десять раз, но только один  раз  удалось
довести дело до суда. Тогда ему дали пять лет.
   Комиссар встал и открыл дверь в соседнюю комнату.
   - Там есть Торранс?
   Через минуту молодой инспектор появился на пороге.
   - Возьми с собой двоих или троих. Но  сначала  узнай,  живет  ли  еще
Большая Жанна на улице Лепик. Есть шанс, что у нее ты найдешь Бьянки.
   Если там его нет, постарайся как-нибудь узнать, где его  найти.  Будь
осторожнее - он вооружен.
   Альберт слушал это с равнодушным видом.
   - Давай дальше.
   - Что вы еще от меня хотите?
   - Бьянки не мог послать в Штаты кого попало, чтобы пойти к Лукашеку и
взять деньги. Он понимал, что поляк имеет четкие  указания  и  потребует
паспорт.
   Это было так очевидно, что Мегрэ не требовались подтверждения.
   - Вы ждали, когда она появится в баре.
   - Мы не собирались ее убивать.
   Альберт удивился, услышав ответ комиссара.
   - Я в этом уверен.
   Они были профессионалами и не любили лишнего  риска.  Им  нужно  было
только  ее  удостоверение  личности.  Если  бы  его  добыли,  нашли   бы
исполнительницу, которая выступила бы под именем Луизы Лабуан.
   - Бьянки был у тебя в баре?
   - Да.
   - Она ушла, не вскрывая письма?
   - Да.
   - Твой шеф оставил машину у входа?
   - За рулем был Татуированный.
   - Вы поехали за ней?
   - Меня с ними не было. О том, что было дальше, знаю только с их слов.
   Татуированного не нужно искать в Париже. После того,  что  случилось,
он наложил в штаны и дал ходу.
   - В Марсель?
   - Не исключено.
   - Они хотели украсть ее сумочку?
   - Да. Догнали ее. В тот момент, когда поравнялись, Бьянки выскочил из
машины. Улица была пуста. Он схватил сумочку,  не  подозревая,  что  она
была пристегнута цепочкой к запястью. Девушка упала на колени. Видя, что
она собирается кричать, Бьянки ударил ее  по  лицу.  Она  схватилась  за
него, пыталась звать на помощь. Тогда Бьянки достал дубинку и  прикончил
ее.
   - Историю со вторым американцем  ты  придумал,  чтобы  отделаться  от
Лоньона?
   -  А  что  бы  вы  сделали  на  моем  месте?  Растяпа  проглотил  эту
информацию.
   Большую часть следствия инспектор шел намного впереди всей  уголовной
полиции. И если бы он очень внимательно и чутко  проникся  особенностями
психики этой двадцатилетней девушки, его ждал бы успех, которого он ждал
так долго, что начал уже сомневаться в его достижимости.
   О чем он сейчас думал, сидя в поезде, везущем его обратно в Париж?
   Конечно, он проклинал свою судьбу, уверенный больше, чем  когда-либо,
что весь мир против него. С точки зрения техники следствия, он не сделал
ни одной ошибки. Но ведь ни на одних курсах для  полицейских  не  учили,
как влезть в душу девушки, которую воспитывала в  Ницце  полусумасшедшая
мамаша.
   Всю свою недолгую жизнь Луиза упорно и безуспешно искала теплое место
под солнцем.  Она  не  могла  понять  этого  сложного  мира  и  отчаянно
привязалась к первой попавшейся девушке, которая оставила ее с носом.
   Она в  одиночестве  пыталась  противостоять  обществу,  правила  игры
которого пыталась безуспешно выучить. Неужели  она  ничего  не  знала  о
своем отце?
   Когда была маленькая, наверное, спрашивала себя, почему  ее  мать  не
такая, как у других, почему они живут не как все?
   Она пробовала приспособиться. Убежала из дома.  Читала  объявления  о
найме. Но Жанна Арменье без труда  нашла  себе  работу,  а  ее  выгоняли
отовсюду. Неужели, она, как Лоньон, в конце концов дошла до  мысли,  что
все против нее?
   Почему Мегрэ казалось, что она была не такая,  как  все?  Почему  эта
история должна была случиться именно с ней? Даже ее смерть была  иронией
судьбы. Если бы цепочка вышитой серебром сумочки не закреплялась  вокруг
запястья, Бьянки вырвал бы сумочку, и машина отъехала бы на полном ходу.
   Если бы она рассказала эту историю в полиции, ей бы не поверили.
   - Зачем труп привезли на площадь Вэнтимиль?
   - Во-первых, его нельзя было оставлять около моего  бара.  Во-вторых,
судя по одежде, она жила на Монмартре. А так - выбрали первое попавшееся
безлюдное место.
   - Они уже послали кого-то в американское посольство?
   - Думаю, нет. Ждут.
   - Патрон! Инспектор Кларк у телефона.
   - Переключи сюда.
   Речь шла только об уточнении некоторых фактов, и скорее  из  интереса
Мегрэ хотел задать своему коллеге из ФБР несколько вопросов.
   Как всегда, когда он общался с  Кларком,  разговор  велся  на  плохом
английском языке Мегрэ и на таком же скверном французском американца.
   Причем каждый старался говорить на языке  своего  собеседника.  Чтобы
Кларк понял, о чем речь, Мегрэ должен был перечислить все  имена  Юлиуса
Ван Крама: Лемке, Стиб, Зеглер, Марк, Шпенглер, Донлей...
   Как Донлея его похоронили месяц назад  на  внутреннем  кладбище  Синг
Синга, где он отбывал восьмилетний срок за мошенничество.
   - Деньги нашли?
   - Только небольшую часть.
   - А сколько их было?
   - Около ста тысяч долларов.
   - Его сообщника звали Джимми?
   - Джимми О'Малли. Отсидел три года, освобожден два месяца тому назад.
   - Он совершил недавно маленькую экскурсию во Францию.
   - А я был уверен, что его дочь на днях выходит замуж.
   - Он вернулся на свадьбу. Деньги в Бруклине, у  портного,  поляка  по
фамилии Лукашек.
   Наконец, в голосе Мегрэ зазвучали торжественные нотки.
   - Лукашек, который скорее всего не знает, что хранит,  должен  отдать
деньги девушке, которая представится как Луиза Лабуан.
   - Она приедет?
   - К сожалению, нет.
   Мегрэ не хватало слов. Он добавил:
   - Умерла на этой неделе в Париже.
   Они обменялись еще несколькими ничего не  значащими  словами  и  даже
остротами. Они не виделись несколько лет. Когда комиссар положил трубку,
его немало удивил вид Альберта, который застыл на месте с  сигаретой  во
рту.
   Было ясно, что агенты  ФБР  без  труда  найдут  деньги  и  вернут  их
пострадавшему  банкиру  или  страховой  компании,  если  состояние  было
застраховано. Польский портной  сядет  в  тюрьму.  За  соучастие  Джимми
О'Малли, вместо того, чтобы развлекаться на свадьбе дочки  в  Балтиморе,
вернется, видимо, в свою камеру в Синг Синге.
   Судьба Луизы зависела от пустяка, от цепочки вокруг запястья. Если бы
мадемуазель Ирэн с улицы Дуэ нашла для нее сумочку другого фасона...
   А если бы она пришла на улицу Понтье, чтобы лично забрать письмо?
   Поехала бы Луиза Лабуан в Америку?
   И что бы сделала потом, имея сто тысяч долларов?
   Мегрэ допил пиво. Было жарко. Он выбил трубку. Но не в пепельницу,  а
в ведро с углем, постукивая о каблук.
   - Можно тебя на минутку, Жанвье?
   Комиссар показал на бармена, который сразу понял, в чем дело. Он  уже
смирился со своей ролью.
   - Бери его с собой, запиши  показания,  дай  подписать  и  отправь  в
тюрьму. Позвони судье Комельо.
   Дело перестало его  интересовать.  Когда  Альберт  переступил  порог,
Мегрэ вернул его.
   - Я забыл заплатить за три аперитива.
   - Пойдет за счет заведения.
   - Ни в коем случае.
   Комиссар дал ему несколько купюр и, как если бы это было  в  баре  на
улице Этуаль, сказал:
   - Сдачу оставь себе.
   И будто стоя за стойкой в своем баре, Альберт ответил машинально:
   - Благодарю, месье.



   Жорж СИМЕНОН
   МЕГРЭ В ШКОЛЕ

Перевод с французского О. Лавровой. Scan&spellcheck - tymond


Глава 1
УЧИТЕЛЬ В "ЧИСТИЛИЩЕ"

    Есть  лица,  которые  с  первого  взгляда  запечатлеваются  почти  с
фотографической точностью, и позже, когда о них вспоминаешь, теряешься в
догадках: где же ты их видел?
   Вот уже много лет подряд Мегрэ, переводя  дыхание  после  подъема  по
пыльной каменной лестнице сыскной полиции, на секунду  останавливался  и
машинально  оглядывал  застекленную  комнатушку,   именовавшуюся   залом
ожидания,  которую  одни  называли  "аквариумом",  другие  "чистилищем".
Вероятно, и все остальные сотрудники поступали точно так  же:  ведь  это
стало даже своего рода профессиональной привычкой.
   И сегодня  утром,  когда  яркое  весеннее  солнце  заливало  Париж  и
окрашивало в  розовые  тона  печные  трубы  на  бесчисленных  крышах,  в
чистилище целый день горела лампа, ибо там не было  ни  единого  окна  и
дневной свет проникал туда лишь из огромного коридора.
   Обычно на креслах и стульях, обитых зеленым бархатом,  сидели  разные
подозрительные  личности,  старые  клиенты,  взятые  ночью  и  ожидающие
допроса, либо осведомители или свидетели,  приглашенные  сюда  накануне.
Все они угрюмо смотрели на проходящих и молчали.
   Никому не ведомо, почему именно здесь, в этой мрачной комнате, висели
на позолоченных шнурах две черные рамы с портретами полицейских,  убитых
при исполнении служебных заданий.
   Иногда в недрах "чистилища"  появлялись  и  другие  люди:  мужчины  и
женщины, принадлежащие к так называемому светскому кругу. Те  вообще  не
садились, будто их могли вызвать с минуты на  минуту,  будто  зашли  они
сюда по какому-то пустяковому делу. Но проходили минуты и часы, и  тогда
они наконец усаживались с мрачным видом на эти зеленые стулья и  кресла,
утратив  разом  и  всю  свою  самоуверенность,  и  все  свое  социальное
превосходство.
   В это утро в "чистилище" был только один человек,  и  комиссар  Мегрэ
сразу заметил, что  принадлежит  он  к  разряду  тех  людей,  которых  в
просторечии называют "крысиными мордочками". Худощавый, с покатым лбом и
редкими рыжеватыми волосами, с выдающимся  носом  и  со  скошенным  вниз
подбородком, он поводил по сторонам своими не  то  голубоватыми,  не  то
сиреневатыми глазами.
   Все мы еще со школьных лет всюду встречаем подобных субъектов и,  как
правило, неизвестно почему никогда не принимаем их всерьез.
   Мегрэ показалось, будто он не обратил ни малейшего внимания на  этого
человека. Если бы в то время, когда он входил в  свой  кабинет,  у  него
спросили, кто находится в зале ожидания, он бы просто не сумел ответить.
Часы показывали без пяти девять. Через распахнутое  настежь  окно  видно
было, как над  Сеной  поднимается  легкая  голубовато-золотистая  дымка.
Сегодня Мегрэ в первый раз надел демисезонное пальто, но на  улице  было
еще свежо, и весенний прохладный воздух будоражил  кровь,  будто  легкое
белое вино.
   Сняв шляпу, он посмотрел на визитную карточку,  лежавшую  у  него  на
столе на самом видном месте.  Чернила  на  ней  давно  выгорели.  "Жозеф
Гастен,  преподаватель".  В  правом  углу,  так  мелко,   что   пришлось
наклониться, чтобы прочесть, было написано: "Сент-Андре-сюр-Мер".
   Мегрэ не уловил никакой связи между  этой  карточкой  и  человеком  в
приемной, а только подумал: где это он мог слышать о Сент-Андре-сюр-Мер?
Звонок, задребезжавший в коридоре, возвестил о начале  работы.  Он  снял
пальто, взял со стола папку и, по установившейся  многолетней  привычке,
направился в кабинет начальника полиции. Сталкиваясь по дороге со своими
коллегами, он подмечал в их глазах тот же блеск, что  и  у  прохожих  на
улице.
   - Наконец-то весна пришла!
   - Похоже что так.
   - Сегодня будет чудесный денек!
   В  огромные  окна  кабинета  начальника  полиции   врывались   потоки
солнечного света - ни дать ни взять  как  в  сельской  церкви,  -  а  на
каменных карнизах ворковали голуби.
   Всякий, кто входил в кабинет, непременно приговаривал, потирая руки:
   - Вот и весна пришла!
   Всем этим людям уже перевалило  за  сорок  пять;  дела,  которыми  им
приходилось заниматься, были трудными, а иногда и мрачными,  однако  все
они, словно дети,  радовались  наступившему  теплу  и  особенно  яркому,
заливавшему весь город солнцу, превращавшему каждый уголок улицы, каждый
дом, каждую крышу и каждый проезжавший по мосту Сен-Мишель автомобиль  в
великолепное красочное полотно, которое так и хотелось повесить  у  себя
на стену.
   - Вы видели, Мегрэ, заместителя директора банка на улице Риволи?
   - Через полчаса у меня с ним назначена встреча.
   Пустяковое  дело.  Неделя  в  общем  прошла   спокойно.   Заместитель
директора одного из отделений банка, находившегося на  улице  Риволи,  в
двух шагах от Центрального рынка, подозревал одного из своих подчиненных
в неблаговидных поступках.
   Стоя у окна, Мегрэ набивал трубку, а его коллега из  разведывательной
полиции обсуждал дело, в котором речь шла о дочери сенатора, попавшей  в
весьма затруднительное положение.
   Возвратясь в свой рабочий кабинет, Мегрэ застал там поджидавшего  его
Люка, ибо им предстояло идти вместе на улицу Риволи.
   - Пойдем пешком?
   Улица Риволи была почти под боком. Мегрэ так и не вспомнил о визитной
карточке. Проходя мимо "чистилища", он опять увидел "крысиную  мордочку"
и еще двух-трех посетителей, в том числе и содержателя ночного  кабачка,
вызванного по делу дочери сенатора.
   Вскоре они добрались до Нового моста, причем Мегрэ шел крупным шагом,
а коротышка Люка семенил рядом, едва поспевая за ним. Вряд ли они  могли
бы потом вспомнить, о чем  говорили.  Должно  быть,  просто  глазели  по
сторонам.  Улица  Риволи  вся  пропахла  свежими  овощами,  фруктами   и
выхлопными газами грузовых машин, увозивших корзины и клетки с птицей.
   Они вошли в банк, выслушали объяснения заместителя директора и обошли
помещения, наблюдая исподтишка за  подозреваемым  сотрудником.  Так  как
явных улик не имелось,  надо  было  захватить  злоумышленника  врасплох.
Договорившись о деталях, они распрощались  с  заместителем  директора  и
снова оказались  на  улице.  Было  так  тепло,  что  они  сняли  пальто,
перекинули их на руку, и на них сразу повеяло летом и каникулами.
   На площади Дофина Мегрэ вдруг остановился и спросил:
   - А ты, случайно, не знаешь, где находится Сент-Андре-сюр-Мер?
   - Думаю, что где-то в департа