вший с комиссаром,  чуточку  сконфуженно
подошел к Мегрэ.
   - Как поживаете, шеф? Решили подышать воздухом Парижа?
   Мегрэ в перерыве между двумя затяжками только проворчал:
   - Что там рассказывает Амадье?
   Хитрить  с  Мегрэ  было  бессмысленно.  Он  умел  читать  по  лицу  и
достаточно  хорошо  знал  уголовную  полицию,  чтобы   сообразить,   что
происходит. Был уже полдень, а Филипп все еще не появился в пивной.
   - Вы же знаете комиссара Амадье. В последнее время  в  нашей  конторе
кое-что не клеится. Мы не очень ладим с прокуратурой. Вот и...
   - Что он сказал?
   - Ну, разумеется, что вы появились. И попытаетесь...
   - Знаю я его словечки. Он сказал: "Начнет мудрить".
   И Мегрэ, хотя за большинством столиков говорили о нем, заказал первую
кружку и весь ушел в вычерчивание прямоугольников.
   Позавтракал он на том же месте, теперь уже  озаренном  солнцем.  Чуть
дальше от него ел фотограф из отдела  идентификации.  За  кофе  Мегрэ  с
карандашом в руках бормотал себе под нос:
   - Пепито находился  вот  здесь,  между  двумя  рядами  столиков.  Где
прятался убийца - не знаю: укромных мест во "Флории" хватает.  Выстрелил
он, не подозревая о присутствии этого идиота Филиппа, потом направился в
кабинет, где собирался что-то взять. Едва  успев  положить  пистолет  на
стол, услышал шум и спрятался снова.  После  чего  оба  затеяли  игру  в
прятки...
   Это ясно. Искать иное объяснение нет нужды.  В  конце  концов  убийца
добрался до двери и вышел на улицу, а Филипп замешкался.
   До сих пор ничего из ряда вон выходящего. Любой болван  вел  бы  себя
точно так же.  А  вот  дальше  возникает  кое-что  посложнее  -  попытка
подстроить все так, чтобы кто-нибудь опознал  Филиппа  и  дал  показания
против него.
   Замысел осуществился за несколько секунд. Глухой ночью  на  пустынной
улице убийца сумел найти нужного человека. Последний толкнул  выходящего
инспектора и бросился к постовому на площади Бланш.
   -  Послушайте,  господин  полицейский,  я  только  что  видел   типа,
выходившего из "Флории" с таким видом, словно он что-то натворил. Он так
спешил, что даже не дал себе труда закрыть за собой дверь.
   Мегрэ не смотрел на бывших коллег, осушавших в зале кружки  с  пивом,
но догадывался, что старики шепчут молодым:
   - Слыхал о комиссаре Мегрэ? Это он.
   А тем временем Амадье, который его  явно  не  любит,  уже  объявил  в
коридорах уголовной полиции:
   - Он опять попробует мудрить. Посмотрим, что у него получится.
   Филипп не появился и в четыре. Вышли  газеты  с  подробностями  дела,
включая показания инспектора. Еще одно очко в пользу Амадье.
   На   набережной   Орфевр   царит    оживление,    звонят    телефоны,
просматриваются досье, допрашиваются свидетели и осведомители.
   Ноздри у Мегрэ подрагивали, но, прилипнув к банкетке, бывший комиссар
терпеливо набрасывал карандашом какие-то чертежи.
   Он должен во что бы то ни стало отыскать убийцу Пепито. А он  как  на
зло не в своей тарелке, колеблется, сомневается в успехе. Мегрэ наблюдал
за молодыми инспекторами, пытаясь угадать, что они думают о нем.
   Филипп появился только без четверти шесть и, войдя в зал,  на  минуту
остановился, словно ослепнув от света.
   Потом сел рядом с Мегрэ, изобразил улыбку и выдохнул:
   - Долго же это тянулось!
   Парень  был  предельно  вымотан,  он  провел  рукой  по  лицу,  чтобы
собраться с мыслями.
   - Я из прокуратуры.  Судебный  следователь  допрашивал  меня  полтора
часа. А до этого заставил два часа ждать в коридоре.
   На них смотрели. И пока Филипп  говорил,  Мегрэ  разглядывал  сидящих
напротив.
   - Знаете, дядя, дело много серьезнее, чем мы думали.
   Каждое слово обрастало для комиссара многими  ассоциациями.  Он  знал
следователя  Гастамбида,  маленького,  педантичного,   желчного   баска,
взвешивавшего каждое слово и по несколько  минут  готовившего  очередную
фразу, которую он выпаливал затем с таким видом,  как  будто  спрашивал:
"Ну-ка, попробуйте возразить?"
   Знаком был Мегрэ и коридор на верхнем этаже, забитый подследственными
под конвоем  жандармов  и  скамьями,  на  которых  томятся  нетерпеливые
свидетели и заплаканные женщины. Коль  скоро  Филиппа  заставили  ждать,
значит, сделано это нарочно.
   -  Следователь  попросил  меня  не  заниматься  никакими  делами,  не
предпринимать никаких шагов до окончания следствия и  оставаться  в  его
распоряжении.
   В пивной "У Нового моста" был час пик - время аперитива. Все  столики
были заняты. В воздухе клубился  дым  от  трубок  и  сигарет.  Время  от
времени кто-нибудь из входящих здоровался издали с Мегрэ.
   Филипп не осмеливался поднять глаза на соседей, даже на того,  с  кем
сидел рядом.
   - Я в отчаянии, дядя.
   - Что еще стряслось?
   - Считалось само собой разумеющимся, что "Флория"  закроется  минимум
на  несколько  дней.  Ничего  подобного.  Сегодня  состоялся  целый  ряд
каких-то таинственных  телефонных  звонков.  Похоже,  еще  третьего  дня
"Флорию" продали, и Пепито перестал быть ее хозяином. Тот, кто  приобрел
заведение, пустил в ход не знаю уж какие связи, и нынче  вечером  кабаре
откроется, как обычно.
   Мегрэ нахмурился - то ли из-за того, что услышал, то ли потому, что в
зал  вошел  и  устроился  на  другом  его  конце   комиссар   Амадье   в
сопровождении одного из коллег.
   - Годе! - неожиданно громко окликнул Мегрэ.
   Годе, инспектор отдела светской жизни, играл в карты за четвертым  от
бывшего комиссара столиком. Не выпуская карт  из  рук,  он  нерешительно
повернулся.
   - Подойди, когда закончишь партию.
   И, скомкав свои бумажки, Мегрэ швырнул их на пол.
   Залпом допил пиво, утер губы и перевел взгляд на Амадье.
   Тот все слышал. Он издали наблюдал за сценой, подливая  воду  себе  в
перно. Наконец подошел заинтригованный Годе.
   - Хотите поговорить со мной, господин комиссар?
   - Привет, старина! - пожал ему руку Мегрэ. - Нужна маленькая справка.
Ты по-прежнему в отделе светской жизни? Прекрасно. Скажи, сегодня  утром
Кажо не был у вас?
   - Минутку... Да, по-моему, был часов в одиннадцать.
   - Благодарю, старина.
   Вот и все. Мегрэ глядел на Амадье. Амадье - на Мегрэ.  Теперь  не  по
себе было уже первому, а улыбку прятал второй.
   Филипп не рискнул вмешаться. Дело,  похоже,  чуть-чуть  сдвинулось  с
мертвой точки, но игра, которая началась,  была  не  по  плечу  молодому
инспектору - он даже не знал ее правил.
   - Годе! - раздался другой голос.
   На  этот  раз  все,  кто  имел  в  зале  касательство  к   "конторе",
вздрогнули. Инспектор с картами в  руках  снова  встал  и  направился  к
комиссару Амадье.
   Вслушиваться в их разговор не было необходимости: каждый понимал, что
интересует Амадье.
   - Что он тебя спросил?
   - Видел ли я нынче утром Кажо.
   Мегрэ раскурил трубку, дал спичке догореть до конца, потом поднялся и
позвал:
   - Официант!
   Выпрямившись во  весь  рост  и  лениво  поглядывая  по  сторонам,  он
дождался, пока ему отсчитают сдачу.
   - Куда мы теперь? - поинтересовался Филипп, когда они вышли на улицу.
   - Ты отправишься спать.
   - А вы, дядя?
   Мегрэ пожал плечами, засунул руки в  карманы  и  молча  пошел  прочь.
Сегодняшний день был одним из самых скверных в его жизни. Долгие часы  в
своем углу он чувствовал себя старым, опустошенным, без мыслей и запала.
   Теперь все завертелось. Блеснула первая искорка.
   Этим надо было немедленно воспользоваться.
   - Посмотрим, черт побери! - пробурчал он, чтобы окончательно  вернуть
себе уверенность.
   В обычные дни он в это время зажигал лампу и  читал  газету,  вытянув
ноги к горящему камельку.
   - Часто наезжаете в Париж?
   Мегрэ, облокотившийся о стойку бара во  "Флории",  вскинул  голову  и
лаконично отозвался:
   - Случается.
   К нему вернулось хорошее настроение, выражавшееся не в  улыбке,  а  в
чувстве  внутренней  успокоенности.  Он  всегда  отличался  способностью
веселиться про себя, сохраняя  при  этом  внешнюю  серьезность.  К  нему
подсела какая-то женщина. Попросила угостить ее стаканчиком, и он знаком
выразил согласие.
   Еще года два тому назад ни одна профессионалка не совершила бы  такой
ошибки. Его пальто с бархатным воротником,  черная  тройка  из  чертовой
кожи и галстук-самовяз ничего ей не подсказали.  И  раз  она  сочла  его
загулявшим провинциалом, значит, он действительно изменился.
   - Тут наверняка что-то произошло, верно? - закинул он удочку.
   - Да, прошлой ночью убили хозяина "Флории".
   Ошиблась она насчет Мегрэ и в том смысле, что решила, будто он с  ней
заигрывает. Нет, все было гораздо сложнее. Мегрэ вновь вживался в  давно
покинутый им мир. Эту бабенку он видел впервые и в то же время прекрасно
ее знал. Был уверен, что  она  не  числится  в  регистрационных  списках
префектуры и в паспорте у нее стоит отметка "артистка" или "танцовщица".
Что касается  бармена-китайца,  который  их  обслуживал,  Мегрэ  мог  бы
дословно воспроизвести его антропометрические данные. А вот гардеробщица
- та не ошиблась и, поздоровавшись с ним, принялась беспокойно  копаться
в своих воспоминаниях.
   Среди официантов нашлось, по меньшей мере, двое, которых Мегрэ в свое
время вызывал по делам того же сорта, что смерть Пепито.
   Он заказал коньяк с водой. Лениво и скорее инстинктивно  наблюдал  за
залом, словно расставлял  взглядом  крестики  на  бумаге.  Клиенты,  уже
прочитавшие газеты, расспрашивали официантов, и те показывали  им  место
чуть поодаль от пятого столика, где был обнаружен труп.
   - Не хотите заказать бутылочку шампанского?
   - Нет, малышка.
   Женщина не то чтобы догадалась, но, во всяком  случае,  почувствовала
себя заинтригованной, а Мегрэ следил глазами за новым хозяином,  молодым
блондином, которого знавал, когда тот заведовал дансингом на Монмартре.
   - Проводите до дому?
   - Обязательно, только чуть позже.
   Он вышел в туалет, угадал, где прятался Филипп, увидел в глубине зала
кабинет, дверь которого была приоткрыта. Но все это не интересовало его.
Еще до того, как Мегрэ вновь появился на улице Фонтен, он уже знал,  как
выглядят декорации. Что представляют собой актеры  -  тоже.  Он  мог  бы
обойти зал и,  ткнув  пальцем  в  любого  клиента,  объявить:  "За  этим
столиком сидят молодожены с Юга - у них медовый месяц.  А  вон  тот  уже
пьяный чудак-немец утром окажется без бумажника. Дальше - платный танцор
с уголовным прошлым и пакетиками  кокаина  в  карманах.  В  доле  с  ним
метрдотель, отсидевший три года. Вот эта пухленькая блондинка отработала
десять лет у "Максима" и заканчивает на Монмартре свою карьеру..."
   Он вернулся в бар.
   - Можно мне заказать еще один коктейль? - спросила  женщина,  которую
он уже раз угостил.
   - Как тебя зовут?
   - Фернандой.
   - Что ты делала вчера вечером?
   - Была с тремя сынками богатых родителей, пожелавшими нюхнуть  эфира.
Меня потащили в какой-то особняк на улице Нотр-Дам-де-Лоретт...
   Мегрэ даже не улыбнулся, хотя мог бы и сам дорассказать остальное.
   - Сначала каждый поочередно зашел в аптеку на улице Монмартр и  купил
пузырек эфира. Дальнейшее в деталях я уже запамятовала. Первым делом все
разделись.
   Но на меня даже не взглянули. Потом мы вчетвером улеглись на кровать.
Когда все  надышались  эфира,  один  встал  и  каким-то  чудным  голосом
объявил: "Ух ты! На шкафу-то ангелочки  сидят.  И  какие  хорошенькие!..
Сейчас я их поймаю..." Он попробовал встать, но тут же рухнул на коврик.
Меня мутило от запаха. Я спросила, чего они от меня еще хотят,  и  снова
оделась. Мне даже удалось посмеяться. На подушке  между  двумя  головами
сидел клоп.
   До сих пор слышу, как один из этих типов сонным голосом произнес:  "У
меня под носом клоп". - "У меня тоже", -  отозвался  другой.  И  они  не
шелохнулись.
   Женщина залпом допила коктейль и заключила:
   - Вот чокнутые!
   Тем не менее она забеспокоилась:
   - Останешься у меня на всю ночь?
   - Конечно, конечно, - заверил Мегрэ.
   От входа и располагавшейся сразу  за  ним  вешалки  бар  был  отделен
занавесом. Сквозь щель в нем Мегрэ мог видеть  входящих.  Неожиданно  он
сполз с высокого табурета и  сделал  несколько  шагов  вперед.  Появился
мужчина, негромко осведомившийся у гардеробщицы:
   - Ничего нового?
   - Здравствуйте, господин Кажо!
   Это  сказал  Мегрэ,  держа  трубку  в  зубах  и  руки   в   карманах.
Новоприбывший медленно повернулся кругом, оглядел говорившего  с  головы
до ног и процедил:
   - Вы здесь? Вы?
   Позади них были красный занавес и музыка, перед ними - открытая дверь
на холодную улицу, где прохаживался швейцар.  Тот,  кого  назвали  г-ном
Кажо, заколебался, снимать ему пальто или нет.
   Фернанда, все еще не успокоенная, высунула нос из  зала,  но  тут  же
отпрянула.
   - Разопьете со мной бутылочку?
   Кажо принял наконец решение и, не спуская глаз  с  собеседника,  сдал
пальто на вешалку.
   - Раз вы приглашаете... - согласился Мегрэ.
   Подоспевший метрдотель проводил их к свободному столику. Не  взглянув
на карту вин, Кажо распорядился:
   - Мумм {Сорт шампанского} двадцать шестого года.
   Он был не в смокинге,  а  в  дешевой  темно-серой  тройке  такого  же
скверного покроя, что и у  Мегрэ.  Он  даже  не  побрился,  и  щеки  его
покрывала сероватая щетина.
   - Я думал, вы в отставке.
   - Я действительно в отставке.
   Хотя, на первый взгляд, этот обмен репликами ничего не означал,  Кажо
все-таки нахмурился  и  жестом  подозвал  продавщицу  сигар  и  сигарет.
Фернанда  в  баре  широко  раскрыла  глаза.  Что  до  молодого  Альбера,
игравшего роль хозяина заведения, то этот ломал себе голову, подойти или
не подходить.
   - Сигару?
   - Благодарю, нет, - отказался Мегрэ, выбивая трубку.
   - Надолго в Париж?.
   - Пока убийца Пепито не сядет в тюрьму.
   Они не повышали голоса. Рядом с ними люди в  смокингах  развлекались,
перебрасываясь шариками и серпантином. Между столиками  важно  шествовал
саксофонист со своим инструментом.
   - Вас вызвали расследовать это дело?
   У Жермена Кажо было длинное тусклое лицо, кустистые брови цвета серой
плесени. Такого  человека  меньше  всего  ожидаешь  встретить  там,  где
развлекаются. Говорил он медленно и холодно,  следя,  какое  впечатление
производит каждое его слово.
   - Я приехал без вызова.
   - Работаете на себя?
   - Вы сами это сказали.
   Все это ровным счетом ничего не  значило.  Фернанда  и  та  наверняка
думает, что ее спутник знаком с  Кажо  лишь  по  какому-то  невероятному
стечению обстоятельств.
   - Давно приобрели это заведение?
   - "Флорию"? Ошибаетесь. Она принадлежит Альберу.
   - Как до этого Пепито?
   Кажо не стал  спорить,  ограничившись  невеселой  улыбкой,  и  жестом
остановил официанта, собиравшегося разлить шампанское.
   - И что дальше? - спросил он тоном человека, нащупывающего  тему  для
разговора.
   - Какое у вас алиби?
   Ответом была новая, еще более равнодушная улыбка, и Кажо, не  моргнув
глазом, отчеканил:
   - Я лег в  девять  вечера:  слегка  грипповал.  Привратница,  которая
заодно ведет мое хозяйство, принесла мне грог и подала его в постель.
   Ни  тот,  ни  другой  не   замечали   оглушительного   шума,   стеной
отгораживавшего их от зала. Они привыкли к  нему.  Мегрэ  курил  трубку,
Кажо - сигару.
   - По-прежнему строго  на  Пугской  воде?  -  полюбопытствовал  бывший
комиссар, когда собеседник налил ему шампанского.
   - По-прежнему.
   Они сидели лицом к лицу, серьезные, чуть нахмуренные, как  авгуры,  а
какая-то женщина, сидевшая за соседним столиком и не знавшая,  кто  они,
пыталась угодить кому-нибудь из них в нос ватным шариком.
   - Быстро, однако, вы добились разрешения  вновь  открыть  лавочку!  -
заметил Мегрэ между двумя затяжками.
   - Я всегда был в хороших отношениях с "конторой".
   - Вам известно, что один мальчишка по-дурацки скомпрометировал себя в
этой истории?
   - Я что-то читал на этот счет  в  газетах.  Полицейский  спрятался  в
туалете и с перепугу убил Пепито.
   Джаз не  смолкал.  Какой-то  англичанин,  уже  пьяный  и  державшийся
поэтому особенно прямо, проходя задел Мегрэ и извинился:
   - Простите.
   - Пожалуйста.
   Фернанда у стойки бара беспокойно поглядывала на Мегрэ. Он  улыбнулся
ей.
   - Молодые полицейские так неосторожны, - вздохнул Кажо.
   - Именно так я и сказал своему племяннику.
   - Ваш племянник интересуется подобными вопросами?
   - Он как раз и есть тот мальчишка, что прятался в туалете.
   Побледнеть Кажо не мог - лицо у него и без того было  землисто-серое.
Зато он поспешил сделать большой глоток  минеральной  воды,  после  чего
утер губы.
   - Тем хуже, не правда ли?
   - Именно это я ему и сказал.
   Фернанда подбородком указала  на  стенные  часы:  было  уже  половина
второго. Мегрэ знаком дал понять: "Сейчас иду".
   - Ваше здоровье! - бросил Кажо.
   - Ваше!
   - Хорошо у вас там в деревне? Мне рассказывали, что вы перебрались за
город.
   - Да, хорошо.
   - В Париже зимой нездоровый климат.
   - Я так и подумал, узнав о смерти Пепито.
   - Полно, полно! - запротестовал Кажо, видя,  что  собеседник  достает
бумажник.
   Тем не менее Мегрэ  бросил  на  столик  пятьдесят  франков,  встал  и
попрощался:
   - До скорого!
   Он прошел мимо бара, на ходу шепнув Фернанде:
   - Двинулись.
   - Ты расплатился?
   На улице она не решилась взять его под руку. Он, как обычно,  засунул
руки в карманы и шел медленным крупным шагом.
   - Ты знаком с Кажо? - спросила  она  наконец,  слегка  запнувшись  на
местоимении "ты".
   - Он мой земляк.
   - Смотри, остерегайся его. Он скользкий тип. Говорю тебе это,  потому
что ты, по-моему, славный малый.
   - Ты спала с ним?
   И Фернанда,  у  которой  на  каждый  шаг  спутника  приходилось  два,
ответила так же просто:
   - Он ни с кем не спит.
   В Мен-сюр-Луар,  в  доме,  где  пахло  сгоревшими  дровами  и  козьим
молоком, г-жа Мегрэ досматривала первый сон.  На  улице  Дам,  в  номере
гостиницы, Филипп тоже в конце концов  уснул,  положив  очки  рядом,  на
ночной столик.

Глава 3

   Мегрэ присел на край кровати, а Фернанда, скрестив ноги,  со  вздохом
облегчения разулась. Столь же непринужденно приподняла зеленое  шелковое
платье и отстегнула подвязки.
   - Ты не разденешься?
   Мегрэ покачал головой, но  женщина  не  заметила  этого,  потому  что
стаскивала платье через голову.
   Фернанда занимала небольшую квартирку на улице  Бланш.  На  лестнице,
застланной красной дорожкой, пахло восковой мастикой. Взбираясь по  ней,
Мегрэ видел у каждой двери пустые молочные  бутылки.  Затем  они  прошли
через заставленную безделушками гостиную, и теперь гость  поглядывал  из
спальни на чистую кухоньку, где все предметы были педантично и тщательно
расставлены по своим местам.
   - О чем задумался? - спросила Фернанда, стянув чулки со своих длинных
белых ног и с блаженством шевеля пальцами.
   - Ни о чем. Курить можно?
   - Сигареты на столе.
   Расхаживая по комнате с трубкой  в  зубах,  Мегрэ  остановился  перед
фотопортретом женщины лет  пятидесяти,  затем  перед  медным  горшком  с
каким-то зеленым растением. Пол был натерт,  и  у  двери  виднелись  два
куска войлока в форме подошв: Фернанда, видимо, пользовалась ими,  чтобы
не пачкать квартиру.
   - Ты с Севера? - спросил он, не глядя на нее.
   - Как ты догадался?
   Теперь  он  стоял  перед  ней.  Она   была   блондинка   с   волосами
неопределенного, скорее рыжеватого оттенка, не правильным лицом, широким
ртом, остреньким веснушчатым носом.
   - Я из Рубе.
   Это  чувствовалось  по  ухоженности  квартиры,  натертым   полам,   в
особенности по порядку на кухне. Мегрэ был уверен, что по утрам Фернанда
устраивается там поближе к плите, наливает себе огромную  чашку  кофе  и
читает газету.
   Сейчас она не без тревоги поглядывала на гостя.
   - Ты не разденешься? - повторила она, вставая и подходя к зеркалу.  И
тут же подозрительно осведомилась:
   - Зачем ты тогда пришел?