ы  казаться  красивой,  сколько  стремление  сохранить
достоинство. Конечно, все это оставалось в женщине,  которая  находилась
перед ним. Но было и другое. По правде  говоря,  она  выказывала  больше
хладнокровия и  решительности,  чем  ее  спутник,  который  почти  терял
самообладание.
   - Отдай ему письмо, - сказала она, когда Мартино  уже  собирался  его
разорвать.
   На бумаге было всего несколько строк: "Господин директор, имею  честь
просить вас..." Крупный почерк  с  наклоном,  характерный  для  девушек,
воспитывавшихся в пансионах начала века.
   - Сегодня утром вам дважды звонили, не так ли? Один раз - ваш муж...
   Или, вернее, вы ему сами позвонили и сообщили, что едете в Вистреам.
   Потом позвонил господин Мартино с просьбой приехать сюда.  Он  послал
за вами грузовичок на перекресток дорог.
   На столе за чернильницей лежала  какая-то  пачка,  которую  Мегрэ  не
сразу заметил, - кипа банкнот по тысяче франков.  Мартино  проследил  за
взглядом  комиссара.  Было  слишком  поздно   прятать   деньги.   Тогда,
поддавшись неожиданно охватившей его усталости,  он  опустился  на  край
старухиной кровати и уставился в пол.
   - Это вы привезли ему деньги?
   И снова та же атмосфера, типичная для этого следствия! Та же,  что  и
на вилле в Вистреаме, когда Мегрэ застал Большого Луи, избивавшего мэра,
и после чего матрос и судовладелец молчали оба. Та  же,  что  в  прошлую
ночь, на борту "Сен-Мишеля", когда трое моряков избегали ему отвечать.
   Какая  упрямая  инертность!  Отчаянная  решимость  не  произнести  ни
малейшего слова, которое внесло бы ясность.
   - Я полагаю, что это письмо адресовано директору  коллежа.  Поскольку
ваш сын учится в коллеже "Станислав", письмо, вероятно, касается его.  А
деньги... Ну конечно! Мартино был вынужден в спешке оставить  севшую  на
мель шхуну и вплавь добираться до берега. Там он, по-видимому, и оставил
свой бумажник. И вы ему привезли деньги, чтобы...
   Внезапно изменив и тему, и тон, он спросил?
   - А остальные, Мартино? Все целы?
   Мартино колебался с ответом, но в конце концов  утвердительно  кивнул
головой.
   - Я у вас не спрашиваю, где они  прячутся.  Знаю,  что  этого  вы  не
скажете...
   - Верно!
   - Что "верно"?
   Это с порога прозвучал яростный  голос  мэра  -  дверь  была  настежь
распахнута. Мэр был неузнаваем. Он задыхался от  гнева,  сжимая  кулаки,
готовый прыгнуть на врага. Он  переводил  взгляд  со  своей  супруги  на
Мартино, с Мартино на пачку денег, которая все еще лежала на столе.
   Взгляд его был угрожающим, но время от времени в нем сквозили  не  то
ужас, не то ощущение краха.
   - Что верно? Что он сказал? Что  он  еще  вам  налгал?  А  она?  Она,
которая... которая...
   Он не мог больше говорить. Он задыхался от гнева. Мегрэ стоял  рядом,
готовый вмешаться.
   - Что верно? Что здесь вообще происходит? Что значит этот разговор?
   Чьи это деньги?..
   В соседней комнате старуха шаркала ногами и с порога звала цыплят:
   "Цып-цып-цып-цып!" Кукурузные зерна  градом  посыпались  на  каменные
ступеньки крыльца. Ногой старуха отгоняла соседскую курицу:
   - Кыш, кыш! Пошла вон, Чернушка!..
   А в  спальной  комнате  -  ни  звука!  Глубокая  тишина!  Мертвенная,
гнетущая, как и небо в это дождливое утро. Все эти  люди  были  охвачены
страхом... Они конечно боялись!.. Все!.. И Мартино! И мэр! И его жена!..
   Да, они боялись, но каждый по-своему... У каждого, можно сказать, был
свой страх!
   Мегрэ принял торжественный вид и медленно, как судья, начал:
   - Прокуратура поручила мне найти и арестовать убийцу капитана Жориса,
раненного выстрелом из пистолета в голову и, месяц спустя,  отравленного
стрихнином у себя дома. Желает ли кто-нибудь из  присутствующих  сделать
по этому поводу заявление?
   До сих пор никто не замечал, что комната не отапливалась. И  вдруг  в
ней стало холодно. Каждое слово звучало гулко, как в  церкви.  Казалось,
что  в  воздухе  еще  звучат  слова:  "...отравлен...  стрихнином..."  И
особенно  конец:  "...сделать...  заявление?"  Мартино  первым   опустил
голову. Госпожа Гранмэзон сверкающими глазами взглянула на  мужа,  потом
на норвежца. Но никто не ответил. Никто не осмелился  выдержать  тяжелый
взгляд Мегрэ. Две минуты...  Три  минуты...  Слышно  было,  как  старуха
подкладывала поленья в очаг. Вновь раздался голос Мегрэ, нарочито сухой,
лишенный всякого чувства:
   - Жан Мартино, именем закона, вы арестованы!
   Крик женщины. Всем своим существом госпожа Гранмэзон устремилась было
к Мартино, но, не закончив движения, лишилась чувств. Мэр в дикой  злобе
отвернулся к стене. А Мартино, словно смирившись, устало вздохнул. Он не
решился прийти на помощь женщине, потерявшей сознание.  Мегрэ  склонился
над ней, поискал глазами стакан воды.
   - Уксус есть? - спросил он у старухи.
   Уже и без этого тяжелый воздух хибары смешался с запахом уксуса.
   Вскоре госпожа Гранмэзон пришла в себя.  Нервно  всхлипнув  несколько
раз, она впала в совершенную прострацию.
   - Вы в состоянии идти?
   Знаком она дала  понять,  что  может,  и,  действительно,  пошла,  но
неровной походкой.
   - Господа, прошу вас следовать за мной! Надеюсь, на этот раз я  смогу
рассчитывать на ваше послушание?
   Ошеломленная старуха смотрела, как они прошли через кухню.  И  только
когда все уже были на улице, она бросилась к двери и крикнула:
   - Господин Раймон, вы вернетесь к обеду?
   Раймон! Уже второй раз звучало это имя. Мартино отрицательно  покачал
головой.
   Все четверо проследовали по деревенской улице. Перед табачной  лавкой
Мартино остановился и, замешкавшись, сказал Мегрэ:
   - Прошу прощения. Я не знаю, вернусь ли еще сюда, а мне  не  хотелось
бы оставлять за собой долги. Я  должен  здесь  заплатить  за  телефонный
разговор, грог и пачку сигарет.
   Заплатил Мегрэ. Обогнули церковь. В конце неровной  дороги  их  ждала
машина. Комиссар пригласил своих  спутников  сесть  в  нее  и,  помедлив
несколько секунд, сказал шоферу:
   - В Вистреам! Но сначала остановитесь у жандармерии.
   По дороге все молчали. За стеклом - дождь, однообразное небо,  ветер,
который  постепенно  усиливался  и  раскачивал  мокрые  деревья.   Перед
жандармерией Мегрэ попросил Мартино выйти из машины и отдал распоряжение
начальнику отделения:
   - Поместить его в камеру... Вы отвечаете за него... Ничего нового?
   - Буксир пришел. Ждут, когда повысится уровень моря.
   Машина вновь тронулась в путь. Нужно было проехать около порта. Мегрэ
еще раз остановил машину и вышел на  минутку.  Был  полдень.  Шлюзовщики
находились на своих местах, ожидая пароход из  Кана.  Полоска  песка  на
пляже сделалась уже, и белая пена воды касалась дюн. Справа стояла толпа
людей, наблюдавших захватывающее зрелище: буксир  из  Трувиля  стоял  на
якоре в полумиле от берега. Небольшая  шлюпка  с  трудом  пробиралась  к
"Сен-Мишелю". Волны уже наполовину выпрямили корпус судна. Мегрэ увидел,
что мэр тоже следит за спасательными работами. Из бистро  вышел  капитан
Делькур.
   - Получится? - спросил Мегрэ.
   - Думаю, что да! Вот уже два часа они освобождают шхуну от балласта.
   Если он, конечно, не порвет швартовы... - И чтобы определить  капризы
ветра, он посмотрел на небо так, будто смотрел на карту. Он заметил мэра
и его супругу в машине, почтительно поздоровался, но потом уже больше не
смотрел в их сторону. Мегрэ вопросительно взглянул на него:
   - Новости есть?
   - Не знаю.
   Новости были у Люка, который появился в этот момент. Но прежде чем их
объявить, он отвел своего шефа в сторону.
   - Взяли Большого Луи.
   - А?..
   - Сам попался!.. Сегодня утром жандармы  из  Див  заметили  следы  на
поле... Следы человека, который шел, прямо перемахивая через изгороди...
   Следы вели к реке, где обычно какой-то рыбак оставляет на берегу свою
лодку. А на этот раз лодка была на другом берегу реки...
   - Жандармы перебрались на тот берег?
   - Да, и вышли на пляж, почти напротив шхуны. Там у дюн есть...
   - Развалины часовни!
   - Вы уже знаете?
   - Часовня Нотр-Дам-де-Дюн...
   - Так вот, Большого Луи там и накрыли! Он забрался туда и наблюдал за
спасательными работами. Когда я появился, он умолял жандармов не уводить
его сразу,  оставить  на  пляже,  пока  не  закончится  со  шхуной...  Я
разрешил... Он там в наручниках... Отдает распоряжения, боится,  как  бы
его судно не погибло. Хотите взглянуть на него?
   - Не знаю... Может быть,  чуть  позже...  Ведь  его  ждали  те  двое:
супруги Гранмэзон продолжали сидеть в машине.
   - Вы считаете, что мы в конце концов узнаем правду?
   И поскольку Мегрэ не отвечал, Люка добавил:
   - Лично я начинаю думать, что нет! Все  лгут,  а  те,  что  не  лгут,
молчат, хотя и знают кое-что. Можно подумать, что весь городок виновен в
смерти Жориса...
   Но комиссар только пожал плечами и, буркнув: "До скорого", вернулся к
машине. К великому удивлению шофера, он коротко приказал;
   - Домой!
   Как будто речь шла о его собственном доме, где хозяином был он.
   - Домой - в Кан?
   По правде говоря, об этом он еще не думал, но слова шофера навели его
на мысль.
   - Да, в Кан!
   Господин Гранмэзон насупился.  Что  касается  его  супруги,  то  она,
казалось, безучастно, без всякого сопротивления плыла по течению.
   По  пути  от  городских  ворот  до  улицы  Дюфур  человек   пятьдесят
поздоровались с четой Гранмэзон, сняв шляпу. По-видимому,  все  узнавали
машину мэра. Здоровались почтительно. Судовладелец походил на  вельможу,
объезжающего свою вотчину.
   - Простая  формальность!  -  процедил  Мегрэ,  когда  машина  наконец
остановилась. - Простите, что привез вас сюда. Но как я уже говорил вам,
необходимо, чтобы сегодня вечером все было закончено...
   По обеим сторонам тихой улицы стояли частные  особняки,  какие  можно
увидеть теперь только в провинции. Перед  домом  из  почерневшего  камня
возвышалась башня. На решетке перед входом  надпись  на  медной  дощечке
возвещала: "Англо-Нормандская навигационная компания". Во дворе  надпись
со стрелкой: "Контора". Еще дощечка, еще стрелка: "Касса" и уведомление:
   "Контора открыта с 9 до  16  часов".  Было  немногим  более  полудня.
Дорога до Кана  заняла  всего  десять  минут.  В  этот  час  большинство
служащих ушло на обед, но некоторые из них еще сидели за своими столами.
В комнатах конторы царил полумрак и  торжественная  обстановка:  толстые
ковры, мебель в стиле Луи-Филиппа.
   - Мадам, прошу вас подняться к  себе.  Через  некоторое  время,  быть
может, я попрошу вас уделить мне несколько минут.
   Первый этаж был целиком занят под помещения  компании.  В  просторном
вестибюле по обеим сторонам стояли светильники из кованого железа.
   Мраморная лестница вела на второй  этаж,  где  располагались  супруги
Гранмэзон. Мэр Вистреама, злобно насупившись, ждал распоряжения Мегрэ на
свой счет.
   - Что вы еще хотите знать? -  глухо  сказал  он  и,  подняв  воротник
пальто, надвинул шляпу на глаза, чтобы скрыть от служащих, во что кулаки
Большого Луи превратили его лицо.
   - Ничего  особенного.  Я  прошу  у  вас  только  позволения  свободно
походить здесь, подышать самим воздухом дома.
   - Я вам нужен?
   - Ни в коей мере.
   - В таком случае, разрешите мне подняться к госпоже Гранмэзон.
   Почтительный тон, с которым он говорил о своей жене, никак не вязался
с утренней сценой  в  доме  старухи.  Мегрэ  посмотрел,  как  он  быстро
поднимается по лестнице, прошел в конец коридора и удостоверился, что  в
особняке был только один выход. Он вышел, нашел поблизости  полицейского
и поставил его стоять у ограды.
   - Понятно? Выпускать всех, кроме судовладельца. Вы его знаете?
   - Еще бы! Но... что он натворил? Такой большой  человек!  Вы  знаете,
что он председатель Торговой палаты?
   - Тем лучше!
   Кабинет справа в вестибюле -  "Секретарь".  Мегрэ  постучал,  толкнул
дверь, вдохнул запах сигареты, но никого не увидел. Кабинет слева:
   "Управляющий".  Там   была   та   же   атмосфера,   торжественная   и
значительная, те же темно-красные ковры, обои  с  позолотой,  потолки  с
причудливой лепкой. Впечатление такое, что никто здесь не  осмелился  бы
заговорить громко. Можно было себе  представить  господ,  преисполненных
достоинства, в визитках и брюках в полоску - они курят толстые сигары  и
ведут деловую беседу. Да, солидное дело! С вековыми традициями,  которые
здесь, в провинции, передаются из поколения в поколение, от отца к сыну.
   "Господин Гранмэзон?.. Его подпись надежна, как золото в слитках".
   Мегрэ как раз вошел в кабинет судовладельца. Мебель  в  стиле  ампир,
более подходящая для высокого начальства. На стенах фотографии кораблей,
статистические   данные,   разноцветные   графики   и   таблицы.   Мегрэ
прохаживался по  кабинету,  засунув  руки  в  карманы,  когда  в  дверях
показалось испуганное лицо какого-то старика, убеленного сединами.
   - Что это такое?..
   - Полиция! - бросил Мегрэ таким сухим тоном, как если бы  он  дорожил
контрастностью впечатления.  Он  увидел,  как  старик  весь  затрепетал,
полный смятения.
   - Не волнуйтесь. Речь идет о расследовании дела, которое мне  поручил
ваш патрон. Ведь вы...
   - Главный кассир, - поспешил подтвердить старик.
   - Это вы служите в компании вот уже...
   - Сорок два года. Я поступил сюда еще при господине Шарле.
   - Да-да. И это ваш кабинет направо? В сущности, сейчас  все  держится
на вас, ведь правильно? По крайней мере, мне так говорили.
   Здесь у Мегрэ все шло как по  маслу.  Достаточно  было  увидеть  дом,
затем старого слугу, чтобы обо всем догадаться.
   - Это естественно, не так ли? Когда господин Эрнест отсутствует...
   - Господин Эрнест?
   - Ну да, господин Гранмэзон, я знал его еще ребенком, вот и зову  его
господин Эрнест.
   Мегрэ как бы между прочим вошел в контору старика.  В  ней  вовсе  не
было роскоши, чувствовалось, что посетителей там не бывает. Но, с другой
стороны, письменный стол был завален кипами папок, среди которых  лежали
бутерброды,  завернутые  в  бумагу.  На  спиртовке   дымился   маленький
кофейник.
   - Вы здесь и обедаете, господин... Вот тебе и на,  вдруг  забыл  ваше
имя.
   - Бернарден... Но все меня зовут "папаша Бернар"... Я ведь живу один,
так что и на обед ходить домой незачем... Вот... А господин  Эрнест  вас
пригласил  по  поводу  мелкой  кражи  на  той  неделе?  Надо  было  меня
предупредить... Потому что сейчас  уже  все  уладилось...  Один  молодой
человек взял две тысячи франков в кассе... Его дядя возместил сумму...
   Молодой человек дал слово... Вы понимаете? В таком возрасте...  Да  и
дурные примеры были у него перед глазами...
   - Об этом мы еще поговорим... Прошу вас, продолжайте  ваш  обед...  В
общем, вы  были  доверенным  лицом  сначала  господина  Шарля,  а  потом
господина Эрнеста...
   - Сначала я был кассиром... Тогда у них не было главного кассира...
   Можно даже сказать, что должность эту ввели специально для меня...
   - Господин Эрнест единственный сын у господина Шарля?
   - Да, единственный сын. Была еще дочь, которая вышла замуж за  одного
промышленника из Лилля, но она умерла при родах, вместе с ребенком...
   - А господин Раймон?
   Старик удивленно поднял голову.
   - Как! Господин Эрнест вам говорил?.. Как  бы  там  ни  было,  папаша
Бернар стал сдержаннее.
   - Он не принадлежал к этой семье?
   - Кузен! Тоже Гранмэзон... Только состояния у него не было. Отец  его
умер где-то в колониях... Такое случается  во  всех  семьях,  не  правда
ли?..
   - Во всех! - подтвердил, не моргнув глазом, Мегрэ.
   - Отец господина Эрнеста в некотором роде усыновил юношу...  То  есть
подыскал ему здесь место...
   Мегрэ хотел большей  точности  в  изложении  событий  и  он  перестал
хитрить.
   - Минутку, господин Бернар! Позвольте, я соберусь с мыслями...
   Основатель "Англо-Нормандской компании" - господин Шарль Гранмэзон...
   Так? У господина Шарля Гранмэзона единственный сын, каковым  является
господин Эрнест, в настоящее время глава компании...
   - Да...
   Старик начал теряться. Его удивлял этот тон.
   - Так! У господина Шарля был брат, который умер в  колониях,  оставив
также единственного сына - Раймона Гранмэзона.
   - Да... Я не...
   - Подождите! Да  ешьте,  прошу  вас.  Господин  Раймон,  сирота,  без
состояния, принят в дом своего дяди. Ему дают место  в  компании.  Какое
именно?
   Некоторое замешательство.
   - Гм... Его назначили в отдел фрахтования, кем-то вроде начальника.
   - Так! Господин Шарль умирает. Господин Эрнест ему наследует.
   Господин Раймон все еще здесь.
   - Да.
   - Происходит ссора! Минутку!  Господин  Эрнест  уже  женат  в  момент
ссоры?
   - Не знаю, имею ли право...
   - А я бы вам советовал говорить, если вы не хотите  на  старости  лет
иметь  неприятности  с  правосудием,  -  Правосудием?  Господин   Раймон
вернулся?
   - Неважно. Господин Эрнест уже был женат?
   - Нет. Еще не был.
   - Так! Господин Эрнест  -  глава  компании.  Его  кузен  -  начальник
отдела. Что происходит?
   - Я не думаю, что в праве...
   - Я даю вам это право.
   - Такое бывает во всяких  семьях...  Господин  Эрнест  был  человеком
серьезным, как его отец.  Даже  в  том  возрасте,  когда  обычно  делают
глупости, он уже был таким.
   - А господин Раймон?
   - Прямая противоположность!
   - Ну и?..
   - Об этом здесь  знаю  только  я  да  и  сам  господин  Эрнест.  Были
обнаружены нарушения в отчетности... Серьезные нарушения.
   - И?..
   - Господин Раймон исчез... Иначе говоря, вместо того чтобы отдать его
в руки правосудия, господин Эрнест  попросил  его  отправиться  жить  за
границу...
   - В Норвегию?
   - Не знаю... О нем я больше ничего не слышал...
   - Вскоре господин Эрнест женился?
   - Именно так... Через несколько месяцев...
   Стены были уставлены полками с досье зловещего зеленого цвета. Старый
клерк ел без всякого аппетита. Он был встревожен и  сердился  на  самого
себя при мысли, что помимо своей воли уже столько рассказал.
   - Когда это произошло?
   - Дайте подумать... Это было в те годы, когда расширяли канал...
   Пятнадцать лет тому назад... Немного меньше...
   Уже некоторое время над головой слышался звук шагов.
   - Это в столовой? - спросил Мегрэ.
   - Да...
   И вдруг поспешные шаги, глухой удар, звук падающего на пол тела.
   Папаша Бернар побледнел, как лист бумаги, в  которую  были  завернуты
его бутерброды.

XIII. ДОМ НАПРОТИВ

   Господин Гранмэзон был мертв. Вытянувшееся  на  ковре  тело  казалось
огромным - голова  около  ножек  стола,  ноги  -  у  окна.  Крови  всего
несколько капель. Пуля  прошла  между  ребрами  и  попала  в  сердце.  В
нескольких сантиметрах от него лежал револьвер, выпавший из рук  мэра  в
момент падения.
   Госпожа Гранмэзон не  плакала.  Она  стояла,  опираясь  на  массивный
камин, и смотрела на мужа, как будто еще не осознала случившегося.
   - Кончено! - просто сказал Мегрэ,  выпрямляясь.  Строгий  и  грустный
салон. Темные шторы на окнах, сквозь  которые  проникал  сизоватый  свет
дня.
   - Он с вами говорил?
   Она отрицательно покачала головой. Затем с трудом прошептала:
   - Когда мы вернулись, он  все  ходил  взад  и  вперед.  Два-три  раза
повернулся ко мне, и я подумала, что он собирается мне что-то сказать. А
потом он вдруг выстрелил, но я даже не видела револьвера...
   Она говорила так, как говорят очень взволнованные женщины,  когда  им
трудно следить за ходом своих мыслей. Но глаза ее оставались сухими.
   Было очевидно, что  она  никогда  не  любила  Гранмэзона,  во  всяком
случае, настоящей любви здесь не было. Он был ее мужем, и она  исполняла
свой долг перед ним. Привычка  совместной  жизни  породила  своего  рода
чувство привязанности. Но перед телом этого человека она была далека  от
того душераздирающего горя, которое свидетельствует о страстном чувстве.
   Госпожа  Гранмэзон,  неподвижно  глядя  в  пустоту  и  чувствуя  себя
совершенно