л повидать только то, что может быть доступно бедному студенту... Она приучила меня к другому образу жизни, ввела в другое общество.
     - Что же произошло, когда вы, наконец, добрались до улицы Лопер?
     - Я не знал, вернулась ли домой Кристина. Это было маловероятно, и я подумал, что мне придется ее подождать... Эта мысль меня немного успокоила. Ведь мне необходимо было набраться смелости...
     - С помощью алкоголя?
     - Хотя бы и так. Если уж начал пить, то всегда кажется, что лишняя рюмка придаст тебе больше смелости. Но перед домом я увидел кадиллак...
     - В доме был свет?
     - Только в комнате Карлотты, на самом верху. Я отпер дверь своим ключом.
     - Вы закрыли дверь на засов?
     - Я ожидал этого вопроса. То же самое у меня спросили утром. Думаю, что закрыл, машинально, по привычке. Но как закрывал - совсем не помню.
     - Вы все еще не знали, который час?
     - Нет. На часы я взглянул уже только в холле. Было без пяти минут десять.
     - Вас не удивило, что жена так рано вернулась?
     - Нет. Для нее не существовало установленных правил, и трудно предвидеть, что ей вздумается...
     Он продолжал говорить о ней в настоящем времени, словно она была жива.
     - Вы обыскали наш дом? - спросил он у комиссара.
     Мегрэ удалось осмотреть особняк на улице Лопер только поверхностно.
     Ведь до него туда уже приехали представители прокуратуры, доктор Поль, квартальный комиссар и семь или восемь экспертов из Отдела установления личности.
     - Нужно сходить туда еще раз, - проворчал он.
     - В первом этаже вы увидите бар...
     Весь первый этаж состоял из единственной не правильной формы комйаты, выступы стен образовали укромные уголки, и Мегрэ действительно запомнился довольно большой бар, почти такой же, какие можно видеть на Елисейских полях...
     - Я налил себе стакан виски... Моя жена только виски и пьет...
     Опустившись в кресло, я решил посидеть и отдышаться...
     - Вы зажгли лампы?
     - Войдя, я зажег свет в холле, но тут же погасил. На окнах нет ставень, а в десяти метрах от дома - уличный фонарь, который довольно ярко освещает комнату... Кстати, было почти полнолуние. Помнится, я несколько минут смотрел на луну и даже призывал ее в свидетели... Потом поднялся, чтобы налить еще... У нас большие рюмки... С рюмкой в руке я снова сел в кресло и продолжал размышлять... В таком положении, господин комиссар, я и заснул... Инспектор, который допрашивал меня утром, этому не поверил и посоветовал мне изменить мою систему защиты, а когда я продолжал настаивать на своем, он рассердился... Однако же, это правда... Если драма произошла в то время, пока я спал, то я ничего не слышал... Мне ничего не снилось... Я ничего не помню... В сознании у меня образовался какой-то провал, иначе это не назовешь... Проснулся я от боли в боку, совсем разбитый... Некоторое время я даже не сознавал, где нахожусь... Потом поднялся...
     - Вы чувствовали, что пьяны?
     - Не могу утверждать... Сейчас все это кажется мне кошмаром... Я зажег свет, подумал, не налить ли себе / еще виски... Потом выпил стакан воды и, наконец, стал подниматься по лестнице.
     - Хотели разбудить жену, чтобы с нею посоветоваться?
     Жоссе не ответил и с удивлением, даже с укоризной посмотрел на комиссара. Казалось, он хотел сказать:
     - И это у меня спрашиваете вы?
     А Мегрэ, слегка смущенно, пробормотал:
     - Продолжайте!
     - Я вошел в свою комнату, зажег свет и посмотрел на себя в зеркало.
     Мне стало противно при виде своего небритого лица и провалившихся глаз.
     У меня болела голова. Машинально я толкнул дверь в спальню Кристины и увидел то, что вы видели сегодня утром...
     В кабинете Мегрэ воцарилось молчание. Даже не верилось, что за окном в том же ритме продолжается жизнь, весело светит солнце, пахнет весной.
     Под мостом Сен-Мишель, несмотря на шум, спали двое бродяг, накрыв головы газетами, а двое влюбленных, сидя на каменном парапете, свесили ноги над водой, в которой дрожали их отражения.
     - Постарайтесь не упустить никаких подробностей, - посоветовал комиссар.
     Жоссе знаком дал понять, что постарается.
     - Вы зажгли свет в комнате жены?
     - Нет. У меня не хватило смелости.
     - Вы подошли к ее постели?
     - Я и издали видел достаточно.
     - Вы не удостоверились, действительно ли она мертва?
     - Это было очевидно.
     - Какова была ваша первая реакция?
     - Позвонить по телефону... Я даже подошел к аппарату и снял трубку...
     - Куда вы собирались звонить?
     - Не знаю... О полиции я сразу и не подумал... Наверное, я собирался позвонить нашему врачу, доктору Баделю... Он наш приятель...
     - Почему же вы ему не позвонили? Он ответил со вздохом:
     - Не знаю.
     Опустив голову на руку, он либо действительно размышлял, либо искусно разыгрывал комедию.
     - Наверно, не знал, как смогу произнести эти слова. Да и что я мог сказать? Только что убили Кристину... Приходите...
     Тогда бы мне стали задавать вопросы... Дом наводнили бы полицейские... У меня не было сил отвечать им... Мне казалось, что если со мной обойдутся хоть сколько-нибудь резко, я свалюсь с ног...
     - Но ведь вы же были не один в доме... Этажом выше спала горничная...
     - Все это так... Теперь все мои действия кажутся нелогичными. И все-таки в ту минуту они были продиктованы какой-то логикой, ведь я был в здравом уме... Я размышлял, я убеждал себя, что никто мне не поверит, что меня сейчас же арестуют, станут допрашивать, бросят в тюрьму... А я так устал!.. Если бы меня оставили в покое хоть на несколько часов или на несколько дней... Я не собирался скрываться, а хотел только выиграть время... Наверное, такое состояние и называется паникой? Вам никто не рассказывал что-либо подобное?
     Жоссе знал, что до него в этом кабинете побывало много людей, таких же усталых, таких же затравленных, которые, слово за словом, монотонно излагали цепь переплетающихся лжи и правды.
     - ...Я вымыл лицо холодной водой... Еще раз посмотрел на себя в зеркало... Потом провел рукой по щекам и стал бриться...
     - Ответьте точно, почему вы вдруг стали бриться?
     - Я лихорадочно искал выход, но мысли путались, хотя я старался быть собранным... Я решил уехать... Только не на машине, потому что меня могли бы сразу выследить... кроме того, я не выдержал бы, если бы пришлось находиться за рулем в течение нескольких часов. Самое простое было сесть на любой самолет в Орли... Мне часто приходилось выезжать по делам, иногда неожиданно, поэтому у меня в паспорте всегда заготовлено несколько виз... Я стал прикидывать, сколько времени понадобится, чтобы добраться до Орли... При себе у меня денег не было, может быть, только двадцать или тридцать тысяч франков. Вряд ли было больше и в спальне жены, потому что мы привыкли рассчитываться чеками... Это могло осложнить дело... Такие мысли мешали мне осознать то, что случилось с Кристиной. Мысли всегда сосредоточиваются на подробностях... Из-за этих подробностей я и стал бриться... Таможенники в Орли меня знают... Они привыкли видеть меня аккуратным, даже, может быть, чересчур, и ло, что я отправляюсь в путешествие небритым, могло бы показаться подозрительным... Мне пришлось заехать в контору на авеню Марсо... Если в сейфе и не было состояния, то несколько сотен тысяч франков лежали там наверняка. Для большего правдоподобия нужен был чемодан, и я сунул туда костюм, белье и туалетные принадлежности... Я подумал о своих часах... У меня их четыре пары, из которых две довольно ценные... Они могли пригодиться на случай безденежья... Часы напомнили мне о драгоценностях жены... Трудно было предвидеть, что произойдет... А вдруг самолет занесет меня на другой край Европы или в Южную Америку... Я еще не знал, брать ли с собой Аннет...
     - А вы собирались взять ее с собой?
     - Кажется, да... Отчасти, чтобы только не быть одному... А потом из чувства долга...
     - Не из любви к ней?
     - Не думаю... Я говорю вам честно... Наша любовь, это было...
     Сделав небольшую паузу, Жоссе продолжал:
     - Наша любовь ограничивается очень четкими рамками: ее присутствием в моем кабинете, поездками по утрам в моей машине с улицы Коленкур по авеню Марсо и нашими пирушками в ее маленькой квартирке... Я не представлял себе Аннет рядом с собой, например, в Брюсселе, Лондоне или Буэнос-Айресе...
     - И все же вы хотели взять ее с собой?
     - Может быть, из-за обещания, данного ее отцу... Потом я вдруг испугался, что он мог заночевать у дочери... Что я ему скажу, если столкнусь там с ним лицом к лицу среди ночи...
     - Вы захватили с собой драгоценности вашей жены?
     - Не все. Те, что лежали в ящике туалета, иначе говоря, те, которые она носила недавно...
     - Больше вы ничего не делали? Он колебался, опустив голову:
     - Нет... Больше ничего не припоминаю... Погасил свет... Бесшумно спустился вниз... Подумал, не выпить ли еще перед отъездом, потому что меня мутило... но воздержался...
     - Вы взяли свою машину?
     - Нет, решил не брать из предосторожности. Вдруг Карлотта услышит шум мотора и спустится вниз... У Отейской церкви стоянка такси, туда я и направился...
     Он взял свою пустую рюмку и робко протянул ее Мегрэ:
     - Не нальете ли еще?

Глава IV

Как Адриен Жоссе провел остаток ночи

     Однажды, когда зашел разговор о знаменитых непрерывных допросах, во французской полиции и не менее известных допросах третьей степени в Америке, Мегрэ сказал, что из подозреваемых в преступлении больше всего шансов выпутаться всегда имеют дураки. Эту шутку услышал какой-то журналист, и с тех пор она периодически воспроизводилась в печати в различных вариантах.
     В действительности же Мегрэ считал тогда, да и теперь был того же мнения, что человек неразвитый по природе своей недоверчив, держится настороженно, отвечает на вопросы немногословно, не заботясь о правдоподобии, а если поймаешь его на противоречии, он обычно не сдается и упорно отстаивает свои показания. Напротив, человек умный всегда испытывает необходимость объясниться, рассеять сомнения у своего собеседника. Желая во что бы то ни стало убедить его в своей правоте, он забегает вперед, не дожидаясь вопросов, которые он предвидит, выкладывает слишком много подробностей и, любою ценою стараясь построить связную версию, в конце концов невольно разоблачает себя.
     Когда логика начинает ему изменять, он чаще всего теряется и, устыдившись самого себя, признается.
     Адриен Жоссе тоже забегал вперед, стараясь во что бы то ни стало объяснить факты и поступки, на первый взгляд кажущиеся ничтожными.
     Порою он даже подчеркивал их нелогичность, иногда вслух объясняя причины.
     Виновный или невиновный, он достаточно представлял себе технику расследования, чтобы знать: раз машина уже пущена в ход, рано или поздно она захватит своими зубьями даже самые незначительные факты и поступки, имевшие место этой ночью.
     Жоссе так горячился, стараясь ничего не упустить, что Мегрэ пришлось два или три раза прерывать эту исповедь, которая по воле комиссара оказалась несколько преждевременной.
     Обычно, перед тем как назначить время допроса, Мегрэ предпочитал иметь более или менее ясное представление о деле. Сегодня же ему едва удалось бегло осмотреть дом на улице Лопер, он ничего не знал об его обитателях и выяснил слишком мало подробностей о совершенном преступлении.
     Комиссар еще никого не допрашивал по делу: ни горничную-испанку, ни мадам Сиран. Он ничего не знал о соседях, не видел ни Аннет Дюше, ни ее отца, приехавшего из Фонтенэ-ле-Конт по какому-то таинственному вызову.
     Предстояло еще ознакомиться с предприятием по производству медикаментов Жоссе и Вирье на авеню Марсо, поговорить с друзьями Жоссе-большим количеством разных лиц, среди которых были и довольно важные персоны.
     Должно быть, доктор Поль уже закончил вскрытие и удивлялся, что до сих пор не звонит Мегрэ, у которого всегда не хватало терпения дождаться письменного заключения судебного медика. Наверху, в Отделе установления личности, уже обрабатывали полученный утром материал.
     Нет сомнения, что Торранс, Люка и десять других инспекторов, согласно установленному порядку, допрашивали теперь в своих кабинетах на набережной Орфевр горничную Карлотту и других, менее значительных свидетелей.
     Мегрэ, конечно, мог прервать допрос и пойти узнать новости. Даже Лапуэнт, склонившийся над блокнотом, в котором стенографировал показания Жоссе, удивлялся долготерпению комиссара, который так спокойно слушал фармацевта, ничего не проверяя, не пытаясь поставить его в затруднительное положение.
     Вопросы, которые он задавал Жоссе, редко были связаны с расследованием, а некоторые, казалось, имели только отдаленное отношение к событиям, происшедшим ночью.
     - Скажите, мсье Жоссе, я полагаю, что в вашей конторе на авеню Марсо или в лабораториях в Сен-Мандэ иногда приходится увольнять кого-нибудь из рабочих или служащих?
     - Как и на любом предприятий...
     - Этим занимаетесь лично вы?
     - Нет, я предоставляю это мсье Жюлю.
     - У вас иногда случались трудности коммерческого порядка?
     - Это также неизбежно. Например, три года назад пошли слухи, что в одном из наших лекарств найдена какая-то примесь и зарегистрированы несчастные случаи...
     - А кому пришлось в этом разбираться?
     - Мсье Жюлю...
     - Но ведь он, как я понимаю, заведующий персоналом, а не коммерческий директор. Потому можно сделать вывод...
     Мегрэ на минуту остановился и, подумав, продолжал:
     - Вы не любите сообщать людям неприятные вещи, не так ли? И вот, очутившись лицом к лицу с мсье Дюше на улице Коленкур, вы вместо того, чтобы откровенно объясниться с ним, обещали ему первое, что пришло вам в голову, сказали, что разведетесь с женой и женитесь на его дочери.
     Увидев, что ваша жена убита, вы не подошли к кровати, даже не включили свет. Вашей первой мыслью было бежать...
     Жоссе низко опустил голову.
     - Это верно... Меня охватила паника... Я не могу найти другого слова.
     - Вы взяли такси возле Отейской церкви?
     - Да. Серая машина марки четыреста три... Шофер говорил с южным акцентом.
     - Вы велели везти вас на авеню Марсо?
     - Да.
     - Который был час?
     - Не знаю.
     - Но ведь вы, вероятно, не раз проезжали мимо светящихся уличных часов. Вы собирались сесть на самолет. Вам часто приходится летать, следовательно, вы знаете расписание некоторых рейсов... Время имело для вас большое значение.
     - Я все это прекрасно понимаю, но не нахожу объяснений. На деле все это происходит не так, как мы себе это представляем в спокойном состоянии.
     - Вы попросили шофера подождать вас на авеню Марсо?
     - Нет. Мне не хотелось привлекать внимания. Я заплатил по счетчику и прошел через тротуар к подъезду. В какое-то мгновение мне показалось, что я забыл ключ, и я стал шарить по карманам.
     - Это вас испугало?
     - Нет. Я собирался уехать, но подумал: значит, не судьба. Кстати, ключ оказался в другом кармане, куда я его никогда раньше не клал. Я отпер дверь и вошел.
     - Вы не стали будить швейцара?
     - Нет. Я поднялся к себе, открыл сейф, взял четыреста пятьдесят тысяч франков, которые там лежали, и подумал, куда бы их спрятать на случай, если меня станут обыскивать в таможне. Впрочем, особого значения я этому на придавал. Ведь меня никогда не обыскивали. Я сел в свое кресло и огляделся вокруг. Так я сидел минут десять.
     - Тогда-то вы и решили, что никуда не поедете?
     - Я слишком устал... У меня не хватило пороху...
     - Не хватило пороху на что?
     - На то, чтобы добраться до Орли, взять билет, ожидать самолета, предъявить свой паспорт, каждую минуту бояться...
     - Бояться быть арестованным?
     - Бояться, что меня начнут расспрашивать. Я все время думал о том, что Карлотта могла спуститься вниз. Даже если бы я сошел с самолета в каком-нибудь иностранном порту, меня могли бы допросить и там. В лучшем случае мне пришлось бы начинать новую жизнь, одному...
     - И вы снова положили деньги в сейф?
     - Да.
     - Что вы сделали потом?
     - Мне некуда было девать чемодан... Хотелось пить... Настолько, что это стало навязчивой идеей... Хотя перед тем от спиртного мне стало только хуже, я был убежден, что если сейчас выпью немного, ко~мне вернется самообладание... Мне пришлось дойти до площади Этуаль, чтобы опять взять такси. Я сказал шоферу: "Остановитесь сначала у какого-нибудь бара". Машина проехала не больше двухсот метров. Я оставил чемодан и вошел. Метрдотель предложил мне сесть за столик, но я отказался. Облокотившись о стойку бара, я заказал виски. Я выпил две рюмки. Заплатил. Вышел и опять сел в свое такси. Шофер спросил: "На какой вокзал поедем?".
     Поезжайте в Отей... по улице Шардон-Лагаш. Я скажу вам, где остановиться". Из-за чемодана я и в самом деле казался себе преступником. Мы не доехали метров ста пятидесяти до моего дома, и перед тем, как войти, я удостоверился, что в доме было по-прежнему темно. Все было тихо. Я зажег только те лампы, без которых не мог обойтись, положил на место драгоценности жены, вынул из чемодана свою одежду и туалетные принадлежности. Полагаю, что отпечатки моих пальцев будут обнаружены на туалете и на драгоценностях, если уже не обнаружены.
     - Значит, вы снова вошли в комнату жены?
     - Это было необходимо.
     - Вы не стали смотреть на нее?
     - Нет.
     - Вам по-прежнему не пришло в голову позвонить в полицию?
     - Я опять искал причины для оттяжки...
     - Что вы делали потом?
     - Вышел из дома и ходил по улицам.
     - В каком направлении?
     Жоссе медлил с ответом, а Мегрэ, внимательно смотревший на него, нахмурился и с раздражением заметил:
     - Ведь речь идет о квартале, который вам хорошо знаком, где вы живете вот уже пятнадцать лет. Даже если вы были озабочены или взволнованы, вы должны были запомнить места, по которым проходили.
     - Ясно помню мост Мирабо, но не очень представляю себе, как я там очутился.
     - Вы прошли по мосту?
     - Не до конца. Дойдя до середины, я облокотился на парапет и стал смотреть, как течет Сена.
     - О чем вы думали?
     - О том, что, по всей вероятности, буду арестован и что в течение недель, если не месяцев, мне придется выпутываться из мучительных и тягостных осложнений...
     - Потом вы вернулись обратно?
     - Да. Мне очень хотелось выпить еще рюмку перед тем, как отправиться в комиссариат, но в этом районе все уже было закрыто;
     - У Аннет Дюше есть телефон?
     - Да, я ей поставил.
     - У вас ни на минуту не было желания позвонить ей и все рассказать?
     Жоссе подумал.
     - Может быть... Не помню... Во всяком случае, я ей не позвонил.
     - Вы ни разу не задали себе вопрос, кто мог убить вашу жену?
     - Нет, я больше всего терзался тем, что в этом обвинят меня.
     - Судя по рапорту, который лежит у меня перед глазами, в половине четвертого ночи вы явились в полицию Отейя, которая находится на углу бульвара Экзельман и улицы Шардон-Лагаш. Вы показали ваш) визитную карточку дежурному бригадиру и заявили, что хотите поговорить лично с комиссаром.
     Вам ответили, что в такой час это невозможно, и проводили вас в кабинет инспектора Жанне.
     - Он не назвал своего имени.
     - Инспектор задал вам несколько вопросов, а когда вы вручил" ему ключ от дома, послал машину на улицу Лопер... У меня здесь более подробные показания, которые вы затем дали... Я с ними еще не познакомился... Они соответствуют истине?
     - Полагаю... В кабинете было очень жарко... Я вдруг почувствовал себя каким-то обрюзгшим, и мне безумно захотелось спать... Инспектор задавал вопросы то грубо, то с иронией, меня это раздражало...
     - Вы, кажется, действительно проспали два часа.
     - Не знаю, сколько времени я спал.
     - Вам нечего больше добавить?
     - Пожалуй, нет... Может быть, позднее я вспомню что-нибудь... Мне кажется, что все оборачивается против меня, что мне никогда не удастся восстановить правду... Я не уб