онил в дверь квартиры.
   Увидя перед собой двух мужчин, Клер побагровела от ярости и наверняка
бы захлопнула дверь перед носом у Мегрэ, не выстави он предусмотрительно
ногу.
   - Мадам...
   - Мне нет дела до нее. Если вы умеете читать, прочтите эту бумагу.
   Это постановление на обыск, выданное судебным следователем.  Если  вы
не хотите предстать перед судом за сопротивление властям...
   - Что вы хотите осмотреть?
   - Вы мне не нужны. Квартиру я знаю.
   И в сопровождении Лапуэнта комиссар направился на половину нотариуса.
   Больше  всего  его  интересовал  кабинет.  Из  мебели   -   маленький
письменный стол красного дерева, где было четыре закрытых на ключ ящика.
   - Открой окно, ладно? Здесь пахнет затхлостью.
   Мегрэ перепробовал три ключа, прежде чем подобрал подходящий. В ящике
лежала только именная почтовая бумага, конверты и  две  ручки,  одна  из
которых была из литого золота.
   Содержимое второго ящика оказалось более интересным.  Там  находилось
несколько любительских фотографий, сделанных в  большинстве  случаев  на
Лазурном берегу в парке огромной виллы в стиле начала века. Натали  была
лет на двадцать моложе, а нотариус, без пиджака, был похож на студента.
   На  обороте  значилось:  "Флорентина";  так,   по   всей   видимости,
называлась вилла.
   На одной из  фотографий  рядом  с  семейной  парой,  совсем  рядом  с
Сабен-Левеком, стояла эльзасская овчарка.
   Только сейчас Мегрэ осознал, что в доме не было ни кошки, ни собаки.
   Он уже собирался  закрыть  ящик,  когда  обнаружил  в  самой  глубине
маленькую фотографию, как на паспорт, - такие фотографии можно сделать в
фотоавтомате. На ней тоже была изображена Натали,  еще  моложе,  чем  на
каннских фотографиях, выглядела она на ней  совершенно  иначе.  Нарочито
загадочная улыбка, вопросительный взгляд.
   На обороте - только одно слово или имя: "Трика".
   Судя по всему, это было прозвище, и выбрала  она  его  вовсе  не  для
того, чтобы поступить на место секретарши к адвокату с улицы Риволи.
   Когда она рассказывала Мегрэ о  своем  прошлом,  когда  называла  имя
своего мнимого прошлого хозяина и особенно когда ему стало известно, что
тот уже десять лет как умер, он  никак  не  мог  отделаться  от  чувства
беспокойства.
   Ей  в  тот  момент  было  известно,  что  адвоката  нет  в  живых,  и
опровергнуть ее слова некому. Возможно, она никогда не была  секретаршей
или стенографисткой.
   -  Взгляни-ка,  Лапуэнт.  Что  это  тебе  напоминает?  Инспектор   на
мгновение задумался.
   - Шикарную ципочку.
   - Таким образом, мы выяснили, где нотариус находил себе подружек.
   Мегрэ бережно уложил  фотографию  в  свой  бумажник.  Теперь  настала
очередь  левых  ящиков  письменного  стола.  В   верхнем   были   только
неиспользованные чековые книжки. Одна из них, правда, была закончена,  а
на  корешках  чеков  вместо  имени  получателя  всюду   значилось:   "На
предъявителя".
   Была и всякая ерунда наручные часы, запонки с маленьким желтым камнем
в центре каждой из них, резинки, марки.
   - Вас это забавляет?
   Это была она. Клер вытащила ее из постели. Натали только что  приняла
хорошую порцию коньяка; спиртным от нее несло на расстоянии трех шагов.
   - Добрый день, Трика.
   У нее хватило самообладания не выдать себя.
   - Не понимаю.
   - Это не имеет никакого  значения.  Вот,  прочтите.  Он  протянул  ей
постановление на обыск, которое она отпихнула.
   - Знаю. Горничная мне сказала. Располагайтесь, следовательно,  как  у
себя дома. Мое домашнее платье вы тоже собираетесь обыскивать?
   Выражение глаз у нее было другое, чем накануне. В  них  уже  не  было
беспокойства - в них был плохо скрываемый ужас. Губы у г-жи  Сабен-Левек
дрожали больше обычного, руки - тоже.
   - Я еще не закончил с этой половиной квартиры.
   - Мое присутствие вас смущает?..  Уже  давно  мне  не  представлялось
случая входить на эту половину дома.
   Мегрэ, не думая больше о ее присутствии, открывал и  закрывал  ящики,
перешел в гардеробную, двери куда так и остались распахнутыми.
   Там он обнаружил десятка три костюмов, преимущественно светлых тонов.
   Все они были от одного из известнейших парижских портных.
   - Можно подумать, что ваш муж не носил шляпы...
   - Поскольку я с ним никогда не выходила, мне это неизвестно...
   - Браво вашей вчерашней комедии перед журналистами!
   Несмотря на свое состояние, она, польщенная, не могла не улыбнуться.
   Кровать была низкой и широкой, комната  со  стенами,  обитыми  кожей,
носила отпечаток ее принадлежности мужчине.
   Можно было подумать, что в ванной комнате еще накануне кто-то был.  В
стаканчике зубная щетка, на полочке-бритва, мыло для бритья и квасцы.
   Пол  был  из  белого  мрамора,   стены,   ванна   и   другие   детали
обстановкитоже. Большое  окно  выходило  в  сад,  который  Мегрэ  увидел
впервые.
   - Это ваш сад? - спросил он.
   - А чей же?
   Редко можно увидеть столь красивые деревья в частном парижском саду.
   - Кстати, Трика, в каком заведении вы обслуживали посетителей?
   - Мои права мне известны. Я не обязана вам отвечать.
   - Тем не менее отвечать следователю вам придется.
   - В этом случае я буду в сопровождении адвоката.
   - Значит, адвокат у вас уже есть?
   - Очень давно.
   - Тот, что с улицы Риволи? - с иронией спросил комиссар.
   Он не нарочно был с  нею  столь  суров.  Что  бы  он  ни  делал,  все
приводило ее в отчаяние.
   - Это мое дело.
   - Пойдем теперь к вам.
   Мимоходом комиссар успел прочесть названия нескольких книг,  стоявших
в стенном шкафу. Там были современные авторы - все из лучших, были книги
и на английском - нотариус, должно быть, свободно говорил на нем.
   Пройдя через малую  и  большую  гостиную,  они  оказались  в  будуаре
Натали, которая, так и не присев, не отрывала от полицейских взгляда.
   Мегрэ выдвинул несколько ящиков, в  которых  не  было  ничего,  кроме
каких-то безделушек.
   Мегрэ прошел в комнату. Кровать  была  такой  же  большой,  как  и  у
Сабен-Левека, но белой, равно как и вся  мебель.  В  ней  находилось  по
большей части очень тонкое постельное белье,  которое,  судя  по  всему,
было сшито по мерке.
   Что до ванной комнаты из серо-голубого мрамора, то в  ней  был  такой
беспорядок, как будто ею только что впопыхах пользовались. Тем не  менее
бутылка коньяка и рюмка по-прежнему стояли на столике.
   В гардеробной-платья, пальто, костюмы, тридцать-сорок  пар  обуви  на
специальных стеллажах.
   - Известна ли вам причина смерти вашего мужа? Сжав губы, Натали молча
смотрела на него.
   - Его ударили по голове тяжелым предметом, может быть монтировкой.
   Ударили не один раз, а десять, так что череп  буквально  разнесен  на
мелкие кусочки.
   Она  не  шелохнулась.  Застыв,  она   так   и   не   могла   оторвать
остановившегося взгляда от комиссара, и в эту минуту кто угодно  мог  бы
принять ее за безумную.
   Мегрэ заглянул в привратницкую.
   - Скажите, когда нотариус женился, у него ведь была собака, не правда
ли?
   - Отличная эльзасская овчарка. Он очень ее любил, и животное  платило
ему тем же.
   - Собака умерла?
   - Нет. Через несколько дней после их возвращения  из  Канн,  где  они
проводили медовый месяц, они его отдали...
   - Вам это не показалось странным?
   - Кажется, пес показывал клыки всякий раз, когда госпожа  Сабен-Левек
к нему подходила. Однажды он даже сделал вид, что хочет  ее  укусить,  и
порвал ей подол платья. Мадам очень испугалась. Это она  заставила  мужа
избавиться от собаки...
   Вернувшись к себе в кабинет,  комиссар  вызвал  фотографа  из  отдела
идентификации.  Сначала  Мегрэ  протянул  ему  каннскую  фотографию,  на
которой была запечатлена супружеская пара с собакой.
   - Сможете увеличить этот снимок?
   - Очень хорошо не получится, но узнать, кто  здесь  изображен,  будет
можно.
   - А этот? Это фотография для паспорта.
   - Сделаю что в моих силах. Когда вы хотите их получить?
   - Завтра утром.
   Фотограф вздохнул. Комиссару все всегда было нужно  срочно.  Фотограф
уже давно привык к этому.
   Г-жа Мегрэ тревожно поглядывала на мужа, что случалось с ней  всегда,
когда он вел трудное дело. Ее не удивляло его молчание, недовольный вид.
   Казалось, стоило Мегрэ оказаться дома, как он не знал  ни  куда  себя
деть, ни чем заняться.
   Он рассеянно жевал, и его жене случалось с улыбкой  интересоваться  у
мужа: "Ты - здесь?" - поскольку вид у него был отсутствующий.
   Сегодня он был не в настроении. Ей вспомнился один разговор,  который
вели двое мужчин однажды вечером, когда они обедали у доктора Пардона.
   - Есть одна вещь, - говорил Пардон, - которую я с трудом могу понять.
Вы представляете собой прямую  противоположность  служителю  правосудия.
Можно даже подумать, что,  задерживая  преступника,  вы  делаете  это  с
сожалением.
   - Да, бывает.
   - И тем не менее вы принимаете дела, которые ведете, близко к сердцу,
как будто это касается лично вас. Мегрэ ответил, не задумываясь:
   - Это потому, что каждый раз я переживаю человеческую жизнь. Вы  ведь
тоже считаете, что когда вас зовут к постели неизвестного больного,  это
касается вас лично. И разве вы не боретесь за его жизнь так,  как  будто
пациент - дорогое вам существо?
   Мегрэ устал, насупился. Правда, поглядев на труп в Гренельском порту,
было от чего прийти в плохое расположение духа даже судебно-медицинскому
эксперту.
   Мегрэ очень нравился Сабен-Левек, хотя он его и не знал.  В  лицее  у
комиссара был товарищ, который немного напоминал нотариуса по характеру.
   С виду он был  беспечным,  легкомысленным  человеком.  Он  был  самым
непослушным учеником в классе, прерывал учителя  или  рисовал  на  полях
тетрадок.
   Когда его на час выставляли за дверь, он  заглядывал  в  окно,  строя
рожи.
   Однако учителя на  него  не  сердились  и  в  конце  концов  начинали
хохотать. Правда, на экзаменах он всегда был в первой тройке.
   Нотариус, который вел до этого жизнь плейбоя, неожиданно женился.
   Почему? Любовь с первого взгляда? Или Натали, которую тогда  называли
Трика, действовала с удивительной ловкостью?
   На что она надеялась? На  светскую  жизнь  в  шикарной  квартире,  на
путешествия и модные курорты?
   Приблизительно после трех месяцев совместной жизни  наступил  момент,
когда Сабен-Левек снова начал гулять.
   Почему?
   Мегрэ задавал себе вопрос и не находил на него приемлемого ответа.
   Стала ли Натали постепенно показывать себя такой, какой была теперь?
   Прекратилось ли воцарившееся было  согласие  и  еще  через  некоторое
время они уже, если так можно выразиться, перестали  даже  разговаривать
друг с другом?
   Ни тот ни другой не потребовали развода.
   Кончилось  тем,  что  Мегрэ  заснул:  голова  его  раскалывалась   от
вопросов. Когда он встал, выпив в постели  первую  чашку  кофе,  которую
подала ему жена, шел мелкий дождь.
   - У тебя сегодня тяжелый день?
   - Может быть. Никогда не знаю, что меня ждет.
   Он взял такси. Это был знак.  Обычно  он  пользовался  автобусом  или
метро.
   Фотографии ждали его на  письменном  столе,  и  были  они  неожиданно
четкими. Мегрэ взял по одной и направился в другой конец  коридора,  где
находился кабинет Перетти. Перетти был начальником отдела светской жизни
и единственным, кто носил на пальце кольцо  с  желтым  бриллиантом,  как
будто люди, с которыми ему было положено встречаться, оказывали на  него
свое влияние.
   Это был красивый, еще не старый человек, с  очень  черными  волосами,
одевался он достаточно броско.
   - Привет! Давненько я тебя не видел!
   Это была правда. Кабинеты у  них  располагались  в  одном  и  том  же
коридоре, но виделись они редко, и чаще всего в пивной "У дофина".
   - Предполагаю, что эта особа тебе неизвестна.
   Перетти принялся изучать увеличенный портрет Натали и подошел к окну,
чтобы получше его рассмотреть.
   - Не жена ли это нотариуса, чью фотографию вчера опубликовали газеты,
только моложе?
   - Да, это она лет пятнадцать назад. А вот  она  с  мужем  несколькими
неделями или месяцами позже.
   Перетти так же внимательно изучил каннскую фотографию.
   - Ни об одном, ни о другом ничего не могу сказать.
   - Так я и думал. Но это не все. Я попросил своих людей составить  мне
список всех ночных заведений Парижа. Вот его копия. Есть  ли  среди  них
одно или не одно, где бы оставался тот же хозяин, что и  пятнадцать  лет
назад? Особенно меня интересует восьмой округ и его окрестности.
   Перетти проштудировал список.
   - Большинство этих кабаре тогда не существовало. Мода меняется.  Было
время, когда ночная жизнь  была  сосредоточена  на  Монмартре.  Потом  -
Сен-Жермен де Пре.
   Минутку... "Балдахин", улица Понтье. Он был уже тогда, и там  до  сих
пор заправляет один миленький  прохвост,  которого  никогда  нечем  было
попрекнуть.
   - Больше нет?
   - Еще "У мадемуазель". Авеню Великой Армии. Очень шикарное заведение,
держит его женщина, Бланш Боннар. Ей, наверное, за пятьдесят, но она  не
сдается. У нее еще одно  кабаре  на  Монмартре,  на  улице  Фонтен,  оно
попроще - "Сладкая дрожь".
   - Знаешь, где она живет?
   - У нее собственная квартира на  авеню  Ваграм,  и,  судя  по  всему,
обошлась она ей в кругленькую сумму.
   - Я оставлю тебе список.  У  меня  есть  еще  экземпляры.  Если  тебе
случайно что-нибудь придет в голову... Да, я забыл спросить,  где  живет
хозяин "Балдахина"?
   - Марсель Ленуар? В том же доме, что и его кабаре, на  четвертом  или
пятом этаже. Я  как-то  проводил  у  него  обыск  в  надежде  найти  там
наркотики.
   - Спасибо, старина.
   - Как твое дело?
   - Так себе.
   Мегрэ вернулся к себе в кабинет. Как обычно по утрам, он отправился с
докладом и, глядя на своего начальника, сидевшего в кресле, подумал, что
сам мог бы сидеть в нем через месяц.
   - Ну, что с этой историей  с  нотариусом,  Мегрэ?  Начальники  других
служб уже были там, каждый со своим досье.
   - Нисколько не продвинулась. Собираю сведения, которые,  может  быть,
пригодятся или не пригодятся никогда...
   Мегрэ отправил в газеты увеличенную фотографии) Натали с подписью:
   "Г-жа Сабен-Левек в двадцать лет".
   Затем он поднялся в архив, чтобы выяснить, есть ли карточка на ее имя
или на имя Трики. Ничего не было. Сведений о судимости не  было,  и  она
никогда ни по какому поводу не привлекалась к суду.
   - Отвезешь меня на улицу Понтье?
   За шофера у него всегда был Лапуэнт или Жанвье, потому что сам  Мегрэ
никогда не садился за руль. Машину он недавно  купил,  чтобы  в  субботу
вечером или в воскресенье утром отправляться в свой  маленький  домик  в
Мен-сюр-Луар, но вела ее г-жа Мегрэ.
   - Что-нибудь новенькое, шеф?
   - Поедем повидаться с владельцем одного ночного заведения. Он  держал
его еще двадцать лет назад.
   Жалюзи  на  окнах  кабаре  были  опущены,  но  рядом  с  дверью  были
выставлены большие фотографии почти обнаженных женщин.
   Они вошли через главный вход. Привратница отправила их  на  четвертый
этаж, дверь слева. Открыла им невысокая служанка, одетая с  сомнительной
опрятностью.
   - Месье Ленуар? Не знаю, сможет ли он  принять  вас.  Он  только  что
встал и сейчас завтракает.
   - Скажите ему, что комиссар Мегрэ...
   Мгновение спустя Ленуар уже встречал посетителей в коридоре.  Был  он
огромным,  очень  толстым  и  выглядел  тоже  достаточно  неопрятно.  На
полинявшую пижаму был надет старый бордовый халат.
   - Чем обязан честью?
   - Дело не в чести. Продолжайте завтракать.
   - Мне неловко принимать вас так.
   Ленуар  был  старым  прохвостом,  который  двадцать  пять  лет  назад
содержал публичный дом. Теперь ему было лет шестьдесят, а поскольку  был
он небрит и еще заспан, то выглядел старше.
   - Не пройдете ли сюда...
   Квартира выглядела столь же неряшливо, как и ее хозяин, -  беспорядок
царил повсюду. Они вошли в небольшую столовую, окно которой выходило  на
улицу.
   От яйца всмятку осталась только скорлупка, и Ленуар  разбил  верхушку
второго.
   - По утрам мне необходимо прийти в себя... Он потягивал черный  кофе,
а в пепельнице лежали окурки сигарет.
   - Ну, так вы что-то говорили?..
   - Я покажу вам одну фотографию, а вы мне скажете, напоминает  ли  она
вам кого-нибудь.
   Мегрэ протянул ему увеличенный портрет Натали.
   - Пожалуй, это лицо мне знакомо. Как ее зовут?
   - В то время-пятнадцать лет назад - она называла себя Трика.
   - У всех у них мания выбирать прозвища как можно смешнее. Трика!
   - Вы ее узнаете?
   - По правде сказать, нет.
   - Ее имя не может оказаться где-нибудь в ваших книгах?
   Ел Ленуар неопрятно:  подбородок  и  отворот  халата  были  запачканы
желтком.
   - Вы что думаете, я записываю имена всех девок, что прошли через  мое
кабаре? Эти бабы - они то есть, то их нет. Многие из них выходят  замуж,
и можно только удивляться, какие удачные устраивают себе браки.  У  меня
была одна, так она стала герцогиней в Англии.
   - У вас и фотографий их нет?
   - Почти все забирают их у меня, когда уходят. Ну а  другие  я  рву  и
швыряю в корзину.
   - Благодарю вас, Ленуар.
   - Было очень приятно...
   Ленуар поднялся с набитым ртом и проводил их до лестничной площадки.
   - На авеню Ваграм, тридцать один.
   Это был большой буржуазный дом, где среди прочих проживали два врача,
дантист и специалист по составлению налоговых деклараций.
   - Вы от кого? - спросила служанка, одетая как театральная субретка.
   - Я Мегрэ.
   - Полицейский?
   - Да.
   Бланш Боннар была занята не завтраком, а телефонным разговором.  Было
слышно, как она говорит в одной из комнат:
   - Да... Да... Дорогой мой,  не  могу  я  просто  так  брать  на  себя
обязательства.  Мне  необходимы  более   точные   сведения,   необходимо
связаться с моим архитектором... Да... Нет, не знаю, сколько мне на  это
потребуется времени... Я  увижу  тебя  сегодня  вечером  в  кабаре?  Как
хочешь... Bye... .
   Она вышла к ним навстречу,  и  звук  ее  шагов  заглушался  дорожкой,
которая  закрывала  повсюду  разноцветные  ковры.  Бланш  Боннар   долго
разглядывала Мегрэ, обратив внимание на Лапуэнта только ради приличия.
   - Вам повезло, что я  уже  встала.  Обычно  я  поднимаюсь  с  постели
поздно, но сегодня у меня свидание с моим поверенным. Проходите.
   Гостиная была мягкой, слишком мягкой на вкус Мегрэ.  Хозяйке,  как  и
Ленуару, наверное, перевалило за пятьдесят, но она не думала  сдаваться,
что было заметно, даже когда она  была  в  утреннем  туалете.  Она  была
хорошо сложена и, несмотря на свою толщину, не выглядела отталкивающе, а
глаза у нее были и вовсе красивы.
   - Дело Сабен-Левека, не гак ли? Я ждала вас со дня  на  день,  но  не
предполагала, что вы докопаетесь так быстро.
   Она закурила сигарету с золоченым фильтром.
   - Можете курить. Это не мешает даже моему попугаю...  Когда  я  вчера
увидела  в  газетах  фотографию,  я  сразу  смекнула,  что  к  чему,   и
удостоверилась, что не ошиблась.
   - Вы знали госпожу Сабен-Левек, когда она называла себя Трикой?
   - Еще бы!
   Она встала, прошла в другую комнату и вернулась с громадным альбомом.
   - Память у меня не очень хорошая, поэтому я все храню.  У  меня  пять
таких альбомов, набитых фотографиями. Держите.
   Она  протянула  Мегрэ  раскрытый  альбом.  На  странице  справа  была
приклеена одна из тех фотографий, что делают в кабаре.
   Это  была  действительно   Натали,   еще   молоденькая,   наивная   и
непосредственная. На ней было  платье  с  глубоким  декольте,  в  вырезе
которого была видна грудь.
   Рядом с ней, слегка нагнувшись, Сабен-Левек. На столике - ведерко для
шампанского и бутылка.
   - Познакомилась она с ним здесь. Она уже месяца два была танцоркой.
   - Знаете, откуда она приехала?
   - Да. Из Ниццы, где работала в довольно неприглядном кабаре.
   - Она была с вами откровенна?
   - Все они со мной откровенны. Большинство из них одиноки,  довериться
некому. Тогда они и обращаются к мамаше