"Гилморе"?
   - Нет.
   - Эти служебные ключи, которые ты взял у них в коридоре, у тебя?
   Ну-ка, отдай их мне. Он сейчас же протянул их Мегрэ.
   - Торт вкусный?
   - Очень...
   Он сидел с  набитым  ртом.  Ален  был  еще  ребенком,  который  не  в
состоянии устоять перед сладким, и сейчас он целиком погрузился  в  свой
торт.
   - Отец часто встречался с Дельтелем?
   - Я видел, как он два раза ходил к нему.
   Нужно ли было открывать ему всю правду? Было совершенно очевидно, что
депутат, жена которого потребовала развода и который должен был остаться
без  копейки  и  без  особняка  на  авеню  Анри-Мартен,  торговал  своим
влиянием.  Для  него  этот  шантаж  был  гораздо  серьезнее,   чем   для
кого-нибудь другого,  потому  что  вся  его  политическая  карьера  была
построена на разоблачении чужих злоупотреблений и скандалов.
   Может быть, Жанна Дебюль слишком зарвалась? У Мегрэ по  этому  поводу
были другие мысли.
   - Твой отец никогда не говорил,  что  он  хочет  изменить  ваш  образ
жизни?
   Оторвавшись от торта, Ален недоверчиво взглянул на него.
   - Что вы этим хотите сказать?
   - Раньше он периодически заявлял, что теперь все переменится, а затем
наступило время, когда он потерял веру в свою счастливую звезду.
   - Он все-таки продолжал надеяться.
   - Но уже меньше?
   - Да.
   - А последнее время?
   - Он раза два или три говорил о том, что мы уедем на юг.
   Мегрэ больше не настаивал.  Это  уже  было  его  дело.  Он  не  хотел
сообщать Алену свои выводы.
   Франсуа Лагранж, который  два  года  "работал"  на  Дебюль,  подбирая
только крохи, возможно, решил повести дело на свой риск.
   Предположим, Жанна  Дебюль  приказала  ему  потребовать  у  Дельтеля,
который был лакомым куском, сто тысяч франков... а барон мог потребовать
миллион? Или еще больше? Барон привык называть  крупные  суммы,  он  всю
жизнь жонглировал воображаемыми миллионами...
   Дельтель решил не платить...
   - Где ты был в ночь со вторника на среду?
   - Я ходил вечером в кино.
   - Тебе отец  посоветовал  пойти?  Мальчик  задумался.  Эта  мысль  не
приходила ему в голову.
   - Кажется, да... Он сказал...  Да,  кажется,  он  мне  рассказывал  о
фильме, который шел только на Елисейских полях...
   - Когда ты вернулся, он уже лежал в постели?
   - Да. Я подошел, чтобы его поцеловать, как каждый  вечер,  и  увидел,
что он плохо себя чувствует. Он пообещал мне сходить к врачу.
   - Ты нашел, что все нормально?
   - Нет.
   - Почему?
   - Не знаю. Я был встревожен. Я никак не мог заснуть.  В  комнате  был
какой-то  чужой  запах,  запах  американских  сигарет.  Я  проснулся  на
рассвете и обошел квартиру. Отец спал. Я  заметил,  что  наша  кладовая,
которая в детстве была моей комнатой, закрыта на ключ, а ключа нет.
   Тогда я ее открыл.
   - Как?
   - Крючком. Этому фокусу меня научили товарищи: в школе. Надо  согнуть
особым образом кусок толстой проволоки и...
   - Знаю. Я это тоже делал.
   - У меня в ящике всегда лежал такой крючок. Я увидел посреди  комнаты
чемодан и поднял крышку.
   Теперь надо как можно скорее увести его от этого воспоминания.
   - Ты спросил отца?
   - Я не смог.
   - Ты сразу ушел?
   - Да. Я ходил по улицам. Я хотел пойти к этой женщине.
   Была еще одна сцена,  детали  которой  никогда  не  станут  известны,
конечно, если барон не прекратит изображать сумасшедшего, -  это  сцена,
которая произошла между Франсуа Лагранжем и Андрэ Дельтелем. Но  это  не
должно касаться Алена. Не нужно разрушать его представление об отце.
   Вряд ли депутат пришел с намерением убить Лагранжа. Вероятней  всего,
он хотел угрозой заставить его вернуть документы, при помощи которых его
шантажировали.
   Силы были неравные. Дельтель был полон сарказма.  Он  был  человеком,
привыкшим к борьбе, а перед ним стоял трусливый  толстяк,  дрожавший  за
свою шкуру.
   Конечно, документов в квартире не было. Даже если бы Лахранж захотел,
он не смог бы их вернуть. Что он сделал? Наверно, плакал, умолял, просил
прощения. Он обещал вернуть их.
   И все это время он был загипнотизирован дулом пистолета.
   В  конце  концов  именно  благодаря  своей   слабости   он   оказался
победителем. Как ему  удалось  завладеть  оружием?  Какой  хитростью  он
отвлек внимание депутата?
   И  тогда  он  перестал  дрожать.  Наступила  его   очередь   кричать,
угрожать...
   Безусловно, он случайно нажал курок. Он был слишком труслив и слишком
привык еще со времен лицея кланяться и получать пинки.
   - Я кончил тем, что пошел к вам...
   Ален снова повернулся к Жанне Дебюль, которая тщетно пыталась уловить
обрывки их разговора. Шум ресторана, звон бокалов, стук ножей  и  вилок,
голоса, смех и музыка из большого зала мешали ей слушать.
   - Пожалуй, пора идти... Ален запротестовал.
   - Вы оставите ее здесь?
   Женщина тоже удивилась, когда Мегрэ молча прошел мимо нее.
   Все прошло слишком гладко. Может  быть,  она  надеялась  на  скандал,
который позволил бы ей остаться в выигрыше.
   В холле, победоносно вынув трубку и засунув сигару  в  монументальную
пепельницу, Мегрэ пробормотал:
   - Подожди минутку... Он подошел к дежурному.
   - Когда уходит самолет в Париж?
   - Один-через десять минут, но вы на него, конечно, не успеете.
   Следующий - в половине седьмого утра. Заказать вам билет?
   - Два.
   - На чье имя?
   Он сказал. Ален ждал, глядя на огни Стрэнда.
   - Подожди еще минутку. Мне надо позвонить.  Теперь  он  мог  пойти  в
кабину.
   - Это вы, Пайк? Простите, что  я  не  мог  с  вами  позавтракать  или
пообедать. Завтра я вас тоже не увижу. Я вылетаю ночью.
   - Самолетом в шесть тридцать? Я вас провожу.
   - Но...
   - До скорой встречи.
   Пусть делает как хочет, иначе еще  огорчится.  Странная  вещь,  Мегрэ
больше совсем не хотел спать.
   - Пройдемся немножко?
   - Как хотите.
   - Иначе выйдет, что за все мое путешествие я ни разу не  прошелся  по
лондонским тротуарам.
   Мегрэ  вспомнил,  что  он  за  границей,  и,  вероятно,  поэтому  ему
показалось, что фонари горят иначе, чем в Париже, что ночь другого цвета
и даже воздух имеет другой вкус.
   Они неторопливо шли рядом, разглядывая витрины кинематографов, баров.
   За Черинг-кроссом открылась огромная площадь с колонной посредине.
   - Ты проходил здесь сегодня утром?
   - Кажется. Как будто знакомо.
   - Трафальгар-сквер.
   Мегрэ доставляло удовольствие пройтись по знакомым местам,  он  повел
Алена на Пиккадилли-Серкус.
   - А теперь нам остается только пойти спать.
   Ален  мог  убежать.  Мегрэ  пальцем  бы  не  пошевелил,   чтобы   его
остановить. Но он знал, что мальчик этого не сделает.
   - Мне хочется выпить кружку пива. Ты разрешишь?
   Мегрэ не так хотелось пива,  как  ему  снова  хотелось  почувствовать
атмосферу лондонского бара. Ален не стал пить, он молча ждал.
   - Тебе нравится Лондон?
   - Не знаю.
   - Ты смог бы сюда вернуться через несколько месяцев. Потому что  тебе
придется пробыть там всего несколько месяцев.
   - Я увижу отца?
   - Да.
   Немного времени спустя Мегрэ услышал всхлипывание, но сделал вид, что
ничего не заметил.
   Когда они вернулись в отель, комиссар положил связку ключей и немного
денег в конверт, на котором надписал адрес отеля "Гилмор".
   - Я чуть было не увез их во Францию. Потом  сказал  Алену,  стоявшему
рядом с растерянным видом:
   - Пошли?
   Они поднялись в лифте. В номере Жанны Дебюль горел свет, может  быть,
она ожидала прихода Мегрэ. Ей придется долго ждать.
   - Входи! Здесь две кровати.
   И увидел, что его спутник смущен.
   - Ты можешь спать  не  раздеваясь,  если  хочешь.  Мегрэ  позвонил  и
попросил разбудить его в половине шестого. Он спал крепко, без  снов.  А
Алена даже телефонный звонок не смог разбудить.
   - Вставай, малыш.
   Будил ли по утрам Франсуа Лагранж своего сына? До  самого  конца  это
дело не походило на обычное расследование.
   - И все-таки я очень рад.
   - Чему?
   - Что ты не выстрелил. Не будем об этом больше говорить.
   Пайк ждал их в холле совершенно такой же, как  вчера,  и  утро  снова
было чудесным.
   - Прекрасный день!
   - Великолепный!
   Машина ждала у входа. Мегрэ вспомнил, что он забыл их познакомить.
   - Ален Лагранж. Мистер Пайк, мой друг из Скотленд-Ярда.
   Пайк сделал знак, что он понял, и не задал  ни  одного  вопроса.  Всю
дорогу он рассказывал о своих цветах и удивительном  оттенке  гортензий,
которого ему удалось добиться после многолетних опытов.
   Самолет поднялся,  небо  было  совершенно  безоблачным,  лишь  легкая
утренняя дымка покрывала его.
   - А что это такое? - спросил Ален, указывая  на  картонные  пакеты  у
каждого кресла.
   - Для тех, кого может затошнить.
   Может быть, поэтому через несколько минут Ален побледнел, позеленел и
с отчаянным взглядом склонился над своим пакетом. Ему так  не  хотелось,
чтобы это произошло, в особенности при комиссаре Мегрэ.



   Жорж СИМЕНОН
   МЕГРЭ ОШИБАЕТСЯ



ГЛАВА I

   Часы показывали двадцать пять  минут  девятого,  когда  Мегрэ,  допив
чашку кофе, поднялся из-за стола. Хотя на дворе был еще только ноябрь, в
комнате горел свет. Стоя у  окна,  мадам  Мегрэ  пыталась  сквозь  туман
рассмотреть спешивших на работу прохожих.
   Тебе бы стоило потеплее одеться, - сказала она.  Сейчас  я  дам  тебе
пальто.
   Когда зазвонил телефон,  Мегрэ  еще  держал  в  руке  чашку  Поднимая
трубку, он, в свою очередь, глянул в  окно.  Дома  напротив  были  почти
невидимы в желтоватом тумане, опустившемся ночью на улицы города.
   - Алло! Комиссар Мегрэ? Это Дюпе из квартала Терн.
   Удивительно, что звонил именно комиссар Дюпе, пожалуй, во всем городе
было трудно найти человека, столь гармонирующего с этим туманным,  сырым
утром. Дюпе был комиссаром полиции на улице Этуаль. Он  был  косоглазым,
как и его жена. Говорили, что три его дочери,  которых  Мегрэ  не  знал,
были тоже косоглазые. Дюпе был необыкновенно добросовестным служакой. Он
был  настолько  старателен,  что   буквально   заболевал   от   сознания
невыполненного долга. Все, с чем он сталкивался, становилось мрачным  и,
хотя  все  знали,  что  это  прекрасный  человек,  под  любым  предлогом
старались избегать его общества. Не говоря уже о том, что зимой и  летом
он постоянно ходил с насморком.
   - Извините, что я звоню вам домой, но я полагал, что вы еще не  ушли,
и я подумал...
   Оставалось ждать, пока  Дюпе  выговорится.  У  него  была  постоянная
потребность объяснять, почему он делает то или  это,  словно  он  был  в
чем-то виноват - Я знаю, что вы всегда любите  лично  осматривать  место
происшествия.
   Возможно, что я ошибаюсь, но  у  меня  такое  впечатление,  что  дело
довольно необычное. Правда, я почти еще ничего не  знаю.  Я  только  что
прибыл на место-Мадам Мегрэ стояла тут же с  пальто  в  руках,  комиссар
тихо шепнул ей:
   - Это Дюпе.
   А тот продолжал своим монотонным голосом:
   - Я пришел в комиссариат, как  обычно,  в  восемь  часов  и  как  раз
просматривал утреннюю почту,  когда  в  семь  минут  девятого  позвонила
какая-то уборщица. Она нашла тело,  когда  вошла  в  квартиру  на  авеню
Карно. А поскольку это в двух шагах от нас, мы  с  помощником  сразу  же
помчались туда.
   - Убийство?
   - Смахивает на самоубийство, но я подозреваю, что это преступление.
   - Кто убит?
   - Некая Луиза Филон, я никогда о ней не слышал. Молодая женщина.
   - Я сейчас приеду.
   Широкие  аллеи,  расходящиеся  от  площади  Этуаль,  были  совершенно
пустынны. Лишь кое-где мусорщики очищали  уличные  урны.  В  большинстве
окон шторы были еще задернуты, и лишь из-за нескольких пробивался свет.
   Перед домом на авеню Карно дежурил полицейский в пелерине.
   - Какой этаж? - спросил Мегрэ.
   - Четвертый.
   ...Комиссар вошел в подъезд. Медная кнопка звонка  была  начищена  до
блеска. В комнате консьержки горел свет. Женщина взглянула на  комиссара
сквозь стекло  в  двери,  но  не  двинулась  с  места.  Лифт  поднимался
бесшумно, как  и  во  всех  комфортабельных  домах.  Навощенная  дубовая
лестница была устлана дорожкой красного цвета.
   На  четвертом  этаже  Мегрэ  вышел  из  лифта  и  в   нерешительности
остановился перед тремя дверями. Почти сразу же раскрылась дверь с левой
стороны. На пороге стоял Дюпе, как и ожидал комиссар,  нос  у  него  был
покрасневшим.
   - Прошу вас, входите. На всякий случай  мы  ничего  тут  не  трогали,
ждали вас. Я даже не допрашивал уборщицу.
   Миновав прихожую, где находились лишь вешалка и два стула, они  вошли
в освещенную комнату.
   - Уборщицу-то и удивило, что в комнате горит свет, - сказал Дюпе.
   На желтой софе, в самом ее углу, сидела в  странной  скрюченной  позе
молодая темноволосая женщина.  На  ее  халате  расплылось  темно-красное
пятно.
   - Стреляли сзади, в голову, с очень близкого расстояния. Видите,  она
даже не упала.
   - Где уборщица?
   - На кухне. Попросила разрешения сварить себе кофе. Пришла она  сюда,
как утверждает, в свое обычное время - в восемь утра. Ключ от квартиры у
нее есть. Вошла, увидела труп и сразу позвонила в полицию. Говорит,  что
ничего не трогала.
   Лишь только теперь  Мегрэ  понял,  что  его  поразило  во  всей  этой
истории. Обычно на месте происшествия его встречала толпа  зевак,  да  и
жильцы дома толпились  на  лестничной  клетке.  А  тут  все  происходило
совершенно спокойно, словно ничего и не случилось.
   - Кухня там?
   Дверь в кухню, находившуюся в конце коридора, была открыта.
   Темноволосая и темноглазая женщина, одетая в черное платье, сидела  у
газовой плиты и пила кофе, дуя в чашку, чтобы остудить напиток.
   Мегрэ показалось, что он с ней уже где-то встречался. Нахмурив брови,
комиссар внимательно приглядывался к женщине. Но та  спокойно  выдержала
его взгляд, продолжая пить кофе. Она была такой маленькой, что, сидя  на
стуле, едва доставала ногами до пола. Обувь и одежду она носила явно  не
по размеру - платье болталось на ней как на вешалке.
   - Мне кажется, что мы с вами встречались, - произнес Мегрэ.
   - Вполне возможно, - произнесла женщина, не моргнув и глазом.
   - Как ваше имя?
   - Дезире Броль.
   Имя Дезире напомнило ему об одном старом деле.
   - Не вас ли когда-то судили за кражи в универмагах?
   - И за это судили.
   - А еще за что?
   - Ну... всего ведь не упомнишь!
   Страха на ее лице не было,  оно  вообще  ничего  не  выражало.  Мегрэ
заметил, что  женщина  присматривается  к  нему.  Она  отвечала  на  его
вопросы, но о чем думала на самом деле - угадать было невозможно.
   - В тюрьме вы сидели?
   - В моем досье в полиции все указано.
   - За проституцию?
   - А что в этом плохого?
   Судя по ее возрасту, все это было довольно  давно.  Сейчас  ей  можно
было бы дать лет шестьдесят, а ее волосы не то  что  поседели,  а  стали
настолько редкими, что сквозь них просвечивала кожа черепа. Вся она была
какой-то высохшей.
   - Давно вы здесь работаете?
   - Через месяц исполнится год...
   - Вы работаете полный день?
   - Нет. С восьми утра до двенадцати.
   Кофе пахло так  аппетитно,  что  Мегрэ  не  удержался  и  налил  себе
чашечку. Комиссар Дюпе робко стоял в дверях.
   - Не желаете ли, Дюпе?
   - Спасибо. Еще и часа не прошло,  как  я  позавтракал.  Дезире  Броль
встала и налила себе вторую чашку.
   - Вы работаете еще где-нибудь?
   - Еще в паре мест, но в другие дни.
   - Вы живете одна? - Нет, с мужем. - Он тоже отсидел?
   - Он никогда не сидел.
   - Не работает?
   - За пятнадцать лет он ни дня не проработал, а дома  далее  гвоздя  в
стенку не вбил.
   Она говорила это ровным голосом, в котором не  чувствовалось  горечи,
но в нем не было и иронии.
   - Что произошло здесь утром? Она кивнула в сторону Дюпе:
   - Разве он вам не говорил? Ну, ладно, я пришла сюда в восемь часов...
   - Где вы живете?
   - Возле площади Клиши. Я  приехала  на  метро,  открыла  дверь  своим
ключом и тут заметила, что в гостиной горит свет.
   - Дверь в гостиную была открыта? Чет.
   Хозяйка квартиры обычно спала, когда вы приходили? Она вставала около
десяти, а иногда и позднее. - И чем она занималась? - Ничем.
   - Что же было потом?
   - Я толкнула дверь гостиной и увидела ее.
   - Вы к ней не прикасались?
   - Это было совершенно ни к чему, и без того я поняла, что она мертва.
   Вы  разве  видели  когда-нибудь,  чтобы  человек  просто  отдыхал   с
разможженным черепом?
   - Что было потом?
   - Я позвонила в полицию.
   - И не стали сообщать ни соседям, ни консьержке?
   - Стоило ли беспокоить людей?
   - А чем вы занимались, позвонив в полицию?
   - Ждала вас.
   - А во время ожидания что вы делали?
   - Ничего.
   Ее простодушие было просто потрясающим.
   - Вы уверены, что ни до чего не дотрагивались?
   - Абсолютно уверена.
   - Револьвера вы не нашли?
   - Я ничего не нашла.
   - Мы осмотрели все, но оружия не нашли, - вмешался комиссар Дюпе.
   - У Луизы Филон был револьвер?
   - Если и был, я его не видела.
   - В квартире что-нибудь запирается на ключ?
   - Нет.
   - Полагаю, вам известно, что находится в ящиках шкафов?
   - Да.
   - И вы никогда не видели оружия?
   - Никогда.
   - Скажите, Луиза Филон знала, что вы сидели в тюрьме?
   - Я ей все рассказала.
   - Это не отпугнуло ее?
   - Скорее, развеселило. Не знаю, сидела ли она, но это не исключено.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - А то, что прежде чем поселиться здесь, она была проституткой.
   - Откуда вам это известно?
   - Она мне сказала. Да если бы и не говорила ничего...
   На лестничной площадке послышались шаги, и Дюпе пошел открыть дверь.
   Это был Моэрс со своими сотрудниками и необходимой аппаратурой.
   - Подожди минутку. Я сейчас закончу, а ты пока позвони  прокурору,  -
сказал Мегрэ Моэрсу.
   - Как вы думаете, кто мог убить вашу хозяйку Луизу Филон? - продолжил
допрос Мегрэ.
   - Понятия не имею.
   - Гости у нее бывали?
   - Я никогда никого  не  видела,  кроме  разве  что  врача  из  нашего
квартала, да и то один раз, когда у нее был бронхит. Правда,  я  работаю
только до полудня.
   - Вы знаете кого-нибудь из ее знакомых?
   - Единственное, что я знаю, так это то, что в шкафу находятся мужской
халат и домашние туфли. Кроме того, там лежит коробка сигар, а она их не
курит.
   - Вы знаете, кто этот мужчина?
   - Я никогда его не видела.
   - И как его зовут не знаете?  Он  никогда  не  звонил  сюда  в  вашем
присутствии?
   - Несколько раз звонил.
   - Как Луиза Филон обращалась к нему?
   - Пьеро.
   - Она была у кого-то на содержании?
   - Кто-то же должен был платить за квартиру и все  остальное,  не  так
ли?
   Мегрэ поднялся из-за стола, поставил чашку и набил трубку табаком.
   - А что мне теперь делать? - спросила домработница.
   - Ничего. Но вам придется еще побыть здесь.
   Он вернулся в салон,  где  люди  Моэрса  ждали  его  распоряжения.  В
помещении царил порядок. В пепельнице,  стоящей  рядом  с  софой,  Мегрэ
обнаружил пепел от сигарет и три окурка. На двух из  них  имелись  следы
губной помады.
   Сквозь полуоткрытую дверь,  ведущую  в  спальню,  Мегрэ  с  некоторым
удивлением заметил, что постель смята, словно кто-то на ней спал.
   - Врача еще нет?
   - Его нет дома. Жена разыскивает его по телефону у пациентов.
   Мегрэ заглянул в шкафы, выдвинул ящики стола. Одежда и белье  молодой
женщины были не из дорогих, к тому же не свидетельствовали о ее вкусе.
   Для обитательницы дома на авеню Карно это было несколько неожиданно.
   - Займись отпечатками пальцев и всем  остальным,  Моэрс.  А  я  пойду
побеседую с консьержкой.
   - Я вам еще нужен? - спросил комиссар Дюпе.
   - Нет, спасибо. Пришлите мне рапорт в течение  дня.  С  вами  отлично
работается, Дюпе.
   - Понимаете, я сразу же подумал, что это дело вас заинтересует.
   Дюпе продолжал говорить и на лестнице, но  Мегрэ  оставил  его  перед
дверью консьержки.
   - Здравствуйте, мадам.
   - Доброе утро, господин комиссар.
   - Вы