а в Париже Мегрэ сожалел о том, что утратил некоторые  ощущения,
тосковал по ласковому прикосновению теплого от солнца  воздуха  к  щеке,
игре света в листьях или на гравии, хрустящем под ногами толпы,  даже  о
вкусе пыли...
   В Виши это чудо свершилось.  Обдумывая  свою  беседу  с  Лекёром,  он
почувствовал, как погружается  в  атмосферу  и  ничто  из  происходящего
вокруг не ускользает от него.
   Размышлял ли он на самом деле или просто грезил?
   Мимо проходили гуляющие семьи, но  здесь  было  больше  пар  пожилого
возраста.
   А среди одиноких преобладали мужчины или женщины?  Женщины,  особенно
пожилые, часто собирались вместе. Они ставили шесть - восемь  стульев  в
кружок и склонялись одна к другой с  таким  видом,  словно  обменивались
исповедями, хотя были знакомы всего лишь несколько дней.
   Кто  знает?  Может  быть,  это  действительно  были   исповеди.   Они
рассказывали о своих болезнях, врачах, ходе лечения, потом вспоминали  о
детях, уже вступивших в брак, о внуках, фотографии которых  вынимали  из
сумочек.
   Редкие женщины сидели в одиночестве, как та дама в лиловом,  чье  имя
комиссар теперь знал.
   Гораздо  больше  встречалось  одиноких  мужчин;  зачастую  отмеченные
печатью  усталости  или  болезни,  они  старались  идти  через  толпу  с
достоинством.  И  все  же  в  чертах  их  лиц,  во  взглядах  отражалось
подавленное состояние, смутный страх внезапно рухнуть под ноги  прохожим
в тени или на солнце.
   Элен Ланж была одинока, и ее  поведение,  манера  держаться  выражали
своего рода гордость. Она не принимала жалости, не хотела, чтобы  с  ней
обращалась как со старой девой; она  держалась  прямо  и  ходила  легкой
походкой, высоко подняв голову.
   Она ни с кем не общалась и не  имела  никакой  потребности  облегчить
душу или же сознание дешевыми исповедями.
   Сама ли она выбрала жизнь в одиночестве?
   Комиссар задавал себе этот вопрос; заинтригованный, он пытался  вновь
увидеть ее сидящей, стоящей, неподвижной, в движении.
   - Они напали на след?
   Мадам Мегрэ начала ревновать мужа к его мечтаниям. В  Париже  она  не
осмелилась бы расспрашивать его о ходе расследования.  Но  разве  здесь,
часами шагая рядом, они не приобрели привычку думать вслух?
   Это никогда не  было  настоящей  беседой,  обменом  репликами,  почти
всегда нескольких слов, удачно вставленного  замечания  было  достаточно
для того, чтобы определить ход мыслей одной или другого.
   - Нет. Они ждут сестру...
   - У нее нет других родственников?
   - Кажется, нет...
   - Пришло время твоего второго стакана...
   Они вошли в холл, где головы подавальщиц воды торчали из  углубления,
в котором работали эти женщины.
   Элен Ланж каждый день приходила сюда, чтобы пить воду.  Выполняла  ли
она указание врача или просто хотела придать цель своей прогулке?
   - О чем ты думаешь?
   - Я задаю себе вопрос: почему Виши?
   Прошло около десяти лет с тех пор, как она обосновалась в этом городе
и купила себе дом.  Следовательно,  тогда  ей  было  тридцать  семь,  и,
казалось, у нее не было необходимости в том, чтобы зарабатывать себе  на
жизнь, так как первые два года она комнаты не сдавала.
   - А почему бы и нет? - возразила мадам Мегрэ.
   - Существуют сотни маленьких и средних городов во Франции, в  которых
она могла бы поселиться, не говоря уже о Ла-Рошели, где провела  детство
и юность...
   Ее сестра, пожив в Париже, вернулась в Ла-Рошель и осталась там...
   - Может быть, сестры не ладили между собой?
   Все было не так просто. Мегрэ по-прежнему смотрел на гуляющих  людей,
и ритм их шагов напоминал ему другое такое же непрекращающееся  шествие,
но под жарким солнцем. В Ницце, на Променаде Англичан.
   Ибо, прежде чем прибыть в Виши, Элен Ланж жила в Ницце.
   - Она пять лет прожила в Ницце, - сказал комиссар.
   - Там много мелких рантье...
   -  Вот  именно...  Мелких  рантье,  но  также   представителей   всех
социальных слоев, как и здесь... Позавчера я спрашивал себя о  том,  что
мне напоминает толпа гуляющих по этому парку или же  заполняющих  стулья
людей... Все как в Ницце, у моря... Толпа, происхождение  которой  столь
разнородно, что она от этого кажется нейтральной... Здесь  также  должны
быть - и бывали - старые элегантные  звезды  театра  и  кино...  Мы  еще
обнаружим квартал богатых особняков, где сохранились лакеи  в  полосатых
жилетах... Можно догадаться о том, что на холмах есть  роскошные  виллы,
укрытые от посторонних глаз... Как в Ницце...
   - И к какому же выводу ты пришел?
   - Ни к какому. Ей было тридцать два  года,  когда  она  поселилась  в
Ницце, и она была там столь же одинока, как и здесь. Обычно  одиночество
приходит гораздо позже...
   - Существуют же сердечные муки...
   - Знаю, но у людей, переживших их, бывает другое выражение лица.
   - Случается и так, что распадаются семьи...
   - Девяносто пять женщин из ста выходят замуж вновь.
   - А мужчины?
   Мегрэ широко улыбнулся и ответил так, что она не смогла понять, шутит
муж или нет:
   - Сто из ста!
   Население  Ниццы  непостоянно,  там  можно  найти  филиалы  парижских
магазинов, несколько казино. В Виши десятки тысяч курортников  сменялись
каждые три недели, здесь есть такие  же  магазины,  три  казино,  дюжина
кинотеатров.
   В любом другом месте ее бы знали, ею бы занялись, люди следили бы  за
всеми действиями и поступками Элен Ланж.
   Но не в Ницце. Не в Виши. Однако нужно ли было ей что-то скрывать?
   - Ты должен снова встретиться с Лекёром?
   - Он приглашал меня заходить,  когда  я  захочу...  Лекёр  продолжает
называть меня патроном, как в те времена, когда был в моей команде...
   - Они все так поступают...
   - Это так... По привычке...
   - Ты не думаешь, что скорее из уважения?
   Мегрэ пожал плечами и супруги немедля тронулись в обратный  путь.  На
этот раз они пошли через старый город,  останавливаясь  перед  витринами
антикварных магазинов, где порой были выставлены трогательные вещицы.
   Они знали о том, что другие пансионеры наблюдали за ними в  столовой,
но  к  этому  приходилось  привыкать.  Мегрэ  пытался  есть   так,   как
рекомендовал доктор Риан. Не глотать  ничего,  тщательно  не  пережевав,
даже если это картофельное  пюре.  Не  насаживать  на  вилку  кусок,  не
проглотив предыдущий. За едой пить не больше одного-двух стаканов  воды,
в крайнем случае - слегка подкрашенной вином.
   Комиссар предпочел вообще обойтись без вина.
   Он закурил трубку, поднимаясь по лестнице, прежде чем, не раздеваясь,
лечь спать после обеда. Через  ставни  в  комнату  проникало  достаточно
света, так  что  его  жена,  сидя  в  кресле,  могла,  в  свою  очередь,
просмотреть  газету,  и  сквозь  сон  Мегрэ   иногда   слышал   шуршание
переворачиваемых ею страниц.
   Он пролежал  так  едва  ли  двадцать  минут,  когда  в  дверь  номера
постучали. Мадам Мегрэ устремилась  на  лестничную  площадку  и  закрыла
дверь за собой. Послышалось перешептывание, потом она вернулась;  ее  не
было несколько минут, не больше.
   - Это Лекёр.
   - Есть новости?
   - Сестра только что прибыла в Виши. Она явилась в отделение  полиции,
оттуда ее отвезли в морг, чтобы опознать тело. Лекёр ждет  ее  на  улице
Бурбонне.  Он  предлагает,  если   это   доставит   тебе   удовольствие,
присоединиться к нему и присутствовать на допросе.
   Мегрэ уже встал, что-то недовольно бормоча, и прежде всего  распахнул
ставни, чтобы вернуть комнату к жизни и свету.
   - Я встречу тебя у источника?
   Источник, первый стакан воды, железный стул - все это  будет  в  пять
часов вечера.
   - Допрос не займет так много времени. Лучше подожди меня на одной  из
скамеек возле игроков в шары.
   Он не сразу решился надеть соломенную шляпу.
   - Боишься, что над тобой будут смеяться?
   Тем хуже. В конце концов, он в отпуске! И Мегрэ лихо напялил себе  на
голову шляпу.
   Любопытные продолжали подходить, останавливаться перед домом, который
по-прежнему охранял постовой. Поняв, что тут не на что  смотреть,  кроме
как  на  закрытые  ставни,  они  незамедлительно  удалялись,   покачивая
головами.
   - Садитесь, патрон... Если вы поставите кресло в угол возле окна,  то
увидите ее при свете дня...
   - Вы еще не видели ее?
   - Я сидел за столом в одном из  здешних  ресторанов,  -  он,  кстати,
превосходен, -  когда  мне  сообщили,  что  она  находится  в  отделении
полиции... Они сами отвезли ее в морг, а потом доставят сюда...
   И действительно, через тюлевые занавески они увидели  черную  машину,
которую вел полицейский в форме, а за ней  -  длинный  открытый  красный
автомобиль.
   На его переднем сиденье  сидели  мужчина  и  женщина  с  распущенными
волосами;  их  лица  загорели  на  солнце,  и  они  походили  на  людей,
вернувшихся из отпуска.
   Они посовещались, склонившись друг к другу, и после короткого поцелуя
женщина вышла из машины, захлопнув дверцу, а ее спутник  остался  сидеть
за рулем и зажег сигарету.
   Это  был  смуглый  мужчина  с  четко  очерченным  лицом  и  широкими,
обтянутыми желтой  тенниской  плечами  спортсмена.  Он  смотрел  на  дом
лишенным любопытства взглядом; тем  временем  постовой  ввел  женщину  в
гостиную.
   - Комиссар Лекёр... Полагаю, вы - Франсина Ланж?..
   - Да, это я...
   Она бросила беглый взгляд на сидевшего в тени Мегрэ, которого  ей  не
представили.
   - Мадам или мадемуазель?
   - Я не замужем, если вас это интересует. Мой друг сидит в машине,  он
приехал со мной. Но я слишком хорошо знаю мужчин, чтобы выйти за  одного
из них замуж. Потом будет почти невозможно от него избавиться...
   Женщина хорошо сохранилась и выглядела моложе  своих  сорока  лет;  в
этой узкой заурядной гостиной ее формы казались вызывающими. На ней было
платье цвета пламени, такое легкое, что просвечивало на свету,  и  можно
было поклясться в том, что она еще пахла морем.
   - Телеграмма пришла вчера вечером... Люсьен сумел достать нам  билеты
на ближайший рейс в Париж... В Орли  мы  забрали  нашу  машину,  которую
оставили там, улетая...
   - Полагаю, вы опознали сестру?
   Она кивнула, не выразив никаких эмоций.
   - Вы не хотите сесть?
   - Благодарю. Я могу закурить?
   Она посмотрела на дым, тянувшийся из трубки  Мегрэ,  с  таким  видом,
будто хотела сказать: "Если этот тип может сосать свою носогрейку, то  и
у меня есть право затянуться сигаретой..."
   - Пожалуйста... Полагаю, что это преступление удивило вас так же, как
нас?
   - Конечно, я такого не ожидала...
   - Вы не знали врагов вашей сестры?
   - Почему у Элен должны были быть враги?
   - Когда видели ее в последний раз?
   - Шесть или семь лет тому назад, точно не помню...
   Припоминаю, что это было зимой,  кода  разыгралась  вьюга...  Она  не
предупредила меня о своем визите, и я удивилась, увидев, как она  входит
в мой парикмахерский салон...
   - Вы ладили с Элен?
   - Как ладят сестры между собой... Я не слишком хорошо знала ее  из-за
разницы в возрасте... Она заканчивала школу, а я только еще поступала  в
нее... Задолго до того, как я стала маникюршей, она училась на курсах  в
Ла-Рошели... Потом покинула город...
   - Сколько ей тогда было лет?
   - Подождите... Я уже год как поступила в обучение...
   Значит, мне исполнилось шестнадцать лет... Прибавим семь...  Ей  было
двадцать три...
   - Вы ей писали?
   - Редко... В нашей семье это не было принято...
   - Ваша мать к тому времени уже умерла?
   - Нет... Она умерла спустя два года, и Элен приехала в Марсильи из-за
наследства... Впрочем, делить-то особенно было нечего... Лавка матери не
стоила и двух су...
   - Что делала ваша сестра в Париже?
   Мегрэ не сводил с женщины глаз, вспоминая лицо и фигуру покойной.  Во
внешности сестер было мало общего.  В  отличие  от  удлиненного  лица  и
темных глаз погибшей, у Франсины глаза были голубыми, волосы - светлыми,
возможно крашеными, ибо спереди  виднелась  странная  прядь  ярко-рыжего
цвета.
   На первый  взгляд  Франсина  Ланж  была  славной  женщиной,  которая,
вероятно,   встречала   клиенток   в   отличном   настроении,   отпуская
сомнительные шуточки. Она вовсе  не  пыталась  казаться  изысканной,  а,
напротив, словно бы с удовольствием подчеркивала  то,  что  было  в  ней
вульгарного.
   Менее чем через полчаса после созерцания трупа сестры  в  морге,  она
почти весело отвечала на вопросы  Лекёра,  которого,  как  казалось,  по
привычке пыталась покорить.
   - Что она делала в Париже? Думаю, работала машинисткой в какой-нибудь
конторе, но я никогда не была у нее на службе... Мы слишком мало  похожи
одна на другую... В пятнадцать лет у меня уже был друг, шофер  такси,  а
после него - немало других... Я не думаю, что Элен вела себя так же, или
же она хорошо скрывала свои дела...
   - По какому адресу вы ей писали?
   - Помнится, сначала был  отель  на  авеню  Клиши,  но  я  забыла  его
название... Она довольно часто меняла отели... Потом появилась  квартира
на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, номера дома я не знаю...
   - Когда вы, в свою очередь,  приехали  в  Париж,  то  нанесли  сестре
визит?
   - Да... Как раз на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт, и  удивилась  тому,  что
сестра так хорошо устроилась... Я сказала  ей  об  этом...  У  нее  была
прекрасная комната с видом на улицу, а  еще  салон,  небольшая  кухня  и
самая настоящая ванная комната...
   - Был ли в ее жизни мужчина?
   - Я не смогла это выяснить... Хотела  остаться  у  нее  на  несколько
дней, пока не найду подходящую комнату... Она сказала тогда, что отведет
меня в один очень чистый и недорогой отель, ибо не может жить  вместе  с
кем-либо...
   - Даже три или четыре дня?
   - Я так ее поняла.
   - Вас это не удивило?
   - Не очень... Знаете, нужно очень постараться, чтобы меня  удивить...
Если люди позволяют мне  делать  то,  что  мне  нравится,  то  они  тоже
свободны в своих поступках, и я не задаю им вопросов...
   - Как долго вы оставались в Париже?
   - Я провела там одиннадцать лет...
   - Вы все это время работали маникюршей?
   - Сначала маникюршей в квартальных салонах, потом - в роскошном отеле
на  Елисейских  полях...  К   тому   времени   я   овладела   профессией
косметолога...
   - Вы жили одна?
   - Когда одна, а когда и нет...
   - Вы встречались с сестрой?
   - Можно сказать, что никогда...
   - Значит, вам ничего не известно о ее жизни в Париже?
   - Я знаю только то, что она работала...
   - К тому времени, когда вы вернулись в Ла-Рошель,  чтобы  начать  там
свое дело, вы накопили много денег?
   - Достаточно...
   Лекёр не спрашивал, как она заработала эти деньги.
   Женщина тоже ничего об этом не говорила  и,  казалось,  считала  само
собой разумеющимся, что они оба все понимают.
   - Вы никогда не выходили замуж?
   - Я уже отвечала  вам  на  этот  вопрос.  Я  недостаточно  глупа  для
этого... - И, повернувшись к  окну,  за  которым  виднелся  ее  спутник,
принимавший эффектные позы за рулем машины, Франсина сказала:
   - Взгляните на этого пройдоху...
   - Тем не менее вы с ним живете...
   - Это мой служащий, кстати, хороший парикмахер...
   В Ла-Рошели мы живем порознь, ибо мне не хотелось  бы  натыкаться  на
него днем и ночью... Во время отпуска еще куда ни шло...
   - Машина принадлежит вам?
   - Конечно.
   - Это он выбирал ее?
   - Вы угадали...
   - У вашей сестры никогда не было детей?
   - Почему вы меня об этом спрашиваете?
   - Не знаю... Она была женщиной...
   - Насколько я знаю, у нее их не было... Мне кажется, я должна была бы
узнать об этом, разве нет?
   - А у вас?
   - Пятнадцать лет тому назад, когда  я  еще  жила  в  Париже,  у  меня
родился ребенок... Моей первой мыслью было избавиться  от  него,  и  это
стоило бы сделать...
   Сестра посоветовала оставить его...
   - Значит, в то время вы виделись с ней?
   - Из-за этого я к ней и пришла... Мне хотелось поговорить об  этом  с
кем-нибудь из родных... Это может показаться смешным, но бывают  минуты,
когда ты вспоминаешь о своей  семье...  Короче,  у  меня  появился  сын,
Филипп... Я отдала его кормилице в Вогезы...
   - Почему в Вогезы? У вас там были знакомые?
   - Вовсе нет. Уж  не  знаю,  в  каком  бюллетене  Элен  откопала  этот
адрес... За два года я ездила к мальчику  раз  десять...  Ему  было  там
хорошо, эти  крестьяне  оказались  очень  милыми...  Ферму  содержали  в
чистоте... Потом они сообщили мне о том, что малыш утонул в  пруду...  -
Женщина ненадолго погрузилась в раздумье,  пожала  плечами.  -  В  конце
концов, быть может, так лучше для него...
   - Вы не знаете каких-либо знакомых вашей сестры: друга, подругу?
   - Должно быть, у нее никого и не было. Уже в Марсильи она смотрела на
других девочек свысока, и ее прозвали принцессой. Думаю, что также  было
и в школе машинописи и стенографии в Ла-Рошели.
   - Она была гордой?
   Франсина поколебалась, обдумывая ответ.
   - Не знаю. Я не стала бы употреблять это слово. Она не любила  людей.
Не любила общаться с людьми. Да!
   Она предпочитала оставаться в одиночестве...
   - Она никогда не пыталась покончить с собой?
   - С чего вы взяли? Вы считаете, что...
   Лекёр улыбнулся:
   - Нет... Ее задушили, так с собой не покончить...
   Я только спросил, не предпринимала ли она раньше попыток свести счеты
с жизнью...
   - Уверена, что нет... Сестра  любила  себя  такой,  какой  была...  В
глубине души гордилась собой...
   Эти слова поразили Мегрэ, и он точно наяву  увидел  даму  в  лиловом,
сидящую перед беседкой. Он попытался тогда определить выражение ее лица,
но безуспешно.
   Франсина только что это сделала: ее сестра очень любила себя!
   Элен Ланж любила себя до такой степени, что в гостиной были только ее
фотографии, и, несомненно, их можно увидеть в столовой и  спальне,  куда
еще не заходил Мегрэ. Она, и никого другого. Ни одного портрета  матери,
сестры, друзей или подруг. Она одна снималась на берегу  моря,  на  фоне
набегавших волн.
   -  Полагаю,  до  поступления  иных  заявлений   вы   -   единственная
наследница?.. Мы не нашли  завещания  в  ее  бумагах...  Правда,  убийца
разбросал их по полу, но я не  вижу  причины,  по  которой  он  унес  бы
завещание с собой. Ни один нотариус еще не дал о себе знать...
   - Когда состоятся похороны?
   - Это вам решать... Судебный медик уже поработал  над  телом,  и  его
выдадут вам, когда пожелаете...
   - Как вы думаете, где я должна ее похоронить?
   - Не имею ни малейшего представления...
   - Я никого здесь не знаю... В Марсильи  весь  городок  пришел  бы  на
похороны, просто из любопытства... Я задаю себе вопрос: хотела бы сестра
вернуться в Марсильи?..
   Послушайте, если я вам больше не нужна,  то  пойду  сниму  комнату  в
отеле и приму  ванну,  ибо  мне  это  сейчас  необходимо...  Я  попробую
поразмыслить и завтра утром...
   - Итак, я буду ждать вас завтра утром...
   Когда женщина уходила, пожав руку Лекёру, она на  какое-то  мгновение
обернулась  и,  нахмурив  брови,  посмотрела  в  сторону  Мегрэ,  словно
спрашивая себя, что делает там, в своем углу, этот молчаливый человек.
   Узнала ли она его?
   - До завтра... Вы очень милы...
   Видно было, как она уселась в машину, наклонилась к своему спутнику и
сказала ему несколько слов, прежде чем автомобиль тронулся с места.
   Мужчины в гостиной посмотрели друг  на  друга,  и  Лекёр  с  усмешкой
первым спросил:
   - Ну как?
   На что Мегрэ ответил, затягиваясь трубкой:
   - Да уж! Никак...
   У него не было желания ничего обсуждать, и он не забыл о  свидании  с
женой возле игроков в шары.
   - До завтра, старина...
   - До завтра...
   Когда он выходил, постовой отдал ему  честь,  что  вовсе  не  привело
Мегрэ в восторг.

Глава 3

   Мегрэ снова сидел в зеленом кресле возле открытого окна.  Дни  стояли
погожие с самого их приезда,  и  по  утрам  вставало  большое  и  теплое
солнце, а на улицах, по которым проезжали поливальные машины, дул легкий
прохладный ветерок, и в  течение  всего  дня  свежесть  сохранялась  по