, предположим, он женат,  то  обязан,  например,  сохранять
обычное обличие, не говоря уже о его выдержке, когда возвращается к себе
после совершения преступления. Если же холостяк,  то  не  отличается  от
остальных людей: есть же у него домохозяйка,  консьерж,  кухарка?  Утром
приходит в свое бюро, ателье,  и  там  обязательно  есть  люди,  которые
говорят об убийце с Монмартра. Однако за целых шесть месяцев  никто  его
не заподозрил.
   За это время он ни разу не ошибся в выборе места и времени.  Ни  один
свидетель не мог с уверенностью сказать, что видел его в  действии  или,
по крайней мере, на месте преступления.
   Это соображение порождало еще один вопрос, волновавший комиссара:
   - Мне хотелось бы услышать ваше  мнение  по  следующему  аспекту.  Вы
говорите, что основное время он ведет себя вполне нормально и,  конечно,
думает более или менее как нормальный человек, ведь так?
   - Я понимаю. Возможно.
   - Пять раз у него было то, что я называю  кризисом,  пять  раз  разум
покидал его, и он убивал. Когда происходит этот взрыв? Вы понимаете, что
я хочу сказать? Когда он  переставал  вести  себя,  как  мы  с  вами,  и
превращался в убийцу? Происходило ли это в любое время дня,  и  он  лишь
ждал ночи,  готовя  план  преступления?  Или,  наоборот,  -  этот  взрыв
происходил  случайно  или  под  воздействием  каких-либо  обстоятельств,
неожиданно или проходя по безлюдной улице, он  поджидал  свою  возможную
жертву?
   Для него ответ имел огромную важность,  так  как  мог  сократить  или
расширить круг поисков.
   Если взрыв происходил в момент убийства, тогда  этот  человек  должен
был жить в Гранд-Карьер или рядом, или, по крайней мере,  проводить  там
вечер, на работе или благодаря каким-нибудь другим банальным причинам. В
противном случае он мог прийти откуда угодно  и  выбрал  эти  улицы,  от
площади Клиши до улицы Ламарк и улицы  Аббес,  по  воле  случая  или  по
причинам, только одному ему известным.
   Прежде чем ответить, Тиссо долго размышлял:
   - Я не могу поставить точный диагноз, как если бы пациент был  передо
мной.
   Он сказал пациент, словно речь шла об одном из его  больных.  Это  не
ускользнуло от комиссара и понравилось ему. Это  подтверждало,  что  оба
они рассматривают трагедию с одной точки зрения.
   - На мой взгляд, однако, если  применять  сравнение,  у  него  бывают
моменты, когда он отправляется на охоту, как рысь, пантера  или  обычная
кошка. Вы когда-нибудь наблюдали за кошкой?
   - В молодости очень часто.
   - Она сжимается, все ее чувства  напряжены,  начеку.  Она  становится
способной воспринимать малейший звук, колебание, самый слабый  запах  на
огромном расстоянии. С этого момента она чует опасность и уклоняется  от
нее.
   - Понимаю.
   - Примерно то же самое  происходит  и  в  нашем  случае.  В  подобном
состоянии он как бы обладает двойным зрением.
   - И ничто не подсказывает  вам,  что  же  приводит  этот  механизм  в
действие?
   - Ничего. Это может быть  воспоминание,  взгляд  прохожего  в  толпе,
запах каких-нибудь духов, случайно услышанная фраза. Это может быть  все
что угодно, включая вид ножа или цвет платья. Кстати,  о  цвете  одежды,
которую носили жертвы. Газеты не упоминали об этом.
   -  Она  была  различного,  почти  нейтрального  цвета.  Такой  трудно
различить ночью.
   Вернувшись в свой кабинет, Мегрэ, как обычно, снял  пиджак,  галстук,
расстегнул ворот рубашки. Солнце  падало  прямо  на  его  кресло,  и  он
опустил штору. Потом открыл дверь в кабинет инспекторов.
   - Жанвье, ты здесь?
   - Да, шеф.
   - Ничего нового? Никаких анонимных писем?
   - Только доносы на соседей.
   - Проверьте. Приведите Мазета.
   Вчера тот покинул Дворец правосудия через потайную  дверь.  С  восьми
часов утра он должен был занять свое место в тюрьме Сурисьер.
   - Мне сходить за ним самому?
   - Это было бы лучше всего.
   - Опять без наручников?
   - Да.
   На этот раз он не хотел жульничать с журналистами. Из того,  что  они
увидят, пусть делают, какие хотят заключения, Мегрэ не хотел пока путать
карты.
   - Алло! Дайте,  пожалуйста,  комиссариат  Гранд-Карьер...  Инспектора
Лоньона... Алло! Лоньон? Что там нового?
   - Какой-то тип все утро ждал меня около кабинета и все время ходил за
мной. Теперь торчит перед комиссариатом.
   - Он не прячется?
   - Нет. Я думаю, это журналист.
   - Пусть проверят его документы. Все идет по плану?
   - Я нашел три комнаты у друзей. Их совсем не  интересует,  зачем  они
мне. Вам дать адреса?
   - Не надо. Будь у меня минут через сорок пять.
   А в коридоре повторилась вчерашняя сцена. Пьер Мазет со шляпой  перед
лицом в сопровождении двух инспекторов. Защелкали фотоаппараты.
   Журналисты обрушили град вопросов, опять оставшихся без ответа.  Маги
выбила шляпу, и Мазет был вынужден закрываться руками.
   Дверь закрылась, и кабинет Мегрэ превратился в командный пункт.
   Бесшумная операция на безмятежных улицах  Монмартра,  где  по  случаю
летних отпусков все главные магазины были закрыты, продолжалась.  В  ней
принимали участие более четырехсот человек. Их роль заключалась  в  том,
чтобы наблюдать за происходящим не только в отелях и квартирах, где  они
могли располагаться без боязни быть раскрытыми, но также на определенных
постах на станциях метро, остановках автобусов, в многочисленных  бистро
и ночных ресторанах.
   Чтобы это не походило на захват квартала, операция велась поэтапно.
   Женщины из вспомогательного отряда  по  телефону  получили  подробные
инструкции. На плане  квартала  было  отмечено  местонахождение  каждого
сотрудника.
   Двадцать инспекторов из числа тех, кто нечасто показывается на людях,
арендовали не только в Париже, но и в его пригородах, вплоть до Версаля,
автомобили  с  невинными  номерами,  которые  при  необходимости   могли
останавливаться в стратегических пунктах, ничем не отличаясь от других.
   - Попроси принести пива, Люка.
   - И бутербродов?
   - Да, хорошо бы и бутербродов.
   Это было сделано не для того,  чтобы  уверить  журналистов,  что  это
новый допрос, а потому, что все действительно были заняты, и  просто  не
было времени пойти пообедать.
   Приехал Лоньон в своем обычном красном галстуке и соломенной шляпе.
   Удивительно, насколько цвет галстука меняет человека. У  Лоньона  был
почти игривый вид.
   - Твой тип следил за тобой?
   - Да. Он в коридоре. Точно, это репортер.
   Первая газета  появилась  около  полудня.  Она  повторяла  информацию
утренних выпусков, добавляя, что на набережной Орфевр продолжает  царить
лихорадка и что тайна вокруг арестованного еще больше сгустилась.
   Среди прочего там была такая  фраза:  "Если  бы  полиция  могла,  она
надела бы на пленника железную маску".
   Это позабавило Мазета. Он помогал другим,  сам  звонил  по  телефону,
что-то чертил голубым и красным карандашом на картах. Он  был  счастлив,
вновь дыша атмосферой этого бывшего для него родного дома.
   Обстановка изменилась,  когда  в  дверь  постучал  гарсон  из  пивной
"Дофин", и только для него вновь была разыграна сценка, после  чего  все
принялись за пиво и бутерброды.
   Послеобеденные  газеты  не  напечатали  никакого   послания   убийцы,
который, казалось, не имел ни малейшего желания обращаться к прессе.
   - Я немного отдохну, ребята. Мне необходимо быть свежим  и  бодрым  в
этот вечер.
   Мегрэ прошел через кабинет  инспекторов,  зашел  в  маленький  пустой
кабинет. Там он устроился в кресле и несколько минут спустя уже спал.
   В три часа он отправил Мазета в Сурисьер и  приказал  Жанвье  и  Люка
немедленно отправляться отдыхать. Что касается Лапуэнта, то он, одетый в
голубой комбинезон,  на  трехколесном  велосипеде  разъезжал  по  улицам
квартала Гранд-Карьер. Фуражка, сдвинутая на  ухо,  прилипшая  к  нижней
губе сигарета придавали ему  вид  восемнадцатилетнего  парня.  Время  от
времени  он  останавливался  у  какого-нибудь   бистро   выпить   стакан
минеральной воды и позвонить в штаб-квартиру.
   По мере того, как шло время, нервозность усиливалась, да и сам  Мегрэ
понемногу терял уверенность.
   Ничто не указывало на то, что в этот вечер что-нибудь произойдет.
   Однако, если убийца решится совершить преступление, чтобы подтвердить
свое существование, оно могло произойти и завтра вечером, и послезавтра,
через восемь или десять дней. Но держать такие большие силы в  состоянии
тревоги столь продолжительное время было невозможно.
   К тому же немыслимо в течение недели  сохранить  секрет  операции,  в
которую посвящено столько народа.
   А если убийца решит действовать сейчас же?
   Из головы Мегрэ все не выходил разговор с профессором  Тиссо,  и  его
отрывки каждую секунду приходили ему на ум.
   В какой момент возникнет  импульс?  В  этот  час,  когда  они  заняты
расставлением западни, для всех окружающих он  обычный  человек.  С  ним
разговаривают, прислуживают за столом, пожимают руку. Он тоже  беседует,
улыбается, может быть, смеется.
   А вдруг 1импулье уже был? Сегодня  утром  во  время  чтения  утренних
газет? Не скажет ли он себе, что, поскольку  полиция  поймала,  как  она
считает, виновного, то он в безопасности?
   Где доказательства того, что Тиссо и комиссар не ошиблись и правильно
рассчитали реакцию своего "пациента"?
   До сих пор он убивал только вечером, когда мгла падала на  землю.  Но
сейчас, во время отпусков и  жары,  в  Париже  предостаточно  улиц,  где
прохожие появлялись с интервалом в несколько минут.
   Мегрэ вспомнил улицы юга  летом,  в  час  сиесты.  Дома  с  закрытыми
ставнями. Разомлевший город или деревня под палящими лучами солнца.
   Полиция имела кое-что в запасе.
   Топография каждого места преступления была такова,  что  убийца  имел
возможность скрываться в минимум времени. И ночью быстрее, чем днем.  Но
даже в разгар дня при благоприятных условиях  он  мог  убить,  разрезать
одежду на жертве и исчезнуть менее, чем за две минуты.
   В конце концов почему это должно произойти на улице? Что помешает ему
постучать в дверь квартиры одинокой женщины и действовать так же, как  и
на  улице?  Ничего.  Только  маньяки,  а  ими  является  большая   часть
преступников и особенно воров, применяют  ПОЧТИ  ВСЕГДА  одну  и  ту  же
технику и повторяют ее в основных деталях.
   Темнеть начнет только к девяти часам вечера,  а  окончательно  станет
темно лишь в половине десятого. Луна в  своей  третьей  четверти  будет,
вероятно, светить тускло, время от времени скрываясь за тучами.
   Все эти детали имели свое значение.
   - Они все еще в коридоре? - Только Барон.
   Журналисты вели наблюдение по очереди, договорившись о том, что  тот,
кто дежурил, предупредит остальных, если произойдет что-то необычное.
   - В шесть часов каждый уйдет, как обычно, останется только Люка.
   Часам к восьми к нему присоединится Торранс.
   В компании с Жанвье, Лоньоном  и  Мовуазеном  комиссар  направился  в
пивную "Дофин".
   В семь часов он возвратился домой и поужинал на кухне,  окно  которой
выходило на тихий в это время года бульвар Ришар-Ленуар.
   -  Тебе,  видимо,  пришлось  попотеть,  -   заметила   мадам   Мегрэ,
рассматривая рубашку мужа. - Если ты снова пойдешь  работать,  то  лучше
переоденься.
   - Да, я должен идти.
   - Он не признался?
   Мегрэ предпочел не отвечать, так как не привык лгать своей жене.
   - Ты поздно вернешься?
   - Вполне возможно.
   - Как, по-твоему, после этого дела ты можешь взять отпуск?
   Еще зимой они хотели  поехать  в  Безек-Конк  в  Бретани,  что  возле
Конкарно, но, как это случалось  каждый  год,  срочные  дела  заставляли
Мегрэ переносить отпуск на более поздние сроки.
   - Может быть! - вздохнул комиссар.
   В противном случае, это означало  бы,  что  ему  не  удастся  успешно
завершить расследование, что убийца проскользнет мимо расставленной  для
него западни или что он будет действовать не так, как предполагали Тиссо
и комиссар. Это также означало бы, что появятся новые жертвы, публика  и
пресса  будут  упрекать  полицию  в  бездействии,  судья  Комельо  будет
иронизировать  и  буйствовать,  а  Мегрэ  придется   давать   неприятные
объяснения начальству и в более высоких инстанциях.
   - Ты выглядишь усталым.
   Мегрэ не спешил уходить из дома. После ужина он принялся  расхаживать
взад и вперед по  квартире,  курил  трубку  и  не  решался  налить  себе
стаканчик сливянки. Иногда он останавливался  перед  окном  и  задумчиво
смотрел на улицу.
   Мадам Мегрэ не обращалась к нему с вопросами. Только когда  он  начал
искать пиджак, она принесла ему свежую рубашку и помогла ее надеть.  Она
видела, хотя Мегрэ и старался сделать это незаметно, как он открыл  ящик
стола и вынул оттуда пистолет, который быстро положил в карман.
   Он редко брал с собой оружие. У него не было никакого желания убивать
кого бы то ни было, даже такого опасного типа, как этот маньяк.  Тем  не
менее он приказал всем сотрудникам иметь  при  себе  оружие  и  защитить
любой ценой в случае опасности женщин из отряда муниципальной полиции. В
префектуру он  не  поехал.  К  девяти  часам  он  добрался  до  бульвара
Вольтера, где сел в поджидавшую его гражданскую машину. Человек за рулем
был в униформе таксиста и работал в комиссариате восемнадцатого округа.
   - Поехали, шеф?
   Мегрэ устроился на заднем сиденье, скрытый темнотой. Машина ничем  не
отличалась от тех, что весь день снуют  у  площади  Мадлен  или  площади
Оперы.
   - Площадь Клиши?
   - Да.
   По дороге он молчал и только на площади Клиши пробормотал:
   - А теперь вверх по улице Коленкур, только не очень быстро, как будто
ты читаешь номера домов.
   Улицы по соседству с бульваром были еще оживленными, и почти везде из
окон выглядывали люди, наслаждавшиеся ночной прохладой.  Довольно  много
жителей сидело на верандах кафе и ресторанов, где  обслуживали  клиентов
прямо на тротуаре.
   Казалось невероятным, что  преступление  может  совершиться  в  таких
условиях. И тем не менее обстановка была  почти  такая  же,  что  и  при
убийстве Жоржетты Лекуэн, последней из жертв: она была  убита  на  улице
Толозе, менее чем в пятидесяти  метрах  от  танцплощадки,  под  неоновой
вывеской, освещавшей место преступления красным светом.
   Для того, кто знает квартал досконально, известно, что совсем рядом с
его шумными  артериями  имеются  сотни  безлюдных  улочек,  закоулков  и
тупиков, где нападение может быть совершено без опаски.
   Две минуты. Подсчитали, что убийство  может  быть  совершено  за  две
минуты, а если быть чуточку порасторопней, то и того быстрее.
   Что толкает его после преступления еще и разрезать на жертве одежду?
   Он не прикасался к  жертвам.  Для  него  не  существует  сексуального
вопроса, как в некоторых уже  известных  случаях.  Он  рассекает  одежду
широкими взмахами ножа, как будто в ярости, как ребенок,  ожесточившийся
на куклу и топчущий ее ногами.
   Тиссо тоже говорил об этом, но с недомолвками. Он испытывал искушение
принять некоторые теории Фрейда и его последователей, но чувствовал, что
это было бы слишком просто.
   - Необходимо знать его прошлое, включая детство, найти первый удар, о
котором он сам, может быть, уже забыл...
   Каждый раз, когда он думал об убийце, Мегрэ  охватывало  лихорадочное
нетерпение.  Он  стремился   представить   его   лицо,   четкие   черты,
материальное воплощение этого беспредметного существа, которого называли
убийцей, сумасшедшим, чудовищем, которого Тиссо, наконец, невольно,  как
бы оговорившись, назвал пациентом".
   Мегрэ бесило его собственное бессилие. Ему брошен вызов. И  он  желал
бы оказаться лицом к лицу с  ним,  неважно  где,  пристально  посмотреть
прямо в глаза и сказать:
   - Ну, а теперь говори...
   Ему  просто  необходимо  было  найти  его.  Ожидание  томило,  мешало
сосредоточиться в главных деталях.
   Машинально он отмечал людей на местах, куда он  их  поставил.  Он  не
знал их всех. Многие не относились к его службе.  Он  знал  только,  что
человека за занавеской зовут так-то,  а  женщина,  идущая  сейчас  мимо,
запыхавшаяся,  возвращающаяся  невесть  откуда  неровной  из-за  высоких
каблуков походкой, из вспомогательного отряда.
   С февраля,  со  времени  первого  убийства,  этот  человек  переносил
следующее на более поздний час, начиная с  восьми  часов  и  кончая  без
четверти  десять  вечера.  А  как  будет   теперь,   когда   дни   стали
укорачиваться и ночь наступает раньше?
   С  минуты   на   минуту   можно   было   ожидать   крика   прохожего,
натолкнувшегося на труп на тротуаре: ведь  все  предыдущие  жертвы  были
найдены через несколько минут, и лишь одна - через четверть часа.
   Машина пересекла улицу Ламарк, сектор, где еще ничего не случилось.
   - А дальше что, шеф?
   - Выезжай на улицу Аббес.
   Он мог бы поддерживать связь со своими сотрудниками, будь он в машине
с передатчиком. Но это привлекло бы внимание.
   Кто знает, не проверяет ли он часами перед очередным нападением всех,
проходящих через квартал?
   Почти  всегда  известно:  убийца  относится  к  такой-то  и  такой-то
категории. Даже если нет никаких примет, всегда имеется какая-то  версия
о нем вообще, о социальной среде, в которой он обитает.
   - Хоть бы в этот вечер не было убийства! Он молил Бога, как  когда-то
в детстве перед сном, но это не успокаивало.
   - Вы видели?
   - Что?
   - Пьяницу у газового рожка?
   - Кто это?
   - Один из моих приятелей, Дютило. Он обожает играть, и всегда  пьяниц
Без четверти десять. Ничего не произошло.
   - Остановись у пивной "Пигаль".
   Заказав на ходу пива, Мегрэ закрылся в телефонной кабине и позвонил в
уголовную полицию. Трубку снял Люка.
   - Ничего?
   - Пока  ничего.  Только  одна  девка  с  жалобой  на  обругавшего  ее
иностранного моряка.
   - Торранс с тобой?
   - Да.
   - Барон?
   - Он собирался идти спать.
   Час, когда было совершено последнее  убийство,  прошел.  Означало  ли
это, что его больше заботил час суток, чем темнота? Или ложный арест  не
произвел на него никакого впечатления?
   Посмотрев на  машину,  Мегрэ  иронически  усмехнулся,  и  эта  ирония
относилась к нему самому. Кто знает? Может, тот, кого он выслеживает  на
улицах Монмартра, сейчас в отпуске, нежится на  пляже  Кальвадос  или  в
провинции, в пансионате для семейных.
   С каждым мгновением отчаяние все сильнее охватывало его.  Усилия  его
самого и его коллег казались тщетными, почти нелепыми.
   На чем основывалась эта операция, отнявшая столько времени в сил?
   Ни  на  чем.  Меньше,  чем  ни  на  чем.  На  своего  рода  озарении,
снизошедшем на него после сытного обеда, во время болтовни с профессором
Тиссо в уютной гостиной на улице Пикпюс.
   И не был ли сам Тиссо растерян, принимая довод Мегрэ?
   А  если  этот  человек  не  был  одержим  никакой  спесью,   желанием
утвердиться?
   Те слова, которые он произнес  так,  словно  делал  открытие,  теперь
вызывали отвращение.
   Он много думал. Много работал над проблемой. Больше он в нее не верил
и почти не сомневался в реальном существовании убийцы.
   - Куда, шеф?
   - Куда хочешь.
   Удивление, которое он прочитал в глазах этого человека, заставило его
взять себя в руки, стряхнуть отчаяние. Ему  стало  стыдно.  Он  не  имел
права показывать перед сослуживцами, что он потерял веру.
   - Вверх по улице Лепик до самого конца.
   Они проезжали мимо мельницы Галет, и Мегрэ  внимательно  рассматривал
место, где было найдено тело акушерки Жозефины Симмер.
   Ситуация была такова: совершено пять убийств, а убийца разгуливал  на
свободе, возможно готовя новое.
   А что, эта пятидесятилетняя женщина без шляпки, идущая вниз по  улице
с пуделем на поводке, тоже из вспомогательного?
   На прилегающих улицах были и другие женщины, рисковавшие в  настоящий
момент своей жизнью.  Они  были  добровольцами.  Это  он  дал  им  такое
задание. И он должен их защитить.
   Все ли предосторожности были приняты?
   Днем на бумаге план казался ему безук