растрепанной
прической  и,  вытирая  глаза,  всхлипывала.  Что-то   в   ее   бледном,
болезненном лице привлекло внимание Мегрэ.
   - В чем она провинилась? - спросил он у Приоле.
   - Обычная история. Девчонка  когда-то  болталась  на  Севастопольском
бульваре. Позавчера коммерсант из Безьера обратился к нам с жалобой, что
его обчистили, и точно описал злоумышленницу. Вчера вечером мы  схватили
ее в одном из кабачков на улице Лапп.
   - Это не я! - всхлипнула девушка. - Клянусь вам своей матерью, что  я
не брала бумажника...
   Мужчины обменялись понимающими взглядами.
   - А как твое мнение, Мегрэ?
   - До этого ее ни разу не задерживали?
   - Нет.
   - Из каких она мест?
   - Откуда-то из департамента Шаранты. Они часто разыгрывают в  полиции
подобные комедии.
   - Ты уже задержал ее подружку?
   - Пока нет.
   - А почему ты не отправишь эту назад, в деревню?
   Приоле повернулся к ней и спросил:
   - Ты хочешь вернуться обратно в деревню?
   - Но только с условием, что они там ничего не узнают...
   И вот теперь, пять или шесть лет спустя,  Мегрэ  снова  встретил  ее,
такую же бледную, с  такими  же  большими  темными  глазами,  которые  с
мольбой смотрели на него.
   - Луи Помель женат? - спросил он тихо.
   - Вдовец.
   - Он хорошо к тебе относится?
   Она утвердительно кивнула.
   - Он знал о твоих похождениях в Париже?
   - Нет. Он не должен знать об этом. Вот уже несколько лет  он  обещает
мне жениться и рано или поздно сделает это.
   - Тереза! - послышался снизу голос хозяина.
   - Сейчас иду! - И, обращаясь к Мегрэ:
   - Вы ему ничего не скажете?
   Он кивнул и ободряюще улыбнулся:
   - Не забудь подать мне горячую воду в восемь часов утра.
   Он был даже доволен, что снова встретил ее здесь: с ней он чувствовал
себя более уверенно, словно встретил старую добрую знакомую.
   И все остальные, которых он видел хотя бы мельком, казались ему  тоже
давними знакомцами, потому что и у него в деревне был вечно  подвыпивший
помощник полицейского, были и картежники -  но  в  его  время  играли  в
пикет, а не в джокер, - был и почтальон, считавший себя  важной  птицей,
был и трактирщик, знавший секреты всех и вся.
   Их лица врезались ему в память еще с детских лет, и только теперь  он
ясно отдавал себе отчет, что знал их плохо.
   Раздеваясь, он услышал  шаги  Помеля,  который  сначала  поднялся  по
лестнице, а потом копошился в соседней комнате.
   Наконец Мегрэ кое-как устроился на двух огромных перовых перинах.  Он
узнавал давно забытые деревенские запахи сена и плесени и, должно  быть,
из-за этих чертовых перин сильно вспотел.
   На рассвете сквозь сон он услышал мычание стада  коров,  проходившего
мимо гостиницы, и все прочие шумы и звуки, которые можно услыхать только
в деревне. Вскоре застучал  молот  в  кузнице.  Кто-то  внизу  распахнул
ставни. Мегрэ открыл глаза, увидел яркое - куда  ярче,  чем  накануне  в
Париже, - солнце, встал и надел брюки.
   Надев на босу ногу ночные туфли, он спустился вниз и на кухне  увидел
Терезу. От нее  приятно  пахло  парным  молоком.  Босая,  простоволосая,
накинув прямо на ночную рубашку некое подобие халата  с  разводами,  она
варила кофе.
   - Еще нет восьми часов. Только половина седьмого.
   Не хотите ли выпить чашечку кофе? Через пять минут все будет готово.
   Помель, небритый, неумытый, как и комиссар в ночных  туфлях  на  босу
ногу, тоже спустился вниз:
   - Я думал, вы встанете не раньше восьми.
   Стоя у плиты, они выпили кофе из толстых фаянсовых чашек.
   На площади собралось  несколько  женщин  в  черном,  с  корзинками  и
кошелками в руках.
   - Чего они ждут? - спросил Мегрэ.
   - Автобуса. Сегодня базарный день в Ла-Рошели.
   Было слышно, как в корзинках кудахтали куры.
   - А кто теперь ведет уроки в школе?
   - Вчера занятий не было. А сегодня утром должен приехать автобусом из
Ла-Рошели заместитель. Он  будет  ночевать  у  нас,  в  задней  комнате,
поскольку вы занимаете переднюю.
   Мегрэ поднялся к себе наверх как  раз  в  ту  минуту,  когда  автобус
остановился на площади и из него вышел молодой человек скромного вида, с
большим чемоданом в руке. По всей вероятности, это был учитель.
   Поставив на крышу свои корзинки, женщины уселись внутри  автобуса.  В
дверь постучала Тереза:
   - Горячая вода, господин комиссар!
   Глядя в сторону, Мегрэ спросил словно между прочим:
   - Ты тоже думаешь, что Гастен убил Леони?
   Прежде  чем  ответить,  она  оглянулась  на  полуоткрытую   дверь   и
прошептала:
   - Не знаю.
   - Ты не веришь этому?
   - На него это не похоже.  Но  здесь,  видите  ли,  все  хотят,  чтобы
убийцей был он.
   Теперь он прекрасно понимал, что необдуманно взялся за трудное, почти
неразрешимое дело.
   - Кто был заинтересован в смерти старухи?
   - Не знаю. Говорят, что она лишила наследства свою племянницу,  когда
та вышла замуж.
   - Кому же достанутся ее деньги?
   - Наверно, приходскому совету. Она часто меняла свое  завещание...  А
может быть, Марии-польке...
   - Тереза! - позвал ее хозяин снизу, как и вчера вечером.
   Не  следовало  ее  задерживать  больше.  Помель   был,   по-видимому,
недоволен. Возможно, он ревновал. Или просто  боялся,  что  она  слишком
много расскажет комиссару.
   Когда Мегрэ спустился вниз, молодой учитель уже завтракал и,  завидев
комиссара, с любопытством посмотрел на него.
   Что прикажете вам подать, господин комиссар?
   - Есть у вас устрицы?
   - При мертвой зыби их не бывает.
   - И сколько это продлится?
   - Дней пять-шесть.
   С самого отъезда из Парижа он мечтал об устрицах, но, видимо, ему так
и не удастся их отведать.
   - У нас есть суп. Можно также приготовить вам яичницу с ветчиной.
   Есть он ничего не стал, только выпил у порога гостиницы вторую  чашку
кофе, разглядывая залитую солнцем площадь и два серых  силуэта,  которые
мелькали за стеклами кооператива Шаранты.
   Он раздумывал, стоит ли разрешить себе выпить стаканчик белого  вина,
чтобы перебить вкус  этого  ужасного  кофе,  когда  поблизости  раздался
веселый возглас:
   - Комиссар Мегрэ?
   Какой-то маленький, щупленький и очень подвижный человечек с  молодым
лицом и задорным взглядом, хотя ему уже перевалило за сорок,  решительно
протянул ему руку.
   - Доктор Брессель, - представился он. - Лейтенант сказал  мне  вчера,
что вас ждут. Я пришел предложить вам свои услуги, прежде  чем  я  начну
прием. Через час у меня в приемной будет уйма народу.
   - Не выпьете ли вы чего-нибудь?
   - С удовольствием, но только у меня. Это совсем рядом.
   - Я знаю.
   Мегрэ пошел вслед за ним  в  дом,  сложенный  из  серого  камня.  Все
остальные дома в деревне были побелены: одни ослепительно белые,  другие
слегка кремовые, а  розовые  черепичные  крыши  придавали  всей  деревне
веселый вид.
   - Входите! Что бы вы хотели выпить?
   - С самого отъезда из Парижа я мечтаю об  устрицах  и  местном  белом
вине, - признался Мегрэ. - Что касается устриц, то мне уже сказали,  что
я должен о них забыть.
   - Арманда! - позвал доктор. -  Подай  нам  бутылку  белого  вина.  Ту
самую, из красного шкафчика...
   И, распорядившись, пояснил Мегрэ:
   - Арманда - моя сестра. С тех  пор  как  я  овдовел,  она  ведет  мое
хозяйство. У меня два сына, один учится  в  лицее  в  Нуаро,  второй  на
военной службе. Ну, как вам нравится Сент-Андре?.. - У него  было  такое
выражение лица, будто все его забавляло. - Я совсем забыл, что вам  вряд
ли удалось много увидеть. Постойте! В качестве образчика вы  уже  видели
этого пройдоху Помеля, который раньше работал на ферме, а потом  женился
на вдове - владелице "Уютного уголка". Она была на двадцать  лет  старше
Луи и любила выпить. А так как  она  была  ревнива  как  черт  и  деньги
принадлежали ей, то он убивал ее малыми дозами вина.
   Вам понятно? Он давал ей вино с утра,  и  частенько  сразу  же  после
завтрака она укладывалась в постель. Так она протянула семь лет.  Печень
ее превратилась в камень, и наконец он смог ей устроить пышные похороны.
После этого он сменил несколько служанок. Они уходили от  него  одна  за
другой, и только Тереза все еще держится...
   В комнату вошла сестра доктора - скромная,  незаметная  женщина.  Она
внесла на подносе бутылку и два хрустальных стакана.  Мегрэ  показалось,
что она здорово смахивает на служанку кюре.
   - Моя сестра. Комиссар Мегрэ.
   Уходя, она пятилась назад, и это как будто тоже забавляло доктора.
   - Арманда никогда не была замужем. Я почти уверен, что всю жизнь  она
ждала, когда я стану вдовцом. Сейчас у нее есть, в  конце  концов,  свой
дом и она может баловать меня так, как она баловала бы своего мужа.
   - Что вы можете мне сказать о господине Гастене?
   - Неудачник.
   - Почему?
   - Потому что дело, которому он служит, заранее обречено на провал,  а
подобные люди - всегда неудачники.  Никто  их  за  это  не  уважает.  Он
пытается научить чему-нибудь банду юных шалопаев,  которых  их  родители
предпочли бы держать на ферме. Он даже пытался заставить их мыться. Был,
помнится, такой случай: он отослал домой одного  ученика  с  удивительно
грязной и вшивой головой... Через  четверть  часа  прибежал  разъяренный
папаша и чуть не бросился на него с кулаками...
   - Его жена действительно больна?
   - По правде говоря, она не больна, но и не здорова.
   Видите ли, я сам не очень верю в  медицину.  Госпожа  Гастен  съедает
сама себя. Она испытывает угрызения совести, с утра  до  вечера  упрекая
себя в том, что сделала мужа несчастным.
   - Из-за Шевассу?
   - Вы уже в курсе дела?  Да,  из-за  Шевассу.  Она  его  по-настоящему
любила. Как говорится, всепоглощающая страсть... Увидев ее, вы просто не
поверите этому, ибо это самая обыкновенная женщина,  похожая  на  своего
мужа  как  сестра  на  брата.  По-видимому,  в  этом-то  и  кроется  все
несчастье.  Они  слишком  похожи  друг  на  друга.  А  Шевассу,   грубый
жизнелюбец, здоровый как бык, делал с ней все, что хотел.
   - Как она относилась к Леони Бирар?
   - Они видели друг друга только через окна, дворы и сады. Иногда Леони
показывала ей, как и всем прочим, язык. Но самое  удивительное  во  всей
этой истории, пожалуй, то, что здоровенная Леони  была  убита  маленькой
пулей, пущенной из детского ружья... Есть и еще невероятные  совпадения.
Пуля попала именно в ее левый глаз, которым она ничего не видела вот уже
много лет. Что вы на это скажете?
   Доктор  поднял  стакан.  Легкое  сухое  вино  с  зеленоватым  отливом
отдавало особым привкусом местных виноградников.
   - За ваше здоровье! Все они будут ставить  вам  палки  в  колеса.  Не
верьте ничему, что будут вам говорить родители или их дети. Приходите ко
мне, как только пожелаете, и я  сделаю  все  от  меня  зависящее,  чтобы
помочь вам.
   - Бы их не любите?
   В глазах доктора промелькнула усмешка, и он произнес:
   - Я их просто обожаю, но они такие нудные!

Глава 3
ОПЯТЬ ШЕВАССУ

   Распахнутая  дверь  мэрии  выходила  прямо  в   коридор   с   белыми,
свежевыкрашенными маслом стенами, на  которых  были  приколоты  кнопками
разные  административные  объявления.  Некоторые  из  них  -   например,
объявление о срочном заседании муниципального совета - были написаны  от
руки круглым почерком.  Возможно,  писал  их  сам  учитель.  Серый  пол,
выложенный плитками, такая же серая деревянная мебель...  Дверь  направо
вела, очевидно, в  зал  заседаний,  где  стояли  бюст  Марианны  {символ
Французской  Республики}  и  флаг,  а  полуоткрытая  дверь  налево  -  в
канцелярию. В пустой комнате стоял запах выкуренных сигар.
   Лейтенант Даньелу, превративший в последние  дни  канцелярию  в  свой
главный штаб, еще не приходил.
   На другом конце  коридора,  как  раз  напротив  входной  двери,  была
раскрыта настежь двустворчатая дверь, ведущая во двор, в самой  середине
которого росла липа. Там же, во дворе, приютилось низкое здание школы; в
трех его окнах виднелись лица мальчишек и девчонок, а позади них - новый
учитель, которого комиссар Мегрэ уже видел в гостинице.
   Всюду царила тишина, и лишь из кузницы доносились частые удары молота
о наковальню. В глубине двора  виднелись  дощатые  изгороди,  зеленеющие
сады с распускающейся сиренью, белые и желтые  домики,  раскрытые  всюду
окна...
   Мегрэ свернул налево и направился к дому учителя  Гастена.  Когда  он
поднял руку и хотел уже постучать в дверь, она неожиданно отворилась,  и
Мегрэ очутился на пороге кухни. Там, склонившись над тетрадью, сидел  за
столом, покрытым клеенкой, мальчуган в очках.
   Оказалось, что дверь ему отворила мадам Гастен. Она увидела  в  окно,
как он остановился во дворе, посмотрел по сторонам и медленно направился
к ним.
   - Я еще вчера узнала о вашем  приезде,  -  сказала  она,  отступая  в
сторону, чтобы пропустить его. - Входите, господин комиссар. Если бы  вы
только знали, как я вам рада! - Она вытерла мокрые  руки  о  передник  и
обратилась к сыну, который так и не поднял головы и вроде бы не  замечал
посетителя:
   - Жан-Поль, почему ты не поздоровался с господином комиссаром?
   - Здравствуйте.
   - Поднимись в свою комнату.
   Кухня была очень маленькая, и, несмотря на раннее утро,  в  ней  было
необыкновенно чисто и уютно.
   Юный Гастен молча взял книгу и, пройдя по коридору, стал  подниматься
по лестнице.
   - Проходите сюда, господин комиссар.
   Они прошли через коридор  в  комнату,  служившую  гостиной,  которой,
видимо, никогда не пользовались.
   У стены стояло пианино, круглый дубовый  стол,  кресла  с  кружевными
салфеточками под голову, на  стенах  висели  фотографии,  и  всюду  были
расставлены разные безделушки.
   - Садитесь, пожалуйста.
   В доме было четыре комнаты, но все такие маленькие, что  Мегрэ  сразу
же  почувствовал  себя  огромным,  нескладным,  и,  может,  поэтому  ему
показалось, что он попал внезапно в нереальный мир.
   Ему говорили, что мадам Гастен похожа на мужа, но он  никогда  бы  не
подумал, что настолько. Их действительно можно было принять за  брата  и
сестру.  Такие  же  жидкие,  неопределенного  цвета   волосы,   какое-то
вытянутое вперед лицо, светлые близорукие глаза...  И  ребенок,  в  свою
очередь, был некоей искаженной копией собственных родителей.
   Интересно  знать,  что  он  там,  наверху,  делает:  подслушивает  их
разговор или опять уткнулся  в  тетрадь?  Ему  было  тринадцать  лет,  а
выглядел он маленьким старичком или, точнее, человеком вне возраста.
   - Я запретила ему идти сегодня в школу,  -  объяснила  мадам  Гастен,
закрывая дверь. - Мне кажется, что так будет лучше. Вы  же  знаете,  как
жестоки бывают дети...
   Если бы Мегрэ поднялся, то наверняка бы заполнил всю комнату, поэтому
он неподвижно сидел в кресле, жестом пригласив  собеседницу  последовать
его примеру: слишком уж было утомительно смотреть на нее снизу вверх.
   Угадать ее возраст было почти невозможно.  Точь-в-точь  как  у  сына.
Мегрэ знал, что  ей  не  больше  тридцати  четырех  лет,  но  ему  редко
приходилось видеть женщину, настолько лишенную всякой женственности. Под
платьем какого-то унылого цвета  угадывалось  тощее,  изможденное,  чуть
сгорбившееся тело. Кожа  у  нее  в  деревне  не  загорела,  а  приобрела
сероватый оттенок. Даже голос был какой-то устало-погасший.
   Она попыталась улыбнуться, робко протянула  руку  и,  взяв  Мегрэ  за
плечо, еле слышно произнесла:
   - Я так вам благодарна, что вы ему поверили!
   Он не мог ей признаться, что и сам еще  не  знает,  почему  он  вдруг
решил поехать сюда: может, в этом повинно весеннее солнце над Парижем, а
может, воспоминание об устрицах и белом вине...
   - Если бы вы только знали, господин комиссар,  как  я  себя  упрекаю!
Ведь это я виновата во всем, что здесь произошло. Я  испортила  жизнь  и
ему, и нашему сыну... Я  стараюсь  искупить  свою  вину.  Я  ведь  очень
сильная...
   Он испытывал примерно такое же чувство неловкости, как если бы пришел
невзначай в дом, где лежал покойник, и не знал бы, что сказать. Он попал
в особую среду, в своего рода одинокий особняк, вокруг которого кипели и
клокотали деревенские страсти.
   Все трое - Гастен, его жена и их сын - настолько отличались  от  всех
прочих обитателей, что комиссар хорошо понимал, почему здешние крестьяне
не доверяют им.
   - Я не знаю, чем все кончится, - продолжала она, вздохнув, - но я  не
могу поверить в то, что суд может  приговорить  невиновного.  Это  такой
необыкновенный человек! Вы  видели  его,  однако  вы  его  не  знаете...
Скажите, как он чувствовал себя вчера вечером?
   - Хорошо. И очень спокойно.
   - Правда, что ему надели наручники на перроне?
   - Нет. Он сам пошел за двумя полицейскими.
   - И много было там народу?
   - Все прошло тихо и незаметно.
   - Как вы думаете,  может,  ему  что-то  нужно?  У  него  ведь  слабое
здоровье. Он не из крепышей...
   Она не плакала. Она, наверно,  столько  пролила  в  жизни  слез,  что
больше их и не  осталось.  У  окна,  как  раз  над  ее  головой,  висела
фотография молодой девушки, почти толстушки, и Мегрэ не мог оторвать  от
нее глаз, спрашивая себя: неужели она и в самом деле была когда-то такой
- со смеющимися глазами и с ямочками на щеках?..
   - Да, - вздохнула она, - тогда я была молода...
   Рядом с этой фотографией висела другая - фотография Гастена. Он почти
не изменился, с той только разницей, что тогда он носил довольно длинные
волосы, как у художников, и, конечно, писал стихи.
   - Вам уже рассказали? - пробормотала она, бросив настороженный взгляд
на дверь.
   И он почувствовал, что именно об этом она и  хотела  рассказать,  что
именно об этом она и думала с тех пор, как он приехал, что именно это  и
было для нее самым важным.
   - Вы говорите о том, что произошло в Курбевуа?
   - Да, о Шарле...
   Спохватившись, она покраснела, как будто произнесла запретное имя.
   - Шевассу?
   Она утвердительно кивнула.
   - Я все еще спрашиваю  себя,  как  это  могло  случиться.  Я  столько
выстрадала, господин комиссар!.. И я хотела  бы,  чтобы  мне  объяснили!
Видите ли, я не плохая женщина. Я познакомилась  с  Жозефом,  когда  мне
было пятнадцать лет, и сразу же поняла, что  выйду  за  него  замуж.  Мы
вместе готовили нашу будущую жизнь.  Мы  оба  решили,  что  будем  учить
детей.
   - Эту мысль подал вам он?
   - Думаю, что да. Он умнее меня. Это человек с головой.  Но  он  очень
скромен, и люди не всегда это понимают. Мы получили наши дипломы в  один
и тот же год и поженились; с помощью влиятельной кузины мы оба  получили
назначение в Курбевуа.
   - Вы полагаете, что  все  это  имеет  отношение  к  тому,  что  здесь
произошло во вторник?
   Она взглянула на него с удивлением. Ему не следовало  было  прерывать
ее, так как она могла растеряться и стать в тупик.
   - Во всем виновата я... - Нахмурившись, она постаралась пояснить свои
слова:
   - Если бы не случилось того, что было в Курбевуа, мы не  приехали  бы
сюда. Там Жозеф пользовался общим уважением, ибо городские  жители  куда
более современны,  нежели  здешние.  Он  преуспевал  там.  У  него  было
будущее.
   - А вы?
   - Я тоже. Он помогал мне, давал советы. А потом наступил день,  когда
я будто сошла с ума. Я и теперь себя спрашиваю: что  же  тогда  со  мной
случилось? Ведь я не хотела этого, боролась  с  собой.  Даже  дала  себе
клятву, что  никогда  не  позволю  поступить  так...  А  когда  приходил
Шарль... - Она снова покраснела, будто боясь, что рассказ  ее  неприятен
Мегрэ. - Простите меня...
   Я не думаю, что это была любовь...  ведь  я  люблю  и  всегда  любила
Жозефа. Я была как в лихорадке и забывала обо  всем  на  свете,  даже  о
нашем сыне, который был еще крошкой... Я  могла  его  бросить,  господин
комиссар. Я и в самом деле надумала бросить их обоих и уехать куда глаза
глядят... Вы понимаете меня?
   Он не решился сказать ей, что история ее весьма банальна. Ведь ей так
хотелось верить, что это что-то из ряда вон выходящее,  что  она  должна
истяз