Мегрэ
подумал, что там, должно быть, целуются. Наконец оттуда легко  выскочила
мадемуазель Изабелла и направилась к двери,  по  дороге  оборачиваясь  и
помахивая рукой кому-то, сидевшему в машине.
   Он услышал приглушенный звонок  и  подумал  о  заспанной  мадемуазель
Клеман, которая, проснувшись, зажгла свет и прильнула лицом к глазку. На
лестнице раздались шаги, где-то совсем близко от него в дверях повернули
ключ и почти тотчас же скрипнул матрац и раздался стук  упавших  на  пол
туфель. Мегрэ мог бы  поклясться,  что  девушка,  разувшись,  облегченно
вздохнула и теперь поглаживала свои натруженные ноги.
   Она разделась, потом стала умываться под краном.
   Шум воды еще усилил его жажду. Он тоже подошел  к  крану  и  наполнил
водой стаканчик для полоскания зубов. Вода оказалась тепловатой.
   Тогда он нехотя разделся, не закрывая окна, почистил зубы и лег.
   Он думал, что заснет сразу. Его охватила дрема, дыхание стало ровным.
В полусне смешивались картины пережитого дня.
   Но не прошло и пяти или десяти минут, как он совсем проснулся. Лежа с
открытыми глазами, больше, чем когда-либо, стал мечтать о  кружке  пива.
На этот раз он почувствовал изжогу: наверняка из-за бараньего рагу. Будь
он у себя, на бульваре Ришар-Ленуар, он  тут  же  поднялся  бы  и  выпил
немного соды. Но соду он с собой  не  захватил,  а  будить  из-за  этого
мадемуазель Клеман не решался.
   Мегрэ  снова  закрыл  глаза,  поудобнее  улегся  и   тут   же   вдруг
почувствовал, что голову и затылок ему обдает холодным воздухом.
   Пришлось подняться, чтобы закрыть окно. Человек из дома напротив  еще
не спал. За шторой было видно, как он ходит взад и вперед по комнате,  и
Мегрэ  удивился,  почему  он  так  мечется.  Может  быть,   это   актер,
репетирующий свою роль? Или он просто спорит с  кем-то,  сидящим  в  той
части комнаты, которую не видно?
   Он заметил еще одно освещенное окно, совсем наверху, в мансарде  того
же дома.
   Мегрэ спал, по всей вероятности спал,  но  беспокойным  сном,  ни  на
минуту не забывая ни о том,  где  он  находится,  ни  о  своих  задачах,
которые теперь, напротив, казались ему преувеличенно сложными.
   Во сне ему чудилось, что он занимается  делом  почти  государственной
важности, даже более того, вопросом  жизни  и  смерти.  Малейшие  детали
разбухали до невиданных размеров, как в сознании пьяного. Он  чувствовал
себя в ответе не только перед Жанвье, но  и  перед  его  женой,  которая
ждала ребенка и выглядела такой замученной. Ведь она  смотрела  на  него
так, словно хотела сказать, что вручает ему свою судьбу и судьбу малыша,
который должен появиться на свет. Да и мадам Мегрэ не было рядом.  Из-за
этого он, Бог знает почему, особенно чувствовал себя виноватым.
   Мучила жажда. Время от  времени  изжога  становилась  сильнее,  и  он
сознавал, что стонет. Вероятно, он старался делать это потише, чтобы  не
разбудить соседей, особенно младенца Лотаров, который к тому времени уже
уснул.
   И в то же время Мегрэ сознавал, что ему не  следовало  бы  спать.  Он
находится здесь, чтобы наблюдать за домом. Его долг -  прислушиваться  к
звукам, следить за теми, кто приходит и уходит.
   По  улице  проехало  такси,  словно  оскорбляя  тишину  своим  шумом.
Остановилось. Хлопнула дверца. Но это было в верхней части улицы,  домов
за десять от него.
   Мадемуазель Изабелла ворочалась в своей постели, видимо изнемогая  от
духоты. Сафты, жильцы из соседнего номера, тихо  спали  на  своей  узкой
кровати.
   Мегрэ видел эту кровать и недоумевал, как им удается умещаться на ней
вдвоем.
   Потом он вдруг обнаружил, что сидит и прислушивается. Ему  послышался
какой-то странный  шум,  вероятнее  всего  звон  разбитого  фарфора  или
фаянса.
   Он подождал, сидя неподвижно, затаив дыхание, и  снова  услышал  шум,
доносившийся с первого этажа.
   На этот раз хлопнула дверца шкафа.
   Он зажег спичку и посмотрел на часы. Было половина третьего.
   Мегрэ  босиком,  осторожно  направился  к  двери,  приоткрыл  ее   и,
убедившись, что в доме  кто-то  ходит,  надел  брюки  и  выскользнул  на
площадку.
   Не  успел  он  спуститься  до  второго  этажа,  как  под  его  ногами
заскрипела  ступенька.  Видимо,  она  скрипела  всегда.  В  каждом  доме
существует по крайней мере одна ступенька, которая  всегда  скрипит.  Он
мог поклясться, что за мгновение до этого видел в коридоре слабый  свет,
просачивавшийся из-под дверей комнаты.
   Тогда он стал спускаться быстрее и, очутившись на первом этаже, нашел
ощупью ручку кухонной двери.
   На пол упала чашка и разбилась.
   Он повернул выключатель.
   Перед ним стояла мадемуазель Клеман в ночной рубашке. Сначала  на  ее
испуганном лице нельзя было  прочесть  ничего  определенного,  и  вдруг,
когда он меньше всего  этого  ожидал,  она  разразилась  своим  горловым
смехом, от которого прыгал ее огромный бюст.
   - Вы меня напугали! - воскликнула она. - Боже мой, как я испугалась.
   На плите горел газ, в кухне  пахло  свежесваренным  кофе.  На  столе,
покрытом клеенкой, лежал огромный сандвич с ветчиной.
   - Я так испугалась, услышав шаги, что тут же погасила свет.  А  когда
поняла, что кто-то направляется сюда, от страха уронила чашку...
   Хоть она и была  очень  грузная,  но  под  рубашкой  угадывалось  еще
молодое и привлекательное тело.
   - Вы тоже проголодались?
   Он спросил, не зная, куда девать глаза:
   - А вы встали, чтобы поесть?
   Она снова засмеялась, но быстро смолкла и чуть покраснела.
   - Это бывает со мной почти каждую ночь. Я прекрасно понимаю, что  мне
не следовало бы  так  много  есть,  но  это  сильнее  меня.  Я  как  тот
французский король, которому на ночной столик всегда ставили цыпленка.
   Она достала из шкафа другую чашку:
   - Хотите кофе?
   Он не осмелился спросить, нет ли у нее, случайно,  пива,  а  она,  не
дождавшись ответа, сама налила ему кофе.
   - Лучше мне, пожалуй, пойти  надеть  халат...  А  то,  если  нас  тут
застанут...
   Получалось  действительно  забавно.  Мегрэ  сидел  без   пиджака,   с
растрепанными волосами, на спине болтались подтяжки.
   - Выпьете еще чашечку?
   Она ушла к себе в комнату, но почти сразу же вернулась, и он заметил,
что помада на ее губах немного стерлась и  форма  рта  от  этого  совсем
изменилась.
   - Съедите чего-нибудь?
   Есть ему не хотелось. Только мучила жажда.
   - Садитесь...
   Она погасила газ. От налитого в чашечки  кофе  шел  пар.  Сандвич  на
тарелке был золотистый, хрустящий.
   - Это я разбудила вас, месье Мегрэ?
   - Нет, я не спал.
   - Я-то, в общем, не трусиха. Часто даже  забываю  закрыть  дверь  на.
ключ. Но после того, что случилось вчера вечером, я уже не чувствую себя
так уверенно...
   Она принялась за сандвич. Он выпил глоток кофе.
   Потом машинально стал набивать трубку. Оказалось, что спички остались
в кармане пиджака, и пришлось встать, чтобы взять коробок, лежавший  над
газовой плитой на полке для пряностей.
   Сначала она ела с большим аппетитом, как будто и в  самом  деле  была
голодна. Потом мало-помалу стала жевать медленнее, иногда с любопытством
поглядывая на Мегрэ.
   - Все уже дома? - спросил он.
   - Все, кроме месье Фашена, студента. Пошел заниматься к товарищу. Они
в складчину покупают учебники. На  лекции  ходят  по  очереди,  а  потом
собираются и готовятся вместе.  Это  позволяет  экономить  время,  чтобы
зарабатывать на жизнь.  У  меня  жил  один  студент,  он  служил  ночным
сторожем в банке, так ему удавалось спать не больше трех-четырех часов в
сутки.
   - А вы много спите?
   - Как когда. Я скорее люблю поесть, чем поспать.
   А вы?
   Последний кусок она доедала уже с трудом.
   - Теперь я чувствую себя лучше. Могу уже окончательно улечься  спать.
Вам больше ничего не нужно?
   - Нет, спасибо.
   - Доброй ночи, месье Мегрэ.
   Она поднялась по лестнице. На втором этаже было слышно, как в полусне
хнычет ребенок; доносился  ритмичный,  скандирующий  звук,  по-видимому,
мать покачивала колыбель, не вставая с постели.

***

   На этот раз, несмотря на кофе, он сразу же уснул  крепким  сном,  но,
как ему показалось, ненадолго. Его разбудил свет. Было половина шестого,
когда он встал и снова облокотился на подоконник.
   При утреннем свете улица показалась еще более пустынной,  чем  ночью.
Было еще свежо, и ему пришлось надеть пиджак.
   Небо между крышами было светло-голубым, без единого облачка, и многие
дома казались позолоченными.
   Какой-то полицейский, направляясь на свой пост,  шел  вниз  по  улице
большими ровными шагами.
   На втором этаже дома напротив  уже  подняли  штору,  и  взгляд  Мегрэ
погрузился в неубранную спальню, где у окна стоял открытый чемодан.  Это
был старомодный, простой, сильно поношенный чемодан, из тех,  что  можно
увидеть у коммивояжеров, которые  много  путешествуют,  развозя  повсюду
образцы товаров.
   Какой-то пожилой человек ходил взад и вперед по комнате, и, когда  он
наклонялся, Мегрэ  видел  его  большую  лысину.  Рассмотреть  лицо  было
трудно.
   Комиссар решил, что этому мужчине, должно быть, лет пятьдесят пять, а
то и больше. Скорее больше. На нем был темный костюм,  и  он  заканчивал
укладывать белые рубашки в верхнее  отделение  чемодана,  потом  опустил
крышку и сел на нее, чтобы она закрылась.
   Видна была часть кровати, подушка, на которой сохранилась  вмятина  в
форме человеческой головы.
   Комиссар подумал, что там, в постели, может лежать еще кто-нибудь  и,
присмотревшись, увидел женскую руку.
   Мужчина, видимо, донес чемодан до лестничной площадки, потом вернулся
и склонился к постели, чтобы на прощанье поцеловать жену. Потом еще  раз
вернулся и, на этот раз взяв из ящика ночного столика  коробочку,  вынул
из нее две пилюли, налил в стакан воды и подал той, кого не было видно.
   Наверное, он вызвал машину  по  телефону,  так  как  вверх  по  улице
проехало такси и остановилось перед домом. Прежде чем выйти из  комнаты,
человек задернул занавески, и больше Мегрэ уже не удалось ничего увидеть
до тех пор, пока не открылась дверь парадной.
   Чемодан был тяжелый, и шофер встал, чтобы  помочь  клиенту  погрузить
его в машину.
   Теперь можно было уже различить голоса.
   - Вокзал Монпарнас. Побыстрее!
   Дверца такси захлопнулась.
   На противоположной стороне улицы, на четвертом этаже, открылось окно,
в нем появилась какая-то женщина с  бигуди  в  волосах.  Придерживая  на
груди сиреневый халат, она посмотрела вниз на улицу.
   Женщина  заметила  комиссара.  При  виде  незнакомого  человека  она,
по-видимому, удивилась и, прежде чем исчезнуть в своей комнате, с минуту
смотрела на него.
   В комнате Лотаров  зашевелились.  В  дом  вошел  высокий  рыжеволосый
молодой человек, и, прислушиваясь к его  шагам,  Мегрэ  понял,  что  это
Оскар Фашен, студент. Войдя в комнату, он тут же свалился в постель.
   Приход студента разбудил мадемуазель Клеман. Заснет ли она снова?
   В половине седьмого встали Сафты, и из  их  комнаты  по  всему  этажу
распространился слабый запах кофе.
   Мадемуазель Изабелла встала с постели только в  четверть  восьмого  и
сразу же открыла кран умывальника.
   Месье Криделька все еще спал. Спал и месье Валентен. Что же  касается
мадемуазель Бланш, то в ее комнате было тихо и  она,  должно  быть,  еще
долго не просыпалась после ухода других жильцов.
   Мегрэ выкурил три или четыре трубки, прежде чем решился  одеться.  Из
дома вышел месье Лотар. Вслед за ним месье Сафт, которого Мегрэ  заметил
на тротуаре с поношенным портфелем под мышкой.
   Комиссару не хотелось кофе. Он мечтал о рюмке белого  вина,  и  жажда
еще усилилась при виде того, как овернец, хозяин бистро, отворял  ставни
и выносил на веранду стулья и круглые столики.
   Мегрэ спустился на первый этаж, по дороге заглянул через оба глазка в
спальню и в кухню-столовую, но мадемуазель Клеман не обнаружил.  Правда,
глазок на двери спальни был закрыт темной  занавеской.  Видимо,  хозяйка
тоже занималась утренним туалетом.
   Входная дверь оказалась открытой, и, выходя на улицу, он столкнулся с
какой-то  худой  женщиной,  коротконогой,  одетой  во  все  черное.  Она
решительным шагом направлялась в гостиную, как к себе домой.
   Женщина обернулась  и  оглядела  комиссара.  Он  тоже  обернулся,  их
взгляды встретились, но она не отвела глаз, и Мегрэ даже показалось, что
женщина пожала плечами и что-то проворчала сквозь зубы. Он  без  особого
удивления заметил у нее на ногах мужские ботинки.
   - Немного белого вина, - сказал он овернцу, на котором  была  рубашка
такого же светло-голубого линялого цвета, как небо.
   - Ну как, сегодня ночью никого не убили?
   Он увидел, как  прошла  мадемуазель  Изабелла,  очень  свеженькая,  в
костюме цвета морской волны. Он не спускал глаз с дома, и те, кто привык
работать с ним вместе, например Люка или  несчастный  Жанвье,  сразу  бы
поняли, что ему запала в голову какая-то мысль.
   - Вы знаете, где мадемуазель Клеман покупает продукты? - спросил он у
хозяина.
   - На улице Муфтар, как и все, кто живет здесь. Есть, правда, лавки  и
на улице Гей-Люссака, но там дороже.
   Есть мясная на улице Сен-Жак, но неважная.
   Мегрэ выпил три рюмки  белого  вина  с  зеленоватым  отливом,  потом,
засунув руки в карманы пиджака, медленно спустился по улице, словно  жил
здесь  уже  много  лет.  Какой-то   старичок,   гулявший   с   собачкой,
поздоровался с ним. Мегрэ, улыбнувшись, ответил на приветствие  и  через
несколько минут  уже  пробирался  по  узкой  улице  Муфтар,  запруженной
тележками, распространявшими сильный запах овощей и фруктов.
   На капусте и салате еще трепетали капельки росы - если только не сами
торговцы опрыскали овощи водой, чтобы придать им свежий вид.
   Он тут же увидел колбасную, которую искал.  За  прилавком  из  белого
мрамора стояла румяная женщина, затянутая в корсет.
   Мегрэ хотел остаться с ней наедине и переждал,  пока  из  лавки  ушли
двое покупателей.
   - Что вам угодно?
   - Кое-какие сведения.  Скажите,  мадемуазель  Клеман  с  улицы  Ломон
покупает у вас, не так ли?
   - Да, уже десять лет.
   - Она хорошая клиентка?
   - Ну конечно, не то что другие хозяйки меблированных комнат,  которые
кормят своих жильцов. Ходит она сюда постоянно.
   - У нее хороший аппетит? - шутливо спросил он.
   - Да, поесть она, видно, любит. Вы что, живете у нее?
   - Со вчерашнего дня...
   Она сначала не вдумалась в смысл  его  ответа.  Но  вдруг  ее  что-то
поразило.
   - Только со вчерашнего дня?
   - Со вчерашнего вечера...
   - А я подумала, что вы живете там уже несколько дней.
   Он открыл рот, чтобы спросить, но тут вошла какая-то  старуха,  и  он
предпочел прекратить разговор.
   Когда он вышел на улицу Муфтар, ему вдруг стало весело и он чуть было
не зашел в какой-то бар, чтобы позвонить оттуда по телефону.  Но  что-то
вроде верности своему овернцу заставило его вернуться  на  улицу  Ломон.
Может быть, здесь сыграло роль и  воспоминание  о  белом  вине,  приятно
пахнущем деревенской харчевней.
   - Есть у вас телефон?
   - В глубине, за дверью.
   Девять часов  утра.  На  набережной  Орфевр  сейчас  время  рапортов.
Начальники бригад с папками под мышкой проходят в большой кабинет шефа с
настежь открытыми окнами, откуда открывается вид на Сену.
   - Алло!.. Дайте мне, пожалуйста, Люка.
   Телефонист узнал его по голосу.
   - Сейчас, месье комиссар.
   Потом послышался голос Люка:
   - Это вы, начальник?
   - Ничего нового?
   - Воклен сейчас составляет рапорт о выполнении  задания,  которое  вы
ему дали. Вряд ли ему удалось обнаружить что-нибудь существенное.
   - Ты не знаешь, как Жанвье?
   - Только что звонил в больницу Кошен. У него была тревожная ночь,  но
врач уверяет, что этого следовало ожидать.  Температура  нормальная.  Вы
по-прежнему живете у мадемуазель Клеман? Хорошо спали?
   В голосе Люка не чувствовалось никакой насмешки, но комиссара тем  не
менее этот вопрос покоробил.
   - Ты свободен? Можешь сейчас взять машину и приехать на улицу  Ломон?
Остановись немного пониже этого дома и подожди. Не торопись. Раньше, чем
через полчаса, тебе здесь делать нечего.
   Люка не осмелился спросить и  повесил  трубку.  Мегрэ  вдохнул  запах
кухни и поморщился, поняв, что здесь снова готовят барашка.
   В доме мадемуазель Клеман женщина в мужских ботинках  загородила  ему
дорогу. Опустив голову и оттопырив зад,  она  мыла  коридор,  выложенный
плитками.
   В гостиной никого не было. Мадемуазель  Клеман,  свежая,  веселая,  в
светлом платье, хозяйничала на кухне.
   - Вы ходили завтракать? - спросила она. - Если бы вы мне  сказали,  я
бы вам сама приготовила.
   - Вам случается кормить ваших жильцов?
   - Нет, вообще-то я им не готовлю. Иногда варю утренний кофе. А иногда
они спускаются сюда со своими кофейничками и готовят сами.
   - Вам хорошо спалось после ночной закуски?
   - Неплохо. А вам?
   Она по-прежнему была в хорошем настроении, но в ее  голосе  слышалось
что-то напористое, быть может, слегка напряженное. Мегрэ был уверен, что
вел себя точно так же, как и накануне. Но  мадемуазель  Клеман,  видимо,
обладала острой интуицией.
   - Это ваша уборщица моет пол в коридоре?
   - А кто же вы думали? Вряд ли кому-нибудь захотелось  бы  вымыть  пол
для развлечения или вместо гимнастических упражнений.
   - Вчера я ее не видел.
   - Потому что она приходит только четыре раза в неделю. У  нее  пятеро
детей, и ей хватает работы дома.
   Вы с ней говорили?
   - Нет. Она убирает все комнаты?
   - Только в пятницу и субботу, в дни генеральной уборки.
   - Вашу комнату она тоже убирает?
   - Я еще могу сама позаботиться о своей комнате, не правда ли?
   Она, конечно, была по-прежнему  весела,  но  веселость  ее  выглядела
наигранной, и между ними появилась какая-то натянутость.
   - Мне хотелось бы осмотреть вашу комнату, мадемуазель Клеман.
   - Ваши инспектора осматривали ее в первый же день.
   - В тот день, когда они не обнаружили в доме Паулюса?
   - Да.
   - Вам не трудно будет показать мне ее снова?
   Она пожала плечами,  встала  и  высыпала  из  передника  картофельные
очистки.
   - Комната еще не убрана. Впрочем, после того  как  вы  сегодня  ночью
видели меня в рубашке...
   Раздался ее горловой смех.
   - Пойдемте!..
   Она толкнула дверь и вошла первая. Спальня была темная, окно выходило
в узкий двор соседнего дома.
   В то время как солнце озаряло фасад и  придавало  жизнь  всему,  чего
касались  его  лучи,  здесь  создавалось  впечатление  неподвижности   и
пустоты.
   Однако спальня была кокетливая. Кровать не  застелена.  На  туалетном
столике красивый несессер; в  зубьях  гребенки  еще  оставались  светлые
волосы. За занавеской из кретона в цветочках стоял умывальник; в спальне
сильно пахло душистым мылом.
   - Ну что, посмотрели?
   Мегрэ обратил внимание на то, что в комнате нет стенного шкафа.  Хотя
это было нескромно, он приподнял занавеску, тогда как мадемуазель Клеман
вздыхала за его спиной:
   - Теперь вы видите, как выглядит комната старой девы...
   На ночном  столике  стояла  чашка  с  кофейной  гущей,  а  на  блюдце
виднелись крошки кренделька.
   - Вы сами приносите себе в постель первый завтрак?
   Теперь в глазах Мегрэ появилось веселое выражение, и он смотрел ей  в
лицо, лицо большого младенца, на котором сейчас уже можно было  прочесть
растерянность.
   - Вы так милы,  мадемуазель  Клеман.  Мне  очень  неприятно  было  бы
доставить вам огорчение, но я вынужден буду заглянуть под вашу кровать.
   Он не успел наклониться. Из-под кровати показалось смертельно бледное
лицо, на котором блестели обезумевшие от страха глаза.
   - Поднимайтесь, Паулюс! Не бойтесь! Я ничего плохого вам не сделаю.
   Молодой человек дрожал, как в лихорадке. Он открыл рот и  пробормотал
сдавленным голосом:
   - Она об этом не знала.
   - Чего она не знала?
   - Что я прятался под ее кроватью.
   Мегрэ засмеялся.
   - И вы брились в ее отсутствие? - сп