он говорил, были в те времена крупными тузами на
Монмартре, владельцами публичных домов, которые процветают и поныне, и
все эти господа захаживали к Тетун. Там они назначали свидания своим
адвокатам - у большинства это были светила парижской коллегии; кроме
того, поскольку заведение Тетун считалось модным, там можно было
встретить актрис и даже министров.
   - Тогда я играл на матчах по боксу...
   Еще одной отличительной особенностью Микки было отсутствие бровей и
ресниц, что придавало его лицу странное выражение.
   - С тех пор как вы стали важной персоной в уголовной полиции, вас
почти не встретишь на Монмартре. Вот господин Лекуэн, тот изредка
заглядывает. Мне случается мимоходом оказывать ему, как некогда вам,
небольшие услуги. Вы же знаете, сколько мы всего слышим...
   Он не добавил, что крайне нуждается в том, чтобы полиция закрывала
глаза на кое-какую его деятельность. Посетители "Лотоса", которые,
уходя, давали ему на чай, даже не подозревали, что Микки обделывает
еще и свои делишки.
   Иногда он шептал на ухо кому-нибудь из них: "Живые картины,
сударь?.."
   Он мог сказать эту фразу на десяти языках, сопровождая слова
многозначительным подмигиванием. После чего совал в руку мужчины адрес
ближайшей квартирки.
   Впрочем, это не бог весть какой грех. То, что смотрели там в
большой тайне, было, по сути дела, почти тем же самым, только чуть
более замшелым и мерзким, но, в общем, тем же самым спектаклем,
который предлагало любое кабаре на площади Пигаль. С той лишь
разницей, что "девочки" были не двадцатилетние, а чаще всего
сорокалетние, а то и постарше.
   - Ваш инспектор, маленький толстяк...
   - Люкас?
   - Да. Он вызывал меня недели три назад, после смерти Мазотти, но я
не знал ничего существенного. Микки подходил к делу потихоньку, на
свой манер.
   - Я ему сказал, что мой хозяин непричастен к делу, это уж точно, и
не ошибся. Теперь у меня есть верные сведения. Вы всегда относились ко
мне с пониманием, и я передам их вам, но, конечно, за ту цену, какую
они стоят. Поймите меня правильно, я говорю это не полиции, а
человеку, которого знаю много лет. Мы беседуем. Случайно вспомнили
Мазотти, а он, между нами говоря, совсем зарвался... Так вот, я лишь
повторяю вам то, что мне сказали. Не надо тратить силы и искать
стрелявшего на площади Пигаль. На Пасху... Когда в этом году была
Пасха?
   - В конце марта.
   - Прекрасно! Так вот, на Пасху Мазотти, этот жалкий проходимец,
полное ничтожество, который, однако, хотел, чтобы его считали за
человека, уехал в Тулон. Там он встретил красавицу Иоланду. Вы знаете,
кто она? Жена Маттеи. А Маттеи - главарь марсельской банды "Фальшивые
носы", она сумела совершить двадцать налетов, прежде чем дала сцапать
себя. Улавливаете? Маттеи в каталажке. Мазотти, считающий, что ему все
дозволено, вернулся в Париж с Иоландой... Теперь у меня нет надобности
дорисовывать вам картину. В Марселе еще оставались люди Маттеи, и двое
или трое из них приехали в Париж свести счеты.
   Это выглядело правдоподобно. Объясняло, как разворачивались события
на улице Фонтэн. Профессиональная работа, без сучка и задоринки.
   - Я подумал, может, вас это заинтересует, но адреса вашего не знал,
вот и зашел к вашему коллеге.
   Непохоже было, чтобы Микки собирался уходить, а это означало, что
он еще не все выложил или ждет вопросов. Мегрэ с невинным видом
осведомился:
   - Знаете новость?
   - Какую? - с той же искренностью полюбопытствовал его собеседник. И
тут же хитро улыбнулся: - Вы хотите поговорить о господине Эмиле? Я
вроде слышал, будто его нашли...
   - Вы были сейчас у Джо?
   - Не такие уж мы с ним друзья, но слухом земля полнится.
   - Куда больше, чем дело Мазотти, меня интересует, что случилось с
Эмилем Буле.
   - Но вот здесь, господин комиссар, скажу вам, что не знаю ничего.
Святая истина!..
   - Что вы думаете об Эмиле Буле?
   - То, что я уже сказал господину Люкасу, - что думают о нем все.
   - А именно?
   - Господин Эмиль вел дела на свой лад, но был порядочный человек.
   - Вы помните вечер вторника?
   - У меня довольно хорошая память.
   Микки все время улыбался, словно каждое его слово заслуживало
особого внимания, и еще у него была привычка без конца подмигивать.
   - Тогда не произошло ничего необычного?
   - Все зависит от того, что вы считаете необычным. Господин Эмиль,
как каждый вечер, пришел около девяти вместе с мадемуазель Адой, чтобы
проследить за подготовкой. Вы это знаете. Затем он отправился
взглянуть, что происходит в "Голубом экспрессе", и еще сходил на улицу
Нотр-Дам-де-Лоретт.
   - В котором часу он вернулся?
   - Минутку... Оркестр начал играть. Должно быть, уже миновало
десять. Заведение было еще пусто. В это время мы даем музыку погромче,
чтобы привлечь гостей: они ведь в основном приходят после театра или
кино.
   - Секретарша была с ним?
   - Нет. Вернулась домой.
   - Вы видели, как она вошла в дом?
   - Пожалуй, да. Я проводил ее взглядом: она красивая девушка, и я
всегда чуточку заигрываю с ней. Но поручиться я бы не мог.
   - А Буле?
   - Вернулся в "Лотос" позвонить.
   - Откуда вы знаете, что он звонил?
   - Мне сказала Жармена, гардеробщица. Телефон находится около
вешалки, в кабине за стеклянной дверью. Он набрал номер, но там не
ответили, и когда он вышел из кабины, вид у него был раздосадованный.
   - Почему это удивило гардеробщицу?
   - Потому что обычно по вечерам он звонил по телефону или в одно из
кабаре, или шурину, а там всегда отвечают. Мало того, минут через
пятнадцать он снова стал, звонить.
   - И снова безрезультатно?
   - Да. Он звонил кому-то, кого не было дома, и это, видимо, выводило
его из терпения. Между звонками он бродил по залу. Оглядел танцовщиц -
у них оказались несвежие платья, учинил разнос бармену. Дозвониться он
пытался несколько раз, а потом вышел на улицу подышать свежим
воздухом...
   - Он разговаривал с вами?
   - Вы же знаете, мой хозяин не любил много говорить. Он, бывало, и
раньше стоял этак у двери. Смотрел на небо, на проезжавшие мимо
машины, мог сказать, что сегодня, мол, будет полный сбор или
наоборот...
   - Он все же дозвонился?
   - Около одиннадцати.
   - И ушел?
   - Не сразу. Сначала снова постоял возле меня. Такая уж у него была
привычка. Раза два-три, я видел, вытаскивал из кармашка часы. Потом,
минут через двадцать, пошел вниз по улице Пигаль...
   - Короче говоря, у него было назначено свидание?
   - Я вижу, мы рассуждаем одинаково.
   - Мне говорили, что он почти никогда не пользовался такси.
   - Точно. После аварии он не любил автомобили. Предпочитал метро.
   - Вы уверены, что он пошел по улице Пигаль вниз, а не вверх?
   - Уверен.
   - Но если бы он намеревался поехать на метро, он пошел бы вверх.
   - На метро он обычно ездил, когда хотел взглянуть, что делается на
улице Берри.
   - В таком случае свидание скорее всего было назначено в том же
квартале.
   - Я даже решил, что он отправился в "Сен-Троп", на улицу Нотр-Дам-
де-Лоретт, но там его не видели.
   - Как вы думаете, у него была любовница?
   - Убежден, что нет.
   И, снова подмигнув, этот сморщенный подросток добавил:
   - Вы же знаете, в таких делах у меня есть некоторый опыт... В
какой-то степени это мое ремесло, не правда ли?
   - Где живет господин Резон? Вопрос удивил Микки.
   - Счетовод? Он уже не меньше тридцати лет живет в одном и том же
доме на бульваре Решешуар...
   - Один?
   - Ясное дело. У него тоже, уж поверьте мне, нет любовницы. И не
потому, что ему начхать на женщин. Просто его желания не соответствуют
его средствам, вот он и обходится тем, что тискает девочек, которые
приходят к нему в кабинет просить аванс.
   - Вы знаете, чем он занимается по вечерам?
   - Играет в бильярд, всегда в одном и том же кафе на углу
Антверпенского сквера. Он там чуть ли не чемпион.
   Еще одна версия, кажется, рассыпалась. И все же Мегрэ спросил, не
желая ничего оставлять невыясненным:
   - Откуда взялся этот господин Резон?
   - Из банка. Он, уж не ведаю сколько лет, служил кассиром в филиале
банка, где у хозяина был счет. Это на улице Бланш. Сдается мне, он
снабжал господина Эмиля информацией. А тот нуждался в верном человеке,
который вел бы бухгалтерию: в его ремесле легко проторговаться. Мне,
конечно, неизвестно, сколько хозяин положил этому счетоводу жалованья,
но, почитай, кругленькую сумму, если господин Резон оставил банк.
   Мегрэ снова и снова возвращался к вечеру вторника. Это становилось
каким-то наваждением. В конце концов перед его мысленным взором
явственно возник образ худощавого г-на Эмиля: вот он стоит под
светящейся вывеской "Лотоса", время от времени поглядывая на часы, вот
решительным шагом внезапно направляется вниз по улице Пигаль.
   Г-н Эмиль шел куда-то недалеко, иначе он спустился бы в метро - оно
находится всего в ста метрах. Если бы, несмотря на неприязнь к
автомобилям, ему потребовалось такси, он мог бы остановить его около
кабаре - они то и дело проезжают мимо.
   В мозгу Мегрэ вырисовывался своего рода план план небольшого
кусочка Парижа, к которому его велс все. Три кабаре Эмиля Буле
находились неподалеку од но от другого, и только "Пари-Стрип",
управляемое Антонио, составляло исключение.
   Буле со своими тремя итальянками жил на улице Виктор-Массе, совсем
рядом с "Лотосом".
   От бара Джо-Кетчиста, на пороге которого убили Мазотти, до "Лотоса"
почти рукой подать.
   Банк, где у Эмиля Буле был счет, едва ли находился дальше, и г-н
Резон, наконец, тоже проживал в этом квартале.
   Все это немного напоминало деревню, которую Эмиль покинул не так уж
давно и не без сожаления.
   - У вас есть какая-нибудь догадка, кто мог назначить ему свидание?
   - Клянусь вам... Помолчав, Микки добавил:
   - Я тоже думал об этом, из чистого любопытства. Люблю ясность. В
моем ремесле она необходима, верно?
   Мегрэ, вздохнув, поднялся. Больше вопросов у него не было.
Осведомитель дал ему кое-какие сведения, которых он не знал и мог бы
не узнать еще долго, но и они не объясняли смерти Буле, и тем более
почти невероятный факт, что его труп два дня и три ночи прятали,
прежде чем подкинуть под ограду кладбища Пер-Лашез.
   - Благодарю вас, Бубе. Выходя, коротышка бросил:
   - Вы по-прежнему не интересуетесь боксом?
   - А что?
   - Завтра будет встреча, об исходе которой у меня есть точная
информация. Если хотите...
   - Спасибо.
   Он не дал ему денег. Микки работал не за деньги, а в обмен на
известную снисходительность.
   - Если что-нибудь узнаю, позвоню.
   Примерно час спустя у себя в кабинете в уголовной полиции Мегрэ
что-то рисовал на листке бумаги, звонил в инспекторскую, требовал
прислать к нему Ла-пуэнта.
   Лапуэнту не пришлось дважды смотреть на шефа, чтобы узнать, как
обстоят дела. Никак! Мегрэ сидел угрюмый, неприступный, таким он
обычно бывал в самые плохие минуты расследования, когда не знаешь, с
какого конца браться, и хватаешься, сам ни во что не веря, за все
версии сразу.
   __- Пойдешь на бульвар Рошешуар, разузнаешь о некоем господине
Резоне. Это счетовод "Лотоса" и других заведений Эмиля Буле. Говорят,
господин Резон каждый вечер на Антверпенском сквере играет в бильярд в
кафе, не знаю, в каком, но ты его найдешь. Постарайся как можно
подробней расспросить об этом счетоводе, о его привычках. Особенно я
хотел" бы знать, был ли он в кафе во вторник вечером, в котором часу
ушел оттуда и в котором вернулся домой...
   - Иду, шеф.
   Люкас в это время занимался Адой и Антонио. Мегрэ, чтобы унять
нетерпение, опять погрузился в административные досье. К половине
пятого эта работа ему надоела, и он, надев пиджак, пошел выпить в
одиночестве кружку в пивной "У дофина". Он едва не заказал вторую, и
не потому, что его мучила жажда, а просто в пику своему другу Пардону,
который предписал ему воздерживание.
   Мысль, что он не может разобраться в деле Буле, приводила его в
ярость. Это становилось уже вопросом престижа. Перед его глазами то и
дело возникали одни и те же картины: Эмиль Буле в темно-синем костюме
стоит на пороге "Лотоса", возвращается в кабаре, звонит -
безрезультатно! - по телефону, ходит взад и вперед под безразличным
взглядом гардеробщицы, снова звонит, потом еще.
   Ада уже вернулась домой. Антонио занимается первыми посетителями на
улице Берри. Во всех четырех кабаре бармены расставляют бокалы,
бутылки, музыканты настраивают инструменты, девицы в грязных
комнатенках облачаются в безвкусные наряды, чтобы затем занять свои
места за маленькими столиками на одной ножке.
   Буле наконец дозвонился, поговорил, но ушел не сразу. Свидание
должно было состояться через какое-то время. Ему назначили
определенный час.
   Он снова выжидал у входа в кабаре, несколько раз вынимал из кармана
часы и вдруг направился вниз по улице Пигаль.
   Буле пообедал в восемь вечера. Согласно заключению врача, он умер
спустя часа четыре-пять, то есть между полуночью и часом ночи.
   "Лотос" он покинул в половине двенадцатого.
   Ему оставалось жить от получаса до полутора часов.
   Итак, он не имел отношения к смерти Мазотти. Те, кто остался из
корсиканской банды, Буле не знали, да у них и не было ни малейшего
повода убивать его.
   Наконец, никто из преступной среды не обстряпал бы это дело так,
как обстряпал его убийца: он задушил Буле и хранил труп двое суток,
чтобы потом с риском для себя подбросить на улицу Рондо.
   Аде ни о каком свидании зятя известно не было. Г-ну Резону тоже.
Антонио, как он заверяет, рассказал все, что знал. И даже Микки,
имевший неплохой шанс разобраться, пребывает в неведении.
   Мегрэ снова мрачно расхаживал по своему кабинету, сжимая зубами
черенок трубки, когда в дверь постучал Люкас. Вид у него был отнюдь не
торжествующий - нет, он не походил на человека, которому только что
улыбнулась удача.
   Мегрэ лишь молча взглянул на него.
   - Я не узнал почти ничего нового, патрон. Разве что одно - во
вторник вечером и ночью Антонио ни на минуту не покидал свое кабаре.
   Еще бы, черт побери! Это было бы слишком просто.
   - Я повидал его жену, она итальянка, ждет ребенка. Они занимают
нарядную квартирку на улице Понтье.
   Пустой взгляд комиссара обескураживал Люкаса.
   - Я же не виноват... Так вот, все их очень любят. Я поговорил с
привратницей, с поставщиками, с теми, кто живет рядом с кабаре. Потом
снова зашел на улицу Виктор-Массе. Попросил у счетовода - он сидел у
себя в кабинете - адреса нескольких артисток, которые выступают в
заведениях Эмиля Буле. Две из них еще спали, обе в одной и той же
гостинице.
   У Люкаса было такое ощущение, будто он разговаривает со стенкой,
тем более что Мегрэ время от времени поворачивался к нему спиной и
смотрел на Сену.
   - Еще одна живет в квартирке на улице Лепик, у нее ребенок и...
   Люкас растерянно замолчал, потому что комиссар казался очень
раздраженным.
   - Могу доложить вам лишь то, что узнал. Естественно, все дамочки в
какой-то степени ревниво относятся к Аде. Они считают, что рано или
поздно она стала бы любовницей своего зятя, но пока ничего подобного
не произошло. Из-за одного только Антонио это было бы нелегко...
   - Все?
   Люкас сокрушенно развел руками.
   - Что мне делать теперь?
   - Что хочешь.
   Мегрэ вернулся домой спустя добрый час, просидев, чертыхаясь, еще
какое-то время над этим дурацким проектом реорганизации, которая все
равно пройдет не так, как он наметит.
   Докладные записки, вечные докладные записки! У него спрашивают его
мнение. Его просят разработать детальный план. Потом большая часть его
докладных застревает в кабинетах начальства и о них больше не слышишь.
Слава богу, что хотя бы не принимают решений, противоположных тому,
которое он предложил!
   - Сегодня вечером я уйду... - ворчливым голосом объявил он жене.
   Она знала, что лучше ни о чем не расспрашивать. Мегрэ сел за стол и
стал смотреть телевизор, время от времени бормоча:
   - Глупо!
   Потом пошел в спальню сменить рубашку и галстук.
   - Не знаю, когда вернусь. Пойду на Монмартр в ночное кабаре.
   Он говорил с таким видом, словно пытался вызвать у жены чувство
ревности, и был раздосадован, увидев на ее лице улыбку.
   - Ты бы взял зонтик: по радио обещали грозу.
   В сущности, если у Мегрэ и было плохое настроение, то лишь по одной
причине: его не оставляло ощущение, что он пожинает плоды собственной
ошибки. Он был убежден, что в какой-то момент днем, - он не смог бы
точно определить, в какой именно, - он был на пути к истине.
   Кто-то сказал ему что-то весьма существенное. Но кто? Он повидал
сегодня столько народу!
   В девять часов он сел в такси, в девять двадцать остановился у
дверей "Лотоса", где его встретил Микки и, заговорщицки подмигнув,
откинул перед ним красную бархатную портьеру.
   Музыканты в белых смокингах еще не заняли свои места и болтали в
углу. Бармен за стойкой протирал бокалы. Красивая рыжая девица в
платье с глубоким декольте подравнивала в сторонке ногти.
   Никто не спрашивал Мегрэ, зачем он пришел, словно все всё знали. На
него лишь поглядывали с любопытством.
   Официанты расставляли на столах ведерки с шампанским. Из комнаты в
глубине зала вышла Ада в темном костюме, с блокнотом и карандашом в
руке, заметила Мегрэ и, немного поколебавшись, направилась к нему.
   - Брат посоветовал мне открыть кабаре, - проговорила она с
некоторым смущением. - По правде говоря, никто из нас не знает толком,
что надо делать. Кажется, по случаю траура не принято закрывать.
   Глядя на ее блокнот и карандаш, комиссар спросил:
   - Чем вы намеревались заняться?
   - Тем же, чем занимался в этот час каждый вечер мой зять. Уточнить
с барменами и метрдотелями запасы шампанского и виски. Потом
организовать переход артисток из одного кабаре в другое. Какая-нибудь
из них, как всегда, не явится. Каждый вечер приходится в последний
момент производить замены. Я уже побывала в "Голубом экспрессе"...
   - Как чувствует себя ваша сестра?
   - Ужасно подавлена. Это счастье, что Антонио весь день провел у
нас. Приходили из похоронного бюро. Завтра утром тело должны перевезти
домой. Телефон не умолкает ни на минуту. А тут еще нужно заняться
рассылкой уведомлений...
   Ада не теряла головы и, разговаривая, продолжала следить за
приготовлениями в зале, как это делал бы Буле. Она даже прервала
разговор, чтобы бросить молодому метрдотелю:
   - Нет, Жармен, класть в ведерки лед еще рано...
   Новичок, наверно.
   Мегрэ на всякий случай спросил:
   - Он оставил завещание?
   - Нам ничего не известно, и это во многом усложняет наши дела: мы
не знаем, какие меры принимать...
   - У него был нотариус?
   - Понятия не имею. Скорее всего нет. Я позвонила его адвокату мэтру
Жану Шарлю Гайару, но того не оказалось дома. Он сегодня спозаранку
уехал в Пуатье на защиту и вернется поздно вечером.
   Кто уже говорил ему об адвокате? Мегрэ покопался в памяти и вытянул
наконец оттуда малопривлекательный образ г-на Резона, сидящего в своем
маленьком кабинетике на антресолях. О чем тогда шла речь? Мегрэ
спросил, не производятся ли некоторые расчеты из рук в руки, чтобы
избежать налогов...
   Мегрэ восстановил цепочку разговора. Счетовод заверил, что г-н
Эмиль не принадлежал к числу людей, склонных к мошенничеству и
рискующих своим добрым именем, что он придерживался правила все делать
в рамках закона и его налоговые декларации составлялись адвокатом.
   - Вы думаете, ваш зять мог обратиться к нему по поводу завещания?
   - Он во всем советовался с ним. Не забывайте, на первых порах Эмиль
совсем не разбирался в делах. Когда он открыл "Голубой экспресс",
соседи подали на него в суд, не знаю, за что. Возможно, музыка мешала
им спать.
   - Где он живет?
   - Мэтр Гайар? На улице Лабрюйера, небольшой особняк в середине
улицы.
   Улица Лабрюйера. Не более чем в пятистях метрах от "Лотоса"! Чтобы
попасть туда, достаточно спуститься по улице Пигаль, пересечь Нотр-
Дам-де-Лоретт и немного ниже повернуть налево.
   - Ваш зять часто виделся с ни