ающей тяжести.
   - Я сама не ожидала, что буду так настаивать на вашем приезде. У меня
теперь и страх пропал.
   - Мадам Леруа переночует у вас?
   - О нет. Через час она уйдет. Сын ее служит на железной  дороге,  ему
двадцать четыре года, а она все возится с ним, как с ребенком. Он  скоро
вернется, потому ей и не сидится на месте.
   - Вы будете ночевать одна?
   - Мне это не впервые.
   Он толкнул калитку, которая чуть скрипнула. Солнце садилось за  морем
и заливало дорогу желтым, уже переходящим в багровый светом. Поросшая по
обочинам кустарником и крапивой, дорога  не  была  асфальтирована,  ноги
утопали в пыли, и это снова напомнило ему детство.
   Чуть ниже дорога сворачивала, и как раз на повороте он заметил силуэт
женщины, медленно поднимавшейся ему навстречу.
   Она шла спиной к солнцу и была одета в  темное.  Он  узнал  ее,  хотя
никогда не видел. Бесспорно, это была Арлетта,  дочь  старой  дамы.  Она
казалась ниже ростом и миниатюрнее матери, но была так же изящна, словно
создана из того же дорогого и редкого материала. Ее огромные глаза  были
такого же редкого, почти неестественного голубого цвета.
   Узнала ли она  комиссара,  фотографии  которого  часто  появлялись  в
газетах? Или,  встретив  на  дороге  по-городскому  одетого  незнакомца,
решила про себя, что это и есть приезжий полицейский? Мегрэ  показалось,
что, когда они поравнялись, она чуть было не обратилась к нему.
   Он тоже поколебался: ему хотелось поговорить с ней, но ни  время,  ни
место не были подходящими.
   Они лишь молча взглянули друг на друга, и  глаза  Арлетты  ничего  не
выразили, взгляд ее был печальным и отрешенным. Мегрэ  обернулся,  когда
она скрылась за кустами, потом двинулся дальше, к окраине Этрета.
   Инспектор Кастэн встретил его возле витрины с почтовыми открытками.
   - Я ждал вас, комиссар. Только что принесли донесения. Они у  меня  в
кармане. Хотите взглянуть?
   - Прежде я хотел бы выпить холодного пива.
   - Она вас ничем не угостила?
   - Она потчевала меня таким старым и  отборным  кальвадосом,  что  мне
захотелось выпить чего-нибудь попроще, что лучше утоляет жажду.
   Солнце клонилось к закату огромным красным шаром,  возвещая  о  конце
сезона. Все более редкие курортники были в  шерстяных  костюмах:  свежий
ветер прогнал их с пляжа, и они бесцельно слонялись по улицам.
   Только что приехала Арлетта, - сказал Мегрэ,  когда  они  уселись  за
круглый столик в кафе на площади перед мэрией.
   - Вы видели ее?
   - Полагаю, что на этот раз она приехала поездом.
   - Она направлялась к матери? Вы говорили с ней?
   - Мы встретились на дороге в ста метрах от "Гнездышка".
   - Вы думаете, она заночует там?
   - Возможно.
   - И в доме больше никого нет?
   - Ночью, кроме матери и дочери, там никого не будет.
   Это встревожило инспектора.
   - Надеюсь, вы не заставите меня читать  все  эти  бумаги?  -  спросил
Мегрэ,  отодвигая  пухлый  желтый  конверт,   набитый   документами.   -
Расскажите прежде о стакане.
   Ведь это вы нашли и упаковали его?
   - Да, он стоял на тумбочке в комнате служанки.
   Я узнавал  у  мадам  Бессон,  тот  ли  это  стакан,  в  котором  было
лекарство. Ошибка исключена, это единственный  стакан  цветного  стекла,
уцелевший от старого сервиза.
   - Отпечатки пальцев?
   - Старой дамы и Розы.
   - А пузырек?
   - Пузырек со снотворным я обнаружил в ванной комнате, в  аптечке,  на
том самом месте, которое Валентина мне указала. На нем отпечатки пальцев
только старой дамы. Кстати, вы заходили в ее комнату?
   Кастэн, так же как и Мегрэ, был поражен комнатой Валентины. Комиссара
она пригласила войти туда с наигранной простотой. Она не  произнесла  ни
слова, но ей,  конечно,  было  известно,  какой  эффект  производит  эта
комната.
   Весь дом был обставлен со  вкусом  и  даже  некоторой  изысканностью,
поэтому так странно было очутиться вдруг в  комнате  отчаянной  кокетки,
где стены оказались обтянуты кремовым атласом,  а  на  огромной  кровати
лениво нежился персидский кот голубоватой масти, едва приоткрывший глаза
навстречу вошедшим.
   - Такая обстановка нелепа для старой женщины, не так ли?
   Когда  же  они  прошли  через  ванную  комнату,  облицованную  желтым
кафелем, она добавила:
   - Вероятно, это объясняется тем, что в молодости у  меня  никогда  не
было своей комнаты, спала я вместе с сестрами в мансарде, а умывались мы
во дворе у колодца. В Париже на авеню Йены Фернан велел  облицевать  мою
ванную  розовым  мрамором,  все  аксессуары  были  из   серебра,   а   в
ванную-бассейн вели три ступеньки.
   Комната Розы была пуста,  по  ней  гулял  сквозняк,  надувал  тюлевые
занавеси, как кринолиновые юбки.
   Натертый воском пол, цветастые обои на стенах...
   - Что говорит судебный врач?
   - Отравление бесспорно. Сильная доза мышьяка.
   Снотворное  не  имеет  никакого  отношения  к  смерти   прислуги.   В
заключении говорится также, что жидкость должна была сильно  горчить  на
вкус.
   - Валентина тоже говорила об этом.
   - И все же Роза выпила. Взгляните-ка на человека, который подходит  к
писчебумажному магазину на той стороне улицы. Это Тео Бессон.
   Тео оказался высоким костлявым человеком лет пятидесяти, с резкими  и
правильными чертами лица. На нем был  костюм  шотландского  букле  цвета
ржавчины, что делало его  похожим  на  англичанина.  Непокрытая  голова,
редкие седые волосы.
   Он обратил внимание на двух мужчин. С инспектором он был уже знаком и
наверняка узнал комиссара Мегрэ. Как и Арлетта, он поколебался, но затем
слегка поклонился и скрылся в магазине.
   - Вы его допрашивали?
   - Мимоходом. Спросил, не хочет ли он что-нибудь сообщить  мне  и  как
долго намеревается пробыть в Этрета. Он ответил, что собирается остаться
в городе до закрытия отеля, то есть до пятнадцатого сентября.
   - Как он проводит время?
   - Много ходит по берегу моря. Ходит один,  сосредоточенно  вышагивая,
как немолодые уже люди, старающиеся сохранить фигуру. Около  одиннадцати
утра купается, а остальное время проводит в баре казино или в бистро.
   - Много пьет?
   - Дюжину порций  виски  в  день,  но  пьяным  как  будто  не  бывает.
Прочитывает пять-шесть газет. Изредка играет в  казино,  но  никогда  не
присаживается к столу.
   - Больше ничего не известно о нем?
   - Ничего сколько-нибудь интересного.
   - Тео Бессон не встречался с мачехой после воскресенья?
   - Насколько мне известно, нет.
   -  С  кем  же  он  виделся?  Расскажите-ка  мне,  что  происходило  в
понедельник. Я примерно знаю, как развивались события в воскресенье,  но
понедельник представляю себе плохо.
   Он знал, как Валентина провела вторник. Она сама  рассказала  ему  об
этом: рано утром покинула "Гнездышко", оставив там одну мадам  Леруа,  и
первым поездом уехала в Париж; такси доставило ее до набережной  Орфевр,
где она беседовала с комиссаром.
   - После этого вы заехали к дочери? - сразу спросил он у нее.
   - Нет. А зачем?
   - Разве, приезжая в Париж, вы не видитесь с ней?
   - Редко. У них своя жизнь, у меня - своя. Кроме того, мне не нравится
квартал Сент-Антуан, где живут они, так же как и их мещанская квартира.
   - Что же вы делали в этот день?
   - Пообедала в ресторане на улице Дюфо - я и прежде любила там поесть,
- сделала две-три покупки в  районе  площади  Мадлен,  а  потом  поездом
вернулась обратно.
   - Ваша дочь знала, что вы были в Париже?
   - Нет.
   - Шарль Бессон тоже не знал?
   - Я не говорила ему о своем намерении.
   И вот теперь Мегрэ  хотелось  узнать  от  Кастэна,  что  произошло  в
понедельник.
   - В "Гнездышко" я явился к восьми утра, - сказал  Кастэн.  -  Всех  в
доме, как вы можете представить, лихорадило.
   - Кто там был?
   - Мадам Бессон, конечно.
   - Как она была одета?
   - Как и всегда, в обычном платье. Там была и ее дочь,  непричесанная,
в домашних  туфлях,  и  доктор  Жолли,  давний  друг  семьи,  спокойный,
уравновешенный мужчина средних лет... В  комнате  находился  еще  старик
садовник, пришедший, по-видимому, незадолго  до  меня.  А  Шарль  Бессон
опередил меня буквально на несколько шагов.
   - Кто вам рассказывал о случившемся?
   - Валентина. Доктор время от времени прерывал ее,  уточняя  некоторые
детали. Она сказала мне, что сама  позвонила  Шарлю.  Известие  это  его
очень взволновало, буквально потрясло. Но, узнав,  что  журналисты  пока
еще не нагрянули и соседи ничего не знают,  он  немного  успокоился.  Вы
только что видели его брата.
   Они похожи, только Шарль полнее и менее подтянут.
   В доме нет телефона, это усложнило  мне  работу:  чтобы  связаться  с
Гавром, я несколько раз вынужден был выезжать  в  город.  Доктора  ждали
больные, и он ушел первым.
   - Родителей Розы не известили?
   - Нет. О них, казалось, и не вспомнили. Я сам ездил в Ипор и  сообщил
им. Отец был в море. Брат с матерью поехали вместе со мной.
   - Как же выглядела встреча?
   - Скорее, плохо. Мать так смотрела на мадам Бессон, словно та повинна
в том, что  случилось.  А  брат,  которому  Шарль  Бессон  что-то  плел,
рассвирепел: "Нужно  выяснить  правду.  И  не  думайте,  что  я  позволю
прикрыть дело, хотя у вас и длинные руки!"
   Они хотели увезти тело в Ипор. И лишь с трудом  мне  удалось  убедить
их, что прежде всего необходимо  доставить  в  Гавр  для  вскрытия.  Тем
временем на велосипеде приехал отец Розы. Он никому не сказал ни  слова.
Приземистый, коренастый, крепко скроенный и очень сильный физически,  он
тут же увел своих, как только тело  погрузили  в  фургон.  Шарль  Бессон
предложил отвезти их в своей машине, но они отказались и ушли пешком все
трое, во главе со стариком, который даже не сел на свой велосипед.
   Я   не   могу   поручиться,   что   излагаю   все   это   в    точной
последовательности.  Стали  приходить  соседи,  затем   жители   городка
заполнили сад. Я был наверху вместе с Корню из сыскной полиции,  который
фотографировал, снимал отпечатки.
   Когда около полудня я спустился вниз, Арлетты уже не  было.  Ее  мать
сказала, что она уехала в Париж, опасаясь, что муж  будет  беспокоиться.
Шарль Бессон оставался до трех часов пополудни и затем вернулся в Фекан.
   - Он вам говорил что-нибудь обо мне?
   - Нет. А что такое?
   - Он не сказал вам, что  собирается  просить  министра  поручить  мне
следствие по этому делу?
   - Он мне ничего не говорил. Кроме,  пожалуй,  того,  что  постарается
договориться с газетами. Вот как будто и  все  на  понедельник.  Ах  да!
Вечером на улице мне  показали  Тео  Бессона,  и  я  перекинулся  с  ним
несколькими фразами.
   "Вам известно, что произошло в "Гнездышке"?" - спросил  я  его.  "Мне
рассказали об этом". - "Чем вы можете помочь  следствию?"  -  "Абсолютно
ничем".
   Он был очень сдержан, замкнут. Тогда-то я его и спросил, как долго он
намеревается пробыть в Этрета.
   Ответ его вы знаете. Теперь, если я вам не нужен, я, пожалуй, поеду в
Гавр и составлю рапорт. Я обещал жене быть к ужину, у нас сегодня гости.
   Машину Кастэн оставил у отеля, и Мегрэ проводил его по тихим  улицам,
откуда временами на перекрестках открывался вид на море.
   - Вас не  тревожит,  что  Арлетта  ночует  сегодня  у  матери  и  они
останутся одни в доме? - спросил Кастэн.
   Чувствовалось,  что  он  озабочен  невозмутимостью  Мегрэ,  ему   все
казалось, что комиссар не принимает этого дела всерьез.
   По мере того как солнце садилось  и  крыши  домов  словно  охватывало
пламя, море местами уже становилось холодным и зеленым и весь мир по эту
сторону от заката, казалось, медленно погружается в ночную тьму.
   - К которому часу мне приехать завтра? - осведомился инспектор.
   - Не раньше девяти утра. Может,  вы  позвоните  в  парижскую  сыскную
полицию и от моего имени попросите выяснить все,  что  касается  Арлетты
Сюдр и ее мужа? Мне бы  хотелось  также  узнать,  что  поделывает  Шарль
Бессон, когда бывает в Париже. И уж если  вы  этим  займетесь,  добудьте
заодно сведения о Тео. Мне бы не хотелось  говорить  об  этих  вещах  по
телефону отсюда.
   Почти все прохожие оборачивались им вслед. Их разглядывали  и  сквозь
стекла витрин. Мегрэ не знал еще, чем займется  вечером  и  как  поведет
следствие.
   Время от времени он машинально повторял про себя:
   "А Роза мертва!"
   Лишь о ней одной он ничего не знал, если не  считать  того,  что  она
была дородной девицей с пышным бюстом.
   - Кстати, - спросил он у Кастэна, который уже нажимал на стартер. - У
Розы, видимо, оставались какие-то личные вещи в  ее  комнате.  Куда  они
подевались?
   - Родные сложили все в чемодан, который принесли с собой.
   - Вы осмотрели эти вещи?
   - Я не решился: когда вы побываете у них, вы поймете.  Принимают  они
далеко не по-дружески. Подозрительно  разглядывают  вас  и,  прежде  чем
сказать "да" или "нет", обмениваются взглядами.
   - Завтра я наверняка встречусь с ними.
   - Держу пари, что Шарль Бессон нанесет вам визит.
   Ведь для того, чтобы вы взялись за это дело,  он  побеспокоил  самого
министра!
   Кастэн повел свою машину по дороге  к  Гавру,  а  Мегрэ,  прежде  чем
вернуться в отель, направился к казино, терраса которого возвышалась над
пляжем. Вышло это  непроизвольно.  Он  подчинился  безотчетному  желанию
полюбоваться закатом, которое всегда возникает у горожан, оказавшихся на
море.
   У моря собрались все курортники, остававшиеся еще в Этрета. Девушки в
светлых платьях, несколько старушек - все  они  подстерегали  знаменитый
зеленый луч, который должен появиться над волнами как раз в тот  момент,
когда огненный шар скроется за горизонтом.
   Мегрэ всячески напрягал зрение, но так и  не  увидел  зеленого  луча.
Войдя в бар, он услышал очень знакомый голос:
   - Что будете пить, комиссар?
   - Чарли! Вот так встреча!
   С этим барменом он познакомился в Париже в одном из кабачков на улице
Дону и был удивлен, увидев его здесь.
   - Я не сомневался, что именно вы займетесь этим делом. Что вы  о  нем
думаете?
   - А вы?
   - Я думаю, что старой даме здорово повезло, а девчонка пала жертвой.
   Мегрэ спросил рюмку кальвадоса: он ведь находился в Нормандии  и  уже
начал с кальвадоса. Чарли занялся другими клиентами. Вошел  Тео  Бессон,
сел на высокий табурет у стойки и развернул парижскую  газету,  которую,
видимо, только что купил на вокзале.
   За исключением нескольких еще розовеющих облачков, весь мир за окнами
потерял окраску. Мглистая бездна неба нависла над бесконечностью моря.
   "А Роза мертва".
   Мертва, потому  что  выпила  лекарство,  ей  не  предназначавшееся  и
абсолютно ей не нужное.
   Разомлев от кальвадоса, Мегрэ побродил еще  немного  и  направился  к
своему отелю, фасад которого белел в сумерках. Миновав зеленую  аллейку,
он толкнул дверь и по красной ковровой дорожке дошел до конторки,  чтобы
взять ключ. Администратор наклонился к нему и доверительно шепнул:
   - Вас ждет дама, уже давно. - И взглядом указал  в  угол  холла,  где
стояли кресла, обитые красным бархатом. - Я  сказал  ей,  что  не  знаю,
когда вы вернетесь, и она мне ответила, что подождет. Это...
   Он почти шепотом произнес имя, и Мегрэ не расслышал. Но, обернувшись,
он узнал Арлетту Сюдр, которая уже вставала с кресла.
   Еще более отчетливо, чем в предыдущую встречу, бросалась в  глаза  ее
элегантность,  возможно,  потому,  что  здесь  она   была   единственной
женщиной,  одетой  по  парижской  моде,  в  шляпке,  напоминавшей  время
аперитивов где-нибудь в районе площади Мадлен.
   Он пошел ей навстречу не слишком охотно.
   - Вы меня ждете? Комиссар Мегрэ.
   - Вы уже знаете, что я Арлетта Сюдр?
   Он слегка кивнул, давая понять, что действительно знает ее. Затем оба
помолчали. Она оглядывалась вокруг, как бы  намекая,  что  трудно  будет
разговаривать в этом  холле,  где  пожилая  чета  уже  смотрит  на  них,
навострив уши.
   - Вы, вероятно, хотели бы поговорить со мной наедине? Увы, мы  не  на
набережной Орфевр, и я не представляю, где...
   Мегрэ, в свою очередь, оглядел холл. Пригласить ее к себе в номер  он
не мог. В ресторане,  рассчитанном  на  двести  персон,  но  где  сейчас
собиралось не больше двадцати человек, официантки накрывали столы.
   - Пожалуй,  самое  простое  -  поужинать  вместе.  Я  смог  бы  найти
отдельный столик.
   Более расположенная к разговору, чем он, Арлетта  согласилась  и,  не
благодаря его, пошла за ним в пустой еще зал.
   - Можно поужинать? - спросил он официантку.
   - Через несколько минут. Пожалуйста, садитесь. Вас двое? Может  быть,
что-нибудь пока выпьете?
   Он вопросительно посмотрел на Арлетту.
   - Мартини, - произнесла она, едва шевеля губами.
   - Два мартини.
   Он по-прежнему чувствовал себя неловко, и не  потому  только,  что  в
прошлое воскресенье какой-то мужчина провел часть  ночи  в  ее  комнате.
Просто она принадлежала к тому типу красивых женщин, с которыми мужчины,
сидя в ресторане, опасливо  поглядывают  на  входящих,  боясь  встретить
знакомых. А он пришел сюда поужинать с ней.
   Она  спокойно  разглядывала  Мегрэ,   не   помогая   ему   выйти   из
затруднительного положения, словно не ей, а ему нужен был этот разговор.
   - Итак, вы возвратились из Парижа, -  произнес  он,  потеряв  наконец
терпение.
   - Вы догадываетесь, почему?
   Она была привлекательнее матери и в отличие от Валентины не старалась
понравиться, а держалась отчужденно,  и  глаза  ее  отнюдь  не  излучали
теплоты.
   - Если не догадываетесь, могу сказать вам.
   - Расскажите мне про Эрве.
   Им принесли мартини,  она  пригубила  из  рюмки,  достала  из  черной
замшевой сумки платок, машинально взялась за тюбик губной помады, но  не
воспользовалась им.
   - Что вы намерены делать? - спросила она, смотря прямо ему в глаза.
   - Я не совсем понимаю вас.
   - Я не искушена в подобного рода вещах,  но  мне  приходилось  читать
газеты.  Когда  случается  что-либо  вроде   того,   что   произошло   в
воскресенье, полиция, как правило, вмешивается в личную жизнь всех,  кто
имеет хоть какое-нибудь отношение  к  этому  делу.  При  этом  не  имеет
большого значения, виновен ты в чем-либо или  невиновен.  А  так  как  я
замужем и очень привязана к мужу, я спрашиваю: что вы намерены делать?
   - С платком?
   - Да, если хотите.
   - Ваш муж знает о случившемся?
   Ее губы дернулись гневно и нетерпеливо, и она бросила:
   - Вы разговариваете совсем как моя мать.
   - Но ваша мать полагает, что ваш муж, должно  быть,  осведомлен,  как
вы... проводите время вне дома!
   Она презрительно усмехнулась:
   - Вы все стараетесь выбирать выражения, не так ли?
   - Если вам угодно, я буду называть вещи своими именами. Судя по тому,
что вы мне только что сказали, ваша  матушка  догадалась,  что  вы,  как
говорится, наставляете рога своему мужу?
   - Не знаю, сама ли она догадалась. Мне, во  всяком  случае,  она  это
сказала.
   - Но и я взял  это  не  с  потолка  и  теперь  хотел  бы  кое  в  чем
удостовериться. Впрочем...
   Она  по-прежнему  глядела  ему  прямо  в  глаза,  и   Мегрэ   надоело
церемониться.
   - Впрочем, вините только себя в том, что такая мысль может  прийти  в
голову любому. Насколько я знаю, вам тридцать восемь  лет,  а  замуж  вы
вышли  в  двадцать.  Трудно  поверить,  что   ваше   воскресное   ночное
приключение было у вас первым в жизни.
   - Действительно, не первым, - тихо подтвердила она.
   - Вам предстояло провести у вашей  матушки  всего  одну  ночь,  и  вы
притащили с собой любовника.
   - А если мы не часто имеем возможность провести ночь вместе?
   - Я не осуждаю.  Я  только  констатирую.  Но,  согласитесь,  все  это
наводит на мысль, что ваш муж должен быть в курсе...
   - Он ничего не знал и пока еще не знает.  Поэтому-то  я  и  вернулась
сюда.
   - Почему вы уехали в полдень в понедельник?
   - Я не знала, что произошло с Эрве после того, как он ушел  от  меня,
услышав стоны Розы. И я не представляла себе, что сделает мой муж, узнав
обо всем. Поэтому я решила пред