аном как с преступником, почему надели на него наручники?
     - Мы поговорим об этом позже. А сейчас, если вы ответите искренне, у вас будет больше шансов помочь вашему мужу.
     Молодой женщине не терпелось задать ему один вопрос, вопрос, который беспокоил ее уже очень давно, может быть, всю жизнь.
     - Скажите, Жеф был сумасшедший? Жеф Клаас?
     - А разве он вел себя как сумасшедший?
     - Не знаю. Я не могу сравнить свое детство ни с каким другим, а его ни с каким другим человеком.
     - Начинайте с Дуэ.
     - Грузовики, лагеря беженцев, поезда, жандармы, допрашивавшие старика, - мне он тогда казался стариком. От него они ничего не добивались и начинали допрашивать меня. Кто мы такие? Из какой деревни?
     Я не знала. Мы шли все дальше и дальше, и мне кажется, что однажды я увидела Средиземное море. Я вспомнила об этом позже и подумала, что мы добрались до Перпиньяна.
     - Клаас пытался попасть в Испанию? Чтобы оттуда уехать в Соединенные Штаты?
     - Откуда мне это знать? Он ничего не слышал, не говорил. Чтобы понять меня, он внимательно смотрел на мои губы, и я должна была повторять много раз один и тот же вопрос.
     - Почему он тащил вас за собой?
     - Я сама не отходила от него. Вероятно потому, что, потеряв всех родных, прицепилась к ближайшему человеку, который, быть может, походил на моего дедушку.
     - Как это вышло, что он взял вашу фамилию? Ведь ваша фамилия действительно Клаас.
     - Я узнала это впоследствии. Он всегда держал в кармане какие-то бумаги и иногда записывал на них что-то по-фламандски, так как еще не знал французского. В конце концов, после многих месяцев скитаний мы очутились в Париже.
     Он не был беден. Когда ему нужны были деньги, он вытаскивал из-под рубашки одну или две золотые монеты, зашитые в широкий полотняный пояс. Это были его сбережения. Мы долго бродили по улицам, чтобы выбрать ювелирный магазин или лавку перекупщика, и он украдкой входил в нее, боясь, как бы его не схватили. Позже я узнала почему: евреям вменили в обязанность носить желтую звезду, пришитую к одежде. Он написал мне свою фамилию на куске бумаги, которую потом сжег: Виктор Крулак. Он был евреем из Латвии, родился в Антверпене, где, как его отец и дед, работал шлифовальщиком драгоценных камней.
     - Вы ходили в школу?
     - Да.
     - А кто готовил еду? Жеф?
     - Да. Особенно ему удавалось жареное мясо. Он не носил звезды и все время боялся. В комиссариатах ему устраивали всякие неприятности, потому что он не мог предъявить бумаги, необходимые для удостоверения личности. Один раз его отправили в какой-то сумасшедший дом, потому что приняли за безумного, но на следующий день он оттуда сбежал.
     - Он хорошо к вам относился?
     - Да. Он боялся меня потерять. Я уверена, что он думал, будто это Бог послал ему меня. Нас два раза не пропускали через границу, но тем не менее ему удалось попасть в Париж, и он снял меблированную комнату с маленькой кухней, сначала в районе Сакре-Кер, а потом в Сент-Антуанском предместье.
     - Он не работал?
     - В этот период нет.
     - Как он проводил свои дни?
     - Он бродил по улицам, наблюдая за людьми, учился читать по их губам, понимать их язык. Однажды, уже в конце войны, он вернулся домой с фальшивым удостоверением личности - наконец-то его многочисленные попытки увенчались успехом. Теперь он официально звался Жефом Клаасом, а я была его внучкой. Мы сняли квартиру побольше, недалеко от Ратуши, и туда стали приходить люди, давать ему работу. Сейчас я их уже бы не смогла узнать. Я ходила в школу, стала барышней, поступила продавщицей в ювелирный магазин на бульваре Бомарше.
     - Это старый Жеф нашел вам место?
     - Да. Он работал для разных ювелиров, производил починку, приводил в порядок старинные изделия.
     - Таким образом вы и встретили Барийара?
     - Да. Годом позже. Как торговый представитель он должен был приходить к нам раз в три месяца, но стал приходить чаще и в конце концов пригласил меня в кафе. Он был красивый, очень веселый, всегда в хорошем настроении. Он любил жизнь.
     - Он знал, что вы внучка Жефа?
     - Я сказала ему это. Поскольку он хотел жениться на мне, то попросил представить его дедушке. Мы поженились и стали жить вместе с Жефом в маленьком домике в Фонтэне-су-Буа.
     - Вы никогда не видели там Пальмари?
     - Нашего бывшего соседа? Не могу этого сказать... не помню. Фернан приводил иногда товарищей, приятных людей, которые любили посмеяться и выпить.
     - А старик?
     - Он проводил большую часть времени в хижине с инструментами, в глубине сада, где Фернан устроил ему мастерскую.
     - Вы никогда ничего не подозревали?
     - А что я могла подозревать?
     - Скажите, мадам Барийар, у вашего мужа нет привычки вставать по ночам?
     - Он никогда не встает.
     - И не выходит из квартиры?
     - А зачем?
     - Вы пьете перед сном какую-нибудь настойку?
     - Иногда из вервены, иногда из ромашки.
     - Прошлой ночью вы не просыпались?
     - Нет.
     - Можете вы сводить меня в вашу ванную?
     Ванная была небольшая, но довольно кокетливая и веселая, выложенная желтыми плитками. Над раковиной было углубление с аптечкой. Мегрэ открыл ее, осмотрел несколько флаконов, а один оставил в руке.
     - Это вы принимаете такие таблетки?
     - Я даже не помню, что это такое. Они стоят здесь Целую вечность. Ах да, припоминаю! Фернан страдал бессонницей, и один приятель посоветовал ему принимать это лекарство.
     Этикетка на флаконе была новая.
     - Что случилось, господин комиссар?
     - Случилось то, что прошлой ночью, как и в другие ночи, вы приняли, не зная того, несколько таких таблеток вместе с вашей микстурой и спали крепким сном.
     Тем временем ваш муж поднялся за Жефом в мансарду и спустился с ним в подвал.
     - В подвал?
     - Да, там была устроена мастерская. Он ударил его куском свинцовой трубы или каким-нибудь другим тяжелым предметом, а потом подвесил старика к потолку.
     Она вскрикнула, но не лишилась чувств, наоборот, бросилась в гостиную и пронзительно закричала:
     - Это не правда, скажи, Фернан! Это не правда, что ты так поступил со старым Жефом?
     Любопытно, что к ней вернулся ее фламандский акцент.
     Мегрэ немедля увел Барийара в кабинет и сделал знак Жанвье, чтобы тот следил за молодой женщиной. Прошлым вечером они сидели в том же кабинете, но теперь поменялись местами. Сегодня комиссар восседал на вращающемся кресле торгового представителя, а тот сидел напротив него.
     - Это подло, - проворчал хозяин кабинета.
     Что подло, Барийар?
     - Беспокоить женщин. Если у вас есть вопросы, вы могли бы задать их мне, не так ли?
     - Вам я не стану задавать никаких вопросов, потому что заранее знаю ответы. После нашего вчерашнего разговора вы решили, что необходимо заставить окончательно замолчать того, кто представлял собой слабое звено вашей компании. После Пальмари - Виктор Крулак, иначе говоря, Жеф Клаас. Бедный человек с расстроенной психикой, готовый сделать что угодно, только бы не расставаться с маленькой девочкой, которая в день Страшного Суда вложила свою ручку в его руку. Вы подлец, Барийар!
     - Благодарю вас!
     - Видите ли, бывают разные подлецы. Некоторым, как, например, Пальмари, я могу пожать руку. Вы принадлежите к самому плохому сорту подлецов, вам нельзя посмотреть в лицо, не почувствовав желания плюнуть.
     И комиссар действительно сдерживался.
     - Ну, давайте дальше! Я уверен, что мой адвокат будет в восторге.
     - Через несколько минут вас отвезут в камеру предварительного заключения, и, конечно, сегодня днем или будущей ночью, а может быть, завтра мы возобновим этот разговор.
     - В присутствии адвоката.
     - Сейчас мне надо нанести один визит, который, по-видимому, будет долгим. Вы догадываетесь, о ком я говорю. В общем, от этого визита будет в значительной степени зависеть ваша судьба. Потому что, поскольку Пальмари ликвидирован, на вершине пирамиды остались только двое: Алина и вы. Мне теперь известно, что вы собирались уехать при первом удобном случае, потихоньку реализовав драгоценности Манюэля. Алина... Фернан... Алина... Фернан... Когда вы снова будете сидеть напротив меня, я уже буду знать, кто из вас двоих - я не скажу виновен, потому что виновны вы оба, - кто из вас двоих зачинщик этой двойной драмы. Поняли?
     Мегрэ позвал:
     - Жанвье! Отвези, пожалуйста, месье в камеру предварительного заключения. Он имеет право прилично одеться, но ни на секунду не своди с него глаз. У тебя есть оружие?
     - Да, шеф.
     - Возьмешь человека внизу, там, думаю, уже полно полицейских, пусть он сопровождает тебя. До скорого свидания!
     Он задержался перед мадам Барийар.
     - Не сердитесь на меня, Мина, за теперешние неприятности и за те, что еще ждут вас впереди.
     - Это Фернан его убил?
     - Боюсь, что да.
     - Но зачем?
     - Придется вам над этим подумать. А я лишь могу сказать - потому, что ваш муж подлец. И потому, что он встретил такую же подлую самку.
     Комиссар, оставив Мину в слезах, спустился в подвал, где тусклую лампочку уже заменили прожектором.
     Можно было подумать, что здесь происходит киносъемка.
     Говорили все разом. Работали фотографы. Врач с лысым черепом требовал тишины, а Мере никак не мог пробиться к комиссару.
     Маленький следователь оказался совсем близко от Мегрэ, и комиссар потащил его на свежий воздух.
     - Стаканчик пива, господин следователь?
     - Я не прочь, но как выбраться?
     Они кое-как протиснулись сквозь толпу. Смерть старого Жефа, хотя его почти никто не знал, прошла не так незаметно, как гибель Манюэля Пальмари, и перед домом оказалось такое скопление народа, что двое полицейских с трудом наводили порядок. На комиссара набросились репортеры.
     - Пока ничего не скажу, ребята. После трех часов, на Набережной.
     Он тащил своего плотного спутника в бистро "У овернца", где завсегдатаи уже обедали.
     - Две большие кружки!
     - Ну как, Мегрэ, вы в этом разберетесь? - спросил судебный следователь. - Кажется, в подвале нашли современные инструменты для гранения бриллиантов. Вы это предвидели?
     - Вот уже двадцать лет я ищу владельца этих инструментов.
     - Вы говорите серьезно?
     - Вполне. Владелец - это фигура. Все остальные - пешки. Я знал их ходы. За ваше здоровье!
     Он медленно опустил свою кружку, поставил на оцинкованный прилавок.
     - Повторите!
     Потом, все с тем же жестким выражением лица, сказал:
     - Я должен был понять это уже со вчерашнего дня.
     Почему я не вспомнил об этой истории в Дуэ? Я рассылал своих людей во всех направлениях, кроме правильного, а когда наконец додумался, было уже поздно...
     - Что вы теперь будете делать?
     - Барийар уже в камере предварительного заключения.
     - Вы его допросили?
     - Нет. Еще рано. Прежде следует допросить кое-кого другого.
     Через витрину он смотрел на дом напротив, особенно на окна пятого этажа.
     - Алину Бош?
     - Да.
     - У нее в квартире?
     - Да.
     - Быть может, ее больше испугает допрос в вашем кабинете?
     - Она нигде не пугается.
     - Вы думаете, она может признаться?
     Мегрэ пожал плечами, поколебался, не спросить ли третью кружку, решил, что не стоит, протянул руку славному маленькому следователю, который смотрел на него с восхищением и с некоторой тревогой.
     - До скорого! Я буду держать вас в курсе дела.
     - Я, вероятно, пообедаю здесь, а когда они там, напротив, закончат, вернусь во Дворец правосудия. - Следователь не посмел добавить: "Ну, ни пуха ни пера!"
     Мегрэ, чувствуя тяжесть в плечах, пересекал улицу, по-прежнему глядя на окно пятого этажа. Ему дали дорогу, и только один репортер успел сфотографировать комиссара, напористо идущего вперед.

Глава 7

     Мегрэ громко постучал в дверь квартиры, которая прежде принадлежала Манюэлю Пальмари, и ему открыл дверь инспектор Жанен.
     Мегрэ едва взглянул на него.
     - Никто не пользовался телефоном?
     - Звонил только я, шеф, чтобы сказать жене...
     - Ты завтракал?
     - Нет еще.
     - Где она?
     - На кухне.
     Мегрэ стремительно вошел в кухню. Алина курила сигарету - перед ней стояла тарелка с яичницей. Как эта женщина сегодня была не похожа на кокетливую Алину, настоящую мадам, которая так следила за своей внешностью!
     На ней был только старый голубой халат, тонкий шелк которого прилип к телу. Ее черные волосы не были причесаны, на лице никакой косметики. Она не приняла ванны, и от нее исходил терпкий запах пота.
     Уже не первый раз Мегрэ констатировал это. Он знал многих женщин, кокетливых и ухоженных, которые после смерти мужа или любовника так опускались.
     Вдруг менялись их вкусы, их поведение. Они начинали одеваться более ярко, говорить вульгарным тоном, употреблять выражения, которые так старались забыть, их природные качества снова всплывали на поверхность.
     - Пойдем!
     Она достаточно хорошо знала комиссара, чтобы понять: на этот раз дело принимает серьезный оборот. И все-таки она неторопливо поднялась, раздавила сигарету в жирной тарелке, положила пачку в карман халата и подошла к холодильнику.
     - Хотите пить?
     - Нет.
     Она не настаивала, достала для себя бутылку коньяка и стакан в буфете.
     - Куда вы меня ведете?
     - Пойдем, с коньяком или без него.
     Он заставил ее пойти через гостиную и довольно грубо втолкнул в кабинет Пальмари, где инвалидное кресло еще напоминало о старом вожаке.
     - Садись или стой, как тебе угодно, - проворчал комиссар, снимая пиджак и нащупывая трубку в кармане.
     - Что случилось?
     - Случилось то, что все кончено. Пора подводить итоги. Ты это понимаешь, да?
     Она села на жесткий диван, скрестив ноги, и дрожащей рукой пыталась зажечь сигарету. по Комиссар присутствовал при своего рода крушении.
     Он знал ее уверенной в себе, зачастую высокомерной, часто зло насмехавшейся над ним.
     Сейчас она напоминала загнанное животное, ушедшее в себя, испуганное и полное тревоги.
     Мегрэ крутился на кресле, вертел его в разные стороны и, в конце концов, принял ту позу, в которой часто видел Пальмари.
     - Он прожил здесь три года пленником этого механизма.
     Мегрэ говорил как бы сам с собой, его руки нащупывали рычаги управления, которые он поворачивал то вправо, то влево.
     - У него оставалась только ты, чтобы общаться с внешним миром.
     Она отвернулась, взволнованная тем, что видит человека такой же комплекции, как Манюэль, в его кресле.
     А Мегрэ продолжал говорить, не обращая вроде бы на нее внимания.
     - Это был мошенник старой школы, мошенник времен наших отцов. А старики были гораздо осторожнее, чем современные мальчики. В частности, они никогда не разрешали женщинам вмешиваться в свои дела, разве что когда пользовались их выручкой. Манюэль уже прошел эту стадию. Ты слушаешь?
     - Слушаю, - пробормотала она голосом маленькой девочки.
     - Правда, этот многоопытный старый крокодил полюбил тебя, как мальчишка, полюбил девку, подобранную им на улице Фонтен. У него уже была кругленькая сумма, которая бы позволила ему уехать на берега Марны или куда-нибудь на юг. Этот бедный идиот вообразил, что сделает из тебя настоящую даму. Он одел тебя, как супругу богатого буржуа. Ему не нужно было учить тебя считать, это ты умела с самого рождения.
     Сколько показной нежности было в твоем обращении с ним! Ты хорошо себя чувствуешь, папа? Хочешь, я открою окно? Ты не хочешь пить, папа? Хочешь, твоя Алина тебя поцелует?
     Резко поднявшись, он произнес:
     - Девка!
     Она и глазом не моргнула, не шевельнулась, хотя знала, что в гневе он способен и ударить ее.
     - Это ты его заставила записать недвижимое имущество на твое имя? А счета в банке? Не важно! Пока он оставался здесь замурованный в четырех стенах, ты встречалась с его сообщниками, ты передавала им от него инструкции, ты собирала бриллианты. Тебе все еще нечего сказать?
     Сигарета выпала из ее пальцев, и концом тапочки она раздавила ее на ковре.
     - Сколько же времени ты была любовницей этого самца Фернана? Год, три года, несколько месяцев? Вам очень удобно было встречаться в отеле на улице Этуаль. И однажды кому-то из вас двоих, Фернану или тебе, стало невтерпеж. Хоть Манюэль и был слабее, чем раньше, но все же оставался крепким и мог прожить десять или пятнадцать лет. Накоплено было достаточно, и тебе не составляло труда внушить ему, что остаток дней надо провести там, где его могли бы катать в кресле в саду, где бы он чувствовал себя легко и свободно среди природы. Тебе или Фернану пришла эта мысль в голову? Твоя очередь говорить! Давай, живее!
     Тяжелыми шагами он ходил от одного окна к другому, иногда выглядывая на улицу.
     - Твоя идея?
     - Я тут ни при чем. - И с усилием спросила:
     - Что вы сделали с Фернаном?
     - Он в камере предварительного заключения, где будет томиться до тех пор, пока я его не допрошу.
     - Он ничего не сказал?
     - Не важно, что он сказал. Ясно, что не ты убила Манюэля. Фернан взялся за это, пока ты ходила за покупками. Что касается второго преступления...
     - Какого еще второго?
     - Ты что, не знаешь, что в доме произошло еще одно убийство?
     - Кого?..
     - Так вот! Подумай немного и ответь - кого, если ты не играешь комедию. Пальмари убрали с дороги. Но Барийар вдруг заподозрен полицией в этом убийстве. Вместо того чтобы увезти вас обоих на набережную Орфевр и устроить вам очную ставку, вас оставляют каждого в своей ловушке, тебя здесь, его напротив, без связи друг с другом. А что это дает? Ты таскаешься по квартире, теряясь в догадках, чем все кончится, и даже не моешься. Барийар мучительно соображает - где может быть наиболее слабое звено. Особенно возможный свидетель.
     Прав он или нет, но Барийар уверен, что ты не будешь свидетельствовать против него. Но вот там, наверху, в мансарде есть сообщник, может быть, немного безумный, а может быть, более хитрый, чем хочет казаться, которому того и гляди достанется лакомый кусок.
     - Старый Жеф убит? - воскликнула она.
     - А ты сомневалась, что он будет первым в списке?
     Она смотрела на него, явно сбитая с толку, не зная, за что уцепиться.
     - Как его убили?
     - Сегодня утром его нашли повешенным в подвале Барийара, давно уже превращенном в мастерскую, где Жеф Клаас, точнее Виктор Крулак, заново гранил украденные камни. Он повесился не сам. За ним ходили наверх, в мансарду. Его стащили в подвал и убили, прежде чем надеть веревку на шею.
     Мегрэ не торопился, ни разу не посмотрел молодой женщине в лицо.
     - Теперь речь идет не просто о грабежах, не только о драгоценностях, не о свиданиях в отеле "Бюсьер". Речь идет о двух убийствах, совершенных хладнокровно, преднамеренно. Тут слетит по меньшей мере одна голова.
     Не в силах больше сидеть на месте, она встала и тоже принялась шагать, стараясь не подходить близко к комиссару.
     - Что вы об этом думаете? - услышал он ее шепот.
     - Что Фернан превратился в дикого зверя, а ты в его самку. Что ты жила тут месяцы и годы с тем, кого называла папой и кто доверял тебе, и ждала часа, когда сможешь пойти порезвиться с этим негодяем. И теперь уже не важно, кто держал пистолет, убивший Манюэля.
     - Не я.
     - Сядь сюда!
     Он указал ей на инвалидное кресло, и она, онемев, вытаращила глаза.
     - Сядь сюда.
     Он схватил ее за руку и заставил сесть в кресло.
     - Не шевелись. Я покажу тебе место, где Манюэль сидел большую часть дня. Здесь! Вот! Чтобы иметь радио под рукой, журнал под другой. Точно?
     - Да.
     - А где находился пистолет, без которого Манюэль никогда не пересаживался с места на место?
     - Не знаю.
     - Лжешь, ты видела, как Пальмари клал его туда каждое утро после того, как вечером уносил к себе в спальню. Верно?
     - Может быть.
     - Не "может быть", черт возьми! Это правда. Ты забываешь, что я приходил сюда двадцать или тридцать раз, чтобы поболтать с ним.
     Она сидела застывшая, бле