...
     Это было невыносимо. Он без конца отводил взгляд, лишь бы не встречаться глазами с комиссаром. Было похоже, что для доктора этот разговор - тяжкое испытание.
     - Моя жена гораздо чаще, чем я, бывала у родителей... Теща приходила к нам почти ежедневно... Я в это время либо бывал в больнице, либо принимал здесь...
     - Вам известно, что месье Жослен играл на скачках?
     - Нет. Я считал, что днем он редко выходит из дому.
     - Он играл на тотализаторе...
     - А!
     - Похоже, что его жена тоже не знала об этом. Выходит, он не всем с ней делился...
     - А с какой стати он стал бы говорить со мной? Я ведь прихожусь ему только зятем.
     - Со своей стороны, мадам Жослен тоже что-то скрывала от мужа.
     Он не возражал. Казалось, он внушал себе, как на приеме у зубного врача: еще немного, и все будет позади...
     - На этой неделе, не то во вторник, не то в среду, она встречалась днем с каким-то мужчиной в кафе на бульваре Монпарнас.
     - Это веди меня не касается, правда?
     - Вы не удивлены?
     - Наверное, у нее были причины для этой встречи...
     - Месье Жослен виделся с тем же мужчиной в том же кафе утром, и похоже, они были хорошо знакомы...
     Это вам ни о чем не говорит?
     Доктор выдержал паузу, а потом со скучающим видом покачал головой.
     - Послушайте, месье Фабр. Я понимаю всю сложность вашего положения. Как и любой человек, который вступает в брак, вы вошли в новую, доселе незнакомую вам семью, членом которой вы, так или иначе, теперь являетесь. У этой семьи есть свои маленькие тайны, это неизбежно. Я ни за что не поверю, что вам не доверили хотя бы некоторые из них. Пока преступление не было совершено, все это не имело значения.
     Но теперь, когда вашего тестя убили, а вы сами едва не попали под подозрение...
     Доктор не стал возражать, вообще никак не реагировал. Словно их разделяла стеклянная стена, через которую не доносились слова.
     - Речь не о том, что называется "убийство с целью ограбления". И вовсе не вор, застигнутый на месте преступления, убил Рене Жослена. Человек знал эту квартиру не хуже вас, знал привычки ее обитателей, знал, где что лежит. Он знал, что ваша жена и ее мать пошли в театр в тот вечер, а вы останетесь коротать время с тестем. Он знал, где вы живете, и, скорее всего, именно он позвонил вам домой, чтобы прислуга передала вам вызов на улицу Жюли. Вы согласны со мной?
     - Да, это похоже на правду...
     - Вы сами сказали, что Жослены редко приглашали гостей и что у них не было близких друзей.
     - Я понимаю...
     - Вы готовы поклясться, что не догадываетесь, о ком идет речь?
     Уши доктора стали пунцовыми, а лицо приняло еще более усталое выражение.
     - Извините меня, господин комиссар, но там ждут дети...
     - Вы отказываетесь говорить?
     - Если бы я мог сообщить вам что-то конкретное...
     - Вы хотите сказать, что у вас есть какие-то неясные подозрения?
     - Думайте, как вам угодно... Не забывайте, что моя теща только что перенесла страшный удар, а она человек очень эмоциональный, несмотря на то что умеет владеть своими эмоциями... - Он пошел к двери, ведущей в коридор. - Не сердитесь на меня...
     Мегрэ не протянул ему руки, довольствовавшись лишь кивком, а неизвестно откуда появившаяся горничная проводила комиссара до входной двери.
     Он был зол не только на молодого педиатра, но и на себя самого, ибо не правильно взялся за этот допрос.
     Ведь Фабр был единственным членом этой семьи, который мог что-то сказать, а Мегрэ не сумел заставить его говорить.
     Впрочем, нет! Одно он узнал: Фабр даже глазом не моргнул, когда комиссар упомянул о встрече его тещи и незнакомца в кафе. Доктор не удивился. Он также был спокоен, услышав, что Жослен встречался с тем же человеком в полумраке пивной.
     Комиссар шел по тротуару в надежде поймать такси, но все они проходили мимо с опущенным флажком.
     Дождик перешел в настоящий ливень, и по улице побежали мутные потоки.
     Если этот мужчина по очереди встречался с Рене Жосленом и его женой...
     Он попытался рассуждать логически, но у него не хватало доводов... А может быть, незнакомец встречался и с дочерью? Или с самим доктором Фабром? И почему вся семья старалась умолчать о существовании этого человека?
     - Эй, такси.
     Наконец показалась свободная машина, и он торопливо влез в нее.
     - Поезжайте прямо...
     Он еще не знал, куда поедет. Первой мыслью было вернуться на набережную Орфевр, в свой кабинет, запереться там и поворчать всласть. Интересно, нашел ли Лапуэнт что-нибудь новое? Ему казалось, хотя уверен он не был, что бывшая консьержка уехала из Парижа и жила не то в Шарантоне, не то в Центральном районе.
     Шофер медленно вел машину, время от времени с любопытством поворачиваясь к клиенту.
     - А куда ехать от светофора?
     - Налево...
     - Как угодно...
     И внезапно Мегрэ решил:
     - Отвезите меня на улицу Даро...
     - Куда именно? Она длинная.
     - Угол улицы Сен-Готар...
     - Ясно...
     Мегрэ исчерпывал одну возможность за другой. Ему пришлось вытащить записную книжку и найти девичью фамилию мадам Жослен - де Лансье... Он помнил, что ее отец был полковником в отставке.
     - Простите мадам, сколько лет вы служите консьержкой в этом доме?
     - Восемнадцать лет, господин хороший, а от этого моложе не становишься.
     - Вы не знаете, где-то здесь поблизости жил полковник в отставке по фамилии Лансье с дочерью?
     - Даже не слыхала...
     Второй дом, третий... Первая консьержка - женщина средних лет, была слишком молода, вторая не помнила, а третьей было не больше тридцати.
     - А номер дома не знаете?
     - Нет. Знаю только, что где-то недалеко от улицы Сен-Готар.
     - Спросите в доме напротив... Консьержке там не меньше семидесяти... Говорите погромче, она глуховата...
     Ему пришлось почти кричать. Она покачала головой:
     - Полковника не помню, у меня совсем памяти не стало. После того как муж попал под грузовик, я уже не та.
     Мегрэ собирался продолжать поиски, но она окликнула его:
     - А почему бы вам не спросить у мадемуазель Жанны?
     - Кто это?
     - Она живет в этом доме лет сорок. Теперь уже не выходит, у нее больные ноги... Поднимитесь на седьмой, в глубине коридора, дверь никогда не заперта...
     Постучите и входите... Она сидит в кресле у окна.
     И в самом деле, он увидел там маленькую старушку, всю сморщенную, но с розовыми щечками и почти детской улыбкой.
     - Лансье? Полковник? Ну как же! Прекрасно помню... Они жили на третьем этаже слева... У них была старая служанка... очень сварливая, она еще не могла поладить ни с кем из торговцев, и в конце концов ей пришлось делать покупки в другом квартале...
     - У полковника была дочь, ведь так?
     - Брюнетка, очень болезненная девушка. И брат тоже, бедняжка, его даже посылали в горы - лечиться от туберкулеза.
     - Вы уверены, что у нее был брат?
     - Так же уверена, как то, что сейчас вас вижу. А вижу я вас очень хорошо, несмотря на годы. Почему бы вам не присесть?
     - Не знаете, что с ним стало?
     - С кем? С полковником? Пустил себе пулю в лоб, что здесь в доме тогда творилось... В нашем квартале такое стряслось впервые. Он тоже болел, говорят, рак... Но я все-таки не одобряю, чтобы в себя стрелять...
     - А сын?
     - Что?
     - Что с сыном стало?
     - Не знаю... Последний раз видела его на похоронах...
     - Он был моложе сестры?
     - Лет на десять...
     - Ничего о нем больше не слышали?
     - Знаете, в таком доме люди вселяются и съезжают... Если посчитать всех, кто жил в их квартире с тех пор... Это вы молодым человеком интересуетесь?
     - Он теперь уже не молодой.
     - Если вылечился, тогда, конечно, уже не молодой... Наверное, женат, сам детишками обзавелся. - И добавила с хитрым огоньком в глазах:
     - Я-то замужем никогда не была. Вот потому и доживу до ста лет... Не верите? Приходите меня проведать лет через пятнадцать... Обещаю, что буду сидеть в этом кресле...
     А вы каким ремеслом занимаетесь?
     Мегрэ решил, что не станет волновать старушку, и только сказал, надевая шляпу:
     - Да я все ищу...
     - Тогда вас не упрекнешь, что вы ищете поблизости... Поспорить могу, что ни одна душа на нашей улице не вспомнит, кто такие Лансье... Это что, из-за наследства? Тому, кто его получит, повезло, что вы на меня напали... Так ему и передайте. Может, он тогда смекнет прислать мне чего-нибудь сладенького.
     Через полчаса Мегрэ уже сидел в кабинете следователя Госсара. Он выглядел успокоившимся, но мрачным... Говорил тихо, не торопясь.
     Чиновник слушал его с серьезным видом, и, когда рассказ был закончен, наступило долгое молчание, и слышно было, как из водосточной трубы Дворца правосудия льется вода.
     - Что вы хотите предпринять?
     - Вызвать их всех сегодня вечером на набережную Орфевр. Это будет проще, да и не так тягостно, как у них дома.
     - Думаете, они заговорят?
     - Кто-нибудь в конце концов заговорит.
     - Делайте, как решили...
     - Благодарю.
     - Не хотел бы быть на вашем месте... И все-таки будьте поделикатнее... Не забудьте, что ее муж...
     - Не забуду, не беспокойтесь. Именно поэтому я и вызываю их к себе в кабинет...
     Четвертая часть парижан была еще в отпуске, на пляжах или в деревне. Другие открывали охотничий сезон. Третьи ездили на машинах, подыскивая уголок, где бы провести уик-энд.
     Ну а Мегрэ медленно шел по длинному пустынному коридору, направляясь к своему кабинету.

Глава 7

     Было без пяти шесть. По случаю субботы большинство кабинетов было заперто, а в глубине пустого коридора один-единственный посетитель томился перед какой-то дверью, спрашивая, не забыли ли о его существовании. Начальник уголовной полиции только что уехал, предварительно пожав руку Мегрэ.
     - Попытаетесь закончить дело сегодня вечером?
     - Чем быстрее, тем лучше. Возможно, завтра приедут родственники из провинции, ведь у них наверняка есть какие-нибудь дальние родственники. На понедельник назначены похороны, так что этот день тоже отпадает.
     Уже прошел час, как Мегрэ вышагивал из угла в угол в своем кабинете, руки за спиной, беспрерывно курил и готовился к последнему, как он надеялся, разговору. Он не любил заранее продуманные мизансцены, а предпочитал запросто рассаживать людей, как в ресторане. При этом, однако, он всегда старался не упустить ни единой детали.
     В половине шестого, отдав необходимые распоряжения, он вышел в пивную "У дофины". По-прежнему шел дождь. Было сумрачно. Он выпил не одну, а две кружки, одну за другой, словно предполагал, что теперь ему долго не представится такой случай.
     Когда он вернулся в кабинет, ему оставалось лишь ждать. Наконец в дверь постучали, и первым зашел взволнованный, оживленный Торранс, преисполненный важностью предстоящего, как и всякий раз, когда ему поручали особо деликатное дело. Он осторожно запер за собой дверь и с видом победителя провозгласил:
     - Они здесь!
     - В приемной?
     - Да. Кроме них, там никого нет. Кажется, они удивлены, что вы заставляете их ждать, особенно мать.
     По-моему, ее это задевает.
     - Как все происходило?
     - Когда я пришел туда, мне открыла служанка.
     Я представился, а она вздохнула: "Еще один!" Дверь в гостиную была закрыта. Мне пришлось довольно долго ждать в прихожей, я слышал, как они перешептывались, но слов разобрать не мог. Наконец, не меньше чем через полчаса, дверь открылась, и я увидел, что оттуда вышел священник. Мать проводила его до дверей квартиры. Она смотрела на меня так, словно не могла вспомнить, кто я такой, потом пригласила войти. Дочь сидела в гостиной, у нее были красные глаза, как будто она плакала.
     - Что сказала мадам Жослен, увидев повестку?
     - Она дважды ее перечитала. У нее слегка дрожали руки. Потом передала ее дочери. Та тоже прочла и взглянула на мать с таким видом, словно хотела сказать: "Я в этом не сомневалась. Я тебя предупреждала". Все это происходило как в кино при замедленной съемке, и мне было как-то не по себе.
     "Нам необходимо ехать туда?" - спросила дочь.
     Я ответил утвердительно. "С вами?" - продолжала она. "Вообще-то я оставил внизу машину, но если вы предпочитаете взять такси..."
     Они вполголоса посовещались, казалось, приняли какое-то решение и попросили меня несколько минут подождать.
     Я опять довольно долго ждал в гостиной, пока они собирались. Они позвали служанку, которая была в столовой, и та пошла к ним в комнату.
     Когда они вышли, обе были уже в пальто и шляпах и натягивали перчатки. Служанка спросила, ждать ли их к ужину, а мадам Жослен ответила, почти не разжимая губ, что не знает.
     Они сели сзади и, пока мы ехали, не проронили ни слова. В зеркало мне была видна дочь, и мне показалось, что она волнуется больше, чем мать. Что мне теперь делать?
     - Пока ничего. Подождите меня в вашем кабинете.
     Затем вошел Эмиль - официант из кафе. В костюме и плаще он выглядел гораздо старше.
     - Я попрошу вас подождать вон там.
     - Не очень долго, шеф? В субботу вечером всегда много работы, и приятели будут злиться, если им придется вкалывать за меня.
     - Я вас вызову буквально на несколько минут.
     - Мне не придется выступать свидетелем на суде?
     Это точно?
     - Точно.
     Час назад Мегрэ позвонил доктору Фабру. Тот молча выслушал и сказал:
     - Я постараюсь быть у вас. Все будет зависеть от больных...
     Он приехал в пять минут седьмого и, проходя, увидел обеих женщин через застекленную перегородку приемной. Мегрэ тоже пошел взглянуть на эту комнату с зелеными креслами, три стены которой были увешаны фотографиями полицейских, погибших на боевом посту. Электрический свет горел здесь круглые сутки. Обстановка была унылой, безрадостной. Он вспомнил, как здесь долгими часами оставляли томиться некоторых подозреваемых, словно забывая, что они ждут, для того чтобы окончательно сломить их сопротивление.
     Мадам Жослен сидела на своем стуле неподвижно, очень прямо, а дочь то вставала, то снова садилась.
     - Входите, месье Фабр...
     Получив приглашение явиться сюда, врач, видимо, приготовился к тому, что дело приняло новый оборот, и выглядел встревоженным.
     - Я пришел так быстро, как только смог, - сказал он.
     Он был без шляпы, без плаща, чемоданчик, вероятно, оставил в машине.
     - Садитесь... Я недолго вас задержу...
     Мегрэ уселся за стол напротив, медленно раскурил трубку и произнес с мягкой укоризной:
     - Почему же вы не сказали, что у вашей жены есть дядя?
     Должно быть, Фабр ждал этого вопроса, но уши у него все равно вспыхнули, как, вероятно, случалось всякий раз, когда он волновался.
     - Но вы у меня не спрашивали... - ответил он, стараясь выдержать взгляд комиссара.
     - Я просил вас назвать тех, кто бывал у родителей вашей жены...
     - Он там не бывал.
     - Означает ли это, что вы никогда его не видели?
     - Да.
     - Он не присутствовал на вашей свадьбе?
     - Нет. Я знаю о его существовании по рассказам жены, но на улице Нотр-Дам-де-Шан о нем никогда не упоминали, во всяком случае в моем присутствии.
     - Будьте откровенны, месье Фабр... Когда вы узнали, что ваш тесть умер, что его убили, когда вам стало известно, что убийца воспользовался пистолетом вашего тестя и что он действовал как человек, который прекрасно ориентируется в этом доме, вы сразу же о нем подумали?
     - Не сразу...
     - А что вас натолкнуло на эту мысль?
     - Поведение тещи и жены...
     - Жена говорила с вами о нем позже, когда вы остались вдвоем?
     Он ответил после некоторого раздумья:
     - Мы очень мало бывали вдвоем все это время.
     - Она вам ничего не сказала?
     - Сказала, что боится...
     - Чего?
     - Она не уточняла... Главным образом она думала о матери... Я ведь только зять... Меня соблаговолили взять в семью, но все-таки я не считаюсь полноправным членом. Мой тесть был ко мне весьма великодушен... Мадам Жослен обожает моих детей. И все же есть вещи, которые меня не касаются.
     - Вы полагаете, что после вашей свадьбы дядя жены ни разу не появлялся в этом доме?
     - Я знаю только, что между ними произошла какая-то ссора, что его жалели, но принимать у себя не могли по каким-то причинам, докапываться до которых я не старался... Жена говорила о нем скорее как о бедняге, заслуживающем сожаления, чем порицания, как о полусумасшедшем, если хотите...
     - Это все, что вам известно?
     - Все. Вы будете допрашивать мадам Жослен?
     - Я обязан это сделать.
     - Будьте с ней не очень жестоки. Внешне она умеет владеть собой, но это весьма обманчиво, хотя многим она кажется женщиной с сильным характером.
     Я-то знаю, что она не только болезненно чувствительна, но и не способна проявлять свои чувства. Боюсь, что после смерти мужа у нее в любой момент могут сдать нервы...
     - Я постараюсь обращаться с ней как можно мягче.
     - Благодарю вас... Это все?
     - Возвращаю вас вашим больным.
     - Можно мне сказать несколько слов жене?
     - Лучше, если вы не будете с ней разговаривать, а особенно с тещей.
     - В таком случае передайте ей, что, если меня не будет дома, когда она вернется, значит, я в больнице... Когда я уходил, мне позвонили... Возможно, мне придется оперировать... - Уже дойдя до двери, он вдруг что-то вспомнил и вернулся. - Простите за мой нелюбезный прием... Подумайте, в каком положении я оказался... Меня радушно приняли в чужую семью...
     В этой семье, как и в любой, есть свои несчастья.
     Я не счел себя вправе...
     - Я вас понимаю, месье Фабр.
     Еще один порядочный человек, без сомнения! Вероятно, даже больше, чем просто порядочный, если верить тем, кто его знает. И на сей раз мужчины обменялись рукопожатиями.
     Мегрэ открыл дверь кабинета инспекторов, где находился Эмиль, и пригласил его войти.
     - Что я должен делать?
     - Ничего. Оставайтесь здесь, у окна, я, видимо, задам вам один вопрос, а вы ответите на него.
     - Даже если вы ждете другой ответ?
     - Вы скажете правду.
     Мегрэ пошел за мадам Жослен, которая встала одновременно с дочерью.
     - Пройдите, пожалуйста, за мной. Нет, только вы...
     Я приглашу мадам Фабр чуть попозже...
     Она была в черном платье с редким серым узором, в черной шляпе, отделанной белыми перышками, и в легком пальто из верблюжьей шерсти.
     Мегрэ пропустил ее вперед, и она сразу же увидела стоящего у окна мужчину, который от смущения мял в руках шляпу. Казалось, она была удивлена и повернулась к комиссару, но тот молчал, и она спросила:
     - Кто это?
     - Не узнаете?
     Она внимательно оглядела его и покачала головой:
     - Нет.
     - А вы, Эмиль, узнаете эту даму?
     Охрипшим от волнения голосом официант ответил:
     - Да, господин комиссар, это она.
     - Это та самая дама, которая пришла в начале недели днем во франко-итальянскую пивную, где ее ждал мужчина лет сорока? Вы уверены?
     - Она была в этом же платье и этой шляпе... Я же говорил вам утром...
     - Благодарю вас. Вы свободны.
     Эмиль бросил на мадам Жослен взгляд, словно просил прощения за содеянное.
     - Я вам больше не нужен?
     - Думаю, что нет.
     Они остались в кабинете вдвоем, и Мегрэ указал ей на кресло, стоявшее напротив его письменного стола.
     - Вы знаете, где сейчас ваш брат? - спросил он тихо.
     Она посмотрела прямо на него темными, блестящими глазами, как и прежде, у себя дома, но на сей раз в ней не чувствовалось такого нервного напряжения.
     Казалось, она даже испытывала некоторое облегчение.
     Особенно это стало заметно, когда она решилась сесть в кресло. Словно она наконец отказалась от роли, которую играла против своего желания.
     - Что вам сказал мой зять? - спросила она, отвечая вопросом на вопрос.
     - Почти ничего... Он только подтвердил, что у вас есть брат, впрочем, я это и без него уже знал...
     - От кого?
     - От очень почтенной дамы лет девяноста, которая д