встрече, которая должна была
состояться у него во вторник вечером?
   - Ни единого слова... Я сейчас попытаюсь дать вам понять, как
ведутся у нас дела. Я бываю здесь утром и днем... По утрам почти
всегда один. Во второй половине дня приходил хозяин с Адой, она
служила у него секретаршей.
   - Где его кабинет?
   - Пойдемте покажу.
   Кабинет хозяина находился в глубине коридора и был едва ли
просторнее и ничуть не роскошнее того, откуда вышли Мегрэ и Резон. В
углу - столик с пишущей машинкой. Несколько ящичков с картотекой. На
стенах фотографии Марины и детей. Еще одна фотография - блондинка с
грустными глазами, первая жена Буле - как предположил Мегрэ.
   - Меня он вызывал, только когда я был нужен. Я занимался
исключительно передачей заказов и оплатой счетов...
   - Стало быть, вы осуществляли все платежи? Включая те, когда деньги
передавались из рук в руки?
   - Что вы хотите этим сказать?
   Если бы даже Мегрэ никогда не служил в отделе светской жизни, он
все равно так же хорошо знал бы нравы ночных заведений.
   - Я предполагаю, что во избежание налогов некоторые дела
улаживаются наличными, без надлежащего оформления.
   - Если вы позволите возразить вам, господин Мегрэ, я скажу, что вы
заблуждаетесь. Я знаю, существует мнение, будто в нашем ремесле так и
поступают и это-дело нетрудное. Но, честное слово, господин Буле
отличался от своих коллег именно убеждением - я уже говорил вам об
этом, - что все должно быть по правилам.
   - В ваши обязанности входило составление деклараций о доходах?
   - И да, и нет. Я хранил у себя счета, подытоженные на текущий день,
и в нужный момент передавал их адвокату.
   - Предположим, Буле вдруг потребовалась некая весьма значительная
сумма, ну, полмиллиона старых франков.
   - Очень просто: он взял бы их в кассе одного из кабаре, а взамен
оставил расписку...
   - И он брал?
   - Такие большие суммы - нет. Брал сто тысяч, ну, двести тысяч
франков.
   - Выходит, ему не было никакого смысла идти за деньгами в банк?
   - Погодите. По утрам я здесь, и в сейфе всегда имеется приличная
сумма. Я ведь уношу в банк выручку предыдущего дня только около
полудня. Впрочем, к слову сказать, по утрам я никогда не видел
хозяина, поскольку он спал. По вечерам, как я уже говорил вам, он брал
деньги только в кассах "Лотоса", "Голубого экспресса" или "Сен-Троп".
А вот днем - совсем иное дело... Потребуйся ему полмиллиона франков в
середине дня, он, пожалуй, пошел бы в банк.
   - Именно так он и поступил двадцать второго мая. Эта дата ни о чем
вам не говорит?
   - Ни о чем.
   - По вашим документам не предполагалось никаких значительных выплат
в этот день или назавтра?
   Они вернулись в кабинет г-на Резона, и счетовод просмотрел реестры,
перевязанные черной тряпочкой.
   - Никаких, - заключил он.
   - Вы убеждены, что у вашего хозяина не было интимной связи?
   - Для меня эта гипотеза абсолютно невероятна.
   - Никто не шантажировал его? Вы можете проверить по банковским
ведомостям, не брал ли Буле таким же образом деньги и по другим чекам?
   Счетовод достал из картотеки какую-то ведомость, скользнул
карандашом вдоль колонки цифр.
   - В апреле ничего. В марте тоже. И в феврале. В январе опять же
ничего.
   - Достаточно.
   Итак, за последние месяцы Эмиль Буле взял деньги из банка один-
единственный раз. Именно этот чек продолжал тревожить комиссара. Он
чувствовал: что-то, возможно что-то важное, ускользает от него, и
мысли его крутились вокруг этого чека. Он повторил вопрос, который уже
задавал:
   - Вы убеждены, что ваш хозяин не производил расчетов из рук в руки?
   - Я не вижу, за что он мог бы платить таким образом. Знаю, в это
трудно поверить, но вы можете расспросить мэтра Гайара. В подобных
делах господин Буле был почти маньяк. Он считал, что именно в
коммерции нужно твердо держаться в рамках закона. Не забывайте также,
что нам не доверяют, полиция глаз с нас не сводит, и не только отдел
светской жизни, но и отдел борьбы с мошенничеством. Вот так-то!
Кстати, мне вспоминается одна история. Два года назад в "Сен-Троп"
инспектор обнаружил подмену виски в фирменных бутылках. Нет нужды
говорить вам, что такое практикуется во многих заведениях.
Естественно, акцизные чиновники ухватились за это. Господин Эмиль
поклялся, что ничего не знал. Вмешался его адвокат, и они сумели
доказать, что подменой ради собственной выгоды занимался бармен.
Хозяин все уладил, и опять же нет нужды говорить, что бармена
вышвырнули за дверь. В другой раз я видел господина Эмиля в еще
большем гневе. Он заметил среди посетителей "Голубого экспресса"
каких-то подозрительных типов. Когда привыкаешь к определенному кругу
людей, сразу замечаешь тех, кто пришел совсем не ради того, ради чего
пришли другие, понимаете? В этом случае полиции не пришлось
вмешиваться. Господин Эмиль сам рассказал им, что один новый музыкант
торговал наркотиками, правда на черной лестнице...
   - И Буле выкинул его вон?
   - В тот же вечер.
   - Как давно это произошло?
   - Да почти три года назад, еще раньше, чем история с барменом.
   - Где теперь музыкант?
   - Через несколько недель он покинул Францию и работает в Италии.
   Ничто из всего этого не объясняло историю с пятьюстами тысячами
франков, и еще меньше - смерть Буле, которого два дня и три ночи
прятали бог знает где, прежде чем подбросить на пустынную улицу,
идущую вдоль стены кладбища Пер-Лашез.
   - Ваши кабинеты сообщаются с кабаре?
   - Вот здесь.
   Счетовод открыл небольшую дверь, которую Мегрэ принял за дверцу
стенного шкафа. Пришлось зажечь свет, потому что за дверью царила
почти полная темнота, и тогда они увидели крутую винтовую лестницу.
   - Хотите спуститься?
   А почему бы и нет? Мегрэ последовал за г-ном Резоном по лестнице,
ведущей в комнату, где вдоль стен висели женские наряды, некоторые из
них были отделаны соломкой и искусственным жемчугом. На выкрашенном
серой краской туалетном столике громоздились баночки с кремом и
румянами, карандаши. В комнате витал сладковатый, тошнотворный запах.
   Здесь, перед тем как появиться в свете прожекторов, артистки меняли
свои городские платья на ту нелепую амуницию, в которой они выступали,
а мужчины в зале, чтобы полюбоваться ими, платили за шампанское в пять
или шесть раз дороже.
   Еще артистки должны были пройти - как эти сделали и г-н Резон с
Мегрэ - через своего рода кухоньку, отделявшую их уборную от зала.
   Несколько пучков солнечного света просачивались в зал через ставни.
Стены были сиреневого цвета, на полу валялись серпантин и разноцветные
бумажные шарики. Здесь чувствовался стойкий запах шампанского и
табака. В углу, возле зачехленных оркестровых инструментов, валялись
осколки разбитого бокала.
   - Уборщицы приходят сюда после полудня. По утрам они убирают
"Голубой экспресс". В пять вечера идут на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт, и
в результате к восьми все готово к приему гостей.
   Зрелище было удручающее - такое впечатление производит, к примеру,
зимой вид взморья с опустевшими виллами и закрытыми казино. Мегрэ
смотрел вокруг, словно все это должно было породить у него в голове
какую-то идею, помочь найти отправную точку.
   - Я могу выйти прямо отсюда?
   - Ключ от решетки наверху, но если вам угодно...
   - Не беспокойтесь.
   Он снова поднялся на антресоли, пожал потную руку г-на Резона и
почти тут же спустился по другой лестнице, выходящей во двор.
   После всего было истинным удовольствием увидеть мальчугана,
путающегося под ногами прохожих, вдыхать на ходу чудесный аромат,
доносящийся с овощного лотка.
   Мегрэ хорошо знал бар Джо, Джо-Кетчиста, как его называли. Он знал
этот бар уже двадцать лет, а может, и больше, там за это время
сменилось множество владельцев. Не потому ли, что находилось это
заведение в двух шагах и от площади Пигаль, и от площади Бланш, и от
тех улочек, по которым ночами неутомимо вышагивают тучи женщин?
   Бар раз десять закрывала полиция, но он тем не менее снова
становился местом сборища всяких подонков. Еще до Мазотти некоторые из
них тоже распростились здесь с жизнью.
   Однако в баре было спокойно, во всяком случае, в этот час. Обычная
для парижских баров обстановка- обитая цинковым железом стойка,
зеркала вдоль стен, высокие табуреты. В углу четверо мужчин играли в
белот, у стойки два штукатура - в халатах, с испачканными мелом лицами
- пили вино.
   Люкас был уже там, и хозяин, верзила в рубашке с засученными
рукавами, крикнул ему, увидев входящего комиссара:
   - А вот и ваш шеф! - Потом обратился к Мегрэ: - Что вам подать,
господин комиссар?
   Джо-Кетчист всегда держался насмешливо, даже во время самых
щекотливых допросов, а за время своей деятельности, которая, впрочем,
не повлекла за собой никаких репрессий, он подвергался допросам не
один раз.
   - Немного белого.
   По лицу Люкаса было видно, что он не узнал ничего интересного. Но
это не разочаровывало Мегрэ. Комиссар сам еще пребывал в той стадии,
когда, как он любил выражаться, только приноравливаешься.
   Четверо игроков в карты время от времени поглядывали на него скорее
иронически, чем боязливо. Чувствовалась некоторая ирония и в голосе
Джо, когда он полюбопытствовал:
   - Ну, так вы нашли его?
   - Кого?
   - Да ладно вам, господин комиссар! Не забывайте, что вы на
Монмартре, где новости распространяются быстро. Если три дня назад
исчез Эмиль, а вас видят бродящим по кварталу...
   - Что вы знаете об Эмиле?
   - Я? - Джо-Кетчист с наслаждением паясничал. - А что я могу знать?
Разве такие господа, такие добродетельные коммерсанты, как он,
посещают мое заведение?
   Это вызвало улыбку у игроков в карты, но комиссар потягивал трубку
и попивал вино, не давая вывести себя из равновесия. Самым серьезным
тоном он объявил:
   - Его нашли. Сегодня утром.
   - В Сене?
   - Нет, как раз - таки нет. Я мог бы сказать, что его нашли почти на
кладбище.
   - Он решил сэкономить на погребении? Это меня не удивляет. Но кроме
шуток, Эмиль мертв?
   - Уже три дня.
   На этот раз Джо нахмурил брови, совсем как утром Мегрэ.
   - Вы хотите сказать, что он мертв уже три дня, а нашли его только
сегодня утром?
   - Лежал на тротуаре на улице Рондо.
   - Где это?
   - Я же сказал - тупик, который идет вдоль кладбища Пер-Лашез.
   Игроки навострили уши: чувствовалось, что они удивлены не меньше,
чем хозяин бара.
   - Но не лежал же он там трое суток?
   - Его подбросили туда сегодня ночью.
   - Тогда, скажу вам, если хотите знать мое мнение, - здесь что-то не
вяжется. Погода-то стоит довольно жаркая, не правда ли? И держать у
себя в такое время покойника не так уж приятно. Кроме того, странный
квартал выбрали, чтобы подложить такой подарочек. Разве что какой-
нибудь чокнутый...
   - Скажите, Джо, вы можете хотя бы минутку быть серьезным?
   - Я серьезен, как папа римский, господин Мегрэ!
   - Мазотти был убит в тот момент, когда выходил от вас.
   - Вечно мне везет! Я уж думаю, не сделали ли это нарочно, чтобы
отобрать у меня лицензию.
   - Заметьте, мы не докучали вам.
   - Если не считать того, что три утра я провел у вашего инспектора,
- отпарировал Джо, кивнув на Люкаса.
   - Я не спрашиваю вас, знаете ли вы, кто стрелял.
   - Я ничего не видел. Я как раз спустился в погреб за бутылками.
   - Так это или нет, какая разница?.. Как по-вашему, Эмиль Буле мог
стрелять?
   Джо посерьезнел и, чтобы не задумываться, налил себе в бокал вина,
потом наполнил бокалы Мегрэ и Люкаса. Еще он бросил взгляд в сторону
игроков, словно хотел просить у них совета или дать им понять, в какое
положение попал.
   - Почему вы спрашиваете об этом именно меня?
   - Потому что вы один из тех, кто лучше других знает, что происходит
на Монмартре.
   - Репутация, которую мне создали... И все-таки это ему польстило.
   - Эмиль был дилетантом, - наконец проговорил он как бы нехотя.
   - Вы не любили его?
   - Не в этом дело. Лично я ничего не имел против него.
   - А другие?
   - Кто - другие?
   - Конкуренты. Мне говорили, что он намеревался перекупить другие
кабаре.
   - Ну и что?
   Мегрэ вновь вернулся к отправной точке.
   - Мог Буле убить Мазотти?
   - Я уже сказал вам, что он был дилетант. А дело Мазотти не для
таких, вы это знаете не хуже меня. И тем более его докеры не могли
пойти на такое.
   - Второй вопрос...
   - Сколько их у вас еще?
   - Возможно, это последний.
   Штукатуры слушали, подмигивая друг другу.
   - Давайте! Не знаю только, сумею ли ответить.
   - Вы сейчас сказали, что успех Эмиля не доставлял радости
конкурентам.
   - Чужой успех никогда не доставляет радости другим.
   - Но ведь речь идет о среде, где не шутят и где за все нужно дорого
платить.
   - Допустим. Дальше?
   - Не думаете ли вы, что Эмиль убит кем-нибудь из своих конкурентов?
   - На этот вопрос я вам уже ответил.
   - Разве?
   - Я ведь сказал, что не столь уж приятно держать у себя труп два
или три дня, особенно в такую погоду.
   Предположим так-люди, о которых вы говорите, из числа
чувствительных. Или еще - они достаточно осторожны, чтобы не
рисковать. Как его убили?
   Все равно в вечерних выпусках газет все будет расписано.
   - Он задушен.
   - В таком случае ответ будет еще более категоричным, и вы знаете
почему. Вот Мазотти - работка чистая. Если бы здешние заправилы
захотели убрать Эмиля, они поступили бы так же. Разве вы нашли тех,
кто свел счеты с Мазотти? Нет! И, несмотря на ваших осведомителей, не
найдете. А когда человека душат, держат у себя двое суток и
подбрасывают под кладбищенскую стену-это плохо пахнет, это случай
особый. Вот мой ответ на ваш второй вопрос.
   - Благодарю.
   - Не за что. Еще вопрос?
   Он держал бутылку наклоненной над бокалом.
   - Не сейчас.
   - Только не говорите мне, что вы рассчитываете прийти еще раз. Я
ничего не имею против вас лично, но в нашем ремесле желательно
видеться с вами не слишком часто...
   - Сколько я должен?
   - Сегодня мой черед. В тот день, когда я три часа отвечал на
вопросы вашего инспектора, он угостил меня кружкой пива и сандвичем.
   Выйдя на улицу, Мегрэ и Люкас долго молчали. Потом Мегрэ вдруг
поднял руку, чтобы остановить такси, и инспектору пришлось напомнить
ему, что они приехали на полицейской машине. Они отыскали ее, сели.
   - Ко мне, - пробурчал Мегрэ.
   У него не было никаких серьезных оснований завтракать вне дома. По
правде сказать, он еще не представлял себе, с какого конца браться за
дело. Разговор с Джо-Кетчистом, а он знал, Джо говорил чистосердечно,
дал ему одно - еще большую уверенность в том, о чем он думал с самого
утра.
   Да, действительно, Эмиль Буле был дилетант, который каким-то
удивительным образом вклинился в самую гущу Монмартра.
   И - любопытная вещь! - все наталкивало на мысль, что убит он тоже
дилетантом.
   - А ты? - спросил он Люкаса. Тот понял, о чем его спрашивают.
   - Три женщины хорошо известны торговцам квартала. Их называют
итальянками. Немного подтрунивают над старухой, над тем, как она
коверкает французский. Меньше знают Аду, она редко показывается в
лавках торговцев, ее видели лишь тогда, когда она проходила мимо в
обществе зятя. Люди, которых я расспрашивал, пока еще не знают о
случившемся. Семья держится так, словно они думают только о еде. Если
мясник не преувеличивает, то просто невероятно, что они еще могут
есть, выбирают лучшие куски... После полудня Марина отправилась гулять
в Антверпенский сквер, одной рукой катила коляску, другой вела
мальчика.
   - У них нет прислуги?
   - Приходящая, три раза в неделю.
   - Знаешь ее имя и адрес? Люкас покраснел.
   - К вечеру буду знать.
   - Что говорят еще?
   - Жена хозяина рыбной лавки сказала мне: "Всем хитрецам хитрец! -
Это, конечно, об Эмиле. - Женился на старшей сестре, когда ей было
девятнадцать. А заметив, что она начала полнеть, прибрал к рукам
младшую. Попомните мое слово, когда Ада, в свой черед, тоже
потолстеет, он отыщет в Италии еще одну сестру или какую-нибудь
кузину".
   Мегрэ уже думал об этом. Не в первый раз встречал он мужчину,
влюбленного в свояченицу.
   - Постарайся навести справки об Аде. Главным образом, узнай, нет ли
у нее дружка или любовника.
   - Вы думаете, шеф, у нее кто-нибудь есть?
   - Нет. Но пренебрегать нельзя ничем. Я хотел бы также побольше
узнать об Антонио. Если бы ты сегодня днем прогулялся на улицу
Понтье...
   - Идет.
   Люкас остановил машину около дома, где жил комиссар, и Мегрэ,
подняв голову, увидел в окне жену. Она едва заметно махнула ему рукой.
Он ответил ей тем же и стал подниматься по лестнице.

4

   Когда зазвонил телефон, Мегрэ, сидя с набитым ртом, сделал жене
знак взять трубку.
   - Алло!.. Откуда?.. Да, он завтракает... Я позову его.
   Насупив брови, он хмуро смотрел на нее.
   - Это Лекуэн...
   Мегрэ поднялся, продолжая жевать и захватив с собой салфетку, чтобы
вытереть рот. Последние пять минут он как раз думал о своем товарище
Лекуэне, начальнике отдела светской жизни, к которому намеревался
зайти сегодня во второй половине дня. Связи Мегрэ со средой Монмартра
и особенно площади Пигаль начинали ослабевать, у Лекуэна же в этом
смысле все было в полном порядке.
   - Алло!.. Да, слушаю тебя... Нет... Пустяки... Я как раз собирался
зайти к тебе...
   Шеф отдела светской жизни был по меньшей мере лет на десять моложе
Мегрэ; он жил неподалеку от бульвара Ришар-Ленуар, на бульваре
Вольтер, в квартире, где всегда царил кавардак, потому что у него было
не то шестеро, не то семеро детей.
   - У меня здесь сидит человек, которого ты, конечно, знаешь, -
говорил Лекуэн. - Он уже давно один из моих осведомителей, но
предпочитает не появляться на набережной Орфевр, а когда у него есть
какие-нибудь новости, приходит ко мне домой. Сегодня вышло так, что
его информация представляет интерес скорее для тебя. Разумеется, я не
знаю, чего она стоит. Что же касается его самого, то если отбросить
прикрасы, которые он охотно добавляет, потому что он своего рода
артист, доверять ему можно.
   - Кто это?
   - Луи Бубе, по прозвищу Микки, швейцар одного из кабаре.
   - Немедленно шли его ко мне.
   - Ничего, если он придет к тебе домой?
   Мегрэ быстро закончил завтрак, и когда у входной двери прозвучал
звонок, он с чашкой кофе, который ему только что подала жена, прошел в
гостиную.
   Он не видел этого человека много лет, но сразу узнал его. Впрочем,
иначе и не могло быть: Бубе существо необычное. Сколько лет ему
теперь? Комиссар попробовал подсчитать. Сам Мегрэ был еще довольно
юным инспектором, когда его гость уже служил на Монмартре рассыльным.
   С тех пор Бубе не вырос ни на мизинец. У него всегда был рост
мальчишки лет двенадцати - тринадцати и, что самое удивительное, такое
же лицо: худой лопоухий подросток с длинным острым носом и словно
растянутым в насмешке ртом, сделанным, казалось, из каучука.
   И только если смотреть вблизи, можно было заметить, что кожа у него
покрыта сеткой тонких морщин.
   - Сколько лет, сколько зим! - воскликнул Бубе, оглядываясь, с
кепкой в руках. - Вы помните "Триполи" и Тетун?
   Да, эти двое мужчин - Мегрэ и Бубе - были, с разницей в два-три
года, почти ровесниками.
   - Славное было времечко, а?
   Бубе говорил о пивной, существовавшей некогда на улице Дюперре,
неподалеку от "Лотоса", которая, равно как и ее хозяйка, пользовалась
известностью до войны.
   Тетун была пышная марселька, слыла хозяйкой лучшей южной кухни в
Париже и имела привычку встречать посетителей смачными поцелуями и
"тыкать" им.
   Это было традицией - придя в пивную, заглянуть к Тетун на кухню. У
нее можно было встретить самых неожиданных людей.
   - А помните толстяка Луи, владельца трех домов на Прованской улице?
А Эжена ле Борн? А красавчика Фернана, который потом снимался в кино?
   Мегрэ знал: бесполезно требовать от Микки, чтобы он перешел к делу.
Микки ломал комедию: он очень хотел поставлять полиции сведения, но на
свой лад, делая при этом вид, будто подобными вещами не занимается.
   Люди, о которых