Орфевр, о судьбе тщедушного
владельца кабаре все еще не было никаких известий. Люкас впустую
провел на Монмартре весь день.
   - Весьма вероятно, шеф, что последним Эмиля видел Бубе, по прозвищу
Микки, он уже много лет служит в "Лотосе" швейцаром. Так вот, Микки
говорит, что, ему помнится, будто Буле с улицы Пигаль свернул на Нотр-
Дам-де-Лоретт, как если бы собрался пойти в "Сен-Троп", но тогда он не
придал этому значения. Я еще схожу на Монмартр сегодня вечером, когда
все будут на своих местах.
   Мегрэ и не ожидал, что Люкас узнает что-нибудь большее.
   В девять утра в пятницу Мегрэ, закончив просмотр ежедневных
донесений, вызвал Люкаса к себе.
   - Его нашли, - объявил он, раскуривая трубку.
   - Жив?
   - Мертв.
   - На Монмартре? В Сене?
   Мегрэ протянул ему донесение из полиции XX округа. В нем
сообщалось, что на улице Рондо, идущей вдоль кладбища Пер-Лашез, на
рассвете обнаружен труп. Тело лежало поперек тротуара, неподалеку от
насыпи железной дороги. Человек был одет в темно-синий костюм, в
бумажнике кроме небольшой суммы денег нашли удостоверение личности на
имя Эмиля Буле.
   Люкас нахмурился, поднял голову.
   - Я вот думаю...
   - Читай дальше.
   Продолжение еще больше удивило инспектора. В донесении уточнялось,
что тело, привезенное в Институт судебной медицины, уже находится в
начальной стадии разложения.
   В той части улицы Рондо, которая кончается тупиком, ясное дело, не
бывает много прохожих. Однако труп не мог бы в течение двух дней, даже
в течение нескольких часов оставаться на тротуаре незамеченным.
   - Что ты думаешь об этом?
   - Любопытно...
   - Дочитал до конца?
   - Осталось несколько строчек.
   Эмиль Буле исчез в ночь со вторника на среду. Судя
   по состоянию трупа, он, очевидно, в ту же ночь и был убит.
   С тех пор прошло двое суток, двое суток жары.
   Трудно представить себе причину, по которой убийца или убийцы все
это время хранили труп у себя.
   - Последнее еще более странно! - воскликнул Люкас, кладя донесение
на стол.
   Да, действительно, самым странным было то, что, судя по
предварительному освидетельствованию, убийство было совершено не с
помощью огнестрельного оружия и даже не с помощью ножа.
   Насколько можно было судить об этом до вскрытия, Эмиль Буле был
задушен.
   Ни Мегрэ, ни Люкас, хотя оба они многие годы прослужили в полиции,
не могли припомнить ни одного случая, когда убийство на Монмартре было
бы совершено путем удушения.
   Каждый квартал Парижа, каждая социальная прослойка имеет, если
можно так выразиться, свой способ убивать и свой способ кончать жизнь
самоубийством.
   Есть улицы, где выбрасываются из окна, улицы, где отравляются
угарным или бытовым газом, улицы, где травятся снотворным.
   Известны кварталы, где чинят расправу с помощью ножа, кварталы, где
пользуются дубиной, и такие, как Монмартр, где господствует
огнестрельное оружие.
   Но маленький владелец ночных кабаре был не только задушен: в
течение двух дней и трех ночей убийца прятал труп.
   Мегрэ уже открывал стенной шкаф, чтобы достать оттуда пиджак и
шляпу.
   - Пойдем туда! - ворчливо бросил он. Наконец-то у него появился
повод отложить нудную административную работу.
   Чудесным июньским утром, которое освежал легкий ветерок, двое
мужчин направились в Институт судебной медицины.

2

   Розовые корпуса института на набережной Рапе походили скорее на
фармацевтическую лабораторию, чем на старинный морг, расположившийся
под огромными башенными часами Дворца правосудия.
   За окошком, в светлом кабинете, Мегрэ и Люкас увидели какого-то
служащего, который тотчас узнал их и с заискивающей улыбкой
осведомился:
   - Я полагаю, вы по поводу того типа с улицы Рондо?
   Электрические часы над его головой показывали пять минут
одиннадцатого, в окно были видны баржи, пришвартованные к причалам
перевалочных складов на другой стороне Сены.
   - Здесь один уже ожидает, - продолжал служащий, которому явно
хотелось поговорить. - Кажется, родственник.
   - Он назвал себя?
   - Я спрошу у него фамилию, когда он опознает труп и будет
подписывать акт.
   Этот служащий имел дело с трупами только номинально, по
регистрационным карточкам.
   - Где он?
   - В зале ожидания... Вам тоже придется запастись терпением,
господин комиссар: у доктора Мореля работа в самом разгаре.
   Коридор был белый, выложенный светлыми плитками, зал ожидания -
тоже светлый, с покрытыми лаком двумя скамьями и стульями, с огромным
столом, на котором не хватало только иллюстрированных журналов, чтобы
почувствовать себя в приемной зубного врача. Выкрашенные масляной
краской стены были голые, и Мегрэ уже успел подумать, какого рода
картины или гравюры было бы уместно повесить здесь.
   Антонио сидел на одном из стульев, зажав ладонями подбородок, и,
хотя он даже сейчас выглядел красавчиком, лицо его немного опухло, как
у человека, который недоспал, да и румянец на щеках поблек.
   Когда полицейские вошли, Антонио встал.
   - Вы его видели? - спросил он.
   - Еще нет.
   - Я тоже. Жду уже больше получаса. Удостоверение личности - Эмиля,
это точно, мне показали.
   - Кто?
   - Какой-то инспектор, у него такое смешное имя. Постойте... Морник?
Борник?
   - Да, Борник.
   Мегрэ и Люкас переглянулись. Этот Борник из XX округа никогда
своего не упустит. В районных комиссариатах было несколько таких
инспекторов и даже комиссаров, которые упорно соперничали с уголовной
полицией, считая делом чести опередить ее.
   О том, что труп найден, Мегрэ узнал из донесения, а ведь с той
минуты, как это произошло, полицейские из XX округа не сидели без
дела. Именно для того, чтобы оградить уголовную полицию от их
чрезмерного усердия, Мегрэ уже давно работал над проектом
реорганизации всех служб.
   - Как вы думаете, доктор еще долго провозится? Женщины совсем
потеряли голову.
   - Кто их известил? Борник?
   - Еще не было восьми. Они только встали и занимались детьми. Он
спросил: "Кто из вас Марина Буле?" Потом протянул моей сестре
удостоверение личности:
   "Это удостоверение вашего мужа? Вы узнаете его на фотографии? Когда
вы видели его в последний раз?"
   Представляете себе сцену! Ада тут же позвонила мне домой. Я спал. У
меня не было времени не только позавтракать, но даже выпить чашку
кофе. Через несколько минут я уже приехал на улицу Виктор-Массе, и,
честное слово, инспектор словно бы подозревал меня...
   "Кто вы такой?" - "Шурин..."-"Этой дамы?" - "Нет, естественно... Ее
мужа..." - Антонио с трудом сдерживал негодование.
   - Мне пришлось долго спорить, прежде чем я добился разрешения
опознать труп вместо сестры. Она упрямо твердила, что пойдет со мной.
Но я подумал, не надо ей идти, и заставил остаться дома.
   Он нервно закурил.
   - Инспектор не сопровождал вас сюда?
   - Нет. Похоже, у него было другое дело. Он сказал, что здешний
служащий даст мне заполнить и подписать бумагу.
   Помолчав немного, Антонио добавил:
   - Как видите, я имел повод для беспокойства. А ведь позавчера вы
слушали меня с таким видом, словно не верили мне... Улица Рондо, где
это?
   - У кладбища Пер-Лашез.
   - Я тех мест не знаю. Что это за квартал?
   Дверь открылась. Доктор Морель в белом халате, в шапочке и с
марлевой маской, болтающейся под подбородком, поискал глазами
комиссара.
   - Меня предупредили, что вы ждете меня, Мегрэ. Хотите пройти?
   Он провел их в зал, свет туда проникал только сквозь матовые
стекла, вдоль стен тянулись металлические ящики, словно какой-нибудь
канцелярии, с той лишь разницей, что были они необычно велики. Труп,
накрытый простыней, лежал на столе-каталке.
   - Пусть лучше сначала его опознает шурин, - сказал комиссар.
   Привычным движением руки с лица покойного была приподнята простыня.
Оно заросло рыжеватой, как и шевелюра, щетиной длиною почти в
сантиметр. Кожа была синеватая, на левой щеке явственно выступал шрам,
о котором Антонио рассказал комиссару в пивной "У дофина".
   Тело под простыней казалось совсем маленьким и худым.
   - Это точно он?
   - Да, точно.
   Чувствуя, что итальянца мутит, Мегрэ отослал его вместе с Люкасом в
канцелярию - выполнить формальности.
   - Можно убрать? - спросил доктор, делая знак служителю в сером
халате, который уже выдвинул один из ящиков. - Пройдете со мной,
Мегрэ?
   Они вошли в кабинет, в углу которого находился умывальник, и
доктор, не прерывая разговора, тщательно вымыл руки, лицо, снял белый
халат и стал похож на обычного человека.
   - Я полагаю, до официального заключения вы хотите услышать мое
предварительное суждение? Необходимо, как обычно, сделать еще кое-
какие анализы, на это уйдет несколько дней... Единственное, что я могу
сказать вам сейчас, - на теле нет следов ранений. Покойный был удушен
или, если точнее...
   Морель колебался, словно сам был не совсем уверен в своих
предположениях.
   - Это ведь пока приватно, правда? В официальном заключении я не
буду столь категоричен. Если бы мне пришлось воссоздавать картину
убийства исходя из того, что покойного удушили, я сказал бы так: на
него напали сзади, обхватили рукой шею и резким движением сдавили с
такой силой, что даже сломали один из шейных позвонков. Короче говоря
- смертельный зажим.
   - Он стоял?
   - Стоял или, в крайнем случае, сидел. Думаю, скорее стоял и не
ожидал нападения. Это не было борьбой в прямом смысле слова. Он не
защищался. Я тщательно обследовал его ногти и не обнаружил под ними ни
шерстинки, а они были бы, если б он хватался за одежду напавшего. Не
обнаружил я ни крови, ни волосков. На руках нет ни единой царапины...
Кто он?
   - Владелец ночных заведений. Что вы думаете относительно даты
смерти?
   - С тех пор как этот человек умер, прошло по меньшей мере двое
суток, но не более трех, и, опять же пока приватно, без ручательства,
добавлю еще одну деталь: по моему мнению, сначала труп прятали в
каком-то помещении. Сегодня вечером вы получите предварительное
заключение.
   Вошел Люкас.
   - Он подписал акт. Что с ним делать? Я пошлю его на улицу Виктор-
Массе?
   Мегрэ знаком показал, что не возражает: ему нужно было еще
осмотреть одежду Эмиля и содержимое карманов. Позднее, сегодня же, это
сделают еще раз, но уже в лаборатории, но уже более научными методами.
   Одежда и вещи покойного находились в другой комнате, где кучкой
лежали на столе. Темно-синий костюм был совершенно цел, даже не очень
запылен, без малейших следов крови и помят лишь слегка. Черные ботинки
сияли, как у человека, который только что вышел из дому, но на коже их
виднелись две свежие царапины.
   Мегрэ мог бы держать пари, что преступление совершено не на улице,
а в помещении и что от тела избавились, подкинув его на улицу Рондо,
только сегодня на рассвете.
   Откуда его привезли? Для этого почти наверняка воспользовались
машиной. По тротуару его не волокли.
   Содержимое карманов в какой-то мере разочаровывало. Эмиль Буле
курил? Что-то непохоже. Во всяком случае, при нем не было ни трубки,
ни сигарет, ни зажигалки, ни спичек. И ни крошки табаку, а ведь его
всегда находят в глубине карманов курильщика.
   Золотые часы. В бумажнике пять купюр по сто новых  франков, три купюры по
пятьдесят. Небрежно скомканные десятифранковые купюры в одном из
карманов, в другом - горстка монет.
   Связка ключей, перочинный нож, смятый носовой платок и еще один,
аккуратно сложенный, в наружном кармашке. Маленькая коробочка с
аспирином и мятными конфетами.
   Люкас, опорожняя бумажник, вдруг воскликнул:
   - Ну вот! Моя повестка!
   Повестка, по которой Эмилю Буле было бы весьма трудно явиться.
   - Я думал, что он обычно носил с собой пистолет, - проронил Мегрэ.
   Оружия среди разложенных на столе вещей не оказалось, но была
чековая книжка, которую комиссар перелистал. Почти новая. Из нее
вырвали всего три чека. Единственным значительным по сумме был чек на
пять тысяч новых франков с пометкой: "Для меня лично".
   На чеке стояла дата - 22 мая, и Люкас сразу же отметил:
   - Это как раз тот самый день, когда я послал ему второй вызов на
набережную Орфевр. А в первый раз я допрашивал его восемнадцатого, на
следующий день после смерти Мазотти.
   - Позвони-ка в лабораторию, пусть придут за вещами и исследуют их.
   Спустя несколько минут Мегрэ и Люкас сели в черную машину, которую
Люкас повел с благоразумной неторопливостью.
   - Куда едем, шеф?
   - Сначала на улицу Рондо. Хочу осмотреть место, где его нашли.
   Залитая солнцем улочка не казалась мрачной, несмотря на близость
кладбища и железной дороги. Издали они увидели нескольких зевак,
которых удерживали на расстоянии двое полицейских, кумушек в окнах,
играющих детей. Когда машина остановилась, к Мегрэ
   поспешил инспектор Борник и с напускной скромностью доложил:
   - Я ждал вас, господин комиссар. Предполагал, что вы приедете, и
позаботился...
   Полицейские отошли в сторону, давая возможность увидеть очертания
тела, нарисованные мелом на сером тротуаре.
   - Кто его обнаружил?
   - Один рабочий-газовщик, он начинает работу в пять утра и живет в
этом доме. Вон там, в окне на третьем этаже, его жена, видите? Я,
конечно, снял с него свидетельские показания. Я как раз дежурил
ночью...
   Поскольку вокруг толпились зеваки, момент для упреков был
неподходящий.
   - Скажите, Борник, у вас не создалось впечатления, что тело
выбросили из машины или как-то иначе положили на тротуар?
   - Конечно, его кто-то положил.
   - Он лежал на спине?
   - На животе. Поначалу можно было подумать, что какой-нибудь
пьянчужка дрыхнет после попойки. А вот запаха алкоголя... Уж по части
запаха я, скажу вам...
   - Я полагаю, вы опросили жильцов?
   - Всех, кто был дома. Главным образом женщин и стариков, мужчины-то
ушли на работу.
   - И никто ничего не видел и не слышал?
   - Кроме одной старухи, она живет наверху, на шестом этаже, и,
кажется, страдает бессонницей. Правда, привратница уверяет, что она
уже малость выжила из ума. Так вот, эта старуха клянется, что в
половине четвертого утра услыхала шум машины. А машины в этом конце
улицы проезжают не часто: она ведь кончается тупиком.
   - А голосов она не слышала?
   - Нет. Слышала только, как открылась дверца, потом шаги, потом стук
захлопываемой дверцы.
   - Она не выглянула в окно?
   - Старуха едва ноги переставляет. Перво-наперво она подумала, что в
доме кто-то болен и вызвали "скорую помощь". Прислушивалась, ждала,
когда хлопнет дверь подъезда, но машина почти сразу же развернулась и
уехала.
   И инспектор Борник добавил с видом человека, который знает свое
дело:
   - Я еще заеду сюда в полдень и вечером, когда мужчины вернутся с
работы.
   - Из прокуратуры приезжали?
   - Да, прямо спозаранку. Но долго здесь не задержались. Так, для
проформы...
   Мегрэ и Люкас под взглядами зевак сели в свою машину.
   - На улицу Виктор-Массе.
   На тележках зеленщиков, между которыми сновали домашние хозяйки,
высились горы черешни и даже персиков. Париж в это утро выглядел очень
оживленным, большинство прохожих шли по теневой стороне улицы, а не по
той, которую нещадно палило солнце.
   На улице Нотр-Дам-де-Лоретт они увидели желтый фасад кабаре "Сен-
Троп", вход в которое был закрыт решеткой, а слева от него, в витрине,
красовались на фотографиях полуобнаженные женщины.
   На улице Виктор-Массе почти такая же витрина была на более широком
фасаде "Голубого экспресса". Люкас проехал чуть дальше и остановился
перед солидным жилым домом. Дом был из серого камня, довольно богатый,
и две медные дощечки извещали: одна - о том, что здесь живет доктор,
другая - что здесь находится Общество по торговле недвижимым
имуществом.
   - Вы к кому? - не очень любезно осведомилась привратница, открывая
застекленную дверь своей каморки.
   - К госпоже Буле.
   - Четвертый этаж, налево, но...
   Оглядев посетителей, она спохватилась:
   - Вы из полиции? Тогда можете подняться. Бедные женщины, должно
быть, в таком состоянии...
   Почти бесшумный лифт, красный ковер на лестнице, освещенной лучше,
чем в большинстве домов Парижа. На четвертом этаже за дверью можно
было различить голоса. Мегрэ нажал кнопку звонка, голоса стихли,
послышались приближающиеся шаги, и в проеме двери появился Антонио. Он
был без пиджака, в руке держал сандвич.
   - Входите. Не обращайте внимания на беспорядок.
   Из спальни доносился плач ребенка. Маленький мальчик уцепился за
платье довольно полной молодой женщины; она еще не успела причесаться,
и ее черные волосы ниспадали на спину.
   - Моя сестра Марина...
   Как и следовало ожидать, у нее были покрасневшие глаза, и она
казалась немного не в себе.
   - Пройдите...
   Она провела их в гостиную, где тоже царил беспорядок: на ковре
валялась опрокинутая деревянная лошадка, на столе стояли немытые чашки
и стаканы.
   Женщина постарше, еще более полная, одетая в халат небесно-голубого
цвета, вышла из другой двери и с подозрением разглядывала пришедших.
   - Моя мать, - представил Антонио. - Она почти не говорит по-
французски. Видно, никогда уже не научится.
   Квартира выглядела просторной, удобной, но обставлена была той
непритязательной мебелью, что продается в универсальных магазинах.
   - А где ваша младшая сестра? - поинтересовался Мегрэ, оглядываясь.
   - С малышкой. Сейчас придет.
   - Как вы все это объясняете, господин комиссар? - спросила Марина;
акцент у нее был меньше, чем у брата.
   Ей было лет восемнадцать-девятнадцать, когда Буле встретил ее.
Сейчас ей двадцать пять-двадцать шесть, и она еще очень красива -
матовая кожа, темные глаза. Сохранила ли она былую кокетливость? При
таких обстоятельствах судить об этом трудно, но комиссар мог бы
поспорить, что она уже не заботилась ни о фигуре, ни о нарядах, а
просто счастливо жила в окружении матери, сестры, детей и мужа, и
ничто в мире больше не волновало ее.
   Едва войдя в квартиру, Мегрэ потянул носом и почувствовал запах,
который витал здесь и напоминал ему запах итальянских ресторанов.
   Антонио явно держался как глава семьи. Не был ли он им в какой-то
степени еще при жизни Эмиля Буле? Не у него ли бывший помощник
метрдотеля должен был просить руки Марины?
   Все еще держа сандвич в руке, Антонио спросил:
   - Вы что-нибудь выяснили?
   - Я хотел бы знать, когда во вторник вечером ваш зять ушел из дома
и был ли у него с собой пистолет?
   Антонио посмотрел на сестру, та, поколебавшись минуту, торопливо
прошла в другую комнату. Дверь осталась открытой, и через нее можно
было увидеть столовую, Марина пересекла ее и вошла в спальню. Там она
открыла ящик комода и вернулась с темным предметом в руке.
   Это был пистолет, она держала его осторожно, как человек, который
боится оружия.
   - Он лежал на месте, - сказала Марина.
   - Ваш муж не всегда носил его при себе?
   - Нет, не всегда. В последнее время - нет... Антонио вмешался:
   - После смерти Мазотти и отъезда его банды на Юг у Эмиля отпала
необходимость носить оружие.
   Это было показательно. Значит, выходя из дома во вторник вечером,
Эмиль Буле не ожидал никакой опасной или неприятной встречи.
   - В котором часу он вас покинул, сударыня?
   - Без нескольких минут девять, это его обычное время. Мы пообедали
в восемь часов. Перед уходом он, как всегда, зашел поцеловать детей,
они уже лежали в кроватках.
   - Он не показался вам озабоченным?
   Она силилась припомнить. У нее были очень красивые глаза, и в
другое время они, должно быть, искрились лаской и весельем.
   - Нет, не думаю. Вы знаете, Эмиль был сдержан, и тем, кто не знал
его близко, он, наверно, представлялся человеком замкнутым.
   Две слезинки блеснули у нее на ресницах.
   - По натуре он был очень добрый, очень чуткий...
   Она повернулась к матери, которая слушала разговор, скрестив руки
на животе, сказала ей несколько слов по-итальянски, и та в знак
согласия закивала головой.
   - Я знаю, что думают о владельцах ночных заведений. Их представляют
себе своего рода гангстерами, да и правда, среди них есть такие...
   Она утерла