ила:
   - Нет!
   - Тогда как он попал к вам?
   - Это Дельфос...
   Шабо живо поднял голову, хотел вскочить со стула, начал:
   - Это не правда... Она...
   - А вы садитесь  на  место!..  Вы  говорите,  мадемуазель,  что  этот
портсигар был у Рене Дельфоса. Вы отдаете себе отчет в серьезности этого
обвинения?
   Она усмехнулась:
   - И еще как!.. Он же украл деньги, которые были у меня в сумке...
   - Вы давно его знаете?
   - Может быть, месяца три... С тех  пор,  как  он  почти  каждый  день
приходит в "Веселую мельницу" с этим вот фруктом... У них  ведь  нет  ни
гроша! Лучше бы я их остерегалась... Но вы знаете, как это бывает... Они
молодые!.. Хочется отдохнуть, немного поболтать с ними...
   Я относилась к ним, как к приятелям, да что там!..
   Когда  они  предлагали  мне  выпить,  я  старалась  брать  что-нибудь
подешевле...
   Глаза у нее стали жестокими.
   - Вы были любовницей их обоих?
   Она фыркнула.
   - Даже и не была!.. Конечно, они хотели этого...  Они  оба  вертелись
вокруг меня, не смея объясниться... Они приходили ко  мне  порознь,  под
разными предлогами, чтобы посмотреть, как я одеваюсь...
   - В тот вечер, когда было совершено преступление, вы пили  шампанское
с Графопулосом. Вы договорились,  что  пойдете  с  ними,  когда  закроют
кабачок?
   - Нет!
   - Он делал вам предложения?
   - За кого вы меня принимаете?.. Я танцовщица...
   - Точнее, женщина, которая развлекает клиентов и  следит,  чтобы  они
побольше пили... Известно, что это значит... Вы ушли вместе с ним?
   - Нет!
   - Он делал вам предложения?
   - И да, и нет. Он предлагал мне прийти к нему в  гостиницу,  даже  не
знаю в какую. Не обратила внимания...
   - Вы вышли не одна.
   - Это точно. В тот момент, когда я вышла  на  порог,  другой  клиент,
которого я не знаю,  наверное,  француз,  спросил  меня,  как  пройти  к
площади Сен-Ламбер.
   Я сказала ему, что иду в ту сторону. Он  немного  прошел  со  мной  и
вдруг заявил: "Ну вот! Я забыл  в  баре  свой  табак..."  -  и  повернул
обратно.
   - Это был человек крепкого сложения?
   - Да, верно!
   - А вы пошли прямо домой?
   - Как и каждую ночь.
   - А о преступлении узнали из газет, на следующий день?
   - Этот парень был у меня... Он-то и сказал мне...
   Уже два или три раза Шабо хотел вмешаться в их разговор, но  комиссар
останавливал его взглядом. А отец все еще стоял на том же самом месте.
   - У вас нет никаких предположений об этом убийстве?
   Она ответила не сразу.
   - Говорите! Шабо только что признался, что в тот вечер он  вместе  со
своим приятелем спрятался на  лестнице,  ведущей  в  подвал,  в  кабачке
"Веселая мельница".
   Она усмехнулась.
   - Он говорит, что они оба интересовались  только  кассой.  Когда  они
вошли в зал, минут через пятнадцать после закрытия, они будто бы увидели
труп Графопулоса.
   - Вы шутите!
   - По-вашему, кто  мог  совершить  преступление?  Постойте!  Мы  можем
назвать лишь ограниченное число возможных виновников. Во-первых, Женаро,
хозяин кабачка. Он говорит, что ушел сразу после вас, вместе с Виктором.
Утверждает, что Графопулос вышел еще до того.
   Она пожала плечами, в то время как Шабо смотрел на нее жестким и в то
же время умоляющим взглядом.
   - Вы не верите в виновность ни Женаро, ни Виктора?
   - Это было бы идиотством, - равнодушно проговорила она.
   - Остается незнакомый клиент,  с  которым,  как  вы  утверждаете,  вы
несколько минут шли вместе. Он мог вернуться назад, один или с вами...
   - А как бы он вошел?
   - Вы уже достаточно долго служите в этом заведении, у  вас  наверняка
есть свой ключ.
   Адель снова пожала плечами.
   - А  все-таки  портсигар  был  у  Дельфоса!  -  возразила  она.  -  И
спрятался-то он!
   - Это ложь! Портсигар был у вас, на  следующий  День,  в  полдень!  -
закричал Шабо. - Я видел его! Клянусь!
   Она повторила:
   - Он был у Дельфоса.
   Несколько секунд они кричали так, что ничего нельзя  было  разобрать.
Эту какофонию прервало прибытие полицейского, который что-то тихо сказал
комиссару.
   - Впустите его!
   Появился  солидный  господин  лет  пятидесяти,  с   жирным   животом,
пересеченным толстой цепочкой для часов.
   Он старался принять достойный, даже торжественный вид.
   - Меня просили зайти, - начал он, с удивлением осматриваясь вокруг.
   - Это вы - месье Ласнье? - прервал его комиссар.  -  Садитесь,  прошу
вас. Простите, что я побеспокоил вас, но я хотел бы знать,  не  заметили
ли вы в течение вчерашнего дня, что в вашей кассе, в выдвижном ящике, не
хватает денег.
   Торговец шоколадом с улицы Леопольд, вытаращив глаза, повторил:
   - В моей кассе, в выдвижном ящике?..
   Месье Шабо-отец смотрел на него с тоской, как будто от  ответа  этого
господина зависело его собственное мнение о преступлении.
   - Полагаю, что, если бы оттуда взяли две тысячи франков, это было  бы
замечено?
   - Две тысячи франков?.. Я, право, не понимаю...
   - Не важно! Отвечайте на  мой  вопрос!  Вы  заметили,  что  денег  не
хватает?..
   - Ничего не заметил!
   - К вам вчера заходил ваш племянник?
   - Постойте... Да, кажется, заходил... Он заходит время от времени, не
столько чтобы повидать меня, как чтобы запастись шоколадом...
   - Вы никогда не замечали, что ваш племянник ворует деньги в кассе?
   - Месье!
   Торговец шоколадом возмутился, казалось, призывая других в  свидетели
оскорбления, нанесенного его семье.
   - Мой зять достаточно богат, чтобы дать  своему  сыну  все,  что  ему
нужно...
   - Простите меня, месье Ласнье. Благодарю вас...
   - И это все, что вы хотели мне...
   - Да, все, что я хотел спросить у вас!
   - Но почему вы так подумали?..
   - Сейчас я ничего не могу вам сказать... Жирар!..
   Проводите месье Ласнье...
   И комиссар снова принялся расхаживать по залу, в то время  как  Адель
нахально спросила:
   - Я еще нужна здесь?
   Он посмотрел на  нее  достаточно  красноречиво,  чтобы  заставить  ее
замолчать. И больше десяти минут царила тишина. Вероятно, ждали  кого-то
или чего-то.
   Месье Шабо не осмеливался закурить. Он  не  смел  смотреть  на  сына.
Стеснялся, как бедный пациент в приемной у знаменитого врача.
   А Жан следил за комиссаром глазами и каждый  раз,  как  тот  проходил
мимо, порывался заговорить с ним.
   Наконец послышались шаги в коридоре. В дверь постучали.
   - Войдите!
   Появились двое: Женаро, низенький и коренастый, в светлом  костюме  с
хлястиком, и Виктор, которого Шабо никогда не видел  в  обычной  одежде:
весь в черном, он был похож на священника.
   - Я получил ваш вызов час  тому  назад  и...  -  словоохотливо  начал
итальянец.
   - Я знаю! Знаю!  Лучше  скажите  мне,  видели  ли  вы  сегодня  ночью
портсигар Графопулоса в руках у Рене Дельфоса.
   Женаро с поклоном извинился:
   - Лично я не много общаюсь  с  клиентами,  но  Виктор  может  сказать
вам...
   - Прекрасно! Тогда отвечайте вы!
   Жан Шабо смотрел официанту  в  глаза.  Он  тяжело  дышал.  Но  Виктор
опустил веки и сказал с вкрадчивым видом:
   - Я не хотел бы вредить этим молодым людям, которые всегда были очень
милы со мной. Но я полагаю, что должен говорить правду, не так ли?
   - Отвечайте, да или нет!
   - Ну, да!.. Он держал портсигар в руках... Я даже чуть не посоветовал
ему быть поосторожнее...
   - Что он говорит! - возмутился Жан.  -  Это  уж  слишком!  И  вам  не
стыдно, Виктор?.. Послушайте, месье комиссар...
   -  Молчать!  Теперь  скажите  мне,  что  вы  думаете  о  материальном
положении этих молодых людей.
   И Виктор, смущенный, начал вздыхать, как бы с сожалением:
   - Конечно, они всегда были  мне  должны...  и  не  только  деньги  по
счетам... Иногда занимали у меня небольшие суммы...
   - Какое впечатление произвел на вас Графопулос?
   - Богатый иностранец, проездом в городе. Это самые лучшие клиенты. Он
сразу заказал шампанское, не спросив цену.  Дал  мне  на  чай  пятьдесят
франков...
   -  И  вы  заметили,  что  у   него   в   бумажнике   было   несколько
тысячефранковых ассигнаций...
   -  Да...  Бумажник  был  здорово   набит...   Особенно   французскими
деньгами... Бельгийских у него не было...
   - Это все, что вы заметили?
   - Галстук у него был заколот булавкой с прекрасным бриллиантом.
   - В какой момент он ушел?
   - Вскоре после  Адели,  а  ее  сопровождал  другой  клиент,  толстяк,
который пил только пиво и дал мне двадцать су на чай. Француз! Он  курил
обычный трубочный табак.
   - И вы остались одни с хозяином?
   - Мы только потушили лампы и заперли дверь.
   - И пошли прямо домой?
   - Как всегда! Месье Женаро дошел со мной до улицы От-Совеньер, где он
живет.
   - А утром, принимаясь за работу, вы не заметили никакого беспорядка в
зале?
   - Никакого... Крови нигде не было... Уборщицы  были  на  месте,  и  я
наблюдал за ними.
   Женаро слушал с рассеянным видом, как будто  это  его  совершенно  не
касалось. Комиссар обратился к нему:
   - Правда ли, что вы всегда оставляете вечернюю  выручку  в  выдвижном
ящике кассы?
   - Кто вам это сказал?
   - Не важно! Отвечайте на вопрос.
   - Я уношу деньги с собой, кроме мелочи.
   - То есть?
   - В среднем франков на пятьдесят мелкими монетами - их я  оставляю  в
ящике.
   - Это не правда! - буквально завыл Жан Шабо. - Десять, двадцать раз я
видел, как он выходил, оставив...
   Женаро изумился:
   - Как? Это он утверждает, что...
   Вид у него был искренне удивленный. Он повернулся к молодой женщине.
   - Да вот Адель вам скажет.
   - Конечно!
   - Вот чего я не понимаю: как эти молодые люди могут  утверждать,  что
они видели  труп  в  зале.  Графопулос  ушел  раньше  меня.  Он  не  мог
вернуться. Преступление было совершено не в кабачке, не знаю где...
   Жаль, что мне приходится говорить так категорически.
   Это ведь тоже клиенты... И мне они  были  даже  симпатичны...  Лучшее
доказательство то, что я отпускал им в кредит. Но правда есть правда,  и
дело достаточно серьезное, чтобы...
   - Благодарю вас!
   Женаро с минуту колебался. Затем спросил:
   - Мне можно идти?
   - Да, и вам, и вашему официанту! Если вы мне еще Понадобитесь, я  дам
вам знать.
   - Полагаю, мое заведение может работать?
   - Сколько угодно!
   Адель спросила:
   - А я?
   - Идите домой!
   - Я свободна?
   Комиссар не ответил. Он был озабочен.  Беспрестанно  поглаживал  свою
трубку. Когда три человека вышли, в зале стало пусто.
   Остались только комиссар, Жан, Шабо и его отец.
   И все молчали.
   Первым заговорил месье Шабо. Он долго колебался.
   Наконец, откашлявшись, начал:
   - Простите... Но неужели вы в самом деле думаете?..
   - Что? - ворчливо отозвался комиссар.
   - Не знаю... Мне кажется...
   И он жестом пытался дополнить свою неясную мысль.
   Этот неопределенный жест означал: "...Мне кажется, что во  всем  этом
есть нечто не очень понятное, не очень ясное... Что-то двусмысленное..."
   Жан встал. У него появилась какая-то энергия. Он осмелился  взглянуть
на отца.
   - Все они лгут! - четко произнес он. - В этом я  клянусь!  Вы  верите
мне, месье комиссар?
   Ответа не последовало.
   - Ты веришь мне, отец?
   Месье Шабо сначала отвернулся. Потом пробормотал:
   - Сам не знаю...
   И наконец, обратившись к своему здравому смыслу, добавил:
   - Кого следовало бы разыскать, так это того француза, о  котором  они
говорят.
   Комиссар, вероятно, не  знал,  на  что  решиться,  потому  что  он  в
бешенстве ходил по залу большими шагами.
   - Во всяком случае, Дельфос исчез! - ворчал он,  скорее  обращаясь  к
самому себе, чем к своим собеседникам.
   Он снова стал ходить и, помолчав, продолжал:
   - И два свидетеля утверждают, что у него был золотой портсигар!
   Он все ходил, развивая свою мысль:
   - И вы оба были в подвале!.. И в  эту  ночь  вы  пытались  бросить  в
унитаз стофранковые ассигнации... И...
   Он остановился, посмотрел на одного, потом на другого.
   - И даже шоколадник не признает, что у него украли деньги!
   Он вышел, оставив их наедине. Но они этим не  воспользовались.  Когда
он вернулся, отец и сын оставались на прежних местах, в пяти метрах друг
от друга, каждый замкнувшись в мрачном молчании.
   - Что ж поделать! Я сейчас позвонил следователю!
   Отныне он будет руководить следствием! Он и слушать не хочет  о  том,
чтобы вас временно выпустили на  свободу.  Если  вы  хотите  о  чем-либо
попросить, обратитесь к следователю де Конненку.
   - Франсуа?
   - Кажется, так его зовут.
   И отец тихо, стесняясь прошептал:
   - Мы вместе учились в коллеже.
   - Ну что ж, сходите  к  нему,  если  думаете,  что  это  поможет.  Но
сомневаюсь, потому что я его знаю! А  пока  он  приказал  мне  отправить
вашего сына в тюрьму Сен-Леонар...
   Эти  слова  прозвучали  зловеще.  До   сих   пор   не   было   ничего
определенного.
   Тюрьма  Сен-Леонар!  Отвратительное  здание  напротив  моста   Магэн,
уродующее  целый  квартал,  со  средневековыми   башенками,   бойницами,
железными решетками...
   Жан, мертвенно бледный, молчал.
   - Жирар! - позвал комиссар, открыв дверь.
   Возьмите двух полицейских, машину...
   Этих слов было достаточно. Теперь они ждали.
   - Вы ничем не рискуете, если  сходите  к  месье  де  Конненку!  -  со
вздохом сказал комиссар, чтобы  заполнить  молчание.  -  Раз  вы  вместе
учились в школе...
   Но лицо его ясно выражало  то,  что  он  думал:  он  представил  себе
разницу  между  происходившим  из  семьи  юристов  судебным  чиновником,
состоявшим в родстве с  самыми  высшими  слоями  общества  в  городе,  и
счетоводом, сын которого признался в  том,  что  хотел  ограбить  ночной
кабачок.
   - Готово, начальник!.. - сказал вошедший инспектор. - Нужно ли...
   Что-то блестело у него в руках. Комиссар утвердительно кивнул.
   И последовал ритуальный жест; все  произошло  так  быстро,  что  отец
понял в чем дело, когда все уже было кончено. Жирар взял обе руки  Жана.
Щелкнула сталь.
   - Сюда!
   Наручники! И два полицейских в форме уже ждали у входа, возле машины!
   Жан сделал несколько шагов. Можно было подумать, что он уйдет, ничего
не сказав. Однако, дойдя до двери, он обернулся. Его  голос  едва  можно
было узнать.
   - Клянусь тебе, отец!..
   - Послушай, насчет трубок, я сегодня утром подумал: что если заказать
три дюжины...
   Это был инспектор, занимавшийся трубками, который  вошел,  ничего  не
заметив, и вдруг увидел спину молодого  человека,  кисть  руки,  отблеск
наручников...
   Он перебил себя: "Значит, готово?"
   Жест его означал: "Посажен?"
   Комиссар указал на месье Шабо,  который  сел,  охватил  голову  двумя
руками, и зарыдал, как женщина.
   Инспектор тихо продолжал:
   - Мы, конечно,  устроим  еще  одну  дюжину  по  подразделениям...  По
такой-то цене!..
   Хлопнула дверца машины. Заскрипел стартер...
   Комиссар смущенно сказал, обращаясь к месье Шабо:
   - Знаете... Еще ведь нет ничего определенного...
   И солгал:
   - В особенности если вы друг месье Конненка!
   И отец, уходя, поблагодарил его бледной улыбкой.
 
Глава 6 
 
БЕГЛЕЦ 
 
   В час пополудни вышли местные газеты, и у  всех  на  первой  странице
красовались сенсационные заголовки.
   В "Льежской газете", благонамеренном издании, было напечатано:
   "Дело с плетеным сундуком!
   Преступление было совершено двумя молодыми кутилами".
   "Социалистическая Валлония", со своей стороны, писала:
   "Преступление двух молодых буржуа".
   Было объявлено об аресте Жана Шабо, так же как и о бегстве  Дельфоса.
Уже появилась фотография дома на улице Луа.
   В статьях говорилось:
   "...Сразу же после волнующего свидания  с  сыном  в  сыскной  полиции
месье Шабо заперся у себя дома  и  отказался  от  каких-либо  заявлений.
Мадам Шабо так потрясена, что слегла в постель".
   "...Мы встретили месье Дельфоса в тот момент, когда он возвращался из
Юи, где у него заводы. Это  энергичный  человек  лет  пятидесяти,  ясный
взгляд которого не затуманивается ни на одно мгновение. Он  хладнокровно
принял удар, не верит в виновность своего сына и объявил о своем решении
лично заняться этим делом".
   "...В тюрьме Сен-Леонар нам сообщили, что Жан Шабо ведет себя  весьма
спокойно. Он ждет посещения своего адвоката, прежде чем предстанет перед
следователем де Конненком, который взялся вести это дело".
 
*** 
 
   На улице Луа было, как обычно, спокойно. Дети входили во двор  школы,
где они играли в ожидании начала уроков.
   Между булыжниками виднелись пучки  травы,  а  около,  дома  номер  48
женщина мыла порог щеткой, сплетенной из пырея.
   Где-то работал кузнец-медник; тишину нарушали только его редкие удары
по наковальне.
   Но двери открывались  чаще,  чем  обычно.  Кто-то  высовывал  голову,
бросал взгляд в сторону дома номер 53.
   Стоя на пороге, люди перекидывались несколькими словами.
   - Не может быть, чтобы он это сделал!..  Ведь  это  еще  мальчишка...
Подумать только, совсем недавно он играл на тротуаре вместе с моими...
   - Я говорила мужу, что он плохо кончит, когда два раза видела, как он
возвращается домой пьяный... В его-то возрасте!..
   Приблизительно каждые четверть часа  в  коридоре  у  Шабо  раздавался
звонок. Дверь открывала студентка-полька.
   - Месье и мадам Шабо нет дома... - говорила она с сильным акцентом.
   - Я из "Льежской газеты"... Передайте им, пожалуйста, что...
   И репортер выкручивал  шею,  стараясь  разглядеть  что-нибудь  внутри
квартиры. Он неясно различал кухню, спину сидевшего там человека.
   - Вы напрасно стараетесь... Их нет дома...
   - Однако же...
   Она закрывала дверь. Журналист довольствовался тем, что  расспрашивал
соседей.
   Одна из газет опубликовала заголовок, звучавший иначе, чем другие:
   "Где широкоплечий мужчина?"
   И дальше было напечатано:
   "До сих пор все, кажется, считают виновными Дельфоса и Шабо. Не желая
брать их под защиту  и  учитывая  объективные  факты,  нам,  однако  же,
позволительно удивляться исчезновению важного  свидетеля:  широкоплечего
клиента, находившегося в "Веселой мельнице" в ночь, когда было совершено
преступление.
   По словам официанта кафе, это  был  француз,  которого  в  тот  вечер
заметили в первый и в последний раз.
   Уехал ли он уже из города? Предпочитает ли он не подвергаться допросу
полиции?
   Может быть, не стоит пренебрегать этим следом, и в  случае,  если  бы
двое молодых людей оказались невиновными, правда, вероятно, открылась бы
с этой стороны.
   Нам, впрочем, известно, что  комиссар  Дельвинь,  который  занимается
этим  делом  в  тесном  сотрудничестве  со  следователем,  дал   бригаде
полицейских,  наблюдающих  за  меблированными  комнатами,   и   полиции,
следящей за транспортом, необходимые  распоряжения,  чтобы  таинственный
клиент "Веселой мельницы" был найден".
   Газета появилась около двух  часов.  В  три  часа  в  полицию  явился
солидный человек с неровным румянцем на щеках, спросил месье Дельвиня  и
заявил:
   - Я управляющий отелем "Модерн", на улице Пон Д'Авруа. Я  только  что
прочел газеты и думаю, что  смогу  сообщить  вам  сведения  о  человеке,
которого вы разыскиваете.
   - О французе?
   -  Да.  А  также  о  потерпевшем.  Вообще  я  не  очень   интересуюсь
россказнями газет, вот почему не сразу заметил то, о чем  я  вам  скажу.
Постойте-ка... Какой сегодня  день?..  Пятница...  Значит,  это  было  в
среду... Ведь преступление было совершено в пятницу, не так ли?..
   Меня не было в городе... Я  уезжал  по  делам  в  Брюссель...  Явился
клиент, говоривший с сильным акцентом; у него был всего один  чемоданчик
из свиной кожи...
   Он спросил большую комнату с окнами на улицу и сразу  же  поднялся...
Несколько минут спустя другой клиент занял соседнюю комнату...
   Обычно вновь прибывших просят заполнить формуляр... Не  знаю,  почему
на этот раз было иначе... Я вернулся в полночь.  Посмотрел  на  доску  с
ключами...
   - А у вас есть формуляры? - спросил я у кассирши.
   - Есть на всех постояльцев, кроме