ношенные,  были  куплены  в  Реймсе,
массовый пошив низкого качества. Никогда не штопаные  и  дырявые  носки,
которые торговцы продают по четыре франка за пару.
   - Металлическая пыль отсутствует на одежде  из  чемодана,  которую  я
условно назвал одеждой "Б", ее не носили уже много  лет,  самое  меньшее
шесть. И еще одна существенная деталь. В  кармане  костюма  "А"  найдены
крошки французского табака, который у вас, насколько я знаю,  называется
серым табаком. В кармане же костюма  "Б"  найдены  остатки  желтой  пыли
египетского табака. Теперь я подхожу к самому важному пункту. На костюме
"Б"  нет  никаких  других  пятен,  кроме   пятен   человеческой   крови,
предположительно артериальной. Человек, который носил эту одежду, должно
быть буквально истек кровью. Наконец разрывы на  одежде  дают  основания
предположить, что была драка, ткань  вырвана,  словно  в  нее  вцепились
ногтями. Одежда "Б" имеет марку Роже Марсель, портного из  Льежа,  улица
От-Совеньер. Что касается револьвера, то это модель, которую фабрика  не
выпускает уже более десяти лет. Оставьте ваш адрес, я перешлю вам  копию
своего рапорта начальству.
   В восемь часов вечера Мегрэ покончил с формальностями.
   Немецкая полиция выдала ему  одежду  умершего,  а  также  и  ту,  что
эксперт назвал костюмом "Б". Попросив разрешения оставить тело в  морге,
договорившись о том, что оно будет выдано французским властям по первому
требованию, Мегрэ взял копию личной карточки Ван Дамма. Уроженец  города
Льежа, родители  фламандцы,  тридцати  двух  лет,  холостяк,  в  Бремене
поселился несколько лет тому назад. После довольно трудного начала  стал
преуспевать в делах.
   Комиссар вернулся в гостиницу и долго сидел на краю кровати, поставив
перед собой оба  чемодана  с  вещами.  Потом  открыл  дверь  в  соседнюю
комнату, где все оставалось нетронутым со вчерашнего  вечера.  На  стене
под ковром всего одно совсем маленькое  коричневое  пятнышко,  маленькая
капелька крови. На круглом столе по-прежнему лежали булочки с сосисками,
бумага совсем промаслилась, сверху на ней сидела большая муха.
   Еще утром  Мегрэ  послал  в  Париж  фотографии  самоубийцы,  попросив
немедленно поместить их в газетах.
   "Нужно ли начать поиски в Париже?.. Во всяком случае, у комиссара был
адрес, по которому Женэ отправил себе из Брюсселя  тридцать  билетов  по
тысяче франков каждый...  Нужно  ли  предпринять  поиски  в  Льеже,  где
несколько лет тому назад была куплена одежда "Б", или в Брюсселе, откуда
Женэ отправил по почте деньги? А может, лучше всего начать в Бремене,  в
городе, где он покончил с собой  и  где  некий  Жозеф  Ван  Дамм  пришел
взглянуть на его труп, утверждая при этом, что он никогда раньше не  был
с ним знаком! Мегрэ  наконец  расплатился  и,  подхватив  оба  чемодана,
покинул гостиницу, решив вернуться в Париж.
   Рано утром он проснулся на бельгийской границе. Через  полчаса  поезд
пересекал Льеж, давая возможность полюбоваться пейзажем из окна купе.  В
два часа дня  он  прибыл  на  Северный  вокзал  Парижа.  Первой  заботой
комиссара было остановиться у киоска и купить себе табак.  Ему  пришлось
поставить  на  пол  оба  чемодана  для  того,  чтобы  найти  в   кармане
французскую монету. Со всех сторон его толкали.  Когда  же,  уплатив  за
табак, он нагнулся, чтобы взять чемоданы, то обнаружил, что один из  них
бесследно исчез. Оглядевшись вокруг, он понял,  что  звать  полицейского
бесполезно. К счастью, украли чемодан с газетами. Вещи Женэ  остались  у
Мегрэ. Кто был этот вор? Один из шныряющих по вокзалам в поисках  легкой
добычи или кто-то из членов шайки, задавшейся целью  завладеть  костюмом
"Б".
   Мегрэ сел в такси, набил трубку и с наслаждением закурил. В одном  из
киосков  он  увидел  напечатанную  на  первой  странице  газеты  большую
фотографию Луи Женэ, одну из тех, которую он отправил сюда из Бремена.
   Следовало бы заехать к себе домой, чтобы сменить белье  и  поцеловать
жену, но ему слишком не терпелось узнать, нет ли каких-нибудь  новостей,
и комиссар поехал в префектуру. "Если в самом деле  кто-то  охотится  за
костюмом "Б", то каким образом удалось узнать, что я увез его с собой  в
Париж? Значит ли это, что некто следовал за мной из самого Бремена?"
   Вокруг худого, бледного бродяги накапливалось множество загадок. Тени
оживали,  как  на  фотографической   пластинке,   которую   положили   в
проявитель. Предстояло еще  все  уточнить,  выявить,  определить  каждое
лицо, имя. Призраки?.. Прежде всего здесь, в  Париже,  находится  некто,
кто в данный момент удирает с чемоданом в руке, кто  следил  за  ним  от
самого Бремена... Возможно, что это был  жизнерадостный  Ван  Дамм...  А
может быть, и не он?
   И потом этот человек, носивший несколько лет назад костюм "Б". И тот,
кто боролся с ним и убил его, в  результате  чего  костюм  был  запачкан
кровью...
   Светило  солнце,  посетители  заполнили  террасы   кафе,   на   улице
перекрикивались водители машин. Толпы  пассажиров  осаждали  автобусы  и
трамваи.
   Из всей этой сутолоки, из массы людей в Бремене, Брюсселе,  Реймсе  и
прочих местах предстояло схватить двух, трех, четырех, пятерых...
   А может быть, больше?.. Или меньше?
   Мегрэ  пересек  двор  префектуры,  держа  в   руках   чемоданчик,   и
поздоровался со служащим канцелярии.
   - Ты получил мою телеграмму? Зажег огонь в печке?
   - Да, вас уже более двух часов в приемной ждет дама.  Она  пришла  по
поводу помещенного в газете портрета.
   Мегрэ,  не  снимая  пальто,  устремился  к  своей  приемной  в  конце
коридора. Это была большая комната с застекленной  дверью,  обставленная
мягкими, покрытыми зеленым  бархатом  стульями.  На  стенах  в  траурных
рамках висели портреты  полицейских,  убитых  при  исполнении  служебных
обязанностей.
   В приемной сидела  еще  молодая,  скромно  одетая  женщина  в  черном
драповом пальто с узеньким меховым воротником, на руках у нее были серые
нитяные перчатки, на коленях лежала дешевая сумка.
   Комиссар, смотревший на посетительницу из-за стеклянной двери, уловил
смутное сходство между ней и мертвецом.  Не  внешнее  сходство  -  черты
лица,  конечно,  были  разные,  но  сходство  в  выражении  -  классовое
сходство, если так можно сказать, говорящее о покорности судьбе.
   Уставшие веки, тусклая кожа,  сжатые  губы,  немного  испуганный  вид
человека, потерявшего надежду и  мужество.  Она  ждала  уже  более  двух
часов, не смея пошевелиться, переменить место. Мегрэ открыл дверь.
   Женщина посмотрела на  него  со  слабой  надеждой,  что  наконец  это
окажется тот, кого она ожидает.
   - Не будете ли вы так любезны последовать в мой кабинет, сударыня?
   Ее, казалось, удивило, что он пропустил ее впереди  себя.  Растерянно
стояла она посреди комнаты, держа в одной руке сумочку,  а  в  другой  -
смятую газету, на которой видна была половина фотографии.
   - Мне сказали, что вы знаете о человеке, который здесь... Не закончив
фразы,  она  закрыла  лицо  руками   и,   стараясь   сдержать   рыдания,
проговорила:
   - Это мой муж, сударь.
   Мегрэ поспешно подставил ей кресло, в которое она опустилась.
 
III 
 
ЛАВЧОНКА, ТОРГУЮЩАЯ ЛЕКАРСТВЕННЫМИ ТРАВАМИ НА УЛИЦЕ ПИКПЮС 
 
   - Он очень страдал? - спросила она, как только обрела дар речи.
   - Нет, мадам. Могу вас заверить, что смерть его была мгновенной.
   Она посмотрела на газету,  которую  держала  в  руках,  и  с  видимым
усилием спросила:
   -  Это  правда,  что  он  выстрелил  себе  прямо  в   рот?   Комиссар
утвердительно кивнул головой. Внезапно успокоившись, женщина, на отрывая
глаз от пола, прошептала:
   - Он никогда не поступал, как все люди.
   Она не походила ни на жену, ни на любовницу. Несмотря на  то  что  ей
было не более тридцати лет, во всем ее  облике  преобладала  материнская
нежность, мягкая  покорность  прирожденной  сестры  милосердия.  Бедняки
привыкли сдерживать свои чувства и прятать отчаяние, принужденные к тому
жестокой необходимостью, ежедневной тяжелой работой, которая  лишает  их
возможности предаваться горю. Она вытерла  платком  глаза,  покрасневший
нос сразу сделал ее некрасивой.
   - Вы позволите мне задать вам несколько вопросов, - спросил комиссар,
усаживаясь за письменный стол. - Итак, вашего мужа звали Луи Женэ? Когда
вы с ним расстались в последний раз?
   Вместо ответа она  снова  принялась  рыдать.  Пальцы  судорожно  мяли
платок.
   - Два года тому назад. Но однажды я увидела его снова.  Он  стоял  на
улице, прижавшись лицом к витрине, и если бы не моя мать, которая в этот
момент была в магазине... Вы хотели бы знать  историю  нашей  жизни,  не
правда ли? Это единственная возможность понять причину,  толкнувшую  Луи
на... Мой отец был фельдшером в провинции. Выйдя на пенсию, он приехал в
Париж; и снял маленькую лавочку, торгующую  лекарственными  травами,  на
улице Пикпюс. Вот уже скоро шесть лет, как отец умер,  а  мы  с  матерью
продолжаем там жить, занимаясь торговлей. Вскоре  после  смерти  отца  я
познакомилась с Луи.
   - Вы говорите, что это было шесть лет тому назад? Он носил уже  тогда
фамилию Женэ?
   - Да, - ответила она удивленно. - Он работал фрезеровщиком на  заводе
и очень хорошо зарабатывал. Я не знаю, почему все произошло  у  нас  так
быстро. Мне трудно это объяснить. Он  был  так  нетерпелив,  можно  было
подумать, что его сжигает лихорадка. Я была  с  ним  знакома  не  больше
месяца до того дня, как мы поженились, и он  переехал  к  нам.  Квартира
позади лавчонки была слишком мала для жизни втроем... Мы сняли для  мамы
комнату неподалеку, она оставила мне лавку. Так  как  у  нее  было  мало
средств, то мы давали ей на жизнь по двести франков в месяц.  Утром  Луи
уходил на работу, днем приходила мама помогать мне по хозяйству.
   Вечерами Луи всегда сидел дома. Мы были очень счастливы, уверяю  вас!
И все-таки, не знаю почему, я всегда чувствовала что-то неладное. Иногда
мне казалось, что Луи совсем не тот, за кого он себя выдавал,  будто  он
из  другого  мира,  из  другого  общества.  Казалось,  что  его  тяготит
атмосфера  нашего  дома,  и  все  равно  он  меня  любил.  -   Ее   лицо
затуманилось, она стала почти красивой, когда произносила эти  слова.  -
Не думаю, чтобы на свете было много похожих на него людей...  Иногда  он
вдруг заглядывал мне глубоко в глаза  с  таким  обожанием,  что  у  меня
перехватывало дыхание. И тут же отталкивал от себя, тяжело  вздыхая.  "Я
тебя очень люблю, моя маленькая", - говорил он, а иногда не замечал меня
целыми часами и словно для того,  чтобы  забыться,  начинал  передвигать
мебель, хвататься за починку часов, мастерил что-нибудь  по  дому.  Мама
его недолюбливала. Вероятно, именно потому,  что  он  не  был  похож  на
других людей.
   - Не было ли среди его вещей предметов, которые он  особенно  бережно
хранил?
   - Откуда вам это  известно?  -  она  испуганно  вздрогнула  и  быстро
сказала:
   - Старый костюм. Однажды Луи вошел в комнату в тот  момент,  когда  я
вынула костюм  из  картонной  коробки,  стоявшей  у  нас  в  спальне  на
гардеробе. Местами он был разорван и  довольно  грязный.  Я  хотела  его
починить и почистить. Луи очень рассердился. Он вырвал костюм у меня  из
рук, наговорил мне дерзостей и кричал  так,  что  можно  было  подумать,
будто  он  меня  ненавидит.  Это  случилось  через  месяц  после   нашей
свадьбы... - она  вздохнула  и  виновато  посмотрела  на  Мегрэ,  словно
извиняясь перед ним за то, что так мало могла  рассказать  ему  о  своей
жизни.
   - Он сделался странным, не так ли?
   - Я уверена, что в этом не было его вины. Мне  кажется,  что  он  был
чем-то болен, его что-то мучило, терзало... Иногда, особенно в те  часы,
когда мы были очень счастливы и  веселы,  он  вдруг  менялся  в  лице  и
переставал со мной разговаривать. Вечера мы обычно проводили на кухне. Я
шила, он что-нибудь рассказывал. Он умел очень хорошо говорить. И  вдруг
он умолкал и смотрел на меня с какой-то скверной, злой насмешкой. Иногда
он бросался лицом вниз на свою кровать, не пожелав даже доброй ночи.
   - У него были друзья?
   - Нет, никого. К нему никогда никто не приходил.
   - Он куда-нибудь уезжал, получал от кого-нибудь письма?
   - Нет, никогда. И очень не любил, когда кто-то бывал у нас. Иногда ко
мне забегала соседка, у которой не было швейной машины, она приходила  к
нам, когда ей нужно было  что-нибудь  прострочить,  и  далее  ее  редкие
визиты были поводом для того, чтобы привести Луи в ярость.
   Когда  его  охватывал  приступ  бешенства,  он  совершенно  не   умел
сдерживаться, но потом сам от этого очень страдал. Когда я ему сообщила,
что у нас будет ребенок, он посмотрел на меня, как сумасшедший.
   С этого рождения, и  особенно  после  рождения  маленького,  он  стал
периодически напиваться. И между тем я знаю, что он любил сына.
   Временами он смотрел на него с таким же  обожанием,  как  смотрел  на
меня в начале нашего брака. Он хватал его из колыбельки, бешено целовал,
бормоча какие-то непонятные слова, а на другой день после этого приходил
домой пьяный, закрывался в спальне на ключ и проводил там в  одиночестве
целые дни.
   В первый раз после того, как это случилось, он плакал и просил у меня
прощения. Возможно, если бы не вмешательство мамы, я сумела бы сохранить
мужа, но моя мать постоянно читала ему морали,  поучала  его,  и  у  них
происходили дикие сцены, особенно в те дни, когда Луи по два-три дня  не
ходил на работу Мы стали очень несчастны. Вы знаете,  конечно,  что  это
такое, когда муж пьет. Он сделался злым и придирчивым. Два раза моя мать
выставляла его за дверь.  В  ответ  он  кричал  ей,  что  она  не  смеет
распоряжаться у него в доме. Уверяю вас, в те дни он был  невменяем,  он
за себя не отвечал, что-то мучило  его,  заставляло  пить...  Но  иногда
бывали дни, когда все шло как прежде. Он бросал пить, возился  с  сыном,
говорил мне нежные слова.  Только  это  случалось  все  реже  и  реже  и
продолжалось недолго.
   Последняя сцена была особенно отвратительна. Дома была моя мама.  Луи
подошел к кассе и взял деньги. Мама потребовала,  чтобы  он  положил  их
обратно. Он не послушался, и тогда мама назвала его вором.  Луи  страшно
побледнел. Он подошел к маме с таким лицом, будто собирался ее задушить.
   В ужасе я закричала: "Луи, не надо, пожалуйста, не  надо!"  Тогда  он
выбежал вон, хлопнув дверью так, что посыпались стекла из витрины. С тех
пор прошло два  года.  Соседи  иногда  видели,  как  он  проходил  мимо,
заглядывал в окна. Я справлялась о нем на заводе, где он работал, но мне
ответили, что его там больше нет. Кто-то сказал мне, что он  работает  в
мастерской на улице Рокет. Месяцев шесть тому назад я вдруг увидела его,
стоящего у нашего окна. На мое несчастье мама, которая теперь  живет  со
мной, была в это время в лавке и помешала мне побежать за ним следом...
   Вы поклялись мне, что мой муж не страдал, что он умер сразу. Это  был
хороший, но очень  несчастный  человек,  уверяю  вас.  Теперь,  когда  я
рассказала вам все, вы убедились в этом, не правда ли? - она  с  большим
напряжением довела свой рассказ до конца. Видно было, что  госпожа  Женэ
до сих пор глубоко любила мужа и он имел на нее сильное влияние.  Говоря
о нем, она безотчетно воскрешала его образ.
   Как и перед беседой,  Мегрэ  вновь  поразился  сходством  между  этой
женщиной и тем мужчиной, который  в  бременской  гостинице,  заломив  от
отчаяния руки, пустил себе пулю в рот.
   Более того,  и  ее  тоже  била  какая-то  внутренняя  лихорадка.  Она
замолчала, но было видно, что нервы ее  напряглись.  Женщина,  казалось,
задыхалась и чего-то ждала от комиссара.
   - Женэ никогда не рассказывал вам о своем прошлом, своем детстве?
   - Нет, он мало о себе говорил. Я всегда предполагала, что Луи получил
образование, позволявшее ему занять более  высокое  положение,  чем  то,
которое он имел. У него был красивый  почерк,  он  хорошо  знал  латынь,
переводил   названия   всех   растений.   Когда   владельцу    соседнего
галантерейного магазина одежды понадобилось  составить  деловое  письмо,
Луи написал его так, как не написал бы ни один адвокат.
   - Вы не видели никого из его семьи?
   - Перед нашей женитьбой Луи сказал нам, что он  круглый  сирота...  Я
хотела бы узнать у вас, господин комиссар, когда  перевезут  во  Францию
его тело?
   Так как Мегрэ заколебался, не зная,  что  ей  на  это  ответить,  она
прибавила, глядя в сторону, чтобы скрыть свое смущение.
   - Видите ли, магазин принадлежит моей матери, у меня нет своих денег,
и я знаю,  что  она  не  захочет  истратить  ни  одного  сантима,  чтобы
перевезти его тело на родину, и не даст мне денег, чтобы я могла поехать
с ним попрощаться...
   Она смотрела на него с трогательной мольбой, доверчиво ожидая от него
помощи.
   -  Я  сделаю  все  необходимое,  сударыня,  чтобы  тело  вашего  мужа
доставили сюда.
   - Я чувствую, что вы поняли, господин комиссар, поняли, какой это был
несчастный человек.
   - Располагал ли он какими-нибудь средствами?
   - Ничем, кроме своего жалования. Поначалу он мне его отдавал целиком,
а потом, когда начал пить...
   Еще одна улыбка, но какая грустная и какая всепрощающая!.. Она  ушла,
немного успокоенная, по-прежнему держа в правой руке сумочку и сложенную
пополам газету.
   На улице Рокет, 18, Мегрэ нашел убогую гостиницу, в нижнем  этаже  ее
находился  грязный  притон,  который  посещали  бродяги,   эмигранты   и
проститутки.
   Эта часть улицы Лап с  ее  увеселительными  заведениями  и  трущобами
находилась лишь метрах в пятидесяти от площади Бастилии. Но  на  ней  же
располагались и несколько мастерских?  сквозь  открытые  ворота  которых
слышались  удары  молотов,  виднелись  отблески  газовой  сварки.  Перед
мастерскими скопились тяжелые грузовики.
   Деловая суета рабочих  и  спешащих  с  накладными  в  руках  служащих
представляла собой резкий контраст с едва различимыми мерзкими фигурками
типов, которые слонялись вокруг.
   - Мне нужен  Женэ,  -  сказал  комиссар,  открывая  дверь  в  контору
гостиницы.
   - Его нет дома.
   - Он оставил комнату за собой?
   Служитель сразу пронюхал, что Мегрэ из полиции, и недовольно ответил:
   - Да! Комната номер 19.
   - Женэ снимает ее поденно или помесячно?
   - Помесячно.
   - У вас есть для него корреспонденция?
   Сначала служитель убеждал, что у него ничего нет, но в  конце  концов
вынужден  был  вручить  Мегрэ  пакет,  который  Женэ  отправил  себе  из
Брюсселя.
   - Часто получал он подобные конверты?
   - Нет. За все время, что Женэ у нас живет, он получил всего три таких
пакета.  Тихий  человек.  Не  вижу   причины,   почему   полицию   может
интересовать этот несчастный.
   - Он работал?
   - Да.
   - Регулярно?
   - Всякое бывает. Иногда целыми  неделями  работает,  иногда  неделями
нет.
   Мегрэ потребовал ключ от комнаты.  Осмотрев  ее,  он  ничего  там  не
нашел, кроме пары старых ботинок, тюбика от аспирина и брошенного в угол
комбинезона. Спустившись вниз, он выяснил  у  служителя,  что  Луи  Женэ
никогда не принимал у себя знакомых, не водил женщин и  в  основном  вел
монотонно размеренный образ жизни. Не считая нескольких случаев отъезда,
продолжавшихся по три-четыре дня.
   - В его поведении не было ничего предосудительного, -  закончил  свой
рассказ служитель, пожав плечами и прибавив  при  этом,  что  в  здешнем
заведении все постояльцы достаточно подозрительный сброд.
   В доме номер 65, где работал  Женэ,  изготовляли  насосы  для  пивных
бочек. Это была большая мастерская. Старший мастер уже знал из газет про
самоубийство Женэ.
   - Я как раз собирался написать вам в полицию, -  сказал  он.  -  Женэ
работал у нас около двух лет. Парень зарабатывал по восемь  с  половиной
франков в час.
   - Если работал.
   - Я вижу, вы в курсе дела. Все они одинаковы.
   Трудно найти непьющих, но обычно они напиваются  вдребезги  только  в
конце недели. С ним же это с