овной полиции. Этот тип дважды звонил мне с набережной Орфевр,
написал довольно длинное письмо, а однажды я видел, как он  наблюдал  за
мной  с  противоположного  тротуара.  К  сожалению,  он  изобрел  способ
исчезать, прежде чем к нему подойдут.
   Воздух посинел.
   Мегрэ зажег настольную лампу под зеленым абажуром,  но  верхний  свет
включать не стал,  так  что  на  стенах  отчетливо  вырисовывались  лица
присутствующих.
   - Теперь запишите его приметы. Рост средний,  меньше  ста  семидесяти
сантиметров.  Лицо  круглое.  Темный  костюм,  поношенный  плащ.   Курит
сигареты. Прихрамывает: несколько лет назад он стал жертвой  несчастного
случая и с тех пор при ходьбе выбрасывает левую ногу в сторону.
   - Волосы темные? - поинтересовался Лурти.
   - Да, шатен, глаза тоже темные. Губы мясистые. Похож если уже  не  на
бродягу, то на человека, который, что называется, дошел до ручки.
   Принимая  во  внимание   его   удивительную   способность   исчезать,
необходимо, чтобы на посту было одновременно двое. Понятно, Жанвье?
   - Ясно, комиссар.
   Мегрэ повернулся к  толстяку  Пурти,  который  неторопливо  попыхивал
трубкой.
   - То, что я сказал Жанвье, относится и к вам. Вы, Жанвье и Торранс не
обязаны лично находиться на посту, но должны следить,  чтобы  ваши  люди
были всегда на месте и регулярно сменялись.
   - Будет сделано, патрон.
   - Вам, Торранс, тоже поручается бригада из шести человек. Это крупная
игра. Мне бы не хотелось, чтобы он снова выскользнул из рук. Ваш  сектор
- площадь Вогезов, поблизости от дома Шабю. Госпожа Шабю - красивая дама
лет сорока, очень элегантная, одевается у лучших портных.  Имеет  машину
"мерседес" и личного шофера. Если шофер случайно поедет на машине  мужа,
знайте, что это красный "ягуар" с откидным верхом.
   Инспектора поглядывали друг на друга, как школьники в классе.
   - Перейдем к Люка. Ты, Люка, перекрываешь набережную Шарантон.  Нынче
суббота. После обеда ни в конторе, ни на складе никого не будет.  Завтра
тоже. Охраняется ли здание, не знаю.
   - Все ясно, патрон.
   - Нужно перекрыть все места, где его появление наиболее вероятно.
   Очень близко Пигу никогда не подходит. Похоже,  его  живо  интересует
следствие и он всеми средствами пытается выяснить, что происходит сейчас
и  что  произойдет  в  дальнейшем.  Мне  иногда   думается   даже,   что
подсознательно он не прочь, чтобы его арестовали.
   - А мне что делать? - спросил Лапуэнт.
   - Ты останешься здесь. Чтобы в любое время  приехать  за  мной.  Сюда
будет стекаться вся информация, а ты по  телефону  держи  меня  в  курсе
дела.
   Инспектора решили, что совещание окончено, и уже собрались встать, но
Мегрэ жестом остановил их:
   - В этом деле до сих пор кое-что остается неясным. Пигу потерял место
в конце июня. Судя по всему, сбережений у него не было, если  только  он
не утаил от жены. Июньское  жалованье  хозяин  удержал,  чтобы  частично
покрыть растрату. Однако тридцатого июня Лилиан,  как  обычно,  получила
положенную сумму.
   По утрам до самого сентября он уходил из дому и возвращался в обычные
часы вечером. Жена  и  не  подозревала,  что  муж  уже  не  работает  на
набережной Шарантон. Я полагаю, поначалу он  пытался  найти  работу,  но
безуспешно.
   В сентябре Пигу исчез. С тех пор он, наверное, окончательно опустился
и перестал бороться за жизнь. Глядя на него, сразу скажешь, что  ему  не
каждую ночь удается поспать  в  постели.  Однако  ежедневно  нужно  хоть
несколько франков на пропитание. В Париже есть место, куда стекаются все
опустившиеся люди. Это Большой рынок. Не знаю, куда  они  денутся  через
несколько месяцев, когда "Чрево Парижа" переведут в Ренжис.
   Зазвонил телефон.
   - Алло! Комиссар Мегрэ?  Снова  звонит  человек,  который  все  время
добивается личного разговора с вами.
   - Соедини нас! - И, обратившись к своим помощникам, Мегрэ пояснил:
   - Это он. Я слушаю!
   - Вы разговаривали с моей женой. Я это предвидел. Вы оставались у нее
довольно долго, пока ваш инспектор ожидал вас в соседнем баре. Лилиан на
меня не сердится?
   - По-моему, нисколько.
   - Она не очень несчастна?
   - Несчастной она мне не показалась.
   - На что она живет?
   - Несколько дней назад она была у Шабю, и он ей дал тысячу франков.
   По другую сторону телефона провода послышался неприязненный смешок.
   - А что вам сказал мой отец?
   Это было поразительно. Он знал почти все, что делал  Мегрэ,  не  имея
при этом ни машины, ни денег на такси. Невзирая на  больную  ногу,  Пигу
бродил  по  улицам  Парижа,  оставаясь  незамеченным,   и,   словно   по
волшебству, мгновенно исчезал, как только его узнавали.
   - Ничего существенного он мне не сказал. Я только понял,  что  он  не
очень-то любит вашу жену.
   - Вы хотите сказать: ненавидит. Из-за этого  мы  и  поссорились.  Мне
пришлось выбирать между отцом и Лилиан.
   Было очевидно, что он поставил не на ту лошадь.
   - Почему бы вам не прийти ко мне,  на  набережную  Орфевр?  Здесь  мы
сможем спокойно поговорить с глазу на глаз. Если вы не убивали Шабю,  то
уйдете отсюда так же спокойно, как и войдете. В противном случае хороший
адвокат добьется для вас минимального наказания, а может быть, и  сумеет
вас оправдать. Алло! Алло!
   Жильбер Пигу повесил трубку.
   - Вы слышали что-нибудь подобное? Он уже знает, что я был у его  жены
и разговаривал с отцом.
   Это начинало походить на игру, в которой пока что  перевес  оставался
за бухгалтером.
   - Значит, на чем я остановился? -  продолжал  Мегрэ.  -  Ах,  да,  на
центральном рынке.  Это  место,  где  легче  всего  найти  опустившегося
человека. Пусть каждую ночь, начиная с сегодняшней, дюжина наших  парней
тщательно прочесывает этот сектор. Они могут  обратиться  за  помощью  в
полицию округа, которая лучше знает район.
   Неужели все эти меры окажутся бесполезными?  Маловероятно,  что  Пигу
даст легко себя взять. Может быть, он и сейчас стоит на  противоположном
тротуаре, глядя на освещенные окна кабинета Мегрэ?
   - Вот и все, ребята.  -  Но  когда  инспектора  поднялись  с  мест  и
направились к двери, Мегрэ добавил:
   - Еще один важный совет. Ни у кого из  наших  людей  не  должно  быть
оружия. Что бы ни случилось, я не хочу, чтобы в него стреляли.
   - А если он выстрелит первым? - проворчал толстяк Лурти.
   - Я сказал: "Что бы ни случилось". К тому же он стрелять не будет.  Я
должен получить его целым и невредимым.
   Часы показывали половину шестого. Мегрэ сделал все, что  было  в  его
силах.  Теперь  оставалось  только  ждать.  Мегрэ  устал,  да  и   грипп
по-прежнему мучил его.
   - Ты, Лапуэнт, останься-ка  на  минутку.  Что  скажешь  насчет  моего
плана?
   - Возможно, он и удастся, -  неуверенно  сказал  Лапуэнт.  -  А  если
говорить честно, либо мы его схватим случайно, либо он будет  ускользать
из наших рук до тех пор, пока сам не захочет сдаться.
   - Я тоже склонен так думать.  Но  моя  обязанность  принять  меры.  А
теперь отвези меня домой. Мне не терпится  влезть  в  домашние  туфли  и
погреться у камина, а еще лучше - забраться в постель.
   Усевшись в машину, Мегрэ внимательно осмотрелся вокруг, но того,  кто
так его занимал, не заметил.
   - Остановись на минутку у пивной "Дофин"! -  Во  рту  был  неприятный
привкус, и комиссару  захотелось  до  возвращения  домой  выпить  кружку
свежего пива. - А ты что будешь пить?
   - Тоже пиво. У вас в кабинете очень жарко.
   Мегрэ жадно опорожнил две кружки, утер губы, снова раскурил трубку, и
они тронулись в путь. По случаю рождества дворец Шатле сверкал огнями.
   Через всю улицу висели гирлянды. В  каком-то  универсальном  магазине
радио передавало подобающую музыку.
   Подъехав к дому, Мегрэ посмотрел по сторонам в надежде увидеть  Пигу,
но ничего похожего не обнаружил.
   - Спокойной ночи, малыш!
   - Поправляйтесь, патрон!
   Комиссар  стал  медленно  подниматься  по  лестнице  и,  запыхавшись,
добрался наконец до площадки, где его уже ждала госпожа Мегрэ.  Взглянув
на мужа, она сразу поняла, что чувствует он себя не лучше и настроение у
него неважное.
   - Входи скорее, не то простынешь.
   Напротив, Мегрэ было жарко, он весь  вспотел.  Сняв  тяжелое  пальто,
шарф, развязав галстук,  комиссар  со  вздохом  облегчения  опустился  в
кресло.
   - У меня начинает болеть горло, - как ребенок, пожаловался он.
   Жена не  воспринимала  его  болезнь  трагически.  Почти  ежегодно  он
неделю-другую болел гриппом. А комиссар всякий раз  об  этом  забывал  и
всегда пугался, чувствуя себя слабым и неработоспособным. - Мне никто не
звонил?
   - Ты ожидаешь звонка?
   - И да, и нет. Этот человек только что звонил на набережную Орфевр и,
должно быть, знает наш адрес. Он очень возбужден,  и  ему,  кажется,  не
терпится вступить со мной в непосредственный контакт.
   Комиссару вспомнились старые дела, в частности, случай, когда  убийца
с месяц ежедневно писал ему большие письма, всякий раз из новой  пивной,
не срезая грифов с почтовой  бумаги.  Чтобы  поймать  его,  пришлось  бы
установить наблюдение за всеми пивными и кафе Парижа, на что  в  полиции
не хватило бы людей.
   Однажды утром, приехав на набережную Орфевр, Мегрэ увидел в приемной,
прозванной  аквариумом,  человечка  средних   лет,   который   терпеливо
дожидался его.
   Это и был тот, кого так тщательно разыскивали.
   - Что у нас на ужин?
   - Жареный скат. Для тебя это не тяжело?
   - У меня ведь не живот болит.
   - Не вызвать ли мне Пардона?
   -  К  чему?  Оставь  беднягу  в  покое.  С  него  хватает  больных  и
посерьезнее.
   - Не подать ли тебе обед в постель?
   - Чтобы через час вся постель взмокла?
   Переодеться в пижаму, халат и комнатные туфли - вот и все, на что  он
согласился. Попробовал читать газету, но никак не мог сосредоточиться.
   Мысли все время возвращались к Пигу, маленькому бухгалтеру,  ставшему
вором из-за попреков жены.
   Где он сейчас? Есть ли у него хоть немного денег? Где и каким образом
он их раздобыл?
   Затем   мысли   комиссара   перескочили   на   Шабю,   высокомерного,
презирающего всех  и  вся,  испытывающего  потребность  внушать  к  себе
неприязнь.  Он  нагло  преуспевал,  но  от  этого  не  становился  менее
уязвимым. Он был все таким же, как  в  те  далекие  времена,  когда  ему
приходилось бегать от двери к двери в надежде  получить  заказ  на  ящик
вина.
   Мегрэ знал много подобных людей, срывающих зло на  тех,  кто  от  них
зависел.
   - Обед на столе!
   Есть не хотелось,  но  Мегрэ  все-таки  пообедал.  Глотать  ему  было
трудновато. Неужели завтра у него сдаст голос?
   Люди на набережной Орфевр уже, вероятно, стоят на постах, которые  он
указал. На совещании следовало, конечно, добавить: "Поставьте еще  двоих
напротив моего дома, на бульваре Ришар-Ленуар".
   Помешал ложный стыд. Ребята могли  подумать,  что  он  боится.  Мегрэ
встал из-за стола и подошел к окну.  Дождя  не  было,  но  дул  довольно
сильный восточный ветер, после которого обычно наступает похолодание.
   Двое влюбленных шли под  руку,  останавливаясь  через  каждые  десять
шагов, чтобы поцеловаться.
   Полицейские с пелеринами на плечах спокойно объезжали на  велосипедах
свой участок. На противоположной стороне бульвара большинство окон  было
освещено, и за каждой занавеской можно  было  различить  силуэты  людей,
иногда целую семью, сидящую за столом.
   - Телевизор смотреть будешь?
   - Нет.
   Мегрэ ничего не хотелось, он только ворчал под  нос,  как  делал  это
всегда во время гриппа, когда было не по себе  или  когда  расследование
затягивалось.
   Он отказался лечь раньше обычного и снова стал просматривать газету.
   Через полчаса он опять подошел к окну, ища глазами человека, которого
ему так хотелось увидеть.
   На тротуаре не было ни души. Только одинокое такси проехало  вниз  по
бульвару.
   - Думаешь, он опять придет?
   - Кто его знает...
   - У тебя такой вид, словно ты чего-то ждешь.
   - Я всегда чего-нибудь ожидаю. Например, звонка Лапуэнта.
   - Он дежурит?
   - До утра. К нему стекаются все сведения,  -  Думаешь,  этот  человек
начинает терять самообладание?
   - Напротив, он сохраняет удивительное хладнокровие. Должно  быть,  не
отдает себе отчета, в каком положении находится. Всю жизнь его унижали.
   Долгие  годы  ему  приходилось  склонять  голову,  а  тут  он   вдруг
почувствовал  себя  в  какой-то  степени  самостоятельным.  Вся  полиция
поставлена на ноги, охотится за  ним  и  никак  не  может  поймать.  Это
начинает походить на триумф. Он становится значительной фигурой.
   - И станет еще значительнее, когда предстанет перед судом присяжных.
   - Вот потому-то он и колеблется, не зная, как поступить - сдаться или
продолжать играть с нами в кошки-мышки.
   Мегрэ снова взялся за газету. Трубка не доставляла ему  удовольствия,
но он все же продолжал курить. Так сказать,  из  принципа.  Он  тоже  не
хотел сдаваться, не хотел поддаться гриппу, хотя веки у него  покраснели
и в висках ломило.
   В половине шестого Мегрэ еще раз подошел к окну.  На  противоположном
тротуаре стоял тот самый человек. Подняв голову, он не  спускал  глаз  с
квартиры комиссара...
   Госпожа Мегрэ, сидевшая  у  стола,  раскрыла  рот,  собираясь  задать
вопрос. Взгляд ее упал на широкую спину мужа, которая от неподвижности и
напряжения казалась еще шире. В этой внезапной неподвижности было что-то
таинственное, даже торжественное.
   Мегрэ смотрел на незнакомца, не решаясь  шелохнуться,  словно  боялся
его спугнуть, а тот,  в  свою  очередь,  смотрел  на  комиссара.  Сквозь
муслиновые занавески он мог видеть только силуэт.
   Однажды  в  Мен-Сюр-Луар,  когда  комиссар  отдыхал,  растянувшись  в
шезлонге, он вдруг заметил в глубине сада спустившуюся с платана белку.
   Испуганный зверек замер, и Мегрэ почти мог поручиться, что видит, как
под шелковистой шкуркой на груди бьется сердце.  Потом  белка  осторожно
продвинулась на несколько сантиметров и снова замерла.
   Мегрэ едва осмеливался дышать, а  маленькое  рыжее  животное,  словно
заколдованное,  внимательно  смотрело  на  человека,  но  все  тело  его
оставалось напряженным, готовым к прыжку.
   Этот эпизод припомнился Мегрэ, пока он внимательно разглядывал фигуру
человека, стоявшего на противоположном тротуаре. Жильбер Пигу  тоже  был
словно  зачарован  комиссаром,  которого  до   этого,   можно   сказать,
преследовал. Но, подобно  белке,  он  готов  был  броситься  наутек  при
малейшей тревоге. Одеваться и спускаться вниз было бесполезно. Все равно
Мегрэ никого на тротуаре не нашел бы. Звонок по  телефону  на  ближайший
полицейский пост тоже ничего бы не дал.
   Не подмывает ли маленького бухгалтера  пересечь  бульвар  и  войти  в
дом?
   Возможно. Ведь у него не только не  было  друга,  но  даже  человека,
которому бы он мог довериться.
   Он выполнил то, что задумал: убил Оскара Шабю. Затем пустился бежать.
   Отчего?  Конечно,  подчиняясь  рефлексу.  Что  он  теперь   собирался
делать?
   Продолжать игру с полицией?
   Это длилось, должно быть, минут десять. Потом Жильбер приблизился  на
несколько шагов, но почти тотчас же, оглянувшись на комиссара  еще  раз,
торопливо заковылял в сторону улицы Шмен-Вер.
   Грузное тело комиссара сразу обмякло. Он постоял еще у  окна,  словно
для того, чтобы обрести самообладание,  потом  направился  к  буфету  за
трубкой.
   - Это был он?
   - Да.
   - Думаешь, он хочет к тебе прийти?
   - Конечно. Он испытывает сильное искушение  это  сделать,  но  боится
дать маху. Такие люди всегда очень подозрительны. Ему не терпится, чтобы
его кто-нибудь выслушал и понял, но в то же время он убеждает себя,  что
это невозможно.
   - Что же он сейчас будет делать?
   - Пойдет куда глаза глядят, один,  со  своими  мыслями,  быть  может,
вполголоса разговаривая сам с собою.
   Только Мегрэ уселся в кресло, как  зазвонил  телефон.  Комиссар  снял
трубку.
   - Слушаю!
   - Это вы, шеф?
   - Да, малыш. - Он узнал голос Лапуэнта.
   - Благодаря людям из  первого  округа,  особенно  инспектору  Лебефу,
который знает "Чрево Парижа", как  свою  собственную  квартиру,  кое-что
удалось разведать. Так вот, известно, что Пигу все время снимал комнату,
если дыру можно назвать  комнатой,  на  улице  Гранд-Трюандери,  но  две
недели назад съехал.
   Мегрэ знал эту улицу, ночью напоминавшую времена  Двора  Чудес  .  Здесь  можно  было  встретить  только
отбросы общества. Набившись в вонючие бистро,  они  проводили  время  за
рюмкой красного вина или за чашкой бульона. Некоторые торчали там  целые
ночи, сидя на стуле или прислонившись к стене. Женщин среди них было  не
меньше, чем мужчин, и не менее пьяных, не менее грязных.
   Это было настоящее отребье человеческое, еще страшнее тех, что  живут
под мостами. Женщины,  пожилые  и  расплывшиеся,  маячили  на  улицах  с
выщербленной мостовой, поджидая клиентов у дверей гостиниц.
   - Пигу занимал комнату в гостинице "Лебедь". Три  франка  в  день  за
железную койку с соломенным тюфяком. Водопровода  там  нет,  уборная  во
дворе.
   - Знаю.
   - По ночам ходил разгружать грузовики с фруктами и овощами.
   Возвращался только на рассвете и часть дня проводил в постели.
   - Когда он покинул гостиницу?
   - Хозяин сказал, что не видел Пигу уже две недели. Его комнату тут же
занял кто-то другой.
   - Поиски в квартале продолжаются?
   - Да. В бригаде пятнадцать  человек,  и  они  разделили  между  собой
обязанности. Инспектора первого округа удивляются, почему мы не  устроим
облаву.
   - Только не это. Ты им объяснил, что нужно действовать потише?
   - Да, патрон.
   - А от других ребят еще нет новостей?
   - Пока ничего нет.
   - Несколько минут назад Пигу был здесь, на бульваре Ришар-Ленуар.
   - Вы его видели?
   - Да. Из окна. Он стоял напротив, на другой стороне бульвара.
   - Поймать его не пытались?
   - Нет.
   - И он ушел?
   - Да. Пожалуй, еще вернется. А может быть, в последний момент у  него
не хватит решимости и он снова сбежит.
   - Каких-нибудь распоряжений не будет?
   - Нет. Спокойной ночи, малыш! Мегрэ чувствовал  себя  отяжелевшим  и,
прежде чем снова усесться в кресло, налил себе рюмочку сливянки.
   - А ты не думаешь, что от этого тебя бросит в жар?
   - Многие пьют от гриппа водку. Правда, это лечение не в стиле доктора
Пардона.
   - Давненько что-то мы не  приглашали  их  на  обед.  Вот  уже  больше
месяца, как мы не виделись.
   - Дай мне покончить с этим делом.  У  Лапуэнта  есть  новости.  Стало
известно, что Пигу провел последние месяцы в одной трущобе  близ  "Чрева
Парижа", которая именуется гостиницей "Лебедь".
   - Он съехал оттуда?
   - Да, две недели назад.
   Мегрэ отказывался лечь раньше времени, а  время  ложиться  начиналось
для него с десяти  вечера.  Он  поглядывал  на  стенные  часы,  а  потом
попытался все же почитать газету. Однако, пробежав несколько строк,  так
и не понял, о чем в них говорится.
   - Ты падаешь от усталости.
   - Через десять минут лягу спать.
   - Измерь температуру.
   - Если ты настаиваешь...
   Госпожа Мегрэ принесла градусник, и он послушно  держал  его  во  рту
пять минут.
   - Тридцать восемь! Если к утру не спадет, я позвоню  Пардону,  хочешь
ты этого или не хочешь.
   - Завтра воскресенье.
   - Ничего. Пардон приедет.
   Госпожа  Мегрэ  уже   переодевалась   у   себя   на   ночь,   и   они
переговаривались из разных комнат.
   - Не люблю, когда у тебя воспаляется горло. Сейчас я его смажу.
   - Ты ведь знаешь, что меня от этого может вырвать.
   - Пустяки, даже не почувствуешь. То же самое ты говорил и  в  прошлый
раз, а все обошлось хорошо.
   Это была клейкая синяя жидкость, которою смазывали  горло  с  помощью
кисточки.  Медикамент  давно  уже  вышел  из  моды,  но  госпожа   Мегрэ
неукоснительно продолжала им пользоваться уже более двадцати лет.
   - Открой-ка пошире рот.
   Перед тем как задернуть шторы, Мегрэ не удержался и снова посмотрел в
окно.
   На