не только были дома в одиночестве, чего почти не случается, но еще
и устроили такой огонь в тот день  и  на  следующий,  что  вам  пришлось
несколько раз выносить ведро с золой на помойку. На этот счет у нас есть
свидетельство мадам Салазар, у которой нет оснований говорить не  правду
и которая из своей сторожки  отлично  видит,  кто  и  когда  приходит  и
уходит. В пятницу вы пять раз пропутешествовали мимо нее, и каждый раз у
вас было по полному ведру золы. Она подумала, что вы делали  капитальную
уборку и жгли ненужные бумаги.
   У нас есть еще одно свидетельство -  мадемуазель  Беген,  живущей  на
последнем этаже. Она утверждает, что дым из вашей трубы шел  беспрерывно
все воскресенье. Она уточняет, что дым был черного цвета. Она в какой-то
момент открыла свое окно и почувствовала очень неприятный запах.
   - Разве не слывет шестидесятивосьмилетняя  Беген  блаженной  в  своем
квартале? - перебил Доссена адвокат, раздавливая в пепельнице сигарету и
беря новую из серебряного портсигара. - Позвольте  также  заметить,  что
метеорологические сводки за  пятнадцатое,  шестнадцатое,  семнадцатое  и
восемнадцатое февраля свидетельствуют, что температура воздуха в  Париже
и пригородах была для этого времени ненормально низкой.
   - Но это никак не объясняет наличия зубов в  печке.  И  не  объясняет
того, что в шкафу оказался синий костюм, и тем более не  объясняет  того
факта, что на нем обнаружены пятна крови.
   - Вы обвиняете, это ваша задача - найти доказательства. Но вы ведь не
можете даже доказать, что этот костюм  действительно  принадлежит  моему
клиенту.
   - Позвольте мне задать один вопрос, господин следователь?
   Доссен повернулся к адвокату, - тот не успел запротестовать, а Мегрэ,
обратившись к фламандцу, уже задавал свой вопрос:
   - Когда вы впервые услышали о господине Филиппе Лиотаре?
   Адвокат встал, чтобы возразить, но Мегрэ бесстрастно продолжал:
   - Когда я заканчивал допрос в вечер ареста, а точнее,  уже  под  утро
следующего дня, я спросил вас, хотите ли вы иметь адвоката; вы  ответили
утвердительно и назвали господина Лиотара.
   - Неотъемлемое право арестованного - выбрать того  адвоката,  который
ему нравится, и, если этот вопрос возникнет еще  раз,  я  вынужден  буду
обратиться в Коллегию адвокатов.
   - Обращайтесь сколько  угодно!  Стёвельс,  я  вас  спрашиваю.  Вы  не
ответили. Не было бы  ничего  удивительного,  если  бы  вы  назвали  имя
известного адвоката, но ведь это не тот случай. В моем  кабинете  вы  не
открыли ни одного справочника, никого  ни  о  чем  не  спрашивали,  мэтр
Лиотар в вашем квартале не живет. Я уверен, что еще три недели назад имя
его в газетах не упоминалось.
   - Я протестую.
   - Ради Бога. Что же до вас, Стёвельс, то скажите, пожалуйста, слышали
ли вы  до  утра  двадцать  первого,  то  есть  до  визита  к  вам  моего
инспектора, о существовании господина Лиотара? Если да, то скажите,  где
и когда.
   - Не отвечайте.
   Фламандец раздумывал, ссутулившись, рассматривал Мегрэ сквозь толстые
стекла своих очков.
   - Вы отказываетесь отвечать? Хорошо. Я задам другой  вопрос.  Звонили
ли вам того же двадцать первого числа после полудня и  называли  ли  имя
Лиотара?
   Фламандец все не решался заговорить.
   - Спрошу иначе, быть может, вы  сами  кому-то  позвонили?  Постараюсь
напомнить атмосферу того дня, который начинался  так  же,  как  и  любой
другой. Светило солнце, было  тепло,  вы  даже  не  затопили  печку.  Вы
работали у себя  в  мастерской  возле  окна,  когда  к  вам  пришел  мой
инспектор и под каким-то предлогом попросил разрешить ему осмотреть ваше
жилище.
   - Вы это признаете! - перебил его Лиотар.
   - Да, мэтр, признаю. Но сейчас я  допрашиваю  не  вас.  Вы  сразу  же
поняли, Стёвельс, что полиция заинтересовалась вами. У вас в  мастерской
стоял коричневый чемодан, которого не оказалось вечером, когда с ордером
на обыск пришел бригадир Люка. Кто позвонил вам? Кого  предупредили  вы?
Кто приходил к вам между визитами Лапуэнта и Люка? Я попросил  проверить
список всех, кому вы имеете обыкновение звонить, чьи телефоны есть у вас
в записной книжке, и собственноручно пролистал  ваш  рабочий  ежегодник.
Среди клиентов имени Лиотара тоже нет. Однако же в тот  день  он  был  у
вас. Вы сами позвали его или кто-то из  ваших  знакомых  прислал  его  к
вам?
   - Я запрещаю вам отвечать.
   Но фламандцу уже не терпелось заговорить.
   - Он пришел сам.
   - Вы говорите о господине Лиотаре, я вас правильно понял?
   Переплетчик  обвел  присутствующих  взглядом,  в   котором   читалась
какая-то радость, будто он получал удовольствие, ставя своего адвоката в
крайне затруднительное положение.
   - Да-да, о господине Лиотаре.
   Адвокат повернулся к  секретарю  суда,  который  записывал  все,  что
говорилось:
   - Вы не имеете права включать  в  протокол  эти  ответы,  не  имеющие
отношения к следствию. Я действительно пошел к Стёвельсу, чья  репутация
была мне известна, чтобы спросить его, может ли он  выполнить  для  меня
одну переплетную работу. Верно?
   - Верно.
   Почему же, черт возьми, какой-то дьявольский огонек пляшет в  светлых
глазах фламандца?
   - Речь шла об экслибрисе с фамильным гербом.
   Именно так, господин Мегрэ, мой дед - граф  де  Лиотар  и  только  по
собственному желанию отказался от титула.  Так  вот,  я  хотел  заказать
экслибрис с фамильным гербом и обратился к Стёвельсу,  зная,  что  он  -
лучший в Париже переплетчик, но зная также, что он перегружен работой.
   - Вы говорили с ним только о своем гербе?
   - Простите. У меня  складывается  впечатление,  что  вы  допрашиваете
меня. Господин следователь, мы находимся в вашем кабинете, и я не желаю,
чтобы полицейский ради собственного удовольствия задавал мне вопросы.  Я
уже прибегал к ограничительным оговоркам, когда речь шла о моем клиенте.
Но чтобы члена Коллегии адвокатов подвергали...
   - У вас еще есть вопросы к Стёвельсу, господин комиссар?
   - Нет, благодарю вас.
   Забавно. Мегрэ казалось, что переплетчик вовсе не сердился на него за
то,  что  произошло,  а  наоборот,  даже  смотрел  на  него  с  какой-то
симпатией.
   Адвокат же снова уселся, схватил папку с документами и демонстративно
углубился в бумаги.
   - Вы меня найдете, как только пожелаете, мэтр Лиотар. Знаете, где мой
кабинет? Предпоследний налево, в глубине коридора.
   Он улыбнулся следователю Доссену, который чувствовал себя не в  своей
тарелке, и пошел к двери,  отделявшей  Дворец  правосудия  от  уголовной
полиции.
   Здесь было очень шумно; за всеми дверями звонили  телефоны,  во  всех
углах сидели и ждали люди, инспектора бегали по коридорам.
   - Комиссар, кажется, вас ждут в вашем кабинете.
   Открыв дверь, он увидел Фернанду, сидевшую  против  малыша  Лапуэнта,
который  расположился  за  его  столом,  слушал  ее  и   делал   записи.
Смутившись, Лапуэнт встал.
   Жена переплетчика была  в  бежевом  габардиновом  плаще  с  поясом  и
скромной шляпке из той же ткани.
   - Ну, как он? - спросила она. - Вы ведь только что видели его? Он еще
там, наверху?
   - С ним все в порядке. Он признает, что  Лиотар  приходил  к  нему  в
мастерскую двадцать первого после обеда.
   - Сейчас произошло более важное событие,  -  сказала  она.  -  Только
умоляю вас, примите всерьез то, что я вам расскажу. Сегодня утром я, как
обычно, вышла с улицы Тюренн, чтобы отнести обед в Сайте. Еду я ему ношу
в эмалированных судках. Я села в метро на станции "Сен-Поль"  и  сделала
пересадку на "Шатле". Возле  двери  было  свободное  место,  и  я  села.
Устроилась и стала читать газету, ну, вы знаете, какую заметку. Судки  я
поставила на пол, рядом с собой, и чувствовала ногой  их  тепло.  Должно
быть, скоро должен был отойти какой-то поезд, потому  что  за  несколько
станций  до  вокзала  Монпарнас  вошло  много  народа,  много  людей   с
чемоданами.
   Зачитавшись, я не следила за тем, что  происходило  вокруг,  и  вдруг
почувствовала, что кто-то дотронулся до моих кастрюль. Я успела заметить
только чью-то руку, пытавшуюся поставить на место  металлическую  скобу,
соединяющую кастрюли. Я  поднялась,  повернулась  к  своему  соседу.  Мы
подъехали к  станции  "Монпарнас",  мне  нужно  было  сделать  еще  одну
пересадку.
   Почти все сошли со мной.
   Уж не знаю, как это у него получилось,  но  ему  удалось  перевернуть
судки и выскользнуть на  платформу,  прежде  чем  я  успела  его  толком
разглядеть. Все у меня вылилось. Я  принесла  кастрюли,  но  они,  кроме
нижней, почти совсем пустые.
   Вот, посмотрите  сами,  металлическая  скоба  держит  все  кастрюльки
закрытыми. Сами они открыться никак не могли.
   Я уверена, что кто-то следил за мной и пытался бросить яд в  еду  для
Франса.
   - Отнести это в лабораторию, - сказал Мегрэ Лапуэнту.
   - Может, там ничего и не обнаружат, потому что яд пытались  подсыпать
в верхнюю кастрюлю, а она совсем пустая.  Вы  мне  не  верите,  господин
комиссар? Вы же могли убедиться, что я с вами откровенна.
   - Всегда?
   - По мере возможности. Но на этот раз речь идет о жизни  Франса.  Его
хотят убить, и эти подонки решили использовать меня!
   Она просто заходилась от переполнявшей ее горечи.
   - Если бы я так не зачиталась, я успела бы разглядеть этого человека.
Все, что я знаю, - плащ у него почти такого же цвета,  как  мой,  и  его
черные туфли очень изношены.
   - Молодой?
   - Не очень. Но и не старый. Среднего возраста.
   Точнее, он без возраста, понимаете, что я имею в виду?
   На плаще у него пятно, на плече, я заметила, когда он выскальзывал на
платформу.
   - Высокий? Худой?
   - Скорее, маленького роста. Среднего, наверно. На крысу  похож,  если
хотите, мне так показалось.
   - Вы абсолютно уверены, что никогда раньше его не видели?
   Она задумалась. Ответила не сразу:
   - Нет. Он мне никого не напоминает. Хотя... Мне кажется... Я как  раз
читала заметку про даму с мальчиком и про  отель  "Приятный  отдых".  Он
напоминает по описанию одного из  двух  мужчин,  -  того,  про  которого
хозяйка сказала, что он похож  на  тех,  кто  продает  открытки.  Вы  не
смеетесь надо мной?
   - Нет.
   - Вы не считаете, что я сочиняю?
   - Нет.
   - Вы думаете, его пытались убить?
   - Возможно.
   - И что вы будете делать?
   - Еще не знаю.
   Пришел Лапуэнт с сообщением, что лаборатория  сможет  дать  ответ  не
раньше чем через несколько часов.
   - Вы думаете, лучше ограничиться пока тюремной пищей?
   - Так будет благоразумнее.
   - Он будет волноваться, не получив от меня еды.
   Я смогу увидеть его только через два часа, когда мне дадут свидание.
   Она не плакала, не заламывала руки, но ее грустные глаза с  огромными
темными кругами были полны беспокойства и тоски.
   - Пойдемте со мной.
   Он взглянул на Лапуэнта  и  пошел  вперед  по  лестницам,  коридорам,
становившимся все более пустынными. С трудом  открыл  маленькое  оконце,
выходившее во двор, где стояла тюремная машина.
   - Он скоро спустится. Разрешите, я оставлю вас?
   У меня дела там, наверху... - И он показал рукой на самый верх.
   Она проводила его взглядом и вцепилась обеими  руками  в  перекладины
решетки, из всех сил  всматриваясь  в  даль,  туда,  откуда  должен  был
появиться Стёвельс.

Глава 5
ПОИСКИ ШЛЯПКИ

   Уйдя от кабинетов, где двери без конца хлопают за спинами входящих  и
выходящих инспекторов, а телефоны звонят всегда одновременно, было  даже
приятно  подниматься  по  безлюдной  лестнице  на  верхний  этаж  Дворца
правосудия, где разместились лаборатории и картотеки.
   Уже совсем стемнело, и по  плохо  освещенной  лестнице,  напоминающей
какой-нибудь потайной ход во дворце, Мегрэ шел вслед за своей гигантской
тенью.
   Сидя в углу комнаты на чердаке, Моэрс в массивных очках и  с  зеленым
козырьком на лбу работал под лампой, которую  он,  по  мере  надобности,
приближал или отодвигал от себя.
   Он не бывал на улице Тюренн, не расспрашивал соседей переплетчика, не
пил перно и белого вина ни в одном из трех баров, не  выслеживал  никого
на улице и не проводил ночей перед закрытой дверью. Зато было более  чем
вероятно, что он так и просидит до завтрашнего утра, согнувшись за своим
столом. Однажды он провел здесь подряд три дня и три ночи.
   Не говоря ни слова, Мегрэ взял соломенное кресло, подсел к инспектору
и, закурив трубку, потихоньку потягивал ее. Равномерный шум за окном над
головой напомнил ему, что погода изменилась, начался дождь.
   - Посмотрите-ка вот эти, патрон, - сказал Моэрс, протягивая ему,  как
колоду карт, пачку фотографий.
   Сидя в своем углу, он в одиночку  проделал  великолепную  работу.  По
смутным описаниям он дал жизнь трем персонажам, о которых  почти  ничего
не было известно: изящно одетому  толстому  брюнету-иностранцу,  молодой
женщине в белой шляпке и соучастнику, похожему на торговца порнографией.
   Это можно было сделать, имея такую картотеку, как у Моэрса, где  были
сотни тысяч карточек, но только он один помнил всю картотеку и со  своим
недюжинным терпением мог справиться с этой задачей.
   В первой пачке, которую изучал Мегрэ, было десятка четыре  фотографий
тучных мужчин, похожих на греков или левантинцев с  прямыми  волосами  и
руками, унизанными перстнями.
   - Этими я не очень доволен,  -  вздохнул  Моэрс,  будто  речь  шла  о
подборе актеров на роли в  фильме.  -  Все  же  посмотрите  сами.  Я  бы
предпочел эти.
   Во второй пачке было не больше полутора десятков фотографий, и каждой
хотелось аплодировать, настолько все они соответствовали  представлению,
которое складывалось о человеке, описанном хозяйкой "Приятного отдыха".
   На обороте каждой фотокарточки была указана профессия. Мегрэ выяснил,
что двое или трое из них - мошенники, торгующие сведениями о лошадях  на
ипподромах. Был один, который воровал в толпе, Мегрэ  хорошо  его  знал,
сам  арестовал  его  однажды  в  автобусе,  и  другой,  подкарауливавший
клиентов для некоторых заведений у дорогих отелей.
   Моэрс был явно доволен.
   - Забавно, правда? А вот что касается женщины, у  меня  почти  ничего
нет, у нас ведь нет фотографий в шляпках. Я тем не менее продолжаю.
   Мегрэ, положив фотографии в карман, посидел еще минутку просто так и,
вздохнув, пошел в соседнюю лабораторию, где изучали содержимое  кастрюль
Фернанды.
   В них ничего не обнаружили. Либо  вся  эта  история  была  неизвестно
зачем придумана от начала и до конца, либо яд  не  успели  подсыпать,  а
может, он был в супе, разлившемся в вагоне метро.
   Мегрэ решил не возвращаться в кабинеты уголовной полиции, вышел прямо
на набережную Орфевр, в дождь, и, подняв воротник плаща, зашагал к мосту
Сен-Мишель;  ему  пришлось  раз  десять   поднять   руку,   прежде   чем
остановилось такси.
   - К площади Бланш. Угол улицы Лепик.
   Он был в плохом настроении, недоволен и собой, и ходом  дела.  Больше
всего он злился  на  Филиппа  Лиотара,  вынудившего  его  отказаться  от
обычных методов и с самого начала поставившего всех на ноги.
   Слишком много людей занимались сейчас этим делом, и он не  мог  взять
все под контроль, дело усложнялось,  будто  для  чьего-то  удовольствия,
появлялось множество новых лиц, о которых он  почти  ничего  не  знал  и
потому не мог догадаться, какую роль играли они в этой истории.
   Ему хотелось все начать снова, самому, не спеша, как он любил, но это
было уже  невозможно,  машину  запустили  и  способа  остановить  ее  не
существовало.
   Он  бы,  например,  с  удовольствием  еще  раз  допросил  консьержку,
сапожника из дома напротив, старую даму с пятого этажа.  Но  что  толку?
Теперь их все и обо всем уже порасспросили: и инспектора, и  журналисты,
детективы-любители и просто первые встречные. Их показания напечатаны  в
газетах, и они теперь не отступятся от них. В  общем,  похоже  на  след,
который радостно кинулись затаптывать полсотни человек.
   - Думаете, переплетчик - убийца, господин Мегрэ?
   Это спросил шофер, он узнал его и запросто полюбопытствовал.
   - Не знаю.
   - Был бы я на вашем месте, я бы в первую очередь мальчишкой  занялся.
Это, по-моему, отличный след, и я не потому так говорю, что у меня малыш
того же возраста.
   Даже шоферы дают ему советы! Выйдя на  перекрестке  улицы  Лепик,  он
зашел в бар на углу, чтобы выпить стаканчик вина. Когда он уходил,  вода
крупными каплями стекала с тента,  натянутого  над  террасой  кафе,  где
несколько женщин застыли на своих местах, будто в музее восковых  фигур.
Большинство из них Мегрэ знал.  Некоторые,  должно  быть,  водили  своих
клиентов в "Приятный отдых".
   А одна, очень толстая, и сейчас заслоняла собой вход в эту гостиницу.
Завидев Мегрэ, она улыбнулась, решив, что он идет к  ней,  потом  узнала
его и извинилась.
   Он поднялся по скупо освещенной лестнице и в конторе застал  хозяйку,
на сей раз в черном шелковом платье и очках в золотой оправе, волосы  ее
были огненно-рыжими.
   - Садитесь, пожалуйста. Одну секунду. - И  она  вышла  на  лестничную
площадку. - Полотенце в семнадцатый, Эмма! - И возвратилась в комнату.
   - Вы что-нибудь нашли?
   - Я хотел  бы,  чтобы  вы  внимательнейшим  образом  рассмотрели  эти
фотографии.
   Вначале он протянул ей несколько снимков женщин, отобранных  Моэрсом.
Она смотрела по очереди на каждую, всякий раз качая головой,  и  вернула
пачку Мегрэ.
   - Нет, все они другого пошиба. Она  все-таки  более  благовоспитанна,
чем эти женщины. Ну, может, не так уж благовоспитанна. Я  хочу  сказать,
она порядочная.
   Понимаете, что я  имею  в  виду.  У  нее  вид  очень  благопристойной
дамочки, а те,  кого  вы  мне  показали,  вполне  могли  бы  быть  моими
клиентками.
   - А вот эти?
   Это были черноволосые мужчины.  Она  продолжала  отрицательно  качать
головой.
   - Нет-нет, совсем не то. Не знаю, как вам объяснить,  но  эти  все  -
чужаки. Видите ли, господин Левин мог поселиться в  роскошном  отеле  на
Елисейских полях и никто не обратил бы на него внимания.
   - Может, эти?
   Он протянул  ей  со  вздохом  последнюю  пачку,  и  уже  над  третьей
фотографией она замерла,  как-то  исподлобья  посмотрела  на  комиссара.
Колебалась, верно, говорить - не говорить?
   - Это он?
   - Возможно. Подождите, я подойду к свету.
   Появилась девица с клиентом, державшимся в тени, на лестнице.
   - Возьми седьмой номер, Клеманс, его только что убрали.
   Она поправила очки на носу.
   - Пожалуй, да, это он. Жаль, неподвижен. Если бы я  увидела,  как  он
идет, даже со спины, я бы его тут же признала. Но я вряд ли ошибаюсь.
   На  обороте  фотографии  Моэрс  написал  краткие  сведения  об   этом
человеке. Мегрэ был поражен тем, что он, возможно, тоже бельгиец, как  и
переплетчик. "Возможно" -  так  как  он  известен  был  под  несколькими
именами, доподлинно установить его личность не удавалось.
   - Благодарю вас.
   - Я надеюсь, вы оцените мою помощь. Я же могла сделать  вид,  что  не
узнала его. Они, может быть, люди опасные, и я здорово рискую.
   Она была сильно надушена, в доме так сильно и  неприятно  пахло,  что
Мегрэ обрадовался, оказавшись на улице, где, хотя  и  шел  дождь,  можно
было дышать свежим воздухом.
   Еще не было семи.  Малыш  Лапуэнт,  должно  быть,  уже  встретился  с
сестрой и  рассказывал  ей,  как  ему  посоветовал  Мегрэ,  о  том,  что
произошло за день на набережной Орфевр. Славный он парень, еще несколько
нервный, слишком эмоциональный, но из него может выйти толк.
   Люка, сидя в своем кабинете, оставался дирижером огромного  оркестра,
телефон связывал его со всеми службами и уголками Парижа и других  мест,
где разыскивалось трио.
   Жанвье не спускал глаз с Альфонси, который вернулся на улицу Тюренн и
провел около часа внизу у Фернанды.
   Читая пометки Моэрса, комиссар задумался и выпил еще кружку пива.
   Альфред Мосс, по национальности бельгиец (?). Примерно 42  года.  Лет
десять  был  артистом  мюзик-холла.   Входил   в   трио   акробатов   на
перекладинах: Мосс, Джеф и Д