, где  однажды  уже  бывал.  Гарсон,  у  которого  была
хорошая память на лица, спросил:
   - Пива?
   Комиссар покачал головой. Сегодня он не хотел пить пиво. В баре пахло
виноградной водкой, и, несмотря на ранний час, он заказал  рюмку  водки,
потом вторую, а позже, размышляя о чем-то, третью.
   Странно, что эта трагедия получила свое начало в Сен-Фиакр, крошечной
деревушке в департаменте Алье, где родились Фердинанд Фюмаль и он сам.
   Мегрэ появился на свет в замке, вернее, в его службах, а его отец был
управляющим этого замка.
   Фюмаль родился в мясной лавке, а его мать не носила  трусиков,  чтобы
не заставлять ждать мужчин.
   Что касается Виктора, то он родился в лесной хижине, а  его  отец  ел
ворон и разложившихся зверей.
   Может быть, поэтому комиссару казалось, что он их понимает?
   Действительно ли  он  хотел,  чтобы  охота  на  человека  завершилась
успешно и чтобы бывший браконьер взошел на эшафот?
   Мысли его были расплывчатыми.  Вернее,  это  были  какие-то  картины,
которые проплывали у него перед глазами, в то время как  он  смотрел  на
мутное зеркало позади бутылок в баре.
   Фюмаль был агрессивен по отношению к комиссару, потому что, когда они
учились в школе, Мегрэ был для него  сыном  управляющего,  образованного
человека, который в глазах крестьян представлял графа.
   Ну а Виктор, должно быть, считал врагами  всех,  кто  не  прятался  в
лесах, как он, кто жил в настоящих домах и не  противостоял  в  открытую
жандармам и егерям.
   Фюмаль совершил ошибку, когда привез его  в  Париж  и  запер  в  этом
большом каменном кубе на бульваре Курсель.
   Не почувствовал ли Виктор там себя пленником? В своей каморке, где он
жил один, как зверь в норе, не  грезил  ли  он  об  утренней  росе  и  о
попавшей в силки добыче?
   Здесь у него больше не было  ружья,  но  он  захватил  с  собой  свой
"люгер" и наверняка иногда с ностальгией поглаживал его.
   - Еще одну, патрон?
   Но комиссар отрицательно покачал головой:
   - Нет!
   Ему больше не хотелось пить, он должен был  закончить  начатое  дело,
даже если он и не особенно в это верил, вернуться на набережную Орфевр и
продолжать руководить расследованием. Не считая того, что нужно было еще
найти ту англичанку!

Глава 9
ПОИСКИ ПРОПАВШИХ

   Заголовок в газетах, который  лучше  всего  обрисовал  ситуацию,  был
таковым:
   "Двойной провал уголовной полиции".
   Что подразумевало: "Двойной провал Мегрэ".
   Одна туристка без видимой причины исчезла  из  гостиницы  в  квартале
Сен-Лазар, вошла в один бар, вышла оттуда, прошла мимо полицейского и  с
тех пор как будто испарилась.
   Мужчина с необычной внешностью, убийца не только мясного короля, но и
егеря,  вышел  из  особняка  на  бульваре  Курсель  среди  бела  дня,  в
одиннадцать часов утра, в то время  как  в  доме  находилась  полиция  и
следователь.
   Может быть, он  вооружен.  И  при  нем  могут  находиться  пятнадцать
миллионов.
   У него не было ни друзей  в  Париже,  ни  знакомых  ни  мужского,  ни
женского  пола.  Однако,  как  и  миссис  Бритт,  он  просто  в  воздухе
растворился.
   Сотни, тысячи полицейских потратили несчетное число часов, разыскивая
их обоих.
   Потом, когда  всеобщее  возбуждение  улеглось,  люди,  отвечающие  за
безопасность населения, продолжали  хранить  в  своей  записной  книжке,
среди прочих других, две фамилии, приметы двух человек.
   В течение двух лет ни  о  мужчине,  ни  о  женщине  не  было  никаких
известий.
   Первой нашли миссис Бритт, постоялицу Килберн-Лейн, в добром здравии,
замужем, содержавшую семейный пансион в шахтерском поселке в Австралии.
   Это не было заслугой ни французской, ни  британской  полиции,  а,  по
великой случайности, одного человека, который поехал в Париж  в  той  же
группе туристов, что и она, и с  которым  она  уехала  на  другой  конец
света.
   Миссис  Бритт  не  дала  никаких  объяснений.  Никто  не  был  вправе
требовать их от нее. Она не совершила никакого правонарушения,  никакого
преступления. Как и где  она  встретила  наконец  мужчину  своей  жизни?
Почему покинула гостиницу, а потом и Францию, ничего никому  не  сказав?
Это были ее дела, и она выставила за дверь журналистов, которые приехали
к ней.
   Что касается Виктора, то тут все было иначе.  Его  исчезновение  было
более длительным, почти пять лет, хотя его фамилия продолжала находиться
в записных книжках полицейских и жандармов.
   В одно ноябрьское утро, среди пассажирско-грузового судна, прибывшего
из Панамы, полицейские шербурского  порта  заметили  пассажира  третьего
класса, который плохо себя чувствовал и  у  которого  был  весьма  грубо
подделанный паспорт.
   - Вы не хотите пройти со мной? - вежливо сказал один из  инспекторов,
бросив быстрый взгляд на своего коллегу.
   - Зачем?
   - Простая формальность.
   Вместо того чтобы пройти со  всеми  остальными  пассажирами,  мужчина
вошел в кабинет, где ему показали на стул, на который он сел.
   - Твоя фамилия?
   - Вы же видите: Анри Соэр.
   - Ты родился в Страсбурге?
   - Это написано в моем паспорте.
   - Где ты ходил в школу?
   - Но... в Страсбурге.
   - В школу на набережной Сен-Николя?
   Потом ему начали называть улицы, площади, гостиницы, рестораны.
   - Это было так давно... - говорил мужчина, лицо которого  покрывалось
каплями пота.
   Должно быть, он в тропиках подхватил лихорадку, так как  внезапно  по
его телу пробежала конвульсивная дрожь.
   - Твое имя?
   - Я вам уже сказал.
   - Настоящее.
   Несмотря на свое состояние, он не сломался и продолжал  повторять  ту
же историю.
   - Я  знаю,  где  ты  купил  этот  паспорт,  только,  понимаешь,  тебя
обманули. Сразу видно, что ты не долго ходил  в  школу.  Не  может  быть
худшей подделки, а ты чуть ли не десятый, который на этом попадается.  -
Полицейский вынул из шкафа другие паспорта, похожие на этот.  -  Смотри.
Твоего продавца в Панаме зовут Шварц, и он  рецидивист.  Ты  продолжаешь
молчать? Ну, как хочешь! Давай руки.
   Полицейский спокойно снял отпечатки пальцев подозреваемого.
   - И что вы будете с ними делать?
   - Пошлем их в Париж, где тут же узнают, кто ты есть на самом деле.
   - А пока?
   - Посидишь здесь, естественно.
   Мужчина посмотрел на застекленную дверь, за которой находились другие
полицейские.
   - В таком случае... - вздохнул он, побежденный.
   - Итак, твое имя?
   - Виктор Рику.
   Даже спустя пять лет этого было достаточно.  Инспектор  встал,  снова
подошел к картотеке и достал оттуда одну карточку.
   - Виктор с бульвара Курсель?
   Десять  минут  спустя  Мегрэ,  который  недавно  вошел  в  кабинет  и
занимался разбором почты, узнал эту новость по телефону.
   На следующий день в этом же самом  кабинете  он  увидел  перед  собой
развалину, упавшего духом человека,  который  даже  и  не  думал  больше
защищаться.
   - Как ты уехал из Парижа?
   - А я сразу и не уезжал. Я прожил там еще три месяца.
   - Где?
   - В маленькой гостинице на площади Италии.
   Больше  всего  интересовало  Мегрэ,  каким  образом,  всего  лишь  за
несколько минут до  того,  как  была  оповещена  полиция,  Виктор  сумел
выбраться из квартала.
   - Я сел на велосипед разносчика, который стоял у тротуара, - и  никто
не обратил на меня внимания.
   Спустя три месяца он доехал до Гавра, где с  помощью  одного  матроса
тайно сел на корабль, отправлявшийся в Панаму.
   - Сначала он мне сказал, что это будет стоить пятьсот тысяч  франков.
Когда я очутился на борту, он потребовал еще пятьсот тысяч. Потом, перед
высадкой...
   - Ну и сколько же он с тебя взял за все?
   - Два миллиона.
   Виктор хотел поселиться  за  городом,  в  деревне,  но  там  не  было
деревень - сразу за чертой города начинались джунгли.
   Попав в чужую страну, он начал  ходить  в  подозрительные  бары,  его
снова обворовали. Его пятнадцати миллионов хватило лишь на два  года,  и
он вынужден был начать работать.
   - Я больше не мог. Я хотел вернуться...
   Газеты, которые подняли такую шумиху вокруг его  имени,  ограничились
тремя строчками, чтобы сообщить о его аресте, потому что  уже  никто  не
помнил о деле Фюмаля.
   Виктору не пришлось даже предстать перед  судом.  Так  как  следствие
затянулось  из-за  исчезновения  свидетелей,  он  тем  временем  умер  в
тюремной больнице, а Мегрэ  был  единственным,  кто  два  или  три  раза
навестил его.

   1956г.



   Жорж СИМЕНОН
   МЕГРЭ РАССТАВЛЯЕТ ЛОВУШКУ



ГЛАВА I

ПЕРЕПОЛОХ НА НАБЕРЕЖНОЙ ОРФЕВР

   Начиная с половины четвертого, Мегрэ все чаще поднимал  глаза,  чтобы
взглянуть на часы. Без десяти минут он подписал последний лист, поднялся
из-за стола, вытер со лба пот, поколдовал над пятью трубками,  лежавшими
в пепельнице, и только потом нажал кнопку под столом. В дверь постучали.
   Вытерев лоб носовым платком, он проворчал:
   - Войдите!
   В комнату вошел  инспектор  Жанвье.  Он,  как  и  комиссар,  был  без
пиджака, но в галстуке.
   - Отдай это отпечатать. Потом принеси на подпись. Сегодня же  вечером
это должно быть у Комельо.
   Четвертое августа.  Окна  распахнуты  настежь.  Но  прохлады  это  не
приносило. Горячий воздух был насквозь пропитан  запахом  расплавленного
асфальта, пышащих  жаром  камней,  а  вода  в  Сене,  казалось,  вот-вот
закипит.
   Такси, автобусы двигались по мосту Сен-Мишель медленнее, чем  обычно,
еле ползли. Только сотрудники уголовной полиции ходили в форме. Прохожие
держали пиджаки в руках, а некоторые, заметил Мегрэ, были в шортах,  как
на берегу моря.
   В Париже осталась всего четверть его населения, и эта часть с  тоской
и завистью думала о тех, кто сейчас плескался в волнах моря или сидел  с
удочкой в тени на берегу какой-нибудь захолустной речушки.
   - Ну что, приехали?
   - Нет еще. Лапуэнт следит за ними.
   Мегрэ с трудом поднялся, выбрал трубку, направился  к  окну,  глазами
отыскивая кафе-ресторан на углу Гранд-Августин.  Фасад  был  выкрашен  в
желтый цвет. Внутрь кафе вели две ступени, там  было  прохладно,  как  в
подземелье.
   Стойка, как в старые добрые времена обитая жестью, грифельная  доска,
на которой бармен записывал счет постоянных клиентов,  мелом  написанное
меню и воздух, пропитанный запахом кальвадоса.
   Даже лавки букинистов на набережной были закрыты!
   Четыре или пять минут он стоял у  окна,  попыхивая  трубкой.  У  кафе
остановилось такси.  Из  машины  вышли  три  человека  и  направились  к
ступенькам. Из этих троих  Мегрэ  знал  только  Лоньона,  инспектора  из
восемнадцатого округа, который издали выглядел еще меньше и  толще,  чем
он показался комиссару при первой встрече.
   Что они собираются пить? Конечно пиво.
   Мегрэ открыл дверь в кабинет, где сидели инспектора. Там царила такая
же ленивая атмосфера, как и во всем городе.
   - Барон в коридоре?
   - Уже полчаса, шеф.
   - А других журналистов нет?
   - Сейчас приедет малыш Ружин.
   - А фотографы?
   - Один.
   Коридор уголовной  полиции  был  почти  пуст,  два  или  три  клиента
терпеливо дожидались очереди к коллегам  Мегрэ.  По  вызову  Бодарда  из
финансового отдела привели человека, ставшего темой ежедневных газет:
   Макс  Бернат,  задержанный  две  недели  назад,  "герой"   последнего
финансового скандала, в котором речь шла о миллионах.
   Мегрэ не имел ни малейшего желания видеть Берната. А Бодарду с тем не
о чем было говорить, расследование только началось. Но  Бодард  нечаянно
проговорился, что к четырем часам мошенника доставят, и вот  в  коридоре
сидели два журналиста и фотограф. Они оставались там до конца допроса.
   Но, если бы слух, что Макс Бернат  находится  на  набережной  Орфевр,
распространился, туда бы слетелась туча народу.
   В четыре часа из кабинета инспекторов донесся легкий шум, означавший,
что мошенника доставили.
   Еще десять минут Мегрэ,  вытирая  лоб  и  дымя  трубкой,  разглядывал
ресторан на противоположном берегу Сены. Наконец он щелкнул  пальцами  и
бросил Жанвье:
   - Давай, звони!
   Жанвье подошел к телефону и набрал номер ресторана.
   В ресторане Лоньон бросился к кабине:
   - Это меня! Я жду звонка.
   Все  шло,  как  обычно.  Мегрэ  вернулся  в  свой   кабинет   немного
отяжелевшим от пива и несколько обеспокоенным. Прежде чем сесть за стол,
он налил себе стакан воды из-под крана.
   Спустя десять минут в коридоре разыгралась примечательная сцена.
   Лоньон и еще один  инспектор  из  восемнадцатого  округа,  корсиканец
Альфонси, медленно поднимались по  лестнице.  Между  ними  шел  человек,
который, похоже,  чувствовал  себя  весьма  неловко.  Лицо  он  закрывал
шляпой.
   Барону и его коллеге Жану Ружину,  сидевшим  перед  дверью  комиссара
Бодарда, достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в чем дело.
   Фотограф спешно налаживал аппарат.
   - Кто это?
   Они знали Лоньона. Они знали каждого работника полиции, точно так же,
как сотрудников своей газеты. Когда  два  инспектора,  состоящие  не  на
службе  в  уголовной  полиции,  а  в  комиссариате  Монмартра,  приводят
незнакомца на набережную  Орфевр,  который  к  тому  же  закрывает  лицо
шляпой, - это что-нибудь да значит.
   - Это к Мегрэ?
   Не отвечая, Лоньон направился к двери  и  деликатно  постучал.  Дверь
открылась, и все трое скрылись за ней.
   Барон и Жан Ружин были похожи на людей, которых только что одурачили,
но поскольку каждый из них знал, что думает другой, то они промолчали.
   - Ты успел их сфотографировать? - спросил Ружин Фотографа.
   - Только шляпу перед его лицом.
   - Вот так всегда. Давай быстрее  в  газету  и  возвращайся  сюда.  Не
прозевать бы их, когда они будут выходить. Альфонси  вышел  почти  сразу
лее.
   - Кто это?
   Инспектор, казалось, был смущен.
   - Я не могу ничего сказать.
   - Почему?
   - Это приказ.
   - Чей? Кого вы поймали?
   - Спросите комиссара Мегрэ.
   - Есть подозрения?
   - Не знаю.
   - Новые предположения?
   - Уверяю вас, мне ничего не известно.
   - Спасибо за помощь.
   - Я считаю, что если  бы  это  был  убийца,  вы  надели  бы  на  него
наручники.
   Альфонси ушел с убитым видом, словно расстроился, что не мог  сказать
больше, чем положено. В коридоре стало по-прежнему тихо,  будто  полчаса
тому назад здесь никакой суеты вовсе и не было.
   Мошенник Макс Бернат вышел из финансового отдела, но он уже отошел на
второй план. По  старой  дружбе  журналисты  задали  несколько  вопросов
комиссару Бодарду.
   - Он назвал фамилии?
   - Еще нет.
   - Он отрицает помощь политических лиц?
   - Не отрицает, но и не признает.
   - Когда состоится новый допрос?
   - Как только подтвердятся некоторые сведения.
   Мегрэ вышел из  кабинета  по-прежнему  без  пиджака,  в  расстегнутой
рубашке и с сосредоточенным видом направился к кабинету начальника.
   Это был еще один знак: несмотря на время отпусков, несмотря на  жару,
уголовная полиция готовилась к какой-то важной операции, и оба репортера
думали о предстоящих допросах, иногда не прекращавшихся даже  ночью.  Но
то, что происходило за закрытыми дверями, оставалось неизвестным.
   Вернулся фотограф.
   - Ты ничего не сказал в редакции?
   - Нет, только проявил пленку и отпечатал снимки. Через полчаса  Мегрэ
вышел от шефа и, отмахнувшись от репортеров, прошел к себе.
   - Скажите хоть, имеет ли это отношение...
   - Пока мне нечего вам сказать.
   В шесть часов посыльный из пивной "Дофин" принес  поднос  с  пивом  и
бутербродами. Люка вышел из своего кабинета и прошел к Мегрэ.  В  шляпе,
сдвинутой на затылок, пронесся Жанвье и стремительно вскочил в  одну  из
машин уголовной полиции.
   Еще  неожиданнее  было  появление  Лоньона,  который,  как  и  Мегрэ,
направился к начальнику. Не прошло и десяти минут, как он вышел оттуда и
скрылся в кабинете инспекторов.
   - Ты ничего не заметил? - спросил Барон своего коллегу.
   - Соломенная шляпа!
   Они плохо  представляли  себе  инспектора  Неудачника,  как  прозвали
Лоньона и в полиции, и в кругах прессы, в столь легкомысленной шляпе.
   - Это еще что!
   - А в чем дело?
   - У него красный галстук.
   Он всегда носил темные пластмассовые воротнички.
   - Что все это значит?
   Барон знал все и делился секретами со снисходительной улыбкой.
   - Его жена уехала в отпуск.
   - Говорили, что она парализована.
   - Была раньше.
   - А теперь вылечилась?
   Многие годы Лоньон вынужден был в  перерывах  между  работой  убирать
лестницу, на кухне, квартиру на площади Константин-Пекер и  вдобавок  ко
всему ухаживать за женой, которая однажды вдруг объявила себя инвалидом.
   - Она познакомилась с новой  жиличкой  из  меблированных  комнат.  Та
рассказала ей о водах и вбила ей в голову поехать туда на  лечение.  Как
ни странно, она отправилась одна, без  мужа,  который  не  может  уехать
сейчас из Парижа, а с этой соседкой. Обе они одногодки. Соседка - вдова.
   Беготня из кабинета в кабинет все усиливалась. Почти все  из  бригады
Мегрэ разъехались. Люка, распаренный, то приходил, то уходил.  Время  от
времени показывался Лапуэнт. Им удалось поймать  Мовуазена,  но  он  был
новичок, и из него невозможно было вытянуть ни  слова.  Вскоре  приехала
Маги,  репортер  утренней  газеты,  свежая,  как   будто   и   не   было
тридцатиградусной жары.
   - Что ты собираешься тут делать?
   - То же, что и вы.
   - А именно?
   - Ждать.
   - Откуда ты узнала, что здесь что-то происходит?
   Она пожала плечами и, достав помаду, провела по губам.
   - Сколько их там? - кивнув на кабинет Мегрэ, спросила она.
   - Пять или шесть. Их невозможно сосчитать: то приходят, то уходят.
   Они как будто меняют друг друга.
   - Что-нибудь наклевывается?
   - Во всяком случае, кажется, тут что-то заваривается.
   - Им принесли пиво?
   - Да.
   Это была примета: когда Мегрэ приказывал принести пива - это значило,
что засели они там надолго.
   - Лоньон все время с ними?
   - Да.
   - Довольный?
   - По нему не видно. На нем красный галстук.
   - Почему?
   - Жена уехала лечиться. Они поняли друг друга.
   - Вы его видели?
   - Кого?
   - Того, кого они задержали?
   - Все, кроме лица. Он закрывался шляпой.
   - Ни старый, ни молодой. Насколько можно судить - за тридцать.
   - Как одет?
   - Как все. Ружин, какого цвета у него костюм?
   - Серый, со стальным отливом.
   - А по-моему, бежевый.
   - А общий вид какой?
   - Как у всякого прохожего на улице. На лестнице послышались шаги. Все
обернулись. Маги пробормотала:
   - Это, должно быть, мой фотограф.
   Их стало пятеро, а в половине  восьмого  мальчик  из  пивной  "Дофин"
принес новую порцию пива и бутербродов.
   На этот раз шла большая игра. Время от времени журналисты по  очереди
отправлялись в глубину коридора звонить в свои редакции.
   - Есть пойдем?
   - А вдруг он уйдет за это время?
   - А если он будет тут сидеть всю ночь?
   - Давайте закажем бутерброды!
   - Давайте.
   - И пива?
   Солнце скрылось за крышами домов, но было еще светло, и прохладнее не
стало.
   В половине девятого Мегрэ, со слипшимися на лбу волосами, выглянул  в
коридор и собрался было что-то сказать репортерам, но дверь за ним снова
захлопнулась.
   - Нет, это ужасно!
   - Я же  говорю  тебе,  что  мы  просидим  всю  ночь.  Ты  был,  когда
допрашивали Месторино?
   - Я тогда еще под стол пешком ходил.
   - Двадцать семь часов.
   - В августе?
   - Я не помню, какой это был месяц, но...
   - Может, перекинемся в картишки?
   Залегли свет. Ночной дежурный занял свое место в глубине коридора.
   - Как бы устроить сквознячок?
   Служащий открыл окно, затем дверь  в  одном  кабинете,  в  другом,  и
вскоре с трудом можно было почувствовать что-то, отдаленно  напоминающее
ветерок.
   - Это все, что я могу сделать, господа.
   Наконец в одиннадцать часов за дверью кабинета Мегрэ послышался шум.
   Первым вышел Люка,  пропустил  вперед  неизвестного,  который  держал
перед лицом шляпу.  Замыкал  шествие  Лоньон.  Все  трое  направились  к
лестнице, ведущей из уголовно