а собирается куда-нибудь на бал или вечер... А сам красное хлещет.
     Кстати сказать, он целую бутылку выдул. Его удивляло и даже огорчало, что я не составил ему компании.
     Дальше... В семь сорок прикатила дама в шикарной машине с шофером. По словам швейцара - мадам Гортензия, сестра мадам Парандон. Обычно они выезжают вместе. Она замужем за Бенуа-Биге, человеком богатым и влиятельным. А шофер у них испанец.
     Лапуэнт смущенно улыбнулся:
     - Простите, если все эти подробности вам не интересны, я от нечего делать записывал все подряд... В половине девятого под арку подали лимузин, и вскоре из лифта вышла чета перуанцев. Он - во фраке, она - в открытом вечернем туалете и в такой меховой вроде... епитрахили. Вряд ли когда-нибудь еще увидишь этакое.
     Без пяти девять вышли мадам Парандон с мадам Гортензией. Потом я узнал, куда они отправились. Шоферы обычно по возвращении заходят в швейцарскую пропустить рюмочку - у Ламюра всегда есть пол рукой литр красного... Так вот, шофер сказал, что в отеле "Крийон" устраивали бридж с благотворительными целями.
     Дамы вернулись вскоре после полуночи. Сестра поднялась и оставалась около получаса. Вот тут-то шофер и зашел в швейцарскую выпить.
     На меня никто не обращал внимания; верно, думали, что я просто какой-нибудь приятель Ламюра... А знаете, как трудно было отказываться, когда подносят винца.
     Мадемуазель Парандон, или, как ее называют, мадемуазель Бэмби, вернулась около часа ночи.
     - А ушла когда?
     - Не знаю. Не видел, как выходила. Значит - обедала не дома. Ее провожал молодой человек - она поцеловала его на лестнице, ничуть не стесняясь нас.
     Я спросил у Ламюра, заведено у нее так, что ли? Оказывается, да, и это у нее постоянный, только неизвестно, кто он такой. У парня длинные волосы, на нем была спортивная куртка и стоптанные мокасины.
     Лапуэнт словно бубнил зазубренный урок, изо всех сил борясь со сном и не сводя глаз с блокнота.
     - А ты ничего не сказал, когда ушли мадемуазель Ваг, Тортю и Бод.
     - Я потому не отметил их, что они ушли в свое обычное время - в шесть часов. Спустились по лестнице, а не на лифте, простились и разошлись в разные стороны.
     - Ну, дальше.
     - Два-три раза я поднимался на четвертый этаж, но ничего особенного не видел и не слышал. С таким же успехом я мог бы слоняться ночью по церкви.
     Перуанцы вернулись около трех часов ночи - ужинали в "Максиме". А до того они побывали на премьере кинофильма на Елисейских полях. Они живут совсем по-парижски.
     Ну вот и все, что было ночью. Уж действительно можно сказать, что ни одна собака не пробежала, потому что во всем доме никто не держит животных, кроме перуанцев - у них попугай.
     Да, я, кажется, не сказал, что Фердинанд - метрдотель Парандонов, отправился спать в десять часов, а кухарка ушла в девять.
     Утром первым явился Фердинанд - в семь часов. Он вышел со двора и отправился в закусочную на Цирковой улице, где всегда пьет кофе. Не было его с полчаса. За это время пришли кухарка и уборщица Маршан. Шофер - он живет в комнате над гаражом, рядом с Фердинандом, - поднялся в квартиру Парандонов, там ему дают завтрак.
     Я не сразу записал все это, и потому записи не очень-то в порядке. За ночь я раз десять подслушивал под дверью Парандонов, и ничего не было слышно.
     Шофер, как вегда по утрам, вывел хозяйскую машину во двор и давай драить ее...
     Лапуэнт сунул блокнот в карман:
     - Вот и все, патрон. Потом пришел Жанвье, я представил его Ламюру, а оказалось - они уже знакомы. И я ушел.
     - Ну, теперь ступай скорее спать, голубчик.
     Через несколько минут в коридоре прозвучит сигнал на утренний рапорт.
     Мегрэ поспешно набил трубку, вскрыл конверты и наскоро просмотрел почту.
     На душе у комиссара стало легче. И было от чего!
     А все же у Мегрэ сосало под ложечкой, и его не оставлял какой-то смутный страх.
     У начальника разговор шел, главным образом, о сыне одного министра, попавшем в четыре часа утра в автомобильную катастрофу. Дело заключалось не только в том, что парень был пьян, а еще и в том, что если бы назвали фамилию сопровождавшей его девицы (которую пришлось отправить в больницу), это вызвало бы скандал. Водитель, на машину которого молодчик наехал, погиб на месте.
     - Какие соображения по этому поводу у вас, Мегрэ?
     - У меня? Да никаких, господин начальник.
     Как только дело касалось политики или кого-либо с ней связанного, комиссара как ни бывало. Он умел напускать на себя отсутствующий, почти глуповатый вил.
     - Надо же все-таки найти какой-то выход из положения... Пока еще газеты не знают, но через час-другой все станет известно.
     Было десять часов. Зазвонил настольный телефон. Недовольный начальник снял трубку:
     - Да, здесь...
     И кивнул Мегрэ.
     - Вас.
     У комиссара сжалось сердце. Еще не донеся трубку до уха, он уже понял, что на авеню Мариньи что-то произошло. И в самом деле, он услышал голос Жанвье. Тот говорил приглушенным, каким-то сдавленным голосом:
     - Это вы, патрон?
     - Я... Ну, кого?
     - Жанвье сразу же понял смысл вопроса:
     - Секретаршу.
     - Умерла?
     - Да. Что поделаешь.
     - Застрелили?
     - Нет, втихую... Никто даже не заметил... Врача еще нет... Я звоню, а сам лаже не знаю никаких подробностей, я был внизу. Тут рядом мосье Парандон, он совершенно подавлен... С минуты на минуту ждем доктора Мартена.
     - Закололи?
     - Перерезали горло.
     - Еду.
     Начальника и сотрудников удивили волнение и бледность Мегрэ. Ведь на набережной Орфевр, в частности в уголовном отделе, убийство самое привычное дело.
     - Кого там?
     - Секретаршу Парандона.
     - Невропатолога?
     - Нет, брата его - юриста... Мне писали анонимные письма... Не вдаваясь в подробности, комиссар выбежал из кабинета и бросился в комнату инспекторов.
     - Где Люка?
     - Здесь, патрон.
     Мегрэ обвел глазами помещение:
     - Торранс... Так... Оба - со мной. Люка, знавший о письмах, спросил:
     - Значит убили-таки?
     - Да.
     - Парандона?
     - Секретаршу... Вызывай туда Моэрса с его группой... Я звоню в прокуратуру.
     Всегда одна и та же волынка. Теперь, вместо того чтобы работать, придется битый час объясняться с помощником прокурора и следователем.
     - Двинулись, ребята.
     Он был так угнетен, будто это произошло с кем-то из родных. Он никак не предполагал, что из всего окружения мосье Парандона жертвой окажется мадемуазель Ваг. Девушка понравилась комиссару. Ему понравилось, как смело и просто она говорила о своей связи с патроном. Он понял, что, несмотря на разницу в возрасте, она страстно предана мосье Парандону, а это, может быть, и является одним из проявлений истинной любви.
     Почему же убили именно ее?
     Он втиснулся в черную малолитражку, Люка сел за руль.
     Когда машина тронулась, толстяк Торранс, сидевший позади, спросил:
     - А в чем там дело?
     - Сам увидишь, - пробурчал Люка, понимая состояние Мегрэ.
     А тот даже не замечал ни улиц, ни прохожих, ни все больше зеленеющих деревьев, ни грузных автобусов, едва не задевавших полицейскую машину.
     Мысленно он был уже там. Ему представлялась комнатка мадемуазель Ваг, где накануне в этот же час она сидела у окна. Девушка смотрела ему прямо в глаза, словно предлагая убедиться в своей правдивости. И если она при ответе колебалась, то лишь оттого, что старалась быть точной.
     У подъезда уже стояла машина районного комиссара полиции. Видимо, ему сообщил Жанвье... Ведь что бы ни случилось, на все есть установленный порядок.
     Ламюр со скорбной физиономией стоял в дверях своей роскошной швейцарской.
     - Кто бы мог подумать... - начал он.
     Мегрэ, не отвечая, промчался мимо него на лестницу - лифт был где-то наверху. Жанвье ждал его на площадке. Инспектор ничего не сказал, он тоже понимал настроение начальника. - Мегрэ даже не заметил, как Фердинанд, стоявший на своем посту, будто ничего не случилось, забрал у него шляпу.
     Комиссар бросился в коридор, мимо кабинета Парандона, в комнату мадемуазель Ваг. Аверь была открыта. Сначала он увидел только двух мужчин: Ламбийота - районного комиссара, с которым ему не раз приходилось встречаться, и одного из его сотрудников.
     Ему пришлось взглянуть на пол, почти под столик в стиле Людовика XIII, за которым обычно работала мадемуазель Ваг.
     На девушке было легкое, цвета незрелого миндаля платье, надетое, конечно, впервые в этом сезоне, потому что вчера и позавчера Мегрэ видел ее в синей юбке и белой блузке. Он тогда еще подумал, что, видимо, это у нее нечто вроде формы.
     После нанесения раны она, должно быть, упала со стула, и тело ее неестественно согнулось почти пополам. Горло зияло, из раны вытекла масса крови, еще даже на успевшей свернуться.
     Мегрэ не сразу сообразил, что Ламбийот пожимает ему руку.
     - Вы знали ее?
     Он с изумлением наблюдал за Мегрэ - тот был совершенно потрясен видом мертвого тела.
     - Да... Знал... - ответил комиссар хриплым голосом.
     И кинулся в соседний кабинет, где натолкнулся на Жюльена Бода с красными, опухшими глазами. От него пахло спиртным. На столе стояла бутылка коньяка. Тортю сидел на своем месте, подперев голову руками.
     - Это ты ее увидел?
     "Ты" прозвучало совершенно естественно, потому что долговязый швейцарец будто сразу превратился в мальчишку.
     - Да, мосье.
     - Ты что-нибудь слышал? Она не кричала? Не стонала?
     - Нет, даже не...
     Он говорил с трудом. В горле у него стоял ком, из синих глаз ручьем текли слезы.
     - Простите, первый раз в жизни.
     Он словно ждал этой минуты, чтобы разрыдаться, и поспешно вытащил из кармана платок.
     - Я... Минутку... Простите...
     Стоя посреди комнаты, он громко рыдал спьяна и почему-то казался выше своего роста. Вдруг раздался слабый сухой звук - это Мегрэ с такой силой стиснул в зубах черенок своей трубки, что он сломался. Головка упала на пол, он поднял ее и сунул в карман.
     - Ох, простите меня... Никак не могу удержаться... Бол перевел дыхание, вытер глаза и бросил взгляд на бутылку коньяка, но налить не решился.
     - Она приходила сюда минут десять десятого, приносила бумаги на сверку... И куда же это я их задевал? Это - протокол вчерашнего совещания с примечаниями и ссылками... Наверно, я их оставил у нее...
     Ах, нет, вот они, на столе...
     Судорожно скомканные бумаги.
     - Она сказала принести их обратно, когда я кончу... Я пошел...
     - В котором часу?
     - Не знаю... Наверно, я проработал около получаса... Мне это было интересно и приятно. Я с удовольствием работаю для нее... Ну вот, прихожу... смотрю... и не вижу ее... а потом... как глянул на пол...
     Тут Мегрэ сам налил ему немного коньяку. Наверно, Фердинанд принес сюда стакан.
     - Она еще дышала?
     Бод покачал головой. Вошел Торранс.
     - Прибыли из прокуратуры, - доложил он.
     - Вы тоже ничего не слышали, мосье Тортю?
     - Нет.
     - Вы совсем не выходили отсюда?
     - Нет, я холил к мосье Парандону и беседовал с ним минут десять. О деле, по которому я вчера выступал в суде.
     - Который час был?
     - Не посмотрел. Примерно половина десятого.
     - В каком он был состоянии?
     - В обычном.
     - Кто-нибудь был у него еще?
     - Мадемуазель Ваг.
     - Когда она ушла оттуда?
     - Почти сразу после моего прихода.
     Мегрэ тоже не отказался бы от глотка коньяка, но ему было неловко.
     Предстояло множество формальностей, и, хотя он сердился на это, но по сути дела в них был свой толк - они выводили его из ощущения кошмара.
     Прокуратура назначила следователя Аома, с которым он уже не раз сталкивался по работе. Это был приятный, застенчивый человек лет сорока, единственным недостатком которого была педантичность. Его сопровождал помощник прокурора де Клаэс, высокий .сухопарый блондин, всегда одетый с иголочки, зимой и летом в светлых перчатках.
     - Что вы думаете об этом, Мегрэ? Мне сказали, что здесь уже дежурил ваш инспектор? Значит, вы что-нибудь предвидели?
     Мегрэ развел руками:
     - Слишком долго объяснять. Я получил несколько анонимных писем и поэтому вчера и позавчера, провел почти все время здесь.
     - В письмах указывали жертву?
     - В том-то и дело, что нет. И потому убийство было невозможно предотвратить. Пришлось бы ко всем членам семьи приставить по полицейскому, чтобы тот не спускал с них глаз. Лапуэнт провел ночь в швейцарской, а утром его сменил Жанвье...
     Жанвье стоял в углу, опустив голову. Со двора доносился шум льющейся воды - шофер перуанцев поливал "роллс-ройс" из шланга.
     - Кстати, Жанвье, кто тебе сообщил?
     - Фердинанд. Он знал, что я внизу, я сам его предупредил.
     В коридоре послышались тяжелые шаги. Это прибыли сотрудники отдела уголовной экспертизы со своей аппаратурой. Почему-то среди них затесался маленький, круглый, как шар, человечек. Он растерянно оглядел всех присутствующих, словно раздумывая, к кому обратиться.
     - Я - доктор Мартен, - пробормотал он наконец. - Прошу прощения, что так поздно, но у меня в кабинете была больная, и пока она одевалась...
     Увидев труп, он наклонился над ним. Доктор волновался меньше, чем кто-либо из присутствующих.
     - Конечно, умерла.
     - Сразу?
     - Да жила еще секунд, скажем, тридцать-сорок, но с перерезанным горлом она не могла кричать.
     И он показал на какой-то предмет, почти невидимый за ножкой стола - нож-скребок для подчистки помарок на бумагах, тонкий и острый, как бритва. Мегрэ приметил его накануне. Теперь он валялся в луже крови.
     Комиссар невольно посмотрел на лицо девушки, на ее сбившиеся набок очки, застывшие голубые глаза.
     - Закройте ей глаза, доктор.
     Почти никогда - разве что в начале своей службы - Мегрэ не бывал так потрясен видом трупа. Но едва доктор протянул руку, как Моэрс остановил его:
     - Сначала надо сфотографировать.
     - Да, правда... Не надо, доктор... - сказал Мегрэ.
     Значит, надо стараться не смотрете в ее сторону... И еще надо ждать судебного медика. Доктор Мартен, человек тучный, но проворный, спросил:
     - Мне можно идти, господа?
     И, обведя всех взглядом, обратился к Мегрэ:
     - Это вы - комиссар Мегрэ, да? Я думаю, мне следует зайти к мосье Парандону? Вы не скажете, где он?
     - Наверно, у себя в кабинете.
     - Он знает? Видел?
     - Вероятно.
     А в общем, никто ничего толком не знал. Все шло как-то вразброд.
     Фотограф устанавливал на треножнике огромный аппарат, а какой-то пожилой человек измерял что-то на полу, диктуя цифры секретарю следователя.
     Люка и Торранс дожидались в коридоре распоряжений своего начальника.
     - Как по-вашему, что я должен делать?
     - Ступайте к мосье Парандону, если вам кажется, что ему может понадобиться врач.
     Доктор Мартен уже был в дверях, когда Мегрэ окликнул его:
     - Возможно, что у меня будут к вам вопросы. Вы будете у себя?
     - Я уйду только на консилиум в больницу - с одиннадцати до часу.
     Он вытащил из кармана большие часы, с испугом взглянул на них и опрометью выбежал из комнаты. Следователь Дома нерешительно кашлянул:
     - Наверно, Мегрэ, вам лучше работать без всей этой суматохи? Мне только хотелось бы знать: есть ли у вас какие-нибудь подозрения.
     - Нет... А впрочем... Откровенно говоря, господин следователь, я и сам не знаю... Это дело так не похоже на другие, что я просто сбит с толку...
     - Я вам больше не нужен? - спросил комиссар Ламбийот.
     - Больше не нужен, - рассеянно повторил Мегрэ.
     Ему не терпелось остаться одному. Мало-помалу кабинет опустел. Лишь иногда помещение озарялось вспышкой от фотосъемки. Двое мужчин с невозмутимостью гробовщиков снимали с пальцев убитой отпечатки.
     Мегрэ вышел потихоньку из комнаты, знаком приказал Торансу и Люка подождать его и отправился в кабинет рядом, где Тортю говорил по телефону, а Бол, облокотившись на стол, смотрел перед собой невидящими глазами.
     Он был пьян. Коньяка в бутылке на треть поубавилось. Мегрэ схватил бутылку и бесцеремонно налил себе в стакан Бода. Комиссару необходимо было подкрепиться.
     Он работал, как лунатик, иногда останавливался, уставившись в одну точку, словно припоминая что-то важное или боясь упустить.
     Он рассеянно пожал руку простившемуся с ним судебному врачу. Тому еще предстояла основная работа в судебно-медицинском институте.
     Вошли санитары с носилками, и он бросил последний взгАяд на светло-зеленое платье, надетое, вероятно, ради первого солнечного дня.
     - Жанвье, займись родственниками. Наверно, адреса имеются где-нибудь у нее в столе... Посмотри и в сумочке... В общем, сделай все, что нужно.
     Двух других инспекторов - Люка и Торранса - он увел в переднюю.
     - А вы начертите-ка мне план квартиры и отметьте, кто где находился между четвертью десятого и десятью часами... Запишите также, кто кого видел, кто куда ходил.
     Фердинанд стоял тут же, скрестив руки на груди, словно тоже ожидал распоряжений.
     - Вот он вам поможет с планом... Скажите-ка, Фердинанд, мадам Парандон, наверное, еще у себя?
     - Да, мосье Мегрэ.
     - Как она восприняла это?
     - Да никак, мосье. Она, поди, еще ничего не знает. Насколько мне известно, она еще спит, а Лиза не решается будить ее.
     - И мосье Парандон не заходил к жене?
     - Он не выходил из кабинета.
     - И не видел тела?
     - Ох, простите. Он ведь действительно выходил на минуту - после того, как мосье Тортю сообщил ему... Он заглянул в кабинет мадемуазель Ваг и сразу же вернулся к себе.
     Значит, вчера Мегрэ ошибся, считая, что аноним всегда подбирает точные выражения, поняв фразу "нанести удар" буквально. Но оказалось, что девушке не нанесли удар и не застрелили. Ее зарезали.
     Он посторонился, пропуская носилки, и через несколько секунд постучал в массивную дверь кабинета Парандона. Никто не отозвался. Правда, дверь была тяжелая, лубовая. Комиссар повернул ручку, налег на створку и вошел. Адвокат сидел в своем кожаном кресле.
     На какой-то миг Мегрэ испугался, не случилось ли беды и с Парандоном - такая странная была у него поза - сгорбленный, с бессильно опущенной на грудь головой и вяло свисающей почти до полу рукой.
     Мегрэ поставил другое кресло против него, так что они снова оказались вблизи друг от друга, как во время их первой беседы. На полках поблескивали золотом переплеты книг с именами Лагаша, Анри Эя, Рюиссана и других психиатров.
     Комиссар с изумлением услышал тихий голос.
     - Что вы об этом думаете, мосье Мегрэ?
     Голос был тусклый, звучавший словно издалека. Голос убитого горем человека. Адвокат с усилием выпрямился и чуть приподнял голову. Вдруг его очки упали на пол, и без толстых стекол его глаза стали похожи на глаза испуганного ребенка. Он с трудом наклонился, поднял и снова надел очки.
     - Что там делается?
     И показал белой, пухлой ручкой в направлении комнаты мадемуазель Ваг.
     - Все формальности уже выполнены.
     - А... тело?
     - Унесли.
     - Вы... не обращайте на меня внимания. Я скоро приду в себя...
     Он машинально прижал руку к сердцу, а комиссар наблюдал за ним так же пристально, как в первый раз.
     Мосье Парандон сел удобнее, достал из кармана платок и вытер лицо.
     - Не выпьете ли что-нибудь?
     Адвокат взглянул на деревянную обшивку стены, за которой помещался бар.
     - А вы?
     Мегрэ Поднялся, взял две рюмки и бутылку уже знакомого ему старого арманьяка.
     - Значит, это была не шутка... - медленно произнес Парандон. И хотя голос его окреп, он все еще был странный, бесцветный, какой-то автоматический.
     - Вы в затруднении, правда?
     И так как Мегрэ молча смотрел на него, добавил:
     - Что же вы намерены теперь делать?
     - Двое из моих людей сейчас уточняют, чем был занят каждый обитатель вашей квартиры между четвертью десятого и десятью.
     - Это произошло до десяти.
     - Знаю.
     - Без десяти десять... Да, именно без