атьи, на основе логичной  аргументации,
которая в свое время казалась совершенно правильной. При этом,  многие  из
статей написаны лучшими перьями страны.
     Перри Мейсон вопросительно посмотрел на Деллу Стрит, потом  снова  на
Диану Рэджис.
     - К чему все это? Почему человек в здравом уме тратит время на чтение
несовременных,  устаревших   бредней?   В   конце   концов,   даже   самый
проницательный публицист это все же не пророк. Он только собирает факты  и
делает из них логичные выводы.
     Диана Рэджис нервно засмеялась.
     - Мне кажется, что я недостаточно ясно выразилась.  Так  вот,  мистер
Бартслер  считает,  что  это  самый   лучший   способ   увидеть   вещи   с
соответствующего расстояния, как он это  определяет.  Он  утверждает,  что
единственным способом защиты от  некритического  проглатывания  глупостей,
подаваемых нам сейчас в виде неопровержимой логики, является знакомство  с
иллюзиями прошлого, украшенными внешне  доказательствами,  основывающимися
все на той же неопровержимой логике.
     - Ну что ж, - согласился Мейсон с улыбкой, - трудно  отказать  ему  в
определенной дозе правоты. Конечно, если кто-то хочет столько потрудиться,
чтобы обосновать свой скептицизм.
     - Дело в  том,  что  он  хочет,  -  продолжала  Диана  Рэджис.  -  Он
утверждает, что американцы, как маленькие дети. Приходит первый попавшийся
человек и говорит: "Вы мечтаете о такой-то и такой-то утопии? Единственным
способом достигнуть ее, это сделать так-то и  так-то".  И  никто  даже  не
задумывается, а начинают танцевать так, как им заиграют.
     На лице Мейсона отражался все больший интересе.
     - Мне нужно будет, наверное, поговорить с этим мистером Бартслером, -
заявил он. - Но перейдем к вашим личным неприятностям.
     - Во всем виноват Карл Фрэтч. Это он...
     - Не так быстро, - перебил Мейсон. -  Я  хотел  бы  услышать  все  по
порядку. Кто такой Карл Фрэтч?
     - Сын миссис Бартслер от первого брака, распущенный до  мозга  костей
мелкий негодяй. Но это проявляется только  тогда,  когда  с  него  спадает
маска. Он воображает, что станет великим актером. Ходит на курсы  и  ни  о
чем другом не может разговаривать. Всю жизнь у него было все, о чем бы  он
ни пожелал и в результате он приобрел внешний лоск. На первый взгляд видны
только  его  манеры.  В  действительности  это  распущенный,  эгоистичный,
фальшивый мерзавец, без малейших угрызений совести.
     - А миссис Бартслер? - спросил Мейсон.
     - Выдра! - выразительно фыркнула Диана Рэджис.
     Мейсон рассмеялся.
     - Я знаю, это во мне говорит раздражение, - сказала молодая  женщина.
- Но когда вы услышите, какой они выкинули со мной номер...
     - Минуточку. Вначале приведем в  порядок  действующих  лиц.  Кто  еще
живет в этом доме?
     - Фрэнк Гленмор, Карл Фрэтч, супруги Бартслер и  домохозяйка,  старая
прислуга, которая находится в доме уже много лет.  Орут  на  нее,  как  на
ломовую лошадь, она глухая...
     - Кто такой Гленмор?
     - Насколько мне известно, он занимается  управлением  чужих  шахт  за
определенный  процент  от  каждой  добытой  тонны  руды,  доставленной  на
сталелитейный завод. Это что-то вроде уполномоченного мистера Бартслера, с
тех пор, как у мистера Бартслера стало плохо со зрением. Предполагаю,  что
он получает половину прибыли с некоторых  его  предприятий.  Это  человек,
которого нельзя не любить. Он очень справедливый, всегда  готов  выслушать
мнение других. Я ему очень симпатизирую.
     - Сколько ему лет?
     - Тридцать восемь.
     - Вы жили в доме или только приходили?
     - Мне пришлось жить, потому что мистер Бартслер хотел, чтобы я читала
ему перед сном. Но, конечно, я оставила за  собой  квартиру  в  городе.  Я
снимаю ее вместе с подругой, мы отлично ладим. Я не хотела отказываться от
квартиры до тех пор, пока не будет ясно, что моя работа постоянна.
     - А где у вас квартира?
     - В Палм Виста Апартаментс.
     - Хорошо. Теперь расскажите мне о Карле Фрэтче.
     - Как  только  у  меня  выдавался  свободный  вечер,  Карл  постоянно
надоедал мне, чтобы я пошла с ним в кино или  еще  куда-нибудь.  А  я  все
время отговаривалась то головной болью, то маникюром, то  перепиской...  Я
старалась быть с ним вежливой, но держалась на расстоянии.
     - Что повлияло ни изменение вашей позиции вчера?
     - Я заметила, что его мать явно недовольна мною из-за этого. Кажется,
она считала, что я задирала нос или Бог его знает, что еще.  Впрочем,  мне
уже и самой наскучило одиночество и я не  видела  ничего  плохого  в  том,
чтобы пойти с ним в кино или на ужин. Поэтому я согласилась.
     - И что?
     - Как только он оказался за порогом дома, сразу  же  стал  совершенно
другим человеком. Вначале это меня даже развлекало.  Не  было  сомнений  в
том, что он играет выбранную себе роль светского человека.  Мы  поехали  в
ресторан и Карл начал заказывать самые лучшие  вина,  изводить  кельнеров,
требовать различных приправ и чтобы соус к салату приготовили  отдельно...
И все с такой миной...
     - Сколько ему, собственно, лет?
     - Скоро будет двадцать три.
     - А военная категория?
     -  "С",  неизвестно  почему.  Мне  неприлично  было  бы   спрашивать.
Наверное, какой-нибудь сочувствующий врач осмотрел его под сильной лупой и
доискался до какого-нибудь  психического  искривления,  которое  позволило
признать его неспособным к службе.
     - Что произошло после ужина?
     - То, что обычно бывает в таких случаях. Он начал приставать  ко  мне
прямо в машине.
     - И что вы сделали?
     - Сперва старалась быть с ним вежливой и призвать  к  порядку,  но  с
него словно упала маска и я увидела его настоящую сущность.
     - Как вы отреагировали?
     - Я с силой ударила его по лицу, выскочила из машины и пошла пешком.
     - А он?
     - Нахал! Оставил меня возвращаться пешком.
     - Далеко было до дома?
     - Как мне кажется, несколько миль.  Наконец,  я  остановила  какую-то
машину, подъехала к стоянке такси и велела таксисту  отвезти  меня  домой.
Только в такси я сообразила, что оставила в машине Карла сумочку и у  меня
нет при себе ни цента. Когда я иду на свидание, то всегда беру с собой  на
всякий случай пять долларов. Я сказала таксисту, чтобы он вошел со мной  в
дом и тогда я ему заплачу. Но от дома как раз отъезжало другое такси и  на
крыльце я встретилась с дамой, которая на том такси и приехала. Эта слегка
прихрамывающая женщина, лет шестидесяти, оказалась очень благожелательной.
Она слышала наш разговор и стала настаивать на том, что заплатит  за  меня
таксисту. У меня не было времени даже спросить  ее  имя,  потому  что  она
нажала звонок и Фрэнк Гленмор открыл дверь. Она сказала,  что  звонила  по
телефону, а мистер Гленмор спросил: "О шахте?" и попросил ее войти. У меня
не было возможности даже поговорить с ней. Мне стыдно,  потому  что  я  не
поблагодарила ее, так была возбуждена. Я лишь попросила Гленмора, чтобы он
был настолько добр и вернул ей деньги, а сама помчалась к себе, наверх.  Я
открыла дверь. Посреди моей комнаты стоял Карл собственной  персоной.  Ну,
тогда меня понесло. Я  велела  ему  сейчас  же  убираться,  но  он  только
усмехнулся этим своим отвратительным презрительным оскалом и сказал:  "Все
же я думаю, что останусь. Не смог с тобой справиться по-хорошему, придется
по-плохому. Я  хочу  тебе  кое-что  сказать  и  советую  меня  внимательно
выслушать".
     - И что дальше? - спросил Мейсон.
     - Дальше? Я совершила свою главную ошибку. Я схватила его за отвороты
пиджака и хотела вытолкнуть из комнаты.
     - А он что?
     - Вырвался, развернулся и встал лицом  ко  мне.  До  конца  жизни  не
забуду его взгляда - холодного, расчетливого, мстительного. Я  понятия  не
имела, что он сделает, но его взгляд меня поразил.  В  нем  была  холодная
жестокость, старательно продуманная подлость. "Не  хочешь  по-хорошему,  -
произнес он, - тогда на!" И он ударил меня - умышленно, профессионально.
     - Вы упали?
     - Уселась, - ответила она. - Я увидела все звезды  разом,  ноги  подо
мной подогнулись и, когда я пришла в себя, то сидела на  полу,  а  комната
кружилась у меня перед глазами. Карл уже был в дверях. Он поклонился мне с
насмешливой  улыбкой  и  сказал:  "В   следующий   раз   не   прикидывайся
принцессой". И вышел.
     - И что вы сделали?
     - Я была ошеломлена и во мне все кипело. В  этом  хлыще  есть  что-то
такое, от чего мурашки ползут по коже. К тому же, женщина всегда теряется,
когда ее ударит мужчина. Я  пошла  в  ванную  и  стала  прикладывать  себе
холодные примочки на глаз. Через минутку  я  заметила,  что  замочила  всю
одежду, закрылась на ключ, разделась и долго  сидела  в  теплой  ванне.  Я
хотела дать отдохнуть ногам, ужасно болевшим  после  этого  марша.  И  все
время я делала себе компрессы. Через каких-то полчаса я почувствовала себя
лучше, выбралась из ванны, вытерлась, надела халатик и эти  туфли,  потому
что забыла взять в ванную тапки. В этот момент я вспомнила, что у меня все
еще нет сумочки. Я снова разозлилась.
     - И что вы предприняли?
     - Побежала в комнату миссис Бартслер, постучала.
     - Она не спала?
     - Нет, сидела и разговаривала с Карлом. Она подошла к двери и смерила
меня  таким  взглядом,  как  будто  увидела  глисту  посреди  торжественно
накрытого стола. Она сказала:  "Я  как  раз  разговаривала  с  Карлом.  Мы
думаем, как с вами поступить". "Я так  же  думаю,  -  выпалила  я,  -  как
поступить с Карлом. Я думала, ваш сын джентльмен, но  убедилась,  что  под
внешним лоском, привитым вами, скрывается отвратительное чудовище".
     - Как она это восприняла?
     - Высокомерно посмотрела на меня и спросила: "О  чем  вы  говорите?".
Тогда я рассказала ей, как он сперва подбирался  ко  мне,  а  потом  избил
меня. На что она прямо в глаза обвинила меня во лжи и  заявила,  что  Карл
поймал  меня  на  краже  и  что  я  бросилась  на  него,  чтобы   отобрать
вещественное доказательство.
     - Поймал вас на краже?! - воскликнул Мейсон.
     - Вот так! Вы знаете, что он сделал? Он отнес своей матери мою  сумку
и достал оттуда какую-то бижутерию, которую она искала весь день. Я думаю,
что он заранее подстроил это, чтобы обвинить  меня  в  краже,  если  я  не
поддамся ему.
     - Очаровательный  молодой  человек,  ничего  не  скажешь,  -  заметил
Мейсон.
     Она горько рассмеялась.
     - Я была  так  ошеломлена,  что  у  меня  язык  отнялся.  Тогда  Карл
процедил, с этой своей искусственной дикцией:  "Ты  знаешь,  мама,  может,
было бы нужно обыскать ее комнату, прежде чем уволить ее?"
     - И что дальше?
     - Они пошли в мою комнату, а когда я хотела  войти  за  ними,  миссис
Бартслер захлопнула дверь у меня перед носом.
     - А вы что сделали?
     - Я сбежала вниз, чтобы поговорить с мистером Бартслером, но услышала
голос той женщины, ну, что прихрамывала.  На  вешалке  висело  мое  манто,
поэтому я надела его и хотела подождать  в  библиотеке,  пока  освободится
мистер Бартслер, как вдруг дверь открылась. Я не хотела, чтобы меня видели
с подбитым глазом, поэтому спряталась в стенном шкафу. Я хотела переждать,
пока дорога освободится. Я сидела минут пять или десять, но как раз в  тот
момент, когда я набралась храбрости и вылезла из шкафа,  открылись  другие
двери и мистер Бартслер и мистер Гленмор вышли, провожая пожилую  женщину.
Я была перед ними и, пока шла, они могли видеть только мою спину.  Поэтому
я не останавливалась до тех пор, пока не дошла до выхода. Тогда  я  вышла,
сбежала по ступеням вниз и двинулась  по  улице.  Я  решила,  что  позвоню
Милдред, моей подруге, с которой я живу и попрошу ее, чтобы она взяла  мою
машину и приехала за мной. Но, конечно, у меня не было с  собой  денег  на
телефон. Я была близка к истерике, глаз у меня  совсем  опух  и  я  решила
пойти домой пешком и позвонить снизу, чтобы Милдред  меня  впустила.  Идти
было довольно далеко, но я, наконец, добралась. К  сожалению,  Милдред  не
оказалось дома. Все было против меня!
     - И как вы поступили?
     - Конечно, я могла позвонить администратору, вытащить ее из постели и
попросить,  чтобы  она  открыла  мне  дверь  квартиры  своим  ключом.   Но
администратор очень суровая женщина, а я в этой одежде, да еще с  подбитым
глазом... Я чувствовала себя ужасно, была близка к истерике... Я прошла на
автобусную станцию и просидела там всю эту проклятую  ночь.  Я  выклянчила
пять центов у какого-то доброжелательного господина и звонила домой каждый
час. Но никто не отвечал. И до сих пор не  отвечает.  Я  чувствовала  себя
совершенно беспомощной. Мне казалось, что все смотрят только  на  меня.  Я
слышала о вас, но мне понадобилось много часов, чтобы решиться придти сюда
в таком виде. Я чувствовала, что все ближе  к  истерике,  поэтому  наконец
решилась пойти. Знаю, знаю, я не могла сделать всего хуже,  даже  если  бы
хотела... Меня подозревают в краже и получается так, что  я  сбежала  и...
и...
     - Делла, - спросил Мейсон, - ты не могла бы немного заняться Дианой?
     - Конечно, - ответила Делла и улыбнулась, чтобы подбодрить девушку. -
Думаю, что могла бы одолжить что-нибудь  подходящее  для  того,  чтобы  вы
оделись, пока не возьмете свои вещи. И вы, наверное, что-нибудь поели бы?
     - Вы все очень... милы, - сказала Диана Рэджис. -  Но  я  думаю,  что
могла бы...
     И вдруг она съехала на пол.
     Двумя быстрыми шагами Мейсон оказался рядом с  беспомощной  девушкой.
Вместе с Деллой Стрит он поднял ее и снова усадил в большое, обитое  кожей
кресло. Он встретил полный упрека взгляд Деллы.
     - Ты прекрасно знаешь, что это не мой профиль, Делла,  -  сказал  он,
словно извиняясь. - Меня интересуют убийства, неразгаданные головоломки...
Но, если тебе это нужно...
     - Я не сказала ни слова, - ответила Делла с улыбкой.
     - Нет, не сказала.
     Диана Рэджис шевельнулась в кресле, открыла глаза.
     - Ох, извините, - произнесла она, запинаясь от смущения.  -  Кажется,
я... упала в обморок.
     - Все в порядке, - ответил Мейсон. - Чашка хорошего кофе поставит вас
на ноги. А пока вы получите глоточек чего-нибудь покрепче.
     Он подошел к полке с книгами, достал толстый том и вынул  из-за  него
бутылку коньяка. Он налил полрюмки и подал Диане.  Она  поблагодарила  его
взглядом и выпила. Мейсон взял пустую рюмку, сполоснул ее  под  краном  и,
вместе с бутылкой и книгой поставил обратно.
     - Теперь лучше? - спросил он.
     - Наверное да. Я ничего не ела... и меня ужасно все  это  расстроило.
Меня впервые ударили по лицу. От этого у меня пропала уверенность в  себе.
Я потеряла веру в свое умение владеть ситуацией.  Извините,  что  я  упала
здесь в обморок, господин адвокат. Если бы вы могли как-то сделать,  чтобы
мне отдали мои вещи и не обвинили в  воровстве...  Потому  что,  если  они
будут настаивать на том, чтобы выставить меня перед всеми воровкой,  то  я
буду защищаться зубами и ногтями, хотя хорошо понимаю, как  выглядит  дело
со стороны.
     Мейсон обратился к Делле Стрит:
     - Дай ей что-нибудь поесть и одеться. Сделай ей хорошую теплую  ванну
и присмотри, чтобы она поспала пару часов. Я ухожу.
     Он чуть заметно подмигнул Делле.



                                    2

     Дом, который искал Мейсон, оказался  двухэтажным  особняком  с  белой
штукатуркой, расположенный  в  респектабельном  районе.  Поставив  машину,
Мейсон подошел по широкой  аллейке  к  вилле  и  по  полукруглым  ступеням
поднялся на крыльцо, выложенное красным  кирпичом  и  окруженное  кованной
железной решеткой. Он нажал на звонок  и  услышал  за  дверями  мелодичные
звуки. Через минуту  дверь  открыл  приземистый  мужчина  лет  сорока.  Он
внимательно посмотрел на Мейсона карими глазами.
     - Я хочу видеть мистера Язона Бартслера, - сказал адвокат.
     - Опасаюсь, что это будет невозможно, если  вы  не  договаривались  о
встрече. А если бы вы договаривались, то я бы об этом знал.
     - Вы компаньон мистера Бартслера?
     - В определенном смысле.
     - Отлично. Меня зовут Перри Мейсон, я адвокат. Я пришел от имени мисс
Дианы Рэджис. Мистер Бартслер может принять меня здесь или встретиться  со
мной в соответствующее время в суде.
     В карих глазах мужчины заблестели искорки.
     - Мне кажется, что это миссис Бартслер хочет подать  жалобу  по  делу
о...
     - Я не сужусь с женщинами, - перебил его Мейсон.
     Мужчина усмехнулся.
     - Прошу вас, - сказал он.
     Мейсон вошел в  большой  холл,  пол  которого  был  выложен  красными
матовыми плитами.  Широкая  лестница  с  правой  стороны  полукругом  вела
наверх.
     - Прошу вас сюда, - сказал мужчина и провел Мейсона в библиотеку. - Я
узнаю, сможет ли мистер Бартслер принять вас.
     Мужчина прошел холл и скрылся из виду. Вернулся он через пару минут с
несколько более любезной улыбкой на лице.
     - Вы _П_е_р_р_и_ Мейсон?
     - Да.
     - Меня зовут Фрэнк Гленмор, мистер Мейсон. Я сотрудничаю  с  мистером
Бартслером в некоторых его делах.
     Мейсон обменялся с ним рукопожатием.
     - Мистер Бартслер ждет вас.  Он  говорит,  что  с  большим  интересом
следил за некоторыми процессами, в которых вы участвовали. Прошу вас.
     Он провел Мейсона в комнату с другой стороны холла. Комната  походила
одновременно и на библиотеку, и на кабинет, и на ателье,  и  на  салон.  В
глубоком кресле, обитом декоративной тканью, сидел Язон Бартслер, поставив
ноги в тапочках на подножку кресла. С левой стороны стоял массивный стол с
книгами, бумагами и  журналами,  разбросанными  вокруг  объемной  папки  и
письменного прибора. С правый стороны имелся столик для игры в  карты,  на
котором тоже находились груды книг, а  также  стакан  с  водой,  стойка  с
трубками, увлажнитель с табаком, пепельница и графинчик с янтарным  виски.
Свет, проходивший через графинчик, переливался радужными оттенками,  играя
в хрустальных гранях.
     Язон Бартслер поднялся  с  кресла  -  высокий,  светский  мужчина,  с
приветливым и уважительным к гостю выражением на лице.
     - Приветствую вас, господин адвокат, - сказал он, протягивая руку.  -
Я вижу, что Диана пользуется советами самых известных  адвокатов.  Вы  уже
знакомы с моим компаньоном, Фрэнком Гленмором?
     - Да, имел удовольствие.
     - Что за история с Дианой? Никто мне ничего не сказал. Фрэнк, почему,
черт возьми, ты ни слова не произнес о том, что произошло?
     - Твоя жена считала, что Диана больше здесь не покажется и что  мы  о
ней  больше  никогда  не  услышим.  Она  убеждена  в  том,   что   девушка
просто-напросто сбежала. Боюсь, что визит  мистера  Мейсона  неприятно  ее
удивит. И я не хотел доставлять тебе неприятностей.
     - Теперь ты доставляешь мне неприятностей в два  раза  больше.  Диана
очень милая девушка. Может быть вы  скажете  мне,  что  произошло,  мистер
Мейсон?
     - Насколько я могу судить, Диана совершила ошибку, приняв приглашение
от вашего пасынка и отправившись с ним на  ужин.  Кончилось  тем,  что  ей
пришлось отправляться домой пешком. Дома она застала Карла, шарящего в  ее
комнате. Затем ее обвинили в краже  и  в  результате  она  была  вынуждена
оставить ваш дом посреди ночи, убежав лишь в легком халатике  и  тапочках,
набросив на плечо манто. У нее не было с собой ни цента  и  она  вынуждена
была провести ночь голодной и без крова над головой.
     - Вы представляете все это так,  словно  речь  идет  об  убийстве,  -
сказал Бартслер с раздражением. - Будьте же разумны. Насколько я  понимаю,
ее никто не выбросил за двери?
     - Она убежала из-за страха.
     - Перед чем?
     - Перед физическим насилием. После одного акта насилия она  опасалась
следующих.
     - Актов физического насилия? С чьей стороны?
     - Карла Фрэтча и его матери. Они выбросили ее из собственной комнаты.
     - И чего вы требуете?
     - Прежде всего ее вещей, которые она здесь оставила. Затем, платы  за
две недели, извинения, а