,
Элен.
     Она нахмурилась:
     - Я пережила такое, что вам и не снилось. Вы просто представить  себе
не можете, что это такое.
     - Кто эта женщина? - спросил Мейсон. - В какой больнице ее держат?
     - В том-то все и дело, - сказала Элен,  -  нигде  ее  не  держат.  Ее
невозможно удержать. Она убегает отовсюду. Она на свободе.  Она  маньячка,
одержимая страстью к убийству. Вы понимаете, что это значит?
     Мейсон глубоко задумался, прищурив глаза.
     - Она полностью, абсолютно сумасшедшая. Она ревнива. Она  следила  за
Бенни и шантажировала его. Она говорила ему,  что,  если  он  когда-нибудь
женится или только соберется жениться, она убьет его жену. И она отнюдь не
шутила. Наш брак с Бенни с точки зрения закона все равно недействителен.
     - Зачем тогда было официально оформлять брак?
     - Ради того, чтобы дать ребенку его имя.
     - Где его первая жена?
     - Никто не знает.
     - Почему ее не держат где-нибудь взаперти?
     - Ее невозможно удержать взаперти. Она всегда убегает - где бы ее  ни
заперли. Вот почему Бенни был вынужден  вести  свои  дела  таким  образом,
чтобы всегда иметь возможность вручить ей  наличные  деньги.  Эта  женщина
абсолютно сумасшедшая. Она убила бы его и с огромной радостью убила  бы  и
меня.
     - Но она его не убила?
     -  Нет,  это  сделала  Джозефина  Кемптон;  но,  если  вы  рассказали
газетчикам о нашем браке или ей хотя бы придет в  голову,  что  я  -  мать
ребенка Бенни, она выследит меня и убьет. Она дьявольски изобретательна  и
необычайно мстительна. Видите ли, она до сих пор находится  в  невменяемом
состоянии, во всяком случае с точки зрения закона. Бенджамин Эддикс ничего
не мог сделать. Он не мог начать дело о разводе, не мог даже определить их
имущественные отношения. Если бы он попытался предпринять хоть что-нибудь,
неизбежно стали бы известны его настоящее имя и его подлинное прошлое.
     - А что у него в прошлом?
     - Он убил человека.
     - Я думал, что речь шла о его брате.
     - Нет. Это уже отголоски искаженных слухов. Бенни продолжал держать в
поле своего зрения Германа, а Герман считал, что Бенни умер.
     - Ваш муж действительно убил человека?
     - Он уверял, что и в  самом  деле  точно  не  знает.  Он  никогда  не
рассказывал мне подробности. Когда я увидела, как он на все это реагирует,
я перестала спрашивать.
     - Но его жена поддерживала с ним контакт? - спросил Мейсон.
     - Разумеется.
     - Каким образом?
     - Раздавался телефонный звонок. Звонили обычно из автомата. В  трубке
звучал ее голос. Она приказывала ему положить в пакет  определенную  сумму
денег  наличными  и  оставить  пакет  в   условленном   месте.   Все   это
проделывалось с  такой  таинственностью,  словно  она  получала  выкуп  за
похищенного ребенка.
     - И Эддикс отправлял с деньгами людей, которым он мог доверять?
     - Да.
     - Вас, разумеется, он не впутывал в эту историю.
     - Нет. Обычно это делал Мортимер Херши. Иногда Натан Фэллон.
     - Им было известно, что именно они делают?
     - Я не знаю, мистер Мейсон.  Не  думаю,  что  известно.  Бенни  очень
опасался,  что  его  смогут  шантажировать.  Боже  мой,  я  ведь  все  вам
рассказываю, хотя совершенно не собиралась делать этого, но я так одинока,
и к тому же... теперь Бенни уже нет в живых. Он был единственным, к кому я
привязалась и...
     - Подождите-ка минутку, - сказал Мейсон, - постараемся  пока  держать
эмоции под контролем, миссис Барнуэлл. Давайте-ка доберемся до сути  дела.
А при чем тут Джозефина Кемптон? Она знала о ваших отношениях  с  мистером
Эддиксом?
     - Догадывалась.
     - Вы читали о том, что вещи, считавшиеся украденными, были найдены?
     - Да, я читала. Я, конечно, должна  была  бы  сама  догадаться.  Боже
милостивый, мне ведь было известно. Мне  просто  никогда  не  приходило  в
голову подозревать обезьянку. Маленькая озорная плутовка! Я ее так  люблю,
но она все-таки чертовка!
     - А где теперь обезьянка? - спросил Мейсон.
     - Она... о ней позаботятся. Не беспокойтесь, она будет жить у хороших
хозяев.
     - Как вы полагаете, Джозефина Кемптон рассказала правду о...
     - Она никогда в жизни не говорила правду.  Она  прирожденная  врунья.
Она интриганка, подлая воровка, злобная, готовая кого  угодно  оклеветать,
злонамеренная женщина, и это она убила Бенджамина  Эддикса.  Я  уверена  в
этом так же, как в том, что сижу сейчас здесь.
     - Откуда вам это известно? - спросил Мейсон.
     - У  меня  нет  совершенно  никаких  доказательств,  но  я  абсолютно
уверена, что так оно и есть.
     - Вы ведь не хотите, чтобы к вам приставали с интервью газетчики,  не
так ли? - спросил Мейсон.
     - Конечно, нет.
     - Отлично, - сказал ей Мейсон, - тогда собирайтесь.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я собираюсь отвезти вас туда, - сказал  Мейсон,  -  где  вы  будете
какое-то время в безопасности. Вы просто с ума сошли, решив,  что  вас  не
смогут найти в таком месте, как это. Вы оставили  достаточно  четкий  след
для того...
     - Я думала, что сделала все, что могла, - сказала она, - но я была...
ну, в общем, я была слишком расстроена и... и, честно говоря, мне  никогда
не приходило в голову, что Бенни решит раскрыть все свои карты и  жениться
на мне. Я надеялась, что он будет поддерживать ребенка, ну, я не  знаю,  я
думала, он сможет им гордиться.
     - Им?
     - Да. У него чудесный здоровый мальчик, - сказала  она.  -  Он  будет
такой же умный, как и Бенни, и, если я буду хоть немного с ним заниматься,
а я думаю, что буду с ним заниматься вполне достаточно, у него, в  отличие
от Бенни, не будет никаких фобий. Видите ли, мистер Мейсон, Бенни совершил
большую ошибку. Он попытался убежать. А когда человек убегает от чего-то в
своей  собственной  жизни,  у  него  неизбежно  возникает  целая  цепь  из
комплексов и страха. Мой сын не будет таким. Он будет смотреть опасности в
глаза!
     - Отлично, - сказал Мейсон, - я сделаю все, что в моих  силах,  чтобы
вам помочь.
     - А что вы собираетесь делать? Что вы можете делать?
     - Вам нужно собираться, - сказал Мейсон. - Делла Стрит перевезет  вас
и вашего ребенка в другой мотель и сама зарегистрируется в этом мотеле. Вы
будете ее сестрой. Вы  не  будете  упоминать  имя  Эддикс.  Вы  не  будете
использовать имя Барнуэлл.
     Мейсон взглянул на часы.
     - У вас, вероятно, пятнадцать  или  двадцать  минут.  Я  не  стал  бы
испытывать удачу дольше. Делла поможет вам упаковаться.
     - Если уж говорить откровенно, мистер Мейсон, то  почему  бы  мне  не
начать жить по-новому прямо с этого момента? Я вдруг поняла, что собираюсь
делать то же самое, что и Бенни. Я начну убегать...
     Мейсон резко оборвал ее:
     - Есть разница между временным отступлением - пока вы не сможете дать
бой в нужном месте и в нужное время - и обыкновенным бегством. Сумасшедшая
женщина хочет убить вашем ребенка. Быть храброй - это, конечно, прекрасно,
но давайте-ка сначала разузнаем побольше об этой женщине,  перед  тем  как
рисковать юной жизнью, которую вы обязаны охранять.
     Она помедлила мгновение, затем собрала кое-что из  одежды,  прошла  в
ванную, сказала:
     - Мне нужно одеться, - и закрыла дверь.
     - Шеф, - сказала Делла Стрит, - ты действительно хочешь ее спрятать?
     - Я _д_о_л_ж_е_н_ ее спрятать, Делла.
     - Почему?
     - Потому что если газеты получат от нее всю эту историю  о  том,  что
миссис Кемптон убила Бенджамина Эддикса, это может вызвать цепную  реакцию
в общественном мнении. Я не хочу рисковать.
     - Разве это не преступление - прятать свидетеля?
     - А чему она свидетель?
     - Ну, всему тому, о чем она тебе рассказывала.
     - Она рассказывала мне довольно много об исчезновении Элен Кэдмас,  -
сказал Мейсон, - и она рассказывала мне  кучу  всякой  всячины  о  прошлом
Эддикса, но это отнюдь не значит, что она является свидетелем всему этому.
Она может разболтать все это газетчикам, но она не может свидетельствовать
перед  судом  присяжных.  Она  не  является  свидетелем,  если  не   может
подтвердить что-нибудь под присягой. А расследуем  мы  в  настоящее  время
убийство Бенджамина Эддикса. Она ни черта не  может  утверждать  по  этому
поводу под присягой.
     - Все равно, если полиция узнает...
     Мейсон усмехнулся.
     -  Вспомни,  что  гласило  предсказание  в  рисовой  булочке,  Делла:
храбрость - единственное противоядие опасности.



                                    16

     Интервью Мейсона газетным репортерам вызвало мгновенную реакцию.
     Сидней Хардвик, как юрист, представлявший интересы Бенджамина Эддикса
при его жизни, и  как  юрист,  представляющий  государственное  обвинение,
немедленно осудил интервью Мейсона как "чистые домыслы, в которых желаемое
выдается  за  действительное,   попытку   заменить   суть   дела;   пылкое
воображение, отчаянно  пытающееся  найти  хоть  какую-нибудь  лазейку  для
своего доведенного до отчаяния клиента".
     Окружной прокурор Гамильтон  Бергер  охарактеризовал  его  еще  более
резко: "Это попытка  ускользнуть  от  ответственности,  очернив  репутацию
покойной девушки, которая не  может  больше  защитить  себя.  Это  подлая,
презренная попытка, зачатая во лжи, рожденная в отчаянии и не способная, в
конечном итоге, принести клиенту ничего, кроме вреда".
     Мейсон,  с  газетами  под  мышкой,  вошел  в   здание   суда,   чтобы
присутствовать на предварительном слушании дела  "Народ  против  Джозефины
Кемптон".
     Джеймс Этна придвинулся к нему и тихо проговорил:
     - Я думаю, у нас не будет больших проблем,  чтобы  добиться  отсрочки
разбирательства, мистер Мейсон.
     - А кто хочет добиться отсрочки? - спросил Мейсон.
     - Боже мой, не хотим же  мы  оказаться  на  судебном  разбирательстве
сейчас, при нынешнем положении вещей, верно?
     -  Мы,  возможно,  и  не   хотим   оказаться   сейчас   на   судебном
разбирательстве, - сказал Мейсон, - но я  лично  хочу  услышать,  что  они
могут предъявить в качестве улик на предварительном слушании.
     - Ну что ж, вы - босс, вам виднее,  -  сказал  ему  Этна,  -  но  мне
известно,  что  окружной  прокурор  собирается   отложить   разбор   дела.
Разумеется, он хочет, чтобы его об этом попросил защитник.
     Судья Манди занял свое место на скамье. Суд потребовал внимания.
     - "Народ против Джозефины Кемптон", - провозгласил судья.
     - Защита готова, - сказал Мейсон.
     На  лице  окружного   прокурора   Бергера   отразилось   раздраженное
недоумение:
     - Насколько я понял, защитник хотел попросить отсрочки слушания дела,
и обвинение готово согласиться на предоставление отсрочки.
     - Я не знаю, почему вы так решили, - сказал Мейсон.
     - Мне это стало известно из разговора  с  человеком,  беседовавшим  с
Джеймсом Этной, адвокатом, ведущим вместе с вами дело.
     - В самом деле? - удивился Мейсон. - А кто был  этот  человек  и  что
именно он сказал?
     - Я предпочел бы не раскрывать источник моей информации.
     - Я не просил о предоставлении  отсрочки  и  совершенно  уверен,  что
мистер Этна тоже не просил, - возразил Мейсон.
     - Я не утверждал, что он просил о предоставлении отсрочки.
     - Защита имеет право начать процесс, если у  нее  нет  возражений,  -
вмешался судья Манди.
     - Мы готовы начать, - мрачно сказал Гамильтон Бергер.
     - Очень хорошо, начинайте.
     В качестве первого свидетеля Бергер  вызвал  одного  из  полицейских,
принявших по рации вызов  в  Стоунхендж.  Полицейский  описал  обстановку,
которую обнаружил там, рассказал о ночном охраннике, бегавшем вокруг  дома
с револьвером, о собаках, загнавших  гориллу  на  дерево,  о  двух  других
гориллах, бродивших беспрепятственно по дому, об открытых клетках, о теле,
обнаруженном в комнате на  втором  этаже,  и  о  заключительной  суматохе,
вызванной попытками загнать в клетки огромных горилл.  Наконец  с  помощью
двух  специалистов  из  зоопарка,   напичканных   снотворным   фруктов   и
объединенных усилий полиции и пожарных частей обезьяны были  возвращены  в
клетки перед самым рассветом.
     - Можете начинать перекрестный допрос, - сказал окружной прокурор.
     Мейсон улыбнулся.
     - У защиты нет вопросов.
     Бергер вызвал патрульного полицейского, видевшего  Мейсона  и  миссис
Кемптон, как он выразился, "пытавшихся сбежать по Роуз-стрит".  Позднее  к
ним присоединилась  Делла  Стрит.  Он  заявил  им,  что  они  должны  быть
доставлены в Управление полиции для допроса.
     - Начинайте перекрестный допрос, - сказал Бергер.
     -  Насколько  я  понял,  -  сказал  Мейсон,  -  вы  утверждали,   что
подзащитная и я пытались сбежать по Роуз-стрит.
     - Да, сэр, именно так я и утверждал.
     - И вы посадили нас в машину.
     - Да, сэр.
     - Откуда вы узнали, что мы пытаемся сбежать?
     - Ну, по тому, как вы себя вели, шли очень быстрым шагом и все  время
оглядывались назад.
     - Понятно, - сказал Мейсон, -  значит,  вскоре  после  того,  как  вы
посадили нас в машину, вы сбежали в Управление полиции, не так ли?
     - Что я сделал?
     - Вы сбежали в полицейское Управление.
     - Я доставил вас в полицейское Управление.
     - Вы оставили позади  ад  кромешный,  явные  признаки  опасности.  Вы
уехали от дома, где бродили на свободе гориллы,  где  лаяли  собаки,  выли
сирены.
     - Я сделал так, потому что выполнял приказ.
     - Но вы сбежали, не так ли?
     - Нет.
     - Но вы уехали, оставив позади всю эту суматоху?
     - У меня был приказ уехать оттуда, чтобы доставить вас в  полицейское
Управление.
     - И все же, несмотря на тот факт, что вы  не  бежали,  вы  оглянулись
несколько раз назад, через плечо, не так ли?
     - Ну, я взглянул два или три раза в зеркало заднего вида и...
     - И оглянулись назад, через плечо?
     - Ну, может быть, и оглянулся - очень быстро.
     - Естественно, очень быстро, - сказал  Мейсон,  -  иначе  и  быть  не
могло, ведь вы вели машину, но все же вы оглянулись  несколько  раз  через
плечо.
     - Ну, возможно, и оглянулся. Пожалуй, что да.
     - Вы не помните?
     - Я не помню наверняка.
     - И тем не менее вы утверждаете, если процитировать ваши  собственные
слова, "пожалуй, что да".
     - Это верно. Тут ваша взяла.
     - Вы теперь готовы поклясться, что оглянулись? Вы утверждаете это под
присягой?
     - Да! - рявкнул свидетель.
     - Ваша Честь, - запротестовал Гамильтон Бергер, обращаясь к судье,  -
я полагаю, этот вопрос уже был задан дюжину раз, и на него был дан ответ.
     - Я склонен согласиться с вами, - сказал судья.
     - Я просто хотел прояснить этот вопрос до конца, - сказал Мейсон. - Я
хотел, чтобы Высокий Суд уяснил себе позицию этого свидетеля. Он не помнит
твердо, оглянулся ли он назад через плечо, но он готов заявить, что он так
сделал, только потому, что он  мог  так  сделать.  Теперь  он  определенно
присягает в том,  о  чем  в  действительности  не  помнит  наверняка.  Это
наглядно демонстрирует позицию свидетеля.
     - Я сказал вам, что, пожалуй,  действительно  оглянулся  и  посмотрел
назад через плечо.
     - Но наверняка вы не помните, оглядывались или нет.
     - Отлично, - воинственно заявил  полицейский,  -  теперь  я  вспомнил
наверняка, что оглянулся.
     - И когда же вы вспомнили наверняка?
     - Только что.
     - Следовательно, когда вы клятвенно присягнули, что не помните точно,
оглянулись или нет, вы как следует не обдумали это?
     - Это точно.
     - Таким образом, вы ответили на вопрос не подумав?
     - Да.
     - Другими словами, вы сначала говорите, а потом думаете?
     - Я не знаю.
     - А зачем же вы оглядывались, если вы не убегали? - спросил Мейсон.
     - Просто из любопытства. Когда вы слышите, что сзади такая  суматоха,
вокруг  бегают  обезьяны,  это  совершенно  естественно  -  оглянуться   и
посмотреть, что там происходит,  в  то  время  как  ты  уезжаешь  с  места
происшествия.
     -  Следовательно,  как  я  теперь  могу  понять  ваши  показания  под
присягой, - сказал Мейсон, - не  было  ничего,  указывающего  на  то,  что
подзащитная и я убегали с места происшествия.
     - Я же сказал, что было.
     - Что?
     - Ну, в том, как вы себя вели, я сказал бы, что-то было не так.
     - Вы могли  бы  догадаться,  что  что-то  происходит  не  так,  когда
подъехали достаточно близко, чтобы услышать сирены, не так ли?
     - Да.
     - Таким образом, - сказал Мейсон, - вы хотите убедить Высокий  Суд  в
том, что для вас было совершенно естественно оглядываться и смотреть,  что
там происходит, когда вы покидали такого рода  место  происшествия,  в  то
время как в случае с моей подзащитной и со мной  это  было  свидетельством
бегства.
     - Об этом свидетельствовало ваше поведение.
     - Что именно?
     - Я уже все описал.
     Мейсон поднял левую руку и отогнул указательный палец.
     - Первое, - сказал он, - вы заявили, что мы шли  быстро.  Второе:  вы
сказали,  что  мы  все  время  оглядывались.  Ну,  что   еще   мы   делали
подозрительного?
     - Это все. Этого достаточно.
     - Отлично, - сказал Мейсон. -  Когда  вы  уезжали  оттуда,  вы  ехали
быстро, не так ли?
     - Это совсем другое дело.
     - Быстро или нет?
     - Да.
     - И при этом, - добавил Мейсон, - вы неоднократно оглядывались назад,
не так ли?
     - Да.
     - Вы уверены в этом?
     - Да.
     - Вы теперь определенно вспомнили, что оглядывались?
     - Да.
     - Но вы ведь не помнили этого наверняка, когда в  первый  раз  давали
показания под присягой?
     - Ну, конечно, помнил.
     - Следовательно, - сказал Мейсон, - вы пытались это скрыть.
     - Я заметил ловушку, которую вы мне устраиваете. Я не настолько глуп.
     - Благодарю вас, - сказал Мейсон, - я просто хотел, чтобы Суду  стала
ясна ваша позиция. У меня все.
     Гамильтон Бергер коротко посовещался со своим заместителем, блестящим
молодым юристом по  имени  Гинзберг,  выигравшим  за  последние  несколько
месяцев целый ряд ярких процессов и в результате назначенным  заместителем
прокурора.
     Присутствие на процессе самого Гамильтона Бергера, консультировавшего
своего  заместителя,  говорило  о  том,  что   Мейсона   считают   опасным
противником.
     После короткого совещания  шепотом  Гинзберг  вызвал  надзирательницу
тюрьмы.
     Надзирательница  показала  под  присягой,  что  обвиняемая  Джозефина
Кемптон поступила к ней  в  женский  корпус  тюрьмы,  что  она  забрала  у
Джозефины Кемптон ее одежду и выдала ей взамен казенную  форму,  а  одежду
передала Филиппу Гротону, полицейскому эксперту и токсикологу.
     - Теперь такой вопрос, - обратился к ней Гинзберг. -  Осматривали  ли
вы тело обвиняемой?
     -  Осмотрела.  Да,  сэр.  Она  разделась  донага  и  приняла  душ.  Я
обследовала каждый дюйм ее тела.
     - Что вы искали?
     - Царапины, порезы, синяки или иные следы насилия.
     - Удалось ли вам их обнаружить?
     -  Мистер  Гинзберг,  на  коже  у  нее  не  было  абсолютно   никаких
повреждений.
     - Могу я спросить, для чего был нужен такой осмотр? - вмешался Джеймс
Этна.
     - А вы слушайте и поймете, для  чего  он  был  нужен,  -  воинственно
заявил Гинзберг.
     - Господа! - воскликнул судья Манди. -  Давайте  соблюдать  приличия.
Защита хочет заявить протест?
     - Я просто хотел сберечь время! -  сердито  воскликнул  Этна.  -  Но,
принимая во внимание обстоятельства, я протестую по той причине,  что  все
это некомпетентно, несущественно и не относится к делу.
     - Мы полагаем, Ваша Честь,  увязать  это,  -  сказал  Гинзберг,  -  с
показаниями следующего свидетеля.
     - Хорошо, продолжайте.
     - Это все. Можете задавать вопросы.
     Мейсон обратился к Этне:
     - Спрашивайте вы, Джим.
     -  С  какой  целью  вы  забрали  у  нее  одежду?   -   спросил   Этна
свидетельницу.
     - Меня так проинструктировали.
     - Вы знали о том, что  до