- Они с самого начала  возражали  против
замужества своей дочери, считая Натана Бейна, и совершенно  справедливо,
как мы это видим, человеком ненадежным и подозрительным. Но  Марта  была
девицей довольно своенравной и независимой, а Натан умел,  да  и  сейчас
умеет, когда нужно, производить прекрасное впечатление на окружающих, да
и ухаживать за женщинами он мастак непревзойденный.  Дамский  угодник  с
прекрасными манерами и хорошо подвешенным языком,  он  сумел  влюбить  в
себя Марту. В таком возрасте девицы  становятся  неуправляемыми,  и,  не
послушав возражений родителей, она вышла за него замуж.
   - Ну а деньги-то свои у нее были?
   - У нее была  небольшая  сумма  денег  в  банке,  доставшаяся  ей  по
наследству от дяди. По условиям завещания она могла получить эти  деньги
только в день своего двадцатипятилетия. До этого срока ими  распоряжался
специально назначенный опекун, а она получала проценты от вклада.
   - Какая сумма была указана в завещании?
   - Что-то около пятидесяти тысяч долларов.
   - Понятно. Продолжай. Что случилось дальше?
   - Как я уже говорил, брак с Натаном Бейном встретил весьма прохладное
отношение ее родителей, если не сказать больше. Но она  сумела  настоять
на своем и фактически убежала из родительского дама, связав свою  судьбу
с любимым и, как ей  казалось,  любящим  человеком.  Она  хотела,  чтобы
родители  уважали  ее  выбор.  Старики  же  считали,  что  все  это   от
неопытности,  молодости  и  впечатлительности,  что   она   перебесится,
разберется в своем Натане и рано или поздно вернется  домой.  Ну  а  все
остальное ты уже знаешь.
   - Расскажи поподробнее об этих пятидесяти тысячах.
   - Жили они на то, что с горем пополам зарабатывал Натан и на проценты
с банковского вклада. Семнадцатого июня  ей  исполнилось  двадцать  пять
лет, и в тот же день она, в соответствии с условиями завещания, получила
эти пятьдесят тысяч  долларов.  Этим  же  летом,  первого  августа,  она
умерла, и ты уже знаешь при каких обстоятельствах. Наследство  досталось
ее законному супругу. На какое-то время Натан Бейн  становится  довольно
богатым человеком и начинает жить на широкую  ногу.  Но  денежки  уплыли
довольно быстро, особенно после того, как он  полюбил  бега  и  принялся
вкладывать их в сомнительные проекты. И тогда  Натан  возобновил  поиски
новой богатой невесты и, нужно сказать, довольно  быстро  нашел  ее.  На
этот раз действительно богатую. У Элизабет Бейн было в ценных бумагах  и
недвижимости, по крайней мере, полмиллиона долларов, а,  может  быть,  и
больше. Он рассчитывал, что ему удастся сравнительно легко наложить лапу
на эти доллары, да  не  тут-то  было  -  Элизабет  оказалась  далеко  не
глупенькой и самостоятельной деловой  женщиной.  Он  не  терял  надежды,
продолжая обхаживать ее со всех сторон, но сорвался  на  своих  любовных
шашнях. Вначале она  просто  подозревала  его,  а  затем  ее  подозрения
переросли в твердую уверенность, и тогда она лишила  его  малейшей  доли
наследства в своем завещании. Бог мой,  когда  суммируешь  голые  факты,
этот Бейн выглядит сущим дьяволом  во  плоти,  но  когда  видишь  его  в
свидетельской  ложе,  такого  смиренного,  полного   раскаяния,   такого
понятного в своих человеческих  слабостях...  Бьюсь  об  заклад,  Перри,
среди присяжных не один мужчина так или иначе  побывал  в  шкуре  Натана
Бейна и в глубине души сочувствует ему. Скажу тебе честно, Перри, он все
же сумел завоевать симпатии некоторых из членов жюри. Да, кстати,  я  не
хочу совать нос не в свое дело, когда оно меня не касается,  но  сдается
мне, что с этим завещанием Элизабет Бейн  не  все  ладно,  а?  Есть  там
какое-то жульничество.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ну, во-первых, составлено оно было утром того  дня  перед  смертью.
Во-вторых, звучит оно как-то странно, я имею в виду сам текст завещания.
Как будто работу над ним прервали на середине, а затем, через  некоторое
время, возобновили его составление, но  почерк  уже  совершенно  другой,
какой-то неровный и вымученный. Экономка сообщила моей  оперативнице,  я
тебе о ней рассказывал, что Викки Брэкстон оказала  серьезный  нажим  на
Элизабет перед ее смертью с тем, чтобы  она  составила  завещание  в  их
пользу, что Элизабет не соглашалась  и  что  с  большим  трудом,  и  еще
неизвестно как, ей удалось заставить сестру закончить и подписать его.
   - Это пусть адвокаты Натана Бейна доказывают в суде по наследству,  -
подчеркнуто ровно сказал Мейсон.
   - Да нет, я к тому, заметил ты,  что  завещание  как  будто  прервано
посередине.
   Мейсон ответил гробовым молчанием.
   - Ну ладно, это, в общем, не  мое  дело,  -  с  затаенным  лукавством
сказал Дрейк. - Я вот что хочу предложить,  Перри.  Мои  люди  могли  бы
пустить слушок, и довести его до сведения родителей Марты  Бейн  о  том,
что  их  дочь  была  отравлена  мышьяком,  и  посоветовать  им  провести
эксгумацию тела их покойной дочери.
   - Нет, Пол, - Мейсон отрицательно покачал головой, - если пойти  этим
путем, то тогда наш следующий ход не станет сюрпризом для моего большого
друга Гамильтона Бюргера.  Он  заранее  подготовится  и  заблаговременно
возведет  защитные  редуты  вокруг  этой   опасной   темы   бесконечными
протестами  и  оттяжками.  Нет,  Пол,  завтра   я   постараюсь   усыпить
бдительность окружного прокурора своей необычной покладистостью, а когда
он немного расслабится,  то  устрою  Натану  Бейну  перекрестный  допрос
первой степени. Мои вопрос насчет обстоятельств смерти его  первой  жены
должен прозвучать совершенно неожиданно для них. Как  только  я  затрону
эту тему, беги к телефону и звони родителям Марты Бейн, расскажи им, что
случилось, и убеди их поднять страшный шум, требуя эксгумации.  Запомни,
Пол, как только я затрону эту тему сразу же к телефону.
   - Положись на меня, - сказал Дрейк. - Мне кажется, если тебе  удастся
на этом сыграть, то ты сможешь  разрушить  образ  кающегося  грешника  и
смиренного мужа, который они стараются создать у присяжных. Если  ты  не
сможешь сделать этого, жюри будет еще больше настроено против тебя.
   - Знаю, знаю, Пол. - Мейсон сразу помрачнел. - Не береди рану, а то и
так тяжело на душе.
 
Глава 19 
 
   Когда суд собрался на следующий день, Гамильтон Бюргер сел себя  так,
как будто не сомневался в неминуемой победе. Окружной  прокурор  открыто
бросал на Перри Мейсона полные близкого триумфа взгляды.
   - Ваша честь, - начал он, - Натан Бейн выступал вчера с  показаниями,
и я прошу его вновь пройти в  свидетельскую  ложу,  если  он  будет  так
любезен.
   Натан Бейн осторожно, словно слон, ступающий по  корзинке  с  яйцами,
двинулся  к  свидетельской  ложе,  устроился  в  кресле  и  взглянул  на
Гамильтона Бюргера, словно кающийся, но преданный пес. Однако  при  этом
он имел вид человека, который, это  было  откровенно  заметно,  обнажает
всего себя в интересах правосудия и желает,  если  необходимо,  принести
еще новые жертвы.
   - Мистер Бейн,  сосредоточьтесь,  пожалуйста,  на  событиях,  которые
произошли сразу же после смерти вашей жены.
   - Слушаюсь, сэр.
   - Помогали ли вы полицейским в обыске дома и построек?
   - Да, я помогал им, сэр.
   - Опишите, будьте добры, в общем плане дом и постройки.
   - Дом в два с половиной этажа. Позади гараж и сад.
   - В саду есть кустарник?
   - Да, окружает сад по примеру. Кустарник и ограда.
   - Обыскивая этот сад, нашли ли вы что-нибудь, или  присутствовали  ли
вы, когда что-то обнаружили полицейские?
   - Да, сэр.
   - Что именно?
   - Бутылку, завернутую в бумагу.
   - Вы были рядом, когда полицейские ее развернули?
   - Я был рядом, сэр.
   - И что было внутри?
   - На бутылке этикетка из аптеки в Гонолулу, на  ней  было  напечатано
слово "Мышьяк".
   Позади себя Мейсон услышал шум. Виктория  Брэкстон,  задохнувшись  от
волнения,  вскочила  на  ноги,  пытаясь  что-то  вымолвить.  Заместитель
шерифа, который охранял ее на скамье  подсудимых,  кинулся  было  к  ней
навести порядок, но натолкнулся на исступленные  всплески  истерического
спеха: Виктория Брэкстон смеялась, плакала, словом, впала в истерику.
   - Извините  меня,  -  Гамильтон  Бюргер  с  подчеркнутой  вежливостью
обратился к Перри Мейсону. - Ваша клиентка, судя  по  всему,  испытывает
сильный  эмоциональный  стресс.  Думаю,  ваша  честь,  следует  устроить
перерыв до тех пор, пока подзащитная сможет вновь участвовать в судебном
заседании.
   - Перерыв до одиннадцати часов, -  сказал  судья  Ховисон  и  стукнул
молотком по столу. - В зале есть врач?
   - Доктор Кинер.
   - Пусть он осмотрит подзащитную, - произнес судья  Ховисон  и  быстро
удалился в судейскую.
   В зале возникло настоящее  столпотворение,  публика  рвалась  вперед,
дежурные заместители шерифа окружили  Викторию  Брэкстон,  фоторепортеры
сражались за выгодную точку, с которой можно было удачно заснять  сцену,
присяжные, забыв о предписаниях суда,  вытягивали  шеи,  чтобы  хотя  бы
мельком увидеть, что же  происходит.  Прошло  почти  сорок  пять  минут,
прежде чем дрожащая, побледневшая, душевно потрясенная Виктория Брэкстон
смогла едва что-то вымолвить в присутствии Перри Мейсона в  комнате  для
свидетелей, по соседству с судейской.
   - Ну так что же? - холодно спросил Мейсон.
   - Ради Бога, не корите меня, - едва слышно произнесла она, - иначе  я
снова разревусь. У меня  действительно  случайно  оказался  этот  чертов
мышьяк, от которого я так неудачно избавилась,  вот  и  все.  Все  очень
просто. Я купила этот мышьяк в Гонолулу для  кошки,  которая  превратила
жизнь в нашем квартале в  ад.  Бутылка  была  в  моем  багаже.  Когда  я
вернулась и узнала,  что  Элизабет  умерла  от  отравления  мышьяком,  я
внезапно вспомнила, что бутылка с ядом у меня, и подумала, что  все  это
может быть не правильно истолковано.  Тем  более  что  на  бутылке  было
написано, что мышьяк изготовлен в Гонолулу и... ну, а я уже  знала,  что
полиция подозревает кого-то  из  близких  родственников,  и  была  почти
уверена, что они придут и начнут обыскивать мой багаж, поэтому я подошла
к окну моей спальни на втором этаже и выбросила эту бутылку в кустарник.
Кто-то, должно быть, заметил меня, иначе я не могу  представить,  почему
они обыскивали дом и постройки. Вот и вся история. Мейсон сосредоточенно
молчал.
   - Что, мои дела действительно так плохи? - последовал робкий вопрос.
   -  Они  настолько  плохи,  что  если  не   произойдет   какого-нибудь
юридического чуда, то у вас есть все шансы заработать в самое  ближайшее
время смертный приговор за убийство первой степени.
   - Когда окружной  прокурор  вытащил  на  свет  Божий  эту  бутылку  с
мышьяком, я подумала то же самое.
   Мейсон поднялся и принялся мерить шагами комнату.
   - Что же нам делать? - взмолилась она. - Или,  другими  словами,  что
нам остается делать, что мы сможем предпринять?
   - Я, - сказал Мейсон, - вероятно, смогу  получить  отсрочку  на  пару
дней, ссылаясь на то, что вы перенесли сильнейший эмоциональный  стресс.
Но если так поступить, исчезнет какая бы то ни было,  пусть  даже  самая
последняя, слабомерцающая надежда. Однако, если вы сможете  вернуться  в
свидетельскую ложу, расскажете правду и подадите  ее  так,  что  убедите
хотя бы одного из присяжных, мы помешаем жюри вынести смертный приговор.
Единственная наша  надежда  сейчас  -  ускорить  процесс  с  тем,  чтобы
общественное мнение окончательно не  стало  враждебным.  Сможете  ли  вы
вернуться в зал и пройти через все эти испытания?
   - Теперь  смогу,  кажется,  пройти  через  все.  Дрожу,  правда,  как
осиновый лист, но другого выхода, чувствую, нет.
   - Знаете, - заметил Мейсон, - вам следовало  бы  рассказать  мне  это
раньше.
   - Если бы я рассказала, вы отказались бы защищать мое дело. Я уже  не
маленькая  девочка,  мистер  Мейсон.  Я   рискнула   и   проиграла.   Не
растравляйте рану. Меня казнят, не вас.
   - Вернемся в зал суда, - коротко предложил Мейсон.
   - Вы объясните членам жюри мою истерику?
   - Конечно.
   - Когда?
   - Когда, - сказал Мейсон, - смогу придумать  объяснение,  которое  не
превратит в еще больший ад ваше дело.
   В ее глазах внезапно загорелась надежда.
   - А нельзя ли, как вы думаете, начать сразу, сейчас,  пока  неудачный
резонанс от моей истерики еще не так силен?
   - Нет, - ответил Мейсон, - мы не  будем  ничего  объяснять,  пока  не
привлечем на свою сторону, по крайней мере, хотя бы одного  члена  жюри.
Пойдемте и постарайтесь не отводить взгляд - мы должны прямо смотреть им
в лицо.
   Повернувшись, он вернулся  в  зал  суда,  который  теперь  пристально
уставился на него с угрюмой  враждебностью.  Судья  Ховисон  занял  свое
место и призвал публику к порядку.  Гамильтон  Бюргер  с  преувеличенной
заботой осведомился у Мейсона:
   - Ваша клиентка в состоянии продолжать процесс?
   - Вполне, - Мейсон резко перебил его.
   - Превосходно, - сказал  Бюргер.  -  Но  я  могу  понять  потрясение,
которое она испытала. Обвинение желает оставаться справедливым, но в  то
же  время  оно  хотело  бы  быть  и  гуманным.  Если  эта  побледневшая,
выведенная из душевного  равновесия,  дрожащая  подзащитная  плохо  себя
чувствует, как это кажется, мы...
   - Нет, она хорошо себя чувствует, -  прервал  Мейсон.  -  Продолжайте
процесс и поберегите ваши симпатии для ваших "звездных" свидетелей.
   - Я могу понять и  поэтому  извинить  вашу  вспыльчивость,  -  Бюргер
деланно улыбнулся. - Мистер Бейн, не  пройдете  ли  вы  в  свидетельскую
ложу? Теперь, мистер Бейн, я хотел бы спросить вас,  узнаете  ли  вы  ту
бутылку, если снова ее вам покажут?
   - Да, сэр. Моими инициалами помечена наклейка, на ней же  и  инициалы
тех полицейских, что принимали участие в изъятии.
   - Это та самая бутылка? - Гамильтон  Бюргер  вручил  ему  коробку  со
стеклянной крышкой, в ней был небольшой пузырек.
   - Да.
   - Ваша честь, мы обращаемся с просьбой зарегистрировать ее как улику,
- сказал Гамильтон Бюргер.
   - Протест, -  заявил  Мейсон,  -  это  заявление  некомпетентное,  не
имеющее отношения к делу, несущественное. Никакой связи  не  установлено
между пузырьком и подзащитной. Кроме того, суд должен обратить  внимание
на  то,  что  этот  пузырек  содержит  белый  порошок.   Можно   считать
доказанным, что если Элизабет Бейн и была отравлена, то тремя таблетками
пятигранной формы, что...
   - Минуточку, - вмешался Гамильтон Бюргер. - Если суду  будет  угодно,
мы  можем  связать  данную  улику  с  подзащитной,  вызвав  двух  других
свидетелей. Предвидя протест мистера  Мейсона,  я  попросил  бы  мистера
Бейна сейчас отойти в сторонку и дать  возможность  пройти  двум  другим
свидетелям, которые смогут устранить вопросы, поднятые в протесте.
   - В таком случае, - распорядился судья Ховисон,  -  я  предложил  бы,
чтобы вы просто заявили о вызове для установления личности свидетеля,  и
потом, закончив с ним, вы смогли бы вызвать других.
   Предложение не  вписывалось  в  стратегию  Бюргера,  и  на  его  лице
появилась недовольная гримаса.
   - Ваша честь, - обратился он к судье, - один из свидетелей  находится
в Гонолулу. Крайне важно, чтобы он появился здесь  для  дачи  показаний.
Мне необходимо время, чтобы вызвать его сюда.
   - О чем он собирается давать показания? - спросил адвокат.
   Гамильтон Бюргер с удовольствием повернулся к Мейсону.
   - Этот свидетель, - сказал он,  -  служащий  аптеки  в  Гонолулу.  Он
установит соответствие личности  подзащитной  с  той  женщиной,  которая
зашла в его аптеку и попросила продать  мышьяк,  чтобы  отравить  кошку,
которая якобы создавала  невообразимый  шум  в  округе,  терроризировала
соседей, душила цыплят и пугала детей. Он представит журнал записи ядов,
где имеется подпись подзащитной и дата продажи мышьяка.
   - Зачем же, - небрежно заметил Мейсон, -  нет  никакой  необходимости
тащить сюда свидетеля из Гонолулу. Мы решим этот вопрос путем соглашения
адвокатов двух сторон в процессе.
   - Вы что - готовы на соглашение?
   - Ну разумеется, - тем же небрежным тоном заявил Мейсон. - О чем  тут
спорить. Конечно же мы пойдем на соглашение!
   - О, я понимаю, - не в силах понять  тактику  своего  противника  зло
бросил Бюргер. - Принимая во внимание истерику подзащитной...
   - Достаточно, господин окружной  прокурор,  -  резко  возразил  судья
Ховисон. - Ограничьтесь  в  ваших  замечаниях  процессуальными  рамками.
Ввиду согласия адвоката защиты  декларация  доказательства,  только  что
заявленная окружным прокурором, считается частью улик в этом деле.
   - И, - Гамильтон Бюргер продолжил, явно застигнутый врасплох, -  этот
свидетель установит  идентичность  переданного  подзащитной  пузырька  и
наклейки на  нем,  представит  образцы  печатной  продукции  на  пишущей
машинке аптеки, и мы надеемся, что  эксперт-графолог  докажет,  что  эта
наклейка...
   - Никаких проблем, - подтвердил Мейсон. - Мы признаем  и  наклейку  с
надписью.
   - В соответствии с  соглашением  все  это  тоже  рассматривается  как
улика, - распорядился судья Ховисон. - Ввиду  согласия  мистера  Мейсона
это, насколько я понимаю, снимает протест защиты о том, что  пузырек  не
был связан с подзащитной?
   -  Совершенно  правильно,  ваша  честь,  -  сказал  Мейсон,   вежливо
улыбаясь. - Просто я  хотел  удостовериться,  что  доказательство  имело
место. Это - единственная цель моего протеста. Далее я хотел бы спросить
окружного прокурора сейчас, нет  какого-либо  другого  доказательства  о
связи этого пузырька с подзащитной? Если оно имеется, давайте представим
его сейчас, а потом мы согласимся, что пузырек  может  быть  зачтен  как
улика.
   - Есть и другая улика, - сказал Гамильтон Бюргер.
   - Представьте ее.
   - Я предпочел бы представить ее позднее.
   - Тогда, - повысил голос Мейсон, - я возобновляю  протест  по  факту,
что улика с  пузырьком  -  не  правомочная,  не  относящаяся  к  делу  и
несущественная. Нет доказательства, связывающего этот конкретный пузырек
с подзащитной.
   - Ладно, хорошо, - вздохнул Гамильтон Бюргер, - на оберточной  бумаге
имеются  отпечатки  пальцев  подзащитной  со   следами   флюоресцентного
порошка,   идентичного   тому,   каким   была   опылена    шкатулка    с
драгоценностями. При ультрафиолетовом свете видно излучение, а отпечатки
идентичны отпечаткам пальцев подзащитной.
   - Вы в этом уверены? - задал вопрос Мейсон.
   - Я в этом уверен, и  в  суде  находится  эксперт  по  дактилоскопии,
который подтвердит это под присягой.
   - Тогда я пойду на соглашение, - весело заявил Мейсон.
   - Давайте-ка не будем спешить, - нахмурился  судья  Ховисон.  -  Мне,
откровенно говоря, не очень нравится,  что  защита  так  легко  идет  на
соглашение с обвинением в таком  серьезном  деле,  тем  более  по  такой
важной улике. Господин окружной прокурор, я все-таки порошу вас  вызвать
указанного свидетеля.
   - Прекрасно, - охотно согласился Бюргер. - Если суд позволит  мистеру
Бейну покинуть свидетельскую ложу, я вызову сержанта Голкомба.
   Отошедшего в сторону Натана Бейна сменил  сержант  Голкомб,  который,
проходя в свидетельскую ложу для дачи показаний, не  смог  сдержаться  и
бросил на Перри Мейсона злорадный, полный торжества взгляд.
   - Я показываю вам пузырек и прошу ответить, видели ли вы его раньше?
   - Да, сэр. - Где?
   - Он был найден семнадцатого сентября на  земельном  участке  мистера
Бейна, у забора, в саду.
   - Теперь я показываю вам эту бумагу и прошу  вас  ответить,  что  это
такое?
   - Ей был обернут пузырек, это оберточная бумага.
   - Вы обследовали бумагу?
   - Да, сэр.
   - Что вы на ней нашли?
   - Отпечаток среднего пальца правой руки подзащитной. Этот  отпечаток,
между прочим, имеет слабые следы  флюоресценции.  Другими  словами,  при
ультрафиолетовом свете проявляются те  же  самые  безошибочные  признаки
порошка, который был на шкатулке с драгоценностями  в  гостиной  мистера
Бейна.
   - Прист