ень жаль, мисс  Китс.  Они  просто  прошли  мимо  меня.  Я
пробовал их остановить, но они не обратили на меня никакого внимания. Не
успел я выйти из-за стола, как  они  уже  были  в  лифте...  Это  лифтер
виноват. Он не должен был поднимать их, пока я не подал ему знака. Но вы
же знаете этих мальчиков, они такие небрежные. Я позабочусь,  чтобы  его
как следует наказали... Да, оба... Да нет, я  сказал  не  джентльмен,  а
джентльмены. К сожалению, вы не правильно меня  поняли.  А  охранник  не
отвечал по телефону. Я рад, что  они  ушли.  Полицию  вызывать?..  Очень
хорошо. Мне очень, очень жаль. Я не знал, конечно, в какую квартиру  они
идут. Но когда они остановились на третьем  этаже,  я  стал  обзванивать
жильцов... Да, я видел, как вы входили за несколько  минут  до  этого...
Большое спасибо, мисс Китс. Вы очень добры.  Мне  очень  жаль,  что  так
получилось, но прошу вас понять, что это не моя вина... Да, конечно. Еще
раз спасибо.
   Портье с облегчением вздохнул, повесил трубку и, обернувшись,  увидел
ожидающих за стойкой Мейсона и Дрейка.
   - А, это вы, - со злостью сказал он.
   - Да, попал я с вами в переплет!
   Мейсон заметил:
   - Не думаю, что она действительно так оскорблена  в  своих  чувствах,
как старается это показать. А вот вам остальные ценные  бумаги,  которые
мы распределяем.
   Портье взял банкнот с сердитым видом, не поблагодарив.
   Мейсон  достал  еще  двадцатидолларовый  билет  и  стал  крутить  его
пальцами.
   Портье, сначала  такой  хмурый,  вдруг  заинтересовался,  завороженно
наблюдая за банкнотом в руке Мейсона.
   - Вы неплохо выкрутились, так ведь? - спросил адвокат.
   - Да, я еле спае свою шею, если вы это имеете в виду.
   - Я не это имел в виду, ну да ладно.
   - Доставили вы мне хлопот. А если бы она спустилась и увидела, как мы
разговариваем...
   - А вы можете начать ругать нас за нарушение порядка в этом  доме,  и
это подтвердит то, что вы ей рассказали.
   Портье задумался. Мейсон молчал.
   - Ладно, что вы теперь хотите?
   - Мы надеемся, что сможем распределить еще немного ценных бумаг.
   - Ради Бога, кончайте эту комедию да переходите к  делу.  Не  хочу  я
здесь стоять и разговаривать с вами. Вдруг кто-нибудь войдет... Так  что
вам надо?
   - Вы по вечерам дежурите?
   - Да. Я прихожу в два часа дня и дежурю до полуночи.
   - А в прошлое воскресенье дежурили?
   - Да.
   - Мисс Китс  -  очень  эффектная  женщина,  очень  красивая.  Сильная
личность, прямо огонь.
   - Ну и что?
   - Такой мужчина, как вы, конечно, заметил бы такую женщину.
   - Да к чему вы клоните? Мейсон все вертел банкнот в руках.
   - Так что же? - спросил портье.
   - Я уверен, вы можете припомнить, была ли она здесь в воскресенье, во
второй половине дня, и во сколько вышла.
   - И тогда я получу двадцать долларов?
   - Да еще все телефонные звонки, если она звонила.
   - Я не тот человек, который дает информацию за взятки.
   - Конечно нет,. - мягко  проговорил  Мейсон,  не  переставая  вертеть
банкнот.
   Наступило длительное молчание.  Мейсон,  не  глядя  даже  на  портье,
сосредоточил все свое внимание на банкноте, все вертел и вертел его,  но
так, чтобы хорошо была видна цифра на нем.
   - Ну так что? - спросил он наконец.
   - Ладно, - сказал портье нетерпеливо. - Не знаю, зачем  вам  это,  но
вам придется меня прикрыть.
   - Да, конечно.
   - Как вы правильно заметили, мисс Китс - очень эффектная женщина.  Я,
конечно... Ну, я не тот человек, который доглядывает, как вы  понимаете,
но некоторые вещи  я  в  силу  своей  работы  замечаю.  Нужно  развивать
наблюдательность и память.
   - Безусловно, - проговорил Мейсон, бросив взгляд на Дрейка.
   - В воскресенье, во второй половине дня, мисс Китс была чем-то  очень
расстроена. Она выходила и вновь входила  по  меньшей  мере  раз  шесть,
затем осталась в  своей  квартире,  видимо  ожидая  телефонного  звонка.
Позвонили как раз перед половиной десятого вечера, через  четверть  часа
она  позвонила  в  гараж,  чтобы  подготовили  ее  машину.  Она   быстро
спустилась, в руках - только маленький дамский  чемоданчик,  вскочила  в
автомобиль и была такова.
   - А вы не знаете, куда она отправилась?
   - Нет, конечно.
   - Однако, - заметил Мейсон, все еще покручивая двадцать  долларов,  -
вам известно, откуда звонили, близко или издалека, и кто звонил.
   - Я не подслушиваю телефонные разговоры. Это противоречит  закону,  и
меня можно было бы арестовать, выдай я какую-либо информацию об этом.
   - Конечно, и вам этого не хотелось бы, не так ли?
   - Именно так.
   - Тогда, - заявил Мейсон, - лучше бы вам рассказать нам про звонок. Я
думаю, что на будущее это будет для вас лучшей защитой.
   - Ей звонили из Медвежьей долины, - сообщил портье в отчаянии.
   - Мужчина или женщина?
   - Женщина.
   - И что она сказала?
   - Я же говорю вам, что не подслушиваю. Мейсон ухмыльнулся.
   - А как же вы узнали, что звонила женщина?  Портье  полуотвернулся  в
сторону, затем вновь обернулся к нему.
   - Ладно. Это  был  самый  короткий  телефонный  разговор,  какой  мне
доводилось слышать. Позвонили  по  междугородной,  спросили  мисс  Китс,
сообщили, что звонят из Медвежьей долины. Я подключил номер мисс Китс  и
лишь подождал, чтобы  убедиться,  что  она  на  проводе.  Я  никогда  не
подслушиваю разговоров, но я слушаю до тех пор, пока не смогу убедиться,
что соединение произошло, слышимость хорошая, а потом я сразу же...
   - Да, понимаю. Но на этот раз произошло иначе.
   -  Да  нет.  Я  просто  слушал,  чтобы  проверить  контакт,  и  вдруг
неожиданно услышал весь разговор.
   - Что же за разговор?
   - Это было всего одно слово. Телефонист вызвал  мисс  Китс,  сообщив,
что звонят из  Медвежьей  долины.  Я  знаю,  что  звонили  с  телефонной
станции, потому что, когда мисс Китс  подошла,  телефонист,  убедившись,
что это она, проговорил: "Минуту, пожалуйста", - и  я  услышал,  как  на
другом конце  провода  телефонистка  сообщила:  "С  вас  один  доллар  и
пятнадцать центов за три минуты".
   - Что случилось потом?
   - Потом я услышал звон опускаемых  в  аппарат  монет,  и  на  станции
сообщили: "Все в порядке. Говорите". Я прошу вас понять, что я продолжал
слушать, лишь чтобы убедиться, что связь есть, а затем я положил бы свою
трубку.
   Мейсон кивнул.
   Портье продолжал:
   - Это был глупейший телефонный разговор, какой я  когда-либо  слышал.
Никто не спрашивал: "Это мисс Китс?", либо: "Хэлло, Мэрион!", или что-то
в этом духе. Женский голос на другом конце провода просто произнес "да",
а потом трубку повесили.
   - Только одно это слово?
   - Только одно слово.
   - А что случилось на этом конце провода?
   Только услышав это, мисс  Китс  положила  трубку.  Я  был  совершенно
поражен. Я не  мог  подумать,  что  это  все,  но  мне  лишь  оставалось
освободить линию, поскольку мисс  Китс  нетерпеливо  дергала  телефонный
рычаг. Я вновь подключился, и она попросила:  "Пожалуйста,  позвоните  в
гараж, пусть сейчас же выведут мой автомобиль".
   Мейсон передал двадцать долларов, за которые портье так и ухватился.
   - Вы ничего не забыли? - поинтересовался Мейсон.
   - Нет, не забыл, - со злобой произнес портье. - Чем больше я об  этом
думаю, тем больше убеждаюсь, что это вы должны меня благодарить.

Глава 13

   Перри Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит расположились в обширном номере
из нескольких комнат отеля "Бэр Валлеу Инн." в Медвежьей долине, который
служил им временным офисом со столами, портативными пишущими  машинками,
диктофонами и стенографами и помощницей для Деллы Стрит.
   Поскольку были известны банковские связи Декстера  Кашинга,  а  также
то, что  знаменитому  Перри  Мейсону  придется  столкнуться  с  местными
окружными судебными  властями,  все  общество  в  округе  было  охвачено
лихорадочным интересом к предстоящему суду.
   Мейсон, с хмурым лицом, меряя шагами приемную комнату, снова и  снова
старался сконцентрироваться на проблемах.
   - Нужно три часа и сорок минут быстрой езды, чтобы доехать сюда, Пол.
И мы показали это время, мчась на всех парусах.
   Дрейк кивнул.
   - Таким образом, если Мэрион Китс покинула свою квартиру где-то после
девяти сорока пяти вечера, она должна была  быть  здесь  около  половины
второго ночи. Баррис  проснулся  около  двух  часов  ночи,  -  продолжал
Мейсон. - Сейчас установлено, что смертельный выстрел был произведен  из
револьвера, найденного возле  машины  Карлотты  и  принадлежащего  Харви
Делано, молодому адвокату, весьма близкому с Карлоттой.
   - Однако Делано на этот счет чист, -  заметил  Дрейк.  -  Есть  много
свидетелей в  его  пользу.  К  примеру,  владелец  местного  спортивного
магазина. Делано обучал Карлотту стрельбе  и  говорил  ей,  что  оставит
револьвер, чтобы она могла попрактиковаться. Он  купил  все  необходимое
для чистки  оружия  и  передал  Карлотте  с  инструкциями,  как  держать
револьвер  в  порядке.   Спортивный   магазин   это   вроде   как   клуб
стрелков-любителей, новичков, так что половина  города  могла  бы,  если
нужно, показать, что им было об этом известно.
   Мейсон задумчиво кивнул.
   - Так что все это связывает  револьвер  с  Карлоттой  и  ее  матерью.
Карлотта говорит, что хранила его в бардачке, в салоне  автомобиля,  но,
несомненно, это еще одно, что  она  могла  бы  использовать  для  защиты
матери.
   На какое-то время установилось молчание, затем Дрейк спросил:
   - А собирается ли Делано выпускать Карлотту  для  дачи  свидетельских
показаний? Она сделала шерифу  заявление,  которое  могло  помочь  снять
подозрения с матери, но что будет,  когда  она  окажется  на  месте  для
свидетелей?
   - Делано не осмелится выпускать ее как свидетеля, - сказал Мейсон.  -
Они ее пригвоздят  в  таком  случае.  Она  начнет  говорить  не  правду.
Карлотта знает, что  это  ложь,  и  полиции  это  известно.  Она  начнет
всячески выкручиваться в качестве свидетеля и этим запутает сама себя.
   - Да, - заметил Дрейк, - те следы от машины показывают,  что  она  не
возвращалась домой ранее полуночи. Эти следы были оставлены  лишь  после
выпадения толстого слоя инея на почве.
   - Следы от маленьких туфель на высоких каблуках, - размышлял  Мейсон,
- ведут от автомобиля Карлотты к ее дому, поворачивают к воротам,  затем
поднимаются на крыльцо, оставляя за собой улику о виновности.
   - Давай посмотрим на это все таким образом,  -  неожиданно  предложил
Дрейк, - потому что именно так будет смотреть на  дело  окружной  судья.
Карлотта не пришла домой в одиннадцать часов, как  она  утверждала.  Она
была дома около двух  ночи.  Ее  мать  не  спала,  ожидая  ее.  Карлотта
рассказала такое, что кровь закипела у матери в  жилах.  Она  немедленно
решает пойти и разобраться с Артуром Кашингом. Пришла, Артур ее высмеял,
чем очень разгневал. Ей было известно, что Карлотта  бросила  на  дороге
свой автомобиль и что в бардачке там лежал револьвер.  Она  бросилась  к
машине,  достала  револьвер,  вернулась,  застрелила  Кашинга  и   пошла
домой... Вот так, Перри. По этой  версии  окружной  судья  и  собирается
работать.
   - Все это прекрасно. Но после выстрела в Кашинга, что она  сделала  с
револьвером?
   - Она попробовала забросить его так, чтобы никто  не  нашел.  Сначала
она собиралась положить его в бардачок и...
   Дрейк зашел в тупик в своих рассуждениях.
   - Постой, постой, - сказал он с сомнением. - Она не могла вернуться к
машине,  не  оставив  новых  следов.  Это...  Слушай,  Перри,  все   это
невозможно, если только не Карлотта убила его... Вот что,  должно  быть,
случилось.  Миссис  Эдриан  проснулась,  заглянула  в  гараж,  дома   ли
Карлотта. Гараж был пуст. Тогда она  одевается  и  направляется  к  дому
Кашинга, обнаруживает его мертвым. Стремясь выяснить,  что  стряслось  с
дочерью, она направляется домой по  пути,  которым  должна  была  пройти
дочь, и подходит к брошенному на дороге автомобилю.
   - То есть, - сказал Мейсон, - вместо того чтобы идти домой  напрямую,
она вновь  проделывает  путь  к  коттеджу  Кашинга  и  возвращается  той
дорогой?
   - Так она, видно, и поступила. Что-то  она  искала.  Может  быть,  ту
пудреницу.
   - Такая версия тебя устраивает? - спросил Мейсон.
   - Да, черт побери! Думаю, что правда кроется здесь. Думаю, так все  и
случилось.  Только  так  ты  можешь  объяснить  местонахождение   орудия
убийства и эту странную комбинацию следов.
   - Прекрасно, - заключил Мейсон, - если такая версия устраивает  тебя,
она, вероятно, удовлетворит и суд присяжных.
   - Да ты понимаешь, что делаешь? спросил Дрейк. -  Ты  все  валишь  на
Карлотту.
   - Моя клиентка не Карлотта, а миссис Эдриан. Дрейк взглянул  на  него
задумчиво.
   - Ты что-то затеваешь, Перри?
   - Есть еще объяснение, которое не пришло тебе в голову, Пол.
   - Какое же?
   - Что револьвера не было в автомобиле, а Карлотта сказала, что он там
был, чтобы помочь матери.
   Дрейк нахмурился.
   - Тогда... Тогда миссис Эдриан должна была иметь револьвер при  себе,
когда она пошла к дому Кашинга?
   Мейсон кивнул.
   - Господи Боже мой! - воскликнул Дрейк. - Это было преднамеренно. Она
намеревалась убить, уже когда  туда  направлялась.  Потом  она,  видимо,
пошла к автомобилю Карлотты с единственной целью выбросить  револьвер  в
кусты; затем - в коттедж Кашинга и к себе домой. Черт побери, Перри, это
все объясняет: револьвер, следы, убийство, все-все!
   - Это то, - сказал Мейсон, - что будет думать окружной судья.
   - А ты что, нет?
   - Нам нужны две вещи, Пол. Первое - женщина, которая кричала.  Второе
- человек в обуви  на  высоких  каблуках,  оставивший  следы  от  машины
Карлотты к дому Кашинга и обратно, - или же от дома Кашинга к автомобилю
Карлотты и обратно.

Глава 14

   На предварительное слушание высыпало все общество Медвежьей долины.
   Судья Рэймонд Норвуд, небезучастный к присутствию  прессы,  стремился
сохранить вид судейского достоинства в соответствии с важностью момента.
   Декстер К. Кашинг избрал в качестве специального обвинителя со  своей
стороны К. Крестона Ивса, и если окружной судья Дарвин Хейл и чувствовал
неудовольствие   от    необходимости    делить    почет    с    каким-то
высокооплачиваемым законником из  города,  то,  учитывая  мощь  Декстера
Кашинга, внешне этого неудовольствия не проявлял.
   Вскоре стало ясно, что К. Крестон Иве, несмотря на репутацию, которую
он сам себе создал, был в первую очередь не  специалистом  по  судам,  а
экспертом по налоговым вопросам, консультантом крупных компаний.  Однако
его положение, богатство и профессиональный уровень обеспечивали Дарвину
Хейлу определенную моральную поддержку.
   Главная цель  привлечения  специального  обвинителя  была  достигнута
самим фактом того, что он был нанят. Одним  этим  шагом  Декстер  Кашинг
ясно показал всем, что считает виновной Белл Эдриан и  бросит  все  свое
влияние и богатство на то, чтобы она была осуждена.
   Дарвин Хейл, уже добившись в своем округе определенного политического
триумфа, предназначался для нанесения завершающего удара. Он  был  полон
решимости  выиграть  дело,  в  котором  с  противной  стороны   выступал
знаменитый Перри Мейсон.
   Хейл  приступил  к  обвинению  с   обычной   для   него   агрессивной
напористостью, давая в то же  время  понять,  что  для  него  будет  уже
достаточно, если подсудимая склонит голову перед судом. Мейсон,  который
по  своему  обыкновению  превращал  предварительное  слушание  в  гвоздь
программы всего процесса, должен был потерпеть сокрушительное поражение,
если,  конечно,  в  последней  отчаянной  попытке   не   выставит   свою
подзащитную для дачи свидетельских показаний. Это доставило бы обвинению
такое огромное удовлетворение, что Хейл готов  был  на  любую  приманку,
чтобы добиться такого шага. Заставить Белл Эдриан делать  заявление  под
присягой значило бы дать обвинению  огромное  преимущество,  когда  дело
будет представлено суду присяжных.
   Доктор Александр Л. Джеффри, вызванный в качестве первого  свидетеля,
показал, что знал Артура Б. Кашинга при  жизни,  так  как  оказывал  ему
медицинскую помощь в связи с переломом лодыжки  при  катании  на  лыжах.
Третьего числа текущего месяца он получил вызов в  дом  Артура  Кашинга,
это было около половины пятого утра. Он нашел Артура Кашинга  мертвым  в
результате сквозного пулевого ранения в  области  груди.  Время  смерти,
насколько он мог судить во время обнаружения тела и позже при  вскрытии,
приходилось примерно на период между двумя и тремя часами той ночи.
   Он заявил также, что при вскрытии извлек из тела покойного пулю 38-го
калибра. Эта пуля, вызвавшая мгновенную смерть, была передана  затем  на
баллистическую экспертизу после надлежащего изучения.
   - Перекрестный допрос, - бросил Дарвин Хейл в сторону Мейсона.
   - Когда была сломана лодыжка, доктор? - поинтересовался Мейсон.
   - Приблизительно за две недели до смерти покойного.
   - Как она срасталась? - Хорошо.
   - Нога была в гипсе?
   - Да, сэр, нижняя часть ноги.
   - Покойный мог ходить?
   - Да, с костылями.
   - А без них?
   - Нет.
   - Мог он передвигаться, пользуясь креслом на колесах?
   - О да, конечно.
   - Но не мог еще опираться на ногу?
   - Да, это так.
   - А что касается времени  смерти,  доктор,  мог  ли  Кашинг  умереть,
скажем, до половины второго ночи?
   Доктор, покачав головой, заявил:
   - Я исхожу из того, что пища была поглощена приблизительно в девять -
четверть  десятого  вечера.  Мое  предположение  основано  на  показании
прислуги, которая  готовила  и  подавала  ужин.  Процессы  переваривания
достаточно определенны, мистер Мейсон. Пища в желудке свидетельствует  о
наступлении смерти приблизительно пятью часами позже ее поглощения.
   - То есть вам ничего неизвестно о времени смерти, кроме того, что  вы
основываетесь на упомянутом заявлении?
   - Нет, сэр, это неверно. Я думаю, что Кашинг, когда я его  обнаружил,
был мертв два-три часа.
   - Но когда я спрашивал в первый  раз,  доктор,  то  вы  строили  свое
заключение на том, сколько времени прошло после поглощения пищи.
   - Видите ли, - переминался с ноги на ногу доктор, - температура тела,
как один из факторов, определяющих время смерти... В общем, я бы сказал,
что смерть  наступила  приблизительно  за  два  часа  до  моего  первого
исследования.
   Мейсон тщательно обдумал это сообщение, не спеша кивнул и сказал:
   - У меня все, доктор.
   Доктор собрался покинуть свидетельское место.
   - Минутку, - вмешался с улыбкой Хейл. - Мистер Мейсон имеет репутацию
своего рода гения перекрестного допроса,  доктор,  поэтому  я  хотел  бы
вернуться к его  намеку  и  задать  один-два  вопроса  в  плане  прямого
допроса.
   Хейл резко кивнул в сторону Мейсона, как бы показывая, что  репутация
Мейсона не  очень-то  на  него  действует.  Затем  обвел  взглядом  ряды
зрителей в зале суда, большинство из которых смотрели на  него  с  явным
дружелюбием.
   Дарвин Хейл не только лично  знал  многих  из  них.  Будучи  жителями
Медвежьей долины, они  горели  нетерпением  посмотреть,  как  их  земляк
одержит верх.
   Взгляд Хейла на аудиторию как бы говорил: "Глядите, ребята,  как  все
хорошо сейчас пойдет".
   - Доктор, как  отметил  мистер  Мейсон,  ваше  заключение  о  времени
смерти, основанное на моменте поглощения пищи, вытекает из  того  факта,
что кто-то сообщил вам время ужина.
   - Да, сэр.
   - Однако ваше следующее заявление, приведенное мистером  Мейсоном  на
перекрестном допросе, о том, что состояние самого  тела  указывает,  что
смерть произошла примерно за два часа до вашего обследования, не зависит
от чего-либо сказанного вам другими. Не так ли?
   - В общем... нет.
   - Думаю, что у меня все, - сказал Хейл, улыбаясь Мейсону. -  Я  хотел
лишь быть уверенным, что свидетеля правильно поняли.
   - Да-да, все в порядке, - любезно ответил  Мейсон.  -  Думаю,  я  все
понял. На этом ваш прямой допрос за