язанные  с  поручениями
вашей покойной сестры, заставили вас спешно вылететь в Гонолулу, что  вы
будете поддерживать контакт с ним и что он может  рассчитывать  на  ваше
сотрудничество, но дела покойной Элизабет Бейн настолько  серьезны,  что
ваш адвокат посоветовал вам сразу же лично вылететь в Гонолулу.
   - Но какие дела?
   - У вашей сестры есть недвижимость в Гонолулу, не так ли?
   - Да. Масса. Мы живем в одном из ее коттеджей. У  нее  их  там  целая
сеть.
   - Вам вовсе не обязательно рассказывать всем, какие у вас дела.
   - Но, Боже мой, что я буду делать, когда доберусь туда?
   - Туда вы не доберетесь.
   - Что вы имеете в виду?
   - Я имею в виду то, что вас вызовут назад.
   - Тогда зачем лететь?
   - Потому, - что это самый элегантный способ убрать вас в тихое место.
Вы не убегаете, поскольку от своего имени посылаете окружному  прокурору
телеграмму. Вы избираете удобный для вас вид транспортного передвижения,
под своей собственной фамилией, и я,  как  ваш  адвокат,  беру  на  себя
ответственность, разрешая ваш выезд в Гонолулу.
   - Какая-то дикая чушь. Неужели я должна все это исполнять?  -  пожала
плечами Виктория Брэкстон.
   - Это, - терпеливо разъяснил Мейсон, - не чушь и не  моя  прихоть,  а
единственно  благоразумный  выход  из  создавшейся  ситуации.  Далее,  я
предупреждаю вас  не  обсуждайте  это  дело  ни  с  кем.  Ни  при  каких
обстоятельствах не обсуждайте это с полицией  или  окружным  прокурором,
если меня нет рядом. Понимаете?
   - Я все еще не вижу...
   - Будете выполнять мои инструкции?
   - Да.
   - Все, как я сказал?
   - Да.
   - О'кей. - Он обернулся к секретарше:
   - Делла, отвези мисс Брэкстон в аэропорт.
 
Глава 16 
 
   Сразу после обеда Пол Дрейк  заглянул  к  Перри  Мейсону.  Тот  и  не
старался скрыть своего беспокойства.
   - Пол, как там дела в Новом Орлеане? Бейн признался?
   - Перри, полиция на этот раз нема как рыба  -  ни  капли  информации.
Хотя нет, одно сообщение они все же сделали.
   - Какое?
   - У них есть ордер на твой арест.
   - По поводу чего?
   - По обвинению в бродяжничестве.
   - Что-нибудь еще?
   - В смысле этого обвинения?
   - Да.
   - Нет. Разве этого недостаточно?
   - Они не могут добиться моей выдачи по обвинению в  бродяжничестве  и
прекрасно знают об этом. Это месть за то, что я их обвел вокруг пальца.
   - Они что, с ума сошли?
   - Пусть они сходят с ума. Но ты ведь пришел сюда  не  только  с  этой
новостью?
   - Лейтенант Трэгг что-то накопал.
   - Что именно?
   - Что-то сенсационное.
   - Улика, что Натан Бейн убил свою жену?
   - Не думаю, - ответил Дрейк со значением. - Эта  улика,  как  говорят
мои источники, свидетельствует как раз об обратном - он не  причастен  к
убийству Элизабет Бейн.
   - Хотел бы я увидеть эту улику.
   - Перри, могу только сообщить одну деталь, - продолжил Дрейк. - У них
есть в этом деле действительно какая-то сногсшибательная улика,  которую
они так старательно держат в секрете, что никто не знает, что это такое.
   - Что за улика?
   - Я не смог узнать.
   - Связана ли она с кем-нибудь из близких родственников  покойной  или
лиц, вхожих к  ней  в  дом?  А  может  быть,  они  установили,  что  это
самоубийство?
   - Все, что мне известно, это - сверхсекретная улика.
   - А шанса нет узнать о ней немножко больше?
   - Большое жюри как раз сегодня  заседает,  -  уточнил  Дрейк.  -  Они
рассматривают, в частности, и это дело. У меня есть один  человек,  а  у
него есть выход  на  Большое  жюри.  Возможно,  он  раскопает  для  тебя
что-нибудь побольше. Мне также известно, что бюро окружного прокурора  в
ярости, поскольку Виктория Брэкстон не является для допроса по некоторым
обстоятельствам этого дела.
   - Она в поездке, - подчеркнуто бесстрастным тоном уточнил Мейсон. - У
нее деловые интересы в Гонолулу, и поэтому она была вынуждена выехать на
Гавайи.
   - Это ты так считаешь, - с нескрываемой иронией отреагировал Дрейк.
   - Она, - разъяснил Мейсон, - во всем, что касается  ее  имущественных
прав, действует по совету своего адвоката, каковым я как раз и являюсь.
   - Ну тогда все превосходно. Только окружной прокурор почему-то так не
считает.
   - Ему придется переменить свое мнение. Что-нибудь еще, Пол?
   - Наша полиция консультировалась по телефону с лейтенантом Трэггом  в
Новом Орлеане. Этим утром они что-то нашли, что считают крайне важным...
   Его прервал резкий  телефонный  звонок.  Делла  Стрит  взяла  трубку,
послушала и протянула ее Дрейку:
   - Пол, это тебя.
   - Хэлло, - сказал Дрейк, взяв трубку. - Да... О'кей, дай  его  мне...
Кто еще знает об этом?.. О'кей,  спасибо.  Будь  здоров.  -  Он  повесил
трубку, обернулся к Мейсону и произнес:
   - Вот тебе и ответ. Большое жюри только что вынесло Виктории Брэкстон
обвинение в убийстве первой степени  {убийство  преднамеренное  или  при
отягчающих вину обстоятельствах, за которое  предусматривается  смертная
казнь.}.
   - Пол, все-таки что это за улика? - вздохнул Мейсон.
   - Никто не знает. Она - секрет.
   - Но если они представили ее Большому жюри, то какой же  это  секрет?
Ведь об этом тут же все узнают!
   - Вовсе не  обязательно,  Перри.  Официально  они  могли  представить
Большому жюри лишь часть улик,  а  неофициально  окружной  прокурор  мог
тихонько шепнуть на ушко кому-либо из  жюри  о  том,  что  у  него  есть
неоспоримая улика, которая требует дополнительной проверки.
   - У меня такое предчувствие, что готовится какая-то бомба, - покрутил
головой Мейсон. - Делла, - он  повернулся  к  ней,  -  пошли  телеграмму
Виктории Брэкстон прямо на борт самолета с предложении срочно  вернуться
обратно в Лос-Анджелес. Мне  кажется,  что  мы  обязательно  должны  это
сделать хотя бы для того, чтобы показать, что мы  не  боимся  выдвинутых
обвинений и готовы  доказать  невиновность  своей  клиентки  в  открытом
судебном процессе.
   - Мне что, сообщить ей, что готовится бомба?  -  лукаво  осведомилась
Делла Стрит, держа карандаш и открытый блокнот наготове.
   Мейсон  немного  задумался  и,  улыбнувшись  каким-то  своим  мыслям,
сказал:
   - Пошли ей телеграмму следующего содержания:  "Возвращайтесь  обратно
немедленно. Ничто не забыто".
 
Глава 17 
 
   Судебный процесс "Народ штата калифорния  против  Виктории  Брэкстон"
открылся в обстановке  напряженного  ожидания,  столь  характерного  для
спортивной борьбы двух лидеров чемпионата, которые  до  этого  не  знали
поражения. Пытаясь мысленно разобраться в ситуации, Перри Мейсон  окинул
взглядом переполненный зал. Мало на  кого  он  мог  рассчитывать,  чтобы
отразить или, по крайней мере, ослабить тот удар,  который  приготовился
нанести ему окружной прокурор. Мейсон пока не знал, какими козырями  тот
располагал.
   Окружной  прокурор   Гамильтон   Бюргер,   седоватый,   с   повадками
увальня-медведя, с трудом скрывал внутреннее ликование, что наконец-то у
него превосходное выигрышное дело без каких-либо осложнений и  подводных
камней.  Словно  опытный  игрок,   он   в   начале   процесса   совершал
предварительные ходы со спокойной уверенностью человека, знающего, что у
него на руках козырные карты. У обвинения были  факты,  которые  соткали
целую паутину косвенных улик, вполне достаточных для  передачи  дела  на
рассмотрение Большого жюри. Однако их вряд ли хватило бы  для  вынесения
приговора на судебном заседании. Мейсон был уверен, что Гамильтон Бюргер
несомненно держит в резерве улику, которая может решить исход дела.
   Поэтому Перри Мейсон, как стратег-ветеран судебных заседаний, работал
осторожно, мастерски  используя  преимущества  любой,  самой  мельчайшей
процедурной детали, которая, по  его  мнению,  могла  бы  принести  хоть
какую-то пользу, двигаясь ощупью и  осмотрительно,  реально  сознавая  и
твердо понимая, что обвинение приготовило для него ловушку,  и  если  он
хоть на мгновение  потеряет  бдительность,  то  неминуемо  провалится  в
пропасть.
   Ни Перри Мейсону,  ни  людям  из  Детективного  агентства  Дрейка  не
удалось выяснить, какую улику припрятал окружной прокурор. Единственное,
что  удалось   узнать,   что   обвинение,   тщательно   охраняя   улику,
рассчитывает, что ее представление в подходящее время произведет  эффект
разорвавшейся бомбы. Словом, адвокат оказался в таком  положении,  когда
мог рассчитывать лишь на свои силы, на свою наблюдательность, на  умение
вести перекрестный допрос,  с  помощью  которого  ему  удавалось  добыть
нужные ему факты из уст враждебно настроенных свидетелей.
   Получилось  так,  что  Перри  Мейсон,  несмотря   на   многочисленные
казуистические уловки с целью заставить обвинение раскрыть свои  козыри,
в конце концов был вынужден войти в зал судебных  заседаний,  ничего  не
зная об аргументах оппонента, кроме голой схемы, которую тот использовал
для поддержки обвинительного акта Большого жюри. Среди судебных знатоков
заключались сделки один к пяти против клиентки адвоката.
   На отбор присяжных в жюри  времени  ушло  мало.  Мейсон  указал,  что
желает лишь справедливого и беспристрастного суда, а  Гамильтон  Бюргер,
как этого следовало ожидать, был готов согласиться с кандидатурами любых
двенадцати граждан, которые будут решать вопрос о виновности подсудимой,
так как был уверен в неотразимости своей  улики.  Газетные  репортеры  с
нетерпением ожидали вступительное заявление Гамильтона Бюргера,  где  он
представит дело в общих чертах, и в котором  от  него  ожидаются  веские
доказательства; однако опытные юристы знали, что Бюргер даже не намекнет
в этой начальной стадии игры,  какого  рода  козыри  у  него  на  руках.
Окружной прокурор, пылая от  возбуждения  и  предвкушая  триумф,  открыл
судебное заседание. Обрисовав в нескольких  фразах  положение  вещей,  а
именно, что Виктория  Брэкстон  отравила  свою  сестру,  вручив  ей  три
пятигранных таблетки мышьяка, зная, что ее  сестра  оставила  завещание,
окончательно   отказав   подзащитной   половину   своей   собственности,
оцениваемой почти в полмиллиона долларов, Бюргер заявил следующее:
   -  "Я  должен,  кроме  того,  сообщить  вам,  многоуважаемые  леди  и
джентльмены, члены жюри присяжных, что в этом деле  обвинение  не  имеет
желания воспользоваться  какими-то  техническими  преимуществами  против
подзащитной. Обвинение  предоставит  не  только  основную  улику,  но  и
показания различных свидетелей,  которые  расскажут  вам  о  целом  ряде
событий, приведших к трагической смерти  Элизабет  Бейн.  Эта  улика  не
укладывается в рамки обычного юридического шаблона, а будет представлять
полное раскрытие нашей версии. Мы обрисуем краткими четкими мазками  для
вас,  леди  и  джентльмены,  общую  панораму  событий,  предшествовавших
преступлению, подкрепив ее ключевой уликой. Возможно, вы посчитаете, что
улика  в  этом  деле  в  какой-то   степени   нетрадиционна,   если   ее
рассматривать  с  точки  зрения  обычной  процедуры   доказательств   по
уголовным делам, но, вдумавшись  внимательно,  вы  неизбежно  придете  к
заключению, что улика в этом деле в какой-то степени нетрадиционна, если
ее рассматривать с  точки  зрения  обычной  процедуры  доказательств  по
уголовным  делам.  Однако,  проанализировав  внимательно,  вы  неизбежно
придете к заключению, что подзащитная виновна в убийстве первой степени,
тщательно  и  сознательно  спланированном,  исполненном  в   сложившихся
обстоятельствах самым  безжалостным  образом,  беззащитной  жертвы,  что
делает неизбежным вынесение  присяжными  без  права  апелляции  вердикта
виновности  в  убийстве  первой  степени  и  обязательного  приговора  к
смертной казни".
   Гамильтон  Бюргер  кончил   читать,   с   подчеркнутым   достоинством
поклонился суду, вернулся к месту обвинителя, сел и со знанием посмотрел
на судью.
   - Желает ли защита на этой стадии сделать вступительное заявление?  -
осведомился судья Ховисон.
   - Ваша честь, нет, не на этой стадии, - почтительно заявил Мейсон.  -
Мы  предпочли  бы  сделать  вступительное  заявление,  когда  мы   будем
представлять наше дело.
   - Прекрасно. Господин окружной  прокурор,  вызывайте  вашего  первого
свидетеля.
   Гамильтон  Бюргер  уселся  поудобнее  в  большое  кресло  за   столом
обвинителя и передал право вести предварительное  судопроизводство  двум
своим заместителям - Дэвиду Грешэму и Гарри Сейбруку; последний, в пух и
прах разбитый Мейсоном на суде по делу Нелли Конуэй,  жаждал  реванша  и
так все устроил, чтобы получить назначение выступать помощником именно в
этом  деле.  Первыми   были   вызваны   дневная   сиделка   и   судебный
патологоанатом, которые показали, что перед смертью у Элизабет Бейн были
обнаружены явные признаки отравления мышьяком,  что  вскрытие  после  ее
смерти выявило такое количество мышьяка во внутренних органах и мышечных
тканях, которого  было  вполне  достаточно  для  неизбежного  летального
исхода. Вывод патологоанатома  был  неоспорим  -  единственной  причиной
смерти покойной явилось отравление мышьяком.
   Заверенная копия завещания гласила,  что  упомянутое  завещание  было
исполнено рукой Элизабет Бейн и датировано днем ее смерти, что  по  нему
все недвижимое имущество, капитал и другие ценные бумаги  были  завещаны
сводному брату Джеймсу Брэкстону и  сводной  сестре  Виктории  Брэкстон,
подзащитной в указанном деле.
   После  того   как   эти   предварительные   свидетельские   показания
завершились,  Гамильтон  Бюргер  взял  бразды  обвинения  в  свои  руки,
отказавшись от роли наблюдателя за ходом процесса.
   - Вызовите  доктора  Харви  Кинера,  -  попросил  он.  Доктор  Кинер,
худощавый, аскетического вида мужчина,  словно  списанный  с  картины  о
профессиональном враче, вплоть до остро торчащей бородки как у художника
Ван Дейка, в темных очках в пластмассовой оправе, занял место свидетеля.
Он скороговоркой представил себя как врача-практика и  хирурга,  в  коем
качестве он и пребывал 17 сентября.
   - Итак, рано утром 17 сентября, - задал вопрос  Гамильтон  Бюргер,  -
вас срочно вызвали к одной из ваших пациенток?
   - Так точно, сэр.
   - Доктор, в какое время вас вызвали?
   - Приблизительно в восемь сорок пять. Я не могу точно указать  время,
но это было где-то в промежутке от восьми сорока пяти до девяти часов.
   - И вы немедленно отправились осматривать пациентку?
   - Отправился. Так точно, сэр.
   - Как звали пациентку?
   - Элизабет Бейн.
   - Теперь, доктор, сосредоточьте ваше внимание конкретно на симптомах,
которые вы сами обнаружили, придя к своей пациентке, а не на  том,  что,
возможно,  вам  сказала  дневная  сиделка,  изложите  просто,   что   вы
обнаружили.
   -   Типичные   симптомы   отравления   мышьяком,   проявляющиеся    в
гастроэнтерологических  нарушениях,   сильной   жажде,   острых   болях,
характерной рвоте. Пульс был нерегулярный, слабо прощупывался, кожа была
влажная и холодная на ощупь. Это были,  можно  сказать,  прогрессирующие
симптомы, и я наблюдал их весь период, приблизительно от  времени  моего
прибытия до момента смерти, которая произошла около одиннадцати сорока в
то же утро.
   - Пациентка находилась в сознании?
   - Приблизительно до одиннадцати часов.
   - А был ли проведен химический анализ для проверки вашего диагноза?
   - Я сохранил материал, который  был  выделен  для  более  тщательного
анализа, но химическое  исследование  на  скорую  руку  выявило  наличие
мышьяка в рвоте, причем симптомы были  настолько  характерны,  что  я  в
сущности был уверен в моем диагнозе через несколько минут после прихода.
   - Теперь скажите, был ли у вас какой-либо  разговор  с  пациенткой  о
способе вручения ей яда?
   - Был.
   - Делала ли она вам какое-либо заявление в то время о том, кто вручил
ей яд?
   - Делала.
   - Будьте любезны  огласить,  что  она  заявила  относительно  способа
вручения яда и кем?
   - Ваша честь,  минуточку,  -  вмешался  Мейсон.  -  Вопрос  обвинения
несущественный, не относящийся к делу, и следовательно, не  правомочный.
К тому же он основан на слухах.
   - Это не слух, -  ответил  Гамильтон  Бюргер.  -  Пациентка  все-таки
умерла от отравления мышьяком.
   - Ваша честь, вопрос в том, - продолжил Мейсон, - знала ли  она,  что
умирает.
   -  Да,  -  согласился  судья  Ховисон,  -  думаю,  господин  окружной
прокурор,  что  это  крайне  важная   предпосылка   к   так   называемой
предсмертной декларации...
   -   Превосходно,   если   защита   желает   оставаться   на    уровне
малосущественных процедурных деталей,  я  изложу  и  эту  сторону  дела.
Доктор, знала ли пациентка, что она умирает?
   - Протестую, так как вопрос  наводящий  и  предполагает  определенный
ответ, - тут же прервал Бюргера Мейсон.
   - Протест принят, - так же молниеносно отреагировал судья Ховисон.
   - Ваша честь, хорошо, - раздраженно сказал  Бюргер,  -  доктор  Кинер
дипломированный,  профессиональный  врач.   Он   слышал   дискуссию   и,
естественно, понимает вопрос. Но так как защита явно намерена,  судя  по
всему, и дальше затягивать время, используя для  этого  любые  возможные
процедурные  уловки,  то  мне  придется  перефразировать  свой   вопрос.
Хотелось бы, конечно, знать, как долго мы будем ходить вокруг до  около.
Итак, доктор, каково  было  психическое  состояние  миссис  Бейн  в  тот
момент, и была ли надежда на ее выздоровление?
   - Протест, вопрос необоснован, - Мейсон был неумолим.
   - Мистер Мейсон, - вмешался  судья  Ховисон,  -  вы,  я  надеюсь,  не
ставите под сомнение профессиональную пригодность доктора Кинера?
   - Ваша честь, ставлю под сомнение, но не как врача, а как толкователя
чужих мыслей, -  скромно  заметил  Мейсон.  -  Анализ  последнего  слова
умирающего, или предсмертной декларации, как ее еще называют в  судебной
практике,  состоит  в  том,  чтобы  доподлинно  убедить,  осознавал   ли
умирающий, что он действительно умирает и что смерть неминуема. Только в
положительном случае  последние  слова  умирающего,  в  том  числе  и  о
возможной  причине  смерти,  особенно,  если  эта  смертельная   болезнь
произошла неожиданно, могут быть рассмотрены в качестве свидетельства.
   - Ваша честь, - раздраженно возразил Гамильтон Бергер, - я  докажу  и
попрошу считать частью моего обвинительного заключения, что  подзащитная
осталась  наедине  в   комнате   с   Элизабет   Бейн,   что   лекарство,
предназначенное  для  Элизабет  Бейн,  было  положено  на  блюдце,   что
подзащитная  тайком  подменила   это   лекарство   тремя   пятиугольными
таблетками мышьяка, что,  когда  покойная  проснулась  приблизительно  в
шесть сорок пять утра, подзащитная сказала ей: "Вот  твое  лекарство"  и
дала ей три пилюли или  таблетки,  которые  подменили  лекарство,  ранее
оставленное доктором Кинером.
   - Тогда действуйте и докажите это, - с вызовом бросил  Мейсон,  -  но
докажите уместной и относящейся к делу уликой.
   - Я думаю, - сказал судья Ховисон,  -  чтобы  составить  предсмертную
декларацию, вы намерены доказать, что  пациентка  знала  о  неминуемости
смерти.
   - Именно это я и намереваюсь сделать, - подчеркнул Гамильтон  Бюргер,
- я задал вопрос доктору о том, каковы были рамки психического состояния
пациентки.
   - А на этот вопрос, - разъяснил Мейсон, - должен ответить не  доктор,
пытающийся читать мысли пациентки, а только сама пациентка.
   - Она заявила, что умирает.
   Гамильтон Бюргер послал торжествующую улыбку Мейсону.
   - Можете вы привести ее точные слова?
   - Могу, - подтвердил доктор Кинер. -  В  свое  время  я  записал  их,
думая, что они могут оказаться важными. Если мне только будет  позволено
свериться с собственной записью, которую я составил в  то  время,  то  я
быстро освежу свою память.
   Специфический язык доктора, его смелое поведение в свидетельской ложе
явно говорили, что он не новичок в судебном зале и прекрасно знает,  как
обезопасить себя. Он вынул записную книжку из своего кармана.
   - Минуточку, - Мейсон поднял  руку