есколько  шире.  Мы
обсудили с ними несколько различных вариантов. Один из  них  заключился  в
том, что все пятеро согласятся поделить между собой пять первых призов,  и
тогда каждый из вас получит в качестве своей доли одну  пятую  часть  этой
суммы. Это предложение исходило не от нас и не от наших клиентов. Вот я  и
хочу спросить вас, просто так,  без  всякой  задней  мысли,  стали  бы  вы
рассматривать подобное предложение?
     На сей раз ей не потребовалось никаких консультаций.
     - Конечно, нет. С чего бы мне его рассматривать?
     - Значит, вы не считаете, что смерть мистера Далманна и все связанные
с нею обстоятельства являются достаточным основанием для какого бы  то  ни
было пересмотра условий проведения конкурса?
     Она вдруг резко выбросила вперед  голову,  этот  жест  показался  мне
чем-то очень знакомым, но я не  смог  вспомнить,  чем  именно.  Потом  она
проговорила, медленно, четко и решительно:
     - Имейте в виду, мистер Вульф, я ничего не собираюсь уступать.
     Она снова втянула голову в плечи, и  тут  я  вспомнил.  То  же  самое
движение я видел в зоопарке, когда смотрел там на ястреба. Конечно,  кроме
этого движения никакого сходства не  было,  тот,  в  отличие  от  нее,  не
отличался особым изяществом, к тому же  был  без  помады,  без  сережек  и
вообще без волос на голове.
     - И все-таки, - настаивал Вульф, - согласитесь,  ведь  существуют  же
еще и другие "я", и у них могут быть совершенно иные точки зрения. Я готов
признать  правомерность  вашей  позиции,  но  ведь   нельзя   так   просто
отмахнуться и от других. Ведь каждый из вас вложил в этот конкурс огромное
количество времени, энергии и изобретательности. Кстати, вы лично  сколько
времени на это потратили, я имею в виду с самого начала конкурса?
     - Даже не знаю. Наверное, сотни и сотни часов.
     - Условия не запрещают помощи со стороны. Вам кто-нибудь помогал?
     - Нет, никто. Одна подруга, у нее большая библиотека,  разрешила  мне
пользоваться ею по ночам и рано утром, до работы, но она мне не  помогала.
У меня ведь у самой очень  большой  опыт  в  проведении  исследовательской
работы. Когда нам дали пять стихов  и  неделю  срока,  это  было  двадцать
восьмого марта, при розыгрыше полуфинала, я взяла недельный отпуск за свой
счет.
     Вульф кивнул.
     - Но ведь и другим было не легче, им тоже  приходилось  приносить  не
меньшие жертвы и они тоже находились в не менее  напряженной  ситуации.  И
смотрите, в каком они оказались теперь положении. Они  против  собственной
воли вынуждены оставаться здесь, вдали от привычных условий  работы,  и  в
этом нет их вины - возможно, кроме одного из них, но  и  это  пока  весьма
проблематично. Вы же находитесь у себя дома и можете  спокойно  продолжать
работу над конкурсом. Совершенно  случайно  у  вас  появились  перед  ними
огромные  преимущества.  Неужели  вы  сможете  ими   воспользоваться,   не
испытывая при этом никаких угрызений совести?  Неужели  вы  сможете  найти
себе какие-нибудь оправдания?
     - Я не нуждаюсь ни в каких оправданиях. Существует  соглашение,  и  я
просто его соблюдаю. Кстати, ведь и я  тоже  лишена  возможности  спокойно
работать - в противном случае я была бы сейчас не здесь, а в библиотеке. Я
взяла за свой счет  еще  одну  неделю,  и  вот  сегодняшний  день  я  была
вынуждена провести сперва в полиции, потом  у  себя  в  редакции  на  этом
совещании, а теперь вот тут с вами. Я, конечно, попробую наверстать ночью,
но ведь неизвестно, что будет завтра.
     - Согласились бы вы встретиться с остальными, чтобы обсудить  с  ними
новые условия проведения конкурса?
     - Нет. Нам нечего обсуждать.
     - Вы просто восхитительно эгоцентричны, мисс Тешер, - Вульф откинулся
на спинку кресла, оперся локтями на подлокотники и сцепил пальцы. - Считаю
своим долгом рассказать вам кое-что о  мисс  Фрейзи,  ее  ситуация  чем-то
сходна с вашей. Она живет в Лос-Анджелесе, где в  течение  всего  конкурса
вместе с ней работали триста друзей, она является президентом одной  лиги,
а  это  все  ее  члены.  Есть  предположение,  хоть  и   ничем   пока   не
подтвержденное, что она уже сообщила им по телефону новые  стихи,  которые
раздали вам вчера вечером,  и  они  уже  ими  занимаются.  Не  правда  ли,
ситуация чем-то сходная с вашей, хоть и не совсем идентичная.  Есть  ли  у
вас по этому поводу какие-нибудь комментарии?
     Она уставилась на него, лишившись дара речи.
     - Дело в том, - невозмутимо продолжил Вульф, -  что  хотя,  возможно,
здесь  и  не  нарушены  ни  первоначальные  условия,  ни  ваше   вчерашнее
соглашение, тем не менее есть основания считать это преимущество не вполне
справедливым, даже по отношению к вам. Вы вот уже потеряли целый  день,  и
неизвестно, как часто вас будут отвлекать  от  работы  в  последующие  дни
недели, а друзья мисс Фрейзи могут беспрепятственно продолжать работу. Вам
не кажется, что здесь есть о чем поговорить?
     Судя по выражению ее лица, больше всего на свете она хотела бы сейчас
поговорить об этом с самой мисс Фрейзи, причем желательно, чтобы при  этом
ее зубы и ногти были не далее двадцати сантиметров  от  лица  собеседницы.
Прежде чем она обрела  дар  речи,  Кнудсен  поднялся  с  кресла,  согнутым
пальцем сделал знак мужчинам и Сьюзен идти за ним и  направился  к  двери.
Все встали и последовали  его  примеру.  Вульф  задумчиво  созерцал  спины
отступающих противников. Не сразу уловив, откладывают ли они нашу  встречу
до лучших времен или просто берут небольшой тайм-аут,  я  некоторое  время
сохранял  занятую  позицию,  но  потом,  увидев,  как  Шульц,   выходивший
последним,  плотно  закрывает  за  собой  дверь  в  прихожую,  решил,  что
небольшая разведка никогда не повредит. Я отложил в сторону свою  записную
книжку, подошел к двери, распахнул ее и ступил за  порог.  Четверка  тесно
сгрудилась под нашей большой ореховой вешалкой.
     - Не нужна ли вам какая-нибудь помощь? - спросил я вежливо.
     - Нет, - ответила Сьюзен, - мы совещаемся.
     Я вернулся в кабинет, закрыл за собой дверь и доложил Вульфу:
     - У них там совещание. Если пойти в соседнюю комнату и приложить  ухо
к замочной скважине, то, пожалуй, можно будет кое-что и уловить.  В  конце
концов, ведь это же ваш дом.
     - Пф-ф-ф, - брезгливо произнес Вульф и закрыл глаза. Я позволил  себе
широко зевнуть, потом потянулся и посмотрел на  часы.  Было  без  двадцати
семь.
     За  сегодняшний  день  это  было  уже  второе  долгое  ожидание.  Без
пятнадцати семь я включил радио, чтобы узнать,  как  "Гиганты"  сыграли  с
"Филлисами", но и тут  не  было  ничего  утешительного.  Хорошо  было  бы,
конечно, как-нибудь пробраться на кухню и  подкрепиться  стаканом  молока,
ведь ужин обещал оказаться весьма поздним, но единственный путь туда лежал
через прихожую, а мне совсем не хотелось нарушать совещание. Без пяти семь
я напомнил Вульфу, что  через  пять  минут  ожидается  появление  Гарольда
Роллинса, но он в ответ только кивнул, даже не открывая глаз. В семь часов
две минуты в дверь позвонили, и я вышел из кабинета.
     Они все еще жужжали под вешалкой, но при моем появлении рой сразу  же
распался, они обернулись, и я увидел их лица.  На  крыльце  стоял  высокий
худой мужчина. Я прошел мимо группы под вешалкой, открыл дверь и сказал:
     - Мистер Роллинс? Проходите.
     Вообще-то лично у меня  была  мысль  поместить  Роллинса  в  соседнюю
комнату и продержать его там,  пока  не  закончится  совещание  и  нам  не
объявят его результаты, но если бы Вульф хотел, он  бы  сам  мне  об  этом
сказал, у меня же не было никакого желания вступать в противоречие  с  его
"я", пока оно не угрожает моему. Так что я  принял  у  Роллинса  пальто  и
шляпу и провел его прямо в кабинет. Я уже вошел вслед за ним и закрывал за
собой дверь, когда послышался голос Сьюзен: "Мистер Гудвин!".
     Я толкнул дверь назад и вместе с ней оказался  в  прихожей.  Когда  я
подошел, она спросила:
     - Это ведь один из них? Тот, которого зовут Роллинс?
     - Совершенно верно.  Гарольд  Роллинс  из  Берлингтона,  штат  Айова,
профессор истории в Бемисском колледже.
     Она  взглянула  на  своих  дружков.  Их  головы  пришли  в  движение,
повернулись на  пару  сантиметров  влево  и  вновь  вернулись  в  исходное
положение. Она посмотрела на меня.
     - Мистер Вульф спрашивал, нет ли  у  меня  комментариев  относительно
того, что он рассказал мне про мисс Фрейзи. Он спросил, не  считаю  ли  я,
что здесь есть о чем поговорить. Так вот,  в  данный  момент  у  меня  нет
комментариев, но они будут. Было бы просто оскорбительно ждать...
     Кнудсен поспешно дернул ее за  рукав,  и  она  замолчала.  Потом  она
гневно стрельнула глазами в его сторону и по-ястребиному  резко  повернула
голову в мою сторону.
     - У меня нет комментариев, - почти  провизжала  она  и  потянулась  к
вешалке за пальто. То же самое сделали одновременно с ней и мужчины.
     - Я, конечно, прошу прощения, джентльмены, - проговорил я  как  можно
дружелюбней, -  но  моя  бабушка  из  Огайо  любила  спрашивать  меня,  не
проглотил ли я язык. Меня это всегда очень удивляло.  А  сейчас  я  думаю,
может, с вами как раз и произошло такое несчастье?
     Ни ответа, ни привета. Я сдался, открыл дверь и выпустил их на улицу.



                                    8

     Вернувшись в кабинет, я, не подходя к своему столу, сразу же  занялся
освещением. В кабинете было восемь осветительных средств различного вида и
назначения.  Одна  лампа  была  вделана  в  потолок;  это  была   огромная
перехваченная обручем алебастровая чаша восточного происхождения,  которая
приводилась в действие с помощью стенного выключателя, вторая  размещалась
на стене прямо за креслом Вульфа, третья стояла на его столе, четвертая  -
на моем, пятая призвана была освещать наш большой глобус, и еще три  лампы
предназначались  специально  для  освещения   книжных   полок.   Та,   что
размещалась  на  столе  Вульфа,  была  зарезервирована  исключительно  для
деловых занятий - таких, как, например, разгадывание кроссвордов. Лампа на
стене за его спиной служила для чтения. Все остальные мне,  идя  навстречу
пожеланиям Вульфа, надлежало держать одновременно включенными. Обойдя  все
выключатели, я взял свою записную книжку и удостоил взглядом Роллинса.
     - Они ушли? - спросил Вульф.
     - Да, сэр. Никаких комментариев.
     Роллинс  непринужденно,  будто  у  себя  дома,  развалился  в   нашем
краснокожем кресле, хотя, честно говоря, ему за глаза хватило бы и  кресла
половинного размера. При этом он, в отличие  от  Кэрол  Уилок,  отнюдь  не
производил впечатления человека, страдающего от недоедания - все,  что  от
него осталось, выглядело вполне здоровым. На лице при беглом осмотре можно
выло заметить только широкий подвижный рот  да  очки  в  массивной  темной
оправе. Правда, если хорошенько приглядеться, можно было заметить еще  нос
и подбородок, но для этого уже надо было сконцентрироваться.
     Конечно, при таких очках трудно что-нибудь утверждать  наверняка,  но
мне показалось, что он ответил на мой взгляд.
     - Вас ведь зовут Гудвин, не так ли? - спросил он.
     Я признался.
     - Значит, это вы натравили на меня этого Янгера? Надеюсь, вы не ждете
от  меня  благодарности?  Я  во  всяком  случае  ее  не  испытываю,  -  он
переключился на Вульфа. - Ну  что  ж,  не  будем  терять  времени.  Должен
признаться, что я пообещал прийти сюда и выполнил  свое  обещание,  только
чтобы убить время. Я, знаете ли, оказался в жутко тяжелой  ситуации,  даже
не вижу, как выбраться из нее, сохранив честь и достоинство, так стоит  ли
еще отказывать себе  в  удовольствии  лично  познакомиться  со  знаменитой
ищейкой? - он улыбнулся и потряс головой. -  Нет-нет,  я  вовсе,  не  хочу
никого обидеть. Мне ли в моем положении еще кого-то обижать. Так о чем  же
мы с вами будем говорить?
     Вульф внимательно разглядывал собеседника.
     - Мне кажется, мистер Роллинс, вы  слишком  уж  предаетесь  отчаянию.
Моим клиентом  является  фирма  "Липперт,  Бафф  и  Асса",  но  во  многих
отношениях ваши  интересы  здесь  совпадают,  и  их  честь  и  достоинство
затронуты в этом деле не меньше, чем ваши. И все это еще можно спасти.  Вы
же вдобавок к спасенной чести можете получить еще и приличную сумму денег.
Значит, вам пришлось не по вкусу предложение мистера Янгера?
     Он продолжал улыбаться.
     - Разумеется, я знаю, что мне следует проявлять снисходительность.
     - Вы имеете в виду мистера Янгера?
     - Да нет, вас всех. Ведь  мы  с  вами  мыслим  совершенно  различными
категориями, у нас разные системы  ценностей.  Для  меня  эта  ситуация  в
высшей степени унизительна, но мне некого винить, я оказался в ней  только
из-за своего же собственного безрассудства. Я сам вырыл себе  могилу,  все
это правда, но понимать и признавать это вовсе еще не значит не испытывать
отвращения при виде могильной плесени и кишащих червей. Вы можете  вернуть
мне мою работу?
     - Работу?
     - Да, работу.  Я  преподаю  историю  в  Бемисском  колледже,  но  это
продлится уже недолго. Думаю, вас весьма позабавит, если я расскажу вам...
нет,  пожалуй,  вернее  будет  сформулировать  это  иначе...  Меня  весьма
позабавит - так лучше, - если я расскажу вам одну историю. Однажды  осенью
один мой коллега шутки ради  показал  мне  объявление  об  этом  конкурсе,
представляете, он сказал, что это может заинтересовать меня как ученого  и
как преподавателя. Первая головоломка оказалась простой до  идиотизма,  не
умнее была и вторая,  их  показал  мне  все  тот  же  коллега.  Мне  стало
любопытно, как долго может продолжаться подобный идиотизм,  и  я  стал  по
мере их появления доставать себе все новые стихи. Вскоре я обнаружил,  что
меня это стало задевать. Дело в том, что я поставил себе цель  разгадывать
стихи, не обращаясь ни к каким книгам,  но  на  двенадцатом  мне  пришлось
нарушить зарок, просто чтобы освободиться, а то  это  уже  превращалось  в
какую-то навязчивую идею.
     Он скривил губы.
     - Сказал ли я вам, что не участвовал в конкурсе?
     - Нет.
     - Ну так вот, я в  нем  не  участвовал.  Я  смотрел  на  это  как  на
развлечение, как на забавную игру. Но после того как мне удалось разгадать
двадцатый, который, должен признаться, оказался довольно простым, я взял и
послал сразу вступительную анкету  вместе  со  своими  ответами.  Если  вы
спросите меня, почему я это  сделал,  я  ничего  не  смогу  вам  ответить.
Полагаю, что па низших уровнях моего сознания  постоянно  бродят  какие-то
грязные примитивные страстишки  и  вот  в  какой-то  момент  им  почему-то
удалось одержать верх. Они не имеют непосредственной  связи  со  мной  как
таковым. На  следующее  утро  я  пришел  в  ужас  от  содеянного.  Я  стал
профессором в тридцать шесть лет. Я был серьезным и способным  ученым,  на
моем счету уже две монографии, и у меня были  вполне  четкие  честолюбивые
планы, которые я намеревался во что бы то ни  стало  осуществить.  Если  я
выиграю приз в парфюмерном конкурсе, духи называются "Пур амур", это будет
несмываемое  пятно  на  моей  карьере,  а  если   мне   выпадет   получить
какой-нибудь из главных призов,  полмиллиона  или  четверть  миллиона,  то
этого мне никогда не пережить.
     Он улыбнулся и потряс головой.
     - Вы, конечно, вправе мне не  поверить,  но  я  действительно  был  в
ужасе, ведь как только меня уведомили, что я  вместе  еще  с  семьюдесятью
участниками вышел в полуфинал и выслали еще пять стихов, которые надо было
разгадать за неделю, я за четыре дня нашел ответы и тут  же  их  отправил.
Могу уповать только на то, что, возможно, у шизофрении есть разные формы и
она может протекать самым невероятным образом. В противном случае  мне  не
останется ничего другого, как обратиться к демонологии. Помню, когда-то на
меня очень большое впечатление произвела одна немецкая книга,  ее  написал
некто  Роскофф  и  называется  она  "Geschichtedes  Teufels",  что  значит
"История дьявола". Короче говоря, я послал  эти  ответы,  меня  пригласили
приехать в Нью-Йорк, и уже двадцать четыре часа, как я здесь. И вот теперь
я оказался замешанным не только в парфюмерном конкурсе - меня и  так  уже,
наверное, называли бы теперь Роллинс Пур Амур, - но вдобавок к этому еще и
в убийстве, прогремевшем на всю страну  cause  celebre  [известный  случай
(франц.)]. Так что я уже конченый человек. Даже если я не уйду из колледжа
сам, меня все равно оттуда уволят. Вы не можете найти мне работу?
     Меня все время так и подмывало попросить его  снять  очки,  очень  уж
хотелось  посмотреть  ему  в  глаза.   Конечно,   если   судить   по   его
непринужденным манерам, голосу и  снисходительной  улыбке,  то  все  вроде
получается вполне  правдоподобно  -  прекрасный  мужественный  рыцарь,  не
роняющий достоинства под ударами злой судьбы. И все-таки,  как  бы  упорно
мне ни навязывали этот товар, что-то мне с трудом верилось, что с понятием
"несчастье" может ассоциироваться сумма в полмиллиона долларов, даже  если
речь  идет  о  столь  высокообразованном  человеке.  Вот  мне  и  хотелось
заглянуть в его глаза.  Но  увы,  все,  что  мне  удавалось  увидеть,  это
отражение верхнего плафона в стеклах его очков.
     - Положение действительно сложное, - согласился Вульф, -  и  все-таки
вы слишком отчаиваетесь. На эти деньги вы  могли  бы,  например,  учредить
какую-нибудь академическую стипендию.
     - Да, я уже думал об этом. Но вряд ли это  существенно  облегчило  бы
мое положение, - он улыбнулся.  -  Самым  простым  было  бы  признаться  в
убийстве. Вот это бы мне помогло.
     - Но ведь для этого нужны доказательства Они у вас есть?
     - Боюсь, что нет. Я не смогу описать его квартиру  и  даже  не  знаю,
каким пользовались оружием.
     - Тогда это безнадежно. В такой ситуации единственный выход  -  найти
убийцу и стать национальным героем. Успех сгладит бесчестье. Вы,  конечно,
не  профессиональная  ищейка,  но  у  вас  определенно   есть   умственные
способности. Для начала вы  можете  припомнить  все  подробности  встречи,
которая была вчера вечером. Как  все  они  вели  себя,  что  говорили?  Не
проявлял ли кто-нибудь из них признаков алчности или фанатизма? Но главное
- что они сказали и сделали, когда  мистер  Далманн  показал  эту  бумагу,
уверяя, что в ней ответы?
     - Ничего. Абсолютно ничего.
     - Сначала, понятно, все были шокированы. А потом?
     -  И  потом  тоже  ничего  примечательного  не  было.  -  Его  улыбка
становилась все надменней. - Думаю, вам нет нужды объяснять, что там  была
за обстановка. Мы все были словно  тигры,  припавшие  к  земле  и  готовые
броситься на одну и ту же жертву. Или как ястребы,  кружащие  над  трупом,
стремясь  первыми  выклевать  сердце  и  печень.   Все   любезности   были
вынужденными и фальшивыми. Мы разошлись сразу же, как  только  закончилась
встреча, каждый сжимал в руке свой конверт, каждый в  душе  желал  другому
всяческих напастей, а может, даже и смерти.
     - Значит, у вас нет никаких соображений относительно того, считал  ли
кто-нибудь выходку мистера Далманна шуткой.
     - Ни малейших.
     - Ну, а вы сами?
     - Ну, наконец-то, - Роллинс выглядел явно польщенным. - Это уже ближе
к делу, правда, я ожидал,  что  вы  будете  действовать  тоньше.  Я  знаю,
полиция мне ни за что не поверит, впрочем, и вы тоже. Но  я  действительно
не знаю. Я был словно в каком-то кошмаре. Мой демон  привел  меня  туда  с
единственной целью - выиграть конкурс за счет своего  собственного  ума  и
изобретательности. Мне  было  совершенно  безразлично,  были  ли  написаны
ответы на  той  бумаге,  что  он  нам  показал,  или  нет.  Даже  если  бы
безрассудный случай дал мне их прямо в руки, я все равно сжег бы их,  даже
не взглянув, что там написано, причем  мною  двигала  бы  не  совесть,  но
гордость. Мне очень жаль вас разочаровывать, но я  не  могу