не  слишком
увлекались охотой и за два дня до смерти Броделла - с Лили, Дианой Кейдани и
Уэйдом Уорти собирали на гряде ягоды, а не охотились.
     Конечно, я мог добраться туда и от ранчо Лили, но это было дольше, да и
часть пути пролегала по труднопреодолимой местности. От  ранчо же Фарнэма до
гряды было почти рукой подать, около мили. Мне предстояло обогнуть конюшню и
скотный  двор,  спуститься  по  пологому склону, поросшему елями, пробраться
через усыпанную  обломками  скал ложбину и затем  вскарабкаться на гряду  по
косогору,  густо заросшему  юккой.  Заросли  юкки,  иссушенной  безжалостным
августовским солнцем, доставили мне немало хлопот, норовя заплести мне ноги.
Преодолев их и  не дойдя ярдов пятьдесят  до гребня, я взял  левее и зашагал
вдоль гряды, высматривая  какие-нибудь следы, которые подсказали бы мне, где
убили Броделла.  Следопыт  из меня  неважный,  но  место,  где  целый  отряд
полицейских осматривал  труп,  бед особого  труда  должен был  опознать даже
горожанин. Первое, что я увидел и  что могло с таким же успехом  встретиться
мне  на Херальд-сквер,  была  кровь. Бурое  пятно я разглядел на поверхности
валуна, а потом заметил и узкую полоску, тянувшуюся  от него вниз по склону.
За валуном росли кусты  черники - там, стало быть,  и стоял бедолага,  когда
его подстрелили.
     Теперь,  увидев  кровь, я разглядел и другие признаки, которые местному
жителю  бросились   бы   в  глаза   в  первую  очередь:  сломанные  веточки,
свежесдвинутые камни и так далее.  Должно быть,  следы оставили полицейские,
перерывшие  все  вокруг в  поисках  пуль. Придя  к  такому  умозаключению, я
устремил взор  вниз, чтобы  попытаться  выяснить  то,  что меня больше всего
интересовало  - где  мог прятаться убийца. Вокруг на добрую сотню  футов  не
было  ничего,  кроме  кустов  черники,  небольших   валунов   и   невысокого
разнотравья, дальше  же виднелись густые кустарники  и  деревья. Так что  на
сорок ярдов подобраться к жертве легко мог даже житель Нью-Йорка,  не говоря
уж о местных уроженцах,  которые  выслеживали оленей  и  лосей.  Правда, для
пистолета сорок  ярдов - далековато, так  что  стреляли, видимо, из ружья. А
между прочим, в Монтане не принято ходить в горы с ружьем в разгар лета, так
как охота на  всех четвероногих, кроме  разве  что койота, запрещена;  а кто
станет карабкаться на Тетеревиную гряду в поисках койотов?
     Набрав пригоршню черники, я присел на ближайший обломок скалы подумать.
Признаться,   только  полный  осел  мог  надеяться  на  то,   что  на  месте
преступления его осенит гениальная догадка. Так не случилось, да и не должно
было. Увы, чтение следов  на природе и прочие ковбойские штучки были явно не
для  меня.  Три  часа  я  ухлопал  впустую.  Заметив  неподалеку  бурундука,
юркнувшего  под переплетенные стебли ястребинки, я подобрал камешек размером
с мячик для гольфа, дождался, пока зверек выбрался на ровное  место, швырнул
в него камешек и, ясное дело, промахнулся. Возле коттеджа Лили бурундуки так
и кишели - я забавлялся тем, что иногда подкармливал их.
     Не  в лучшем  расположении духа  я вернулся на  ранчо Фарнэма,  даже не
сломав по дороге  ногу.  Как и следовало  ожидать,  никто  из  охотников  не
вернулся. Лишь в половине шестого я  возвратился  в коттедж, а в шесть у нас
обычно был ужин.
     К ужину одеваться было не принято, но я с дороги взмок,  поэтому принял
душ  и  нацепил  на  себя  свежую  рубашку   и  коричневые  брюки.  Когда  я
причесывался, в  дверь постучали. Я открыл.  Лили  была  в  прежнем  зеленом
костюмчике. Заметив, что я переоделся, она спросила:
     - Ты кого-нибудь пригласил?
     Я  рассказал,  куда  отлучался,   объяснив,   что  окровавленный  валун
расположен  ярдах  в двухстах к северу от того места,  где я  как-то  раз на
глазах  у  Лили  голыми  руками поймал  сидевшую  на  ветке  дикушу.  Еще  я
пересказал свои беседы с Альмой и Кэрол.
     - Не знаю,  как ты, но я ей  поверил, - закончил я.  -  Она не убивала.
Поклянись она на Библии, я бы еще подумал,  но она поклялась на седле, и это
решило дело.
     - Значит, так тому и быть, - согласилась Лили. - Как-то раз я попросила
у  нее  это седло,  чтобы  посмотреть, как  оно выглядит на  Кошке, но Кэрол
отказала. Ты прав. Она бы тебе призналась, если бы убила этого парня. Только
не возомни теперь, что лучше разбираешься в женщинах, чем я.
     Не подумайте,  что Лили  хотела примерить седло  на горную рысь или  на
пуму.  Кошкой  она  окрестила  свою  пегую кобылу  за  прыть,  с  которой та
перемахнула три года назад через  овражек,  когда  Лили впервые села на  нее
верхом.
     Завтракали  и  обедали  мы  на кухне, на столике  возле  большого окна.
Иногда мы там же и ужинали, но обычно ужин приходил на террасе, выходящей на
ручей.  Поскольку из Нью-Йорка Лили  прихватила с  собой  только  одну Мими,
отказавшись от  помощи местной прислуги,  на стол накрывали мы сами.  В  тот
вечер в  меню входило:  филе-миньон, запеченная картошка, шпинат и малиновый
шербет, причем  все,  кроме  картофеля,  хранилось  в огромном морозильнике.
Филе-миньон, упакованное в сухой  лед, нам доставляли экспрессом из  Чикаго.
Вам,  конечно, должно показаться, что  Лили, обладавшая  тысячным поголовьем
скота,  могла придумать  более дешевый способ приготовления мясных блюд, но,
сделав несколько попыток, она в конце концов от них отказалась.
     За столом на  террасе Лили всегда садилась лицом к речушке, протекавшей
буквально в дюжине шагов от  края террасы. Уэйд Уорти занимал место слева от
Лили, я - справа, а Диана Кейдани - напротив.
     - Сегодня  мне пришла в голову  ужасная мысль, - сказала Диана, взяв  в
руку нож. - Совершенно ужасная.
     Было очевидно, что она пыталась завязать разговор. Уэйд  Уорти подыграл
ей. Я еще  не решил,  что из себя представляет Уэйд. На его гладком щекастом
лице с  широким  носом и квадратным подбородком  возникали самые неожиданные
ухмылки, которые не  всегда было легко разгадать. Дружелюбная ухмылка вполне
располагала,  хотя  при этом он  мог  ляпнуть какую-то колкость. Язвительная
ухмылка могла сопровождать изящный комплимент. В ответ на реплику Дианы Уэйд
просто вежливо улыбнулся и сказал:
     -  Вы, как и любой  человек,  не лучший судья для  собственных  мыслей.
Расскажите нам, и уж мы решим, как квалифицировать ваши мысли.
     -  Если бы я не собиралась вам рассказать, я  бы  не стала  и упоминать
это, - ответила Диана.
     Она  подцепила  на вилку  кусок мяса  и  отправила  в  рот.  Она  часто
поступала так и разговаривала, пережевывая пищу.
     - Дело вот в чем, - произнесла она. - Если бы не убили этого  Броделла,
Арчи  сейчас  не сидел  бы с  нами. Он уехал  бы  еще три дня назад. Значит,
убийца  подыграл  нам.  Можете не квалифицировать эту мысль. Она  безусловно
ужасная.
     - Мы отблагодарим убийцу, когда узнаем, кто он, - сказала Лили.
     Диана проглотила мясо и откусила кусок картофелины.
     -  Я вовсе не  шучу, - заметила она. -  Мысль, конечно,  жуткая, но она
натолкнула  меня  на  задумку  написать  пьесу.  Пьесу  о  женщине,  которая
совершает  ужасные  поступки  - без  конца врет,  ворует, шельмует, отбивает
чужих  мужей и может  даже  убить кого-нибудь.  Зато  всякий  раз ее  дурной
поступок  оборачивается  добром  для  кого-то другого.  Кого-то она  жестоко
мучает, но очень многим помогает, причем не щадя себя и ничего не  жалея. То
есть добро  очень  явно перевешивает. Я  еще  не решила,  каков будет финал,
пусть  его  придумает драматург,  но  убеждена,  что  роль вышла  бы  просто
потрясающей. Любая актриса мечтала бы сыграть такую. Я уже мечтаю.
     Покончив  с   картофелиной,  Диана  отправила  в  рот  кусочек  мяса  и
обратилась к Уорти:
     - Вы ведь писатель, Уэйд. Почему бы вам не написать эту пьесу?
     Уорти потряс головой.
     -  Я недостаточно хорош для такой пьесы. Предложите свою  идею Олби или
Теннеси Уильямсу.  Что касается того, что убийца подыграл нам, я не совсем с
вами согласен. За всю неделю мы почти не видели Арчи. - Он посмотрел на меня
с дружелюбной ухмылкой. - Как у вас дела?
     - Прекрасно, - ответил я, глотая пищу.  - Мне осталось  только добиться
признания.  Диана  обрывала  чернику  с  самого  богатого  куста, а  Броделл
незаметно подкрался  сзади, оттолкнул  ее и накинулся  на чернику сам. Тогда
Диана и подстрелила его. К счастью...
     - Из чего? - спросила Диана.
     -  Не  перебивайте. К  счастью,  рядом оказался  Уэйд,  охотившийся  на
сусликов,  который и произвел  первый выстрел.  А вы  потом попросили у него
ружье и добили Броделла.
     Уэйд ткнул в мою сторону ножом.
     -  Вам придется  доказать  это!  -  выкрикнул  он. - Мы  просто так  не
дадимся.
     - Хорошо. Знаете вы, что такое врожденная личная радиация?
     - Нет.
     - Что уровень радиации  у  каждого человека столь же индивидуален,  как
отпечатки пальцев?
     - Вполне логично.
     -  Не  просто  логично,  но высоко  научно.  Просто  поразительно,  как
некоторые  детективы  порой  обходятся  без  достижений  современной научной
мысли. Так  вот, сегодня  я  обследовал Тетеревиную  гряду с новым счетчиком
Гейгера,  купленным  по случаю распродажи  на  восемь  центов  дешевле, и он
указал на вас с Дианой. Вы оба были там. Теперь мне остается только...
     -  Естественно, что мы были  там, - подтвердила Диана с набитым ртом. -
Вы сами с Лили водили нас туда. Три раза, а то и четыре!
     - Докажите, - заявила Лили. - Я такого что-то не припомню.
     - Что вы, Лили! Вы должны вспомнить!
     Общаясь с Дианой, было очень трудно понять, то ли она валяет дурака, то
ли в самом деле такая дурочка.
     Когда подошло  время  шербета и  кофе, программу вечера уже  обсудили и
утвердили. Как правило, вечера отводили под игру  в  пинокль или под  чтение
книг,  газет  и  журналов,  или под  телевизор, беседы и уединение, или  же,
особенно по субботам, под встречи с местным населением. На сегодняшний вечер
Уэйд предложил партию в пинокль. Я сказал, чтобы играли  без меня, поскольку
мне  надо  ехать  в Лейм-Хорс. Остальные  принялись наперебой обсуждать,  не
составить ли мне компанию,  и решили, что не стоит. Я помог убрать со стола,
вышел и сел в машину.
     Теперь о сложности, с  которой я  столкнулся. Если  я подробно расскажу
обо всем, чем занимался в  течение следующих четырех дней и  ночей  с восьми
вечера в  субботу до  восьми вечера в среду, то вы  познакомитесь  с  сотней
людей и узнаете массу новостей  из жизни округа Монро в штате Монтана, но ни
на дюйм не приблизитесь к разгадке убийства Филипа Броделла. По той причине,
что я и сам не приблизился. К тому же, вам жутко надоест эта тягомотина, как
и мне  надоела. Поэтому приведу лишь  один  пример из  программы  субботнего
вечера.
     Поскольку субботним вечером  большинство людей приезжает в Лейм-Хорс на
машинах,  а оттуда  всего двадцать четыре  мили  до Тимбербурга, вы могли бы
предположить,  что  все  повалят  в  центр  округа,  где  есть  кинотеатр  с
обтянутыми бархатом креслами, кегельбан  и другие  увеселительные заведения.
Ан  нет!  В субботний вечер  целая толпа жителей Тимбербурга, человек эдак в
сто, рванула в Лейм-Хорс. Центром притяжения служил большой, довольно старый
и  ветхий с виду дом, примыкающий  вплотную  к универмагу Вотера, с огромной
вывеской вдоль крыши:

     ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ ВУДРО СТЕПАНЯНА

     Обыватели именовали  его обычно Вуди-холл.  Вуди,  которому сейчас было
уже за шестьдесят,  построил его лет тридцать назад на деньги, доставшиеся в
наследство  от отца.  А  отец Вуди  торговал в этих  местах всем, что только
может  прийти  вам в голову, еще до того, как  Монтана стала штатом. Детские
годы Вуди прошли в магазине-фургоне, постоянно кочующем с  места  на  место.
При  рождении  младенца  окрестили  Теодором,  в  честь Рузвельта,  а  когда
мальчику  исполнилось  десять,  отец  переименовал  его  в  Вудро,  в  честь
Вильсона.  В  1942 году  Вуди  всерьез  подумывал о  том,  чтобы  взять  имя
Франклин,  в  честь  другого  Рузвельта,  но  потом  решил,  что  хлопот  не
оберешься, тем более что пришлось бы менять вывеску.
     Первым  в программе субботнего вечера  Вуди-холла  шел какой-то  фильм,
смотреть  который  мне не  хотелось,  поэтому,  оставив машину  напротив,  я
заглянул к Вотеру. Всякому, побывавшему в этом зале шириной и длиной футов в
сто,  с  высоченными потолками,  сразу бы стало ясно,  почему, кроме как для
того, чтобы отправить письмо и почитать  "Кто есть кто", екать  в Тимбербург
мне было незачем. Список всех товаров занял  бы несколько страниц, поэтому я
назову лишь сковородки, шляпы, кофейники, рыболовные принадлежности, книги и
журналы, оружие и боеприпасы, всевозможные бакалейные товары, пончо, седла и
шпоры, табак, сигары  и  сигареты, охотничьим кухонные  ножи,  ковбойские  и
резиновые   сапоги,  мужскую   и  женскую  одежду,  джинсы,  поздравительные
открытки, шариковые ручки, три стеллажа всевозможных лекарств...
     По залу  бродили около дюжины покупателей, а Морт Вотер, его жена Мейбл
и сын Джонни хлопотали с ними. Я  пришел не за покупками и не почесать язык,
а  для  того,  чтобы услышать что-нибудь полезное;  поэтому, оглядевшись  по
сторонам,  решил, что  больше всего мне подходит смуглая  женщина с  густыми
черными  волосами, которая  разглядывала обувь на прилавке. Это была метиска
по  имени Генриетта, которая жила  ниже  по дороге, продавала  контрабандные
спиртные напитки и знала всех и вся.
     Я просеменил к ней.
     - Привет, Генриетта! Держу пари, что вы меня не помните.
     Чуть склонив голову набок и прищурившись, она спросила:
     - На сколько?
     - Скажем, на доллар.
     - Ха! Вы  мужик мисс  Роуэн. Мистер Арчи Гудвин.  - Она  подставила мне
ладонь. - С вас доллар.
     - Надеюсь,  что  вы не  имеете  в виду то, что я  имею в виду, так  что
ладно.  -  Я  выудил  из  бумажника  купюру  и   протянул   ей.  -  Приятная
неожиданность -  встретить вас здесь.  Я думал, что в  субботу вечером у вас
отбоя нет от клиентов.
     Генриетта  перевернула  купюру,  чтобы взглянуть  на обратную  сторону.
Потом спросила:
     - Это что, шутка?
     И разжала пальцы. Бумажка плавно полетела и опустилась на пол.
     - Вовсе  не шутка.  - Я  подобрал с пола пятерку. - Один  доллар вы уже
отработали. Остальное за то, что вы ответите на пару вопросов.
     - Я не люблю вопросы.
     - А  кто их любит. Не  о вас.  Вы же  знаете, что мой друг  Харвей Грив
попал в беду?
     - Большую беду, - кивнула она.
     - Правильно. И еще вы, должно быть, знаете, что я пытаюсь помочь ему.
     - Это все знают.
     - Совершенно верно. И  при этом думают, что  я  зря стараюсь, поскольку
Грив виновен. Вы встречаетесь со многими людьми  и знаете все слухи. Так и в
самом деле все думают?
     Генриетта указала на пятидолларовуго бумажку в моей руке.
     - Я отвечу и вы заплатите четыре доллара?
     - Я плачу вперед. Берите, потом отвечайте.
     Она взяла бумажку, опять повертела ее и осмотрела с обеих сторон, потом
засунула в карман юбки и сказала:
     - В суд я не пойду.
     - Нет, конечно. Это только дружеский треп.
     -  Много людей говорит,  что мистер Грив убил его. Но не все. Некоторые
говорят, что убили вы.
     - Сколько таких?
     - Может, три или четыре. Вы знаете Эмми?
     Я сказал, что знаю. Так называли Эммета Лейка,  погонщика скота с ранчо
"Бар Джей-Эр", постоянного клиента Генриетты.
     - Только не уверяйте, что он говорит такое.
     - Не он. Он говорит, что слышал такое от гостя мистера Фарнэма.
     -  Я знаю,  но  Эмми отказывается называть  его. Может вы поделитесь со
мной своими мыслями?
     - Моими мыслями? Ха!
     Я одарил ее своей самой неотразимой улыбкой.
     - Готов держать пари, что у вас очень много мыслей.
     - На что?
     -  О, даже подумать  страшно. Послушайте, Генриетта, я ведь знаю, что у
вас всегда  ушки на макушке. В прошлом году он провел здесь шесть недель - я
имею в виду убитого. Он говорил мне, что кое-что у вас приобрел.
     - Один раз с мистером Фарнэмом.
     - Он говорил о ком-нибудь?
     - Я забыла.
     -  Но вы  вряд  ли  забыли, что другие  говорили о  нем на этой неделе,
поскольку его убили.  Вот мой самый главный вопрос. Я не прошу  вас называть
имена; скажите только, что о нем говорили.
     Я достал из бумажника десятку и показал ей
     - Это поможет мне помочь мистеру Гриву. Скажите, что вы слышали.
     Глаза Генриетты впились в бумажку, потом уставились на меня.
     - Нет, - бухнула она.
     И  стояла  на  своем,  как я ее ни уговаривал. Десять  минут  спустя  я
смирился  с  поражением и упрятал  десятку в бумажник. Даже  предложи  я  ей
двадцать долларов или сто, Генриетта  держала бы рот на замке; она настолько
боялась быть вызванной в суд, что даже поклянись я на  дюжине седел, что так
не случится, не поверила бы мне. Я отчалил от нее и обвел взглядом остальную
публику. Из полутора десятка сновавших по залу людей я не знал по имени лишь
троих.  Решив, что  ни кого здесь  расколоть мне  не удастся,  я  двинулся в
Вуди-холл.
     Снаружи Вуди-холл превосходил  по размерам магазин Вотера, а внутри был
разделен на три части. В центральной, напротив входа, располагались стеллажи
и прилавки,  где  была выставлена,  в  том числе на продажу, всякая всячина,
имеющая отношение к  культуре. Грампластинки,  книжки,  репродукции картин и
рисунков, бюсты  великих людей, факсимиле Декларации  независимости и прочие
экспонаты вроде Библии  на армянском языке; большинство в одном  экземпляре.
Редко  кто покупал  здесь что-нибудь.  Вуди как-то  признался  Лили,  что от
продажи получает около двадцати долларов в неделю Главный же доход приносили
ему кинотеатр, размещавшийся  в левой  части  здания, и платный танцевальный
зал, открытые только по субботам.
     Когда я вошел, Вуди беседовал с компанией из трех незнакомых мне мужчин
и одной женщины. Заметив меня, он довольно быстро покинул своих собеседников
и подошел  ко  мне. В целом Вуди был столь же невысокого мнения  о городских
пижонах, как  и большинство его собратьев-монтанцев, но с Лили он дружил,  а
поэтому принял и меня. Он спросил, придет ли мисс Роуэн. Я ответил, что нет,
она слишком устала и хочет пораньше лечь спать, но передала ему привет.
     Хотя  Буди  вышел ростом  повыше, чем  Альма Грив,  ему  тоже  пришлось
запрокинуть назад голову,  чтобы смотреть мне  в глаза. Его глаза были такие
же  черные,  как у Генриетты, а копна седых  волос напоминала верхушку  горы
Чер.
     - Кланяйтесь ей от моего  имени, - попросил Вуди, - Целую ее ручку. Она
просто душка. А как ваши дела? Есть успехи?
     - Нет, Вуди, увы. А вы по-прежнему на нашей стороне?
     -  Целиком и  полностью.  Если  мистер Грив  столь  трусливо убил этого
человека,  то  я  косолапый  койот.  Я  говорил  вам,  что имел удовольствие
познакомиться с мистером Гривом, когда ему было два года. Мне же исполнилось
шестнадцать. Его мать купила тогда у  моего отца  четыре одеяла и две дюжины
носовых платков. Значит, вы ничем похвастать пока не можете?
     - Да. А вы?
     Он медленно покачал головой, поджав губы.
     -  Вынужден признаться, что  нет.  Конечно,  в будние дни  я мало с кем
общаюсь. Вечером  ожидается наплыв, и  я постараюсь что-нибудь выведать.  Вы
останетесь здесь?
     Я сказал, что да,  добавив, что опросил  уже  всех,  кого мог, но  буду
прислушиваться к разговорам.
     Тут  в зале появились  еще  два пижона  и,  заметив  знаменитого  Вуди,
решительно  двинулись  к  нам.  Я  подошел  к  стеллажам,  выбрал книгу  под
названием "Греческий путь", написанную Эдит Хамильтон, о которой  я слышал и
от Лили, и от Ниро Вулфа, и присел с ней на скамью.
     В 9.19 субъект в розовой рубашке, джинсах "левис", ковбойских сапогах и
с желтым шейным платком отомкнул дверь  в танцевальный зал и установил рядом
с ней  столик с кассой и коробкой входных б