ношусь.  Итак,  что хочет  знать
доктор Остроу?
     Волмер заерзал в глубоком кресле, устраиваясь поудобнее.
     -- Что  ж. Я не хочу докучать  вам, повторяя то, что  вам уже известно.
Если так все  же  случится, прервите  меня.  Клиника  по  борьбе с кризисами
"Вашингтон-Хаите"  расположена на  Сто  семьдесят  восьмой  улице,  рядом  с
Бродвеем. Лечат в ней  амбулаторно --  люди могут  приходить прямо  с улицы;
часто  именно так  и  случается.  Женщина,  которая беспричинно колотит свою
двухлетнюю дочь. Мужчина,  который  просыпается  посреди ночи и отправляется
гулять по улицам в  одной пижаме.  Если этим людям  не оказать своевременную
помощь, они все -- верные кандидаты в пациенты психушек, и клиника... Но это
вы сами знаете.  Восемь дней  назад,  ровно за неделю до вчерашнего  дня,  в
клинику обратился молодой человек, которого медсестра направила к  Ирвину --
к доктору Остроу. Молодой  человек  сказал медсестре, что его  зовут Рональд
Сивер.
     Волмер вопросительно посмотрел на меня.
     -- Надеюсь,  уж им-то  ни к чему посещать психиатрические  клиники,  --
сказал я и повернулся к Вулфу. --  Речь идет об одной из областей, в которых
вы полный  профан. О бейсболе. Рон Свобода -- аутфилдер [аутфилдер -- игрок,
располагающийся в дальней части поля. (Здесь и далее примеч. перев.)], а Том
Сивер  -- питчер [питчер -- подающий игрок.]. Рон Сивер -- имя,  безусловно,
вымышленное, но вам, возможно,  небесполезно будет  знать, что он болеет  за
"Метс".
     -- Спасибо, -- сказал Волмер. -- Разумеется, Ирвин сразу догадался, что
имя  вымышленное, но больные  часто  не называют своих  настоящих  имен  при
первом  посещении. Однако пять дней спустя, утром в субботу он пришел снова.
И потом еще раз, в воскресенье.  Но он не только не признался, как его зовут
на  самом деле, но и не пожелал ни о чем рассказывать,  кроме того,  что его
мучило. Ему  все  время  казалось, что  у него  руки в крови. Невидимая  для
окружающих  кровь  время  от  времени  выступает  у него  на  руках,  и  ему
приходится отмываться. В первый раз это случилось десять  -- нет, двенадцать
дней  назад, посреди  ночи,  и  он  встал и  пошел  в ванную.  С тех пор это
повторялось довольно часто, как днем, так и ночью, но, как правило, когда он
был один. По словам медсестры из  клиники, это  синдром леди Макбет. Пациент
утверждает, что даже не подозревает о возможной причине, послужившей толчком
для заболевания, но Ирвин убежден, что он врет.
     Он развел руками.
     -- Вот такой у него кризис.  Ирвин считает, что случай тяжелый; если не
принять меры, то возможен самый  плачевный исход. Однако им никак не удается
пробиться сквозь его защитный барьер. Одна из  коллег  Ирвина, замечательный
врач-психоаналитик,  которой  удавалось  выводить больных  даже  из  полного
ступора, проведя  с ним позавчера, в воскресенье,  два  часа,  заявила этому
Сиверу, что он  только зря тратит свое и  ее время.  Она добавила, что может
предложить  ему  на выбор  одно  из двух: либо он  отправляется  к  хирургу,
который ампутирует ему обе руки, либо обращается к сыщику, например, к  Ниро
Вулфу, и попробует  поговорить с ним. И знаете, что он ответил?  Он  сказал:
"Да, я так и сделаю. Я пойду к Ниро Вулфу".
     Я взметнул брови.
     -- А ведь  он уже пытался, -- сказал я. -- Значит, это и был Рон Сивер.
Он  звонил  вчера  днем, около  полудня,  и  сказал, что хотел  бы прийти  и
уплатить сотню долларов в час за то, чтобы задавать Ниро  Вулфу вопросы. Имя
свое он назвать отказался, но и про кровавые руки не упоминал. Ясное дело, я
решил, что он чокнутый, и отказал ему.
     Волмер кивнул.
     -- Потом он позвонил Ирвину, а Ирвин перезвонил мне. -- Он  обратился к
Вулфу: -- Конечно, сотня  долларов в час для  вас ничто, но я  пришел, чтобы
просить помочь своему  другу.  Вы сказали:  то,  что  хотите  знать сами, вы
знаете наверняка. Так  вот, доктор Остроу считает, что у этого человека руки
и  впрямь могли быть в крови. Он хотел бы знать,  можно ли  ему помочь. И я,
признаться, тоже. Мне тоже, как и большинству врачей, приходилось иметь дело
с душевнобольными, но такое для меня в новинку.
     Вулф посмотрел на стенные часы. Было без двадцати семь.
     --  Вы поужинаете вместе с нами? Икра алозы по-креольски. Только вместо
репчатого лука Фриц  добавляет  лук-шалот и  обходится без кайенского перца.
Запивать будем шабли, а не шерри.
     Волмер улыбнулся во весь рот.
     --  Зная, как редко  вы оказываете  кому-либо  подобную честь, я весьма
признателен. Но, поскольку вы делаете это только в знак сочувствия...
     -- Я никогда не сочувствую.
     --  Ха.  Вы  считаете,  что  я  ем то,  что Джонсон  описывал  Босуэллу
[Джонсон,  Сэмюэл (1709-1784) --  английский писатель  и лексикограф,  автор
знаменитого "Словаря  английского языка".  Босуэлл,  Джеймс  (1740-1795)  --
писатель,  автор  книги  "Жизнь  Сэ-мюэла  Джонсона",  считающейся  образцом
мемуарной  литературы.]: "Неправильно убито, ужасно  приготовлено,  кошмарно
заправлено  и  чудовищно подано",  и  жалеете меня. Спасибо, но  у меня  еще
остались  дела  до  ужина.  Если бы я  мог  зайти  завтра  и привести  этого
человека...
     Вулф скорчил гримасу.
     -- Только не к ужину. Надеюсь, он завтра обратится к доктору Остроу или
хотя бы позвонит  ему. Если это случится, скажите, чтобы зашел ко мне завтра
вечером, в девять. Денег я не возьму. Сочувствовать тоже не стану.

        "Глава 2"
     Это  было  во вторник, 3  июня.  На следующее утро  возникло  маленькое
осложнение.  Обычно, когда у  нас  нет текущего  дела,  я отправляюсь  после
завтрака на прогулку, порой даже  не удосуживаясь привести Вулфу благовидный
предлог, вроде посещения банка; так вот, в эту среду я остался без прогулки.
     Не уверен,  упоминал  ли  я  когда-нибудь,  что  все  трое  сотрудников
корпорации  службы на дому,  которые  приходят  к нам  раз в неделю,  бывают
непременно мужчины -- так уж потребовал Вулф. Так  вот, в среду Энди  и Сэм,
как  всегда, пришли в девять утра, но с ними пожаловала женщина, черная  как
смоль негритянка с  хриплым голосом и  плечами, шириной не уступающими моим.
Энди -- белый и рубаха-парень -- простодушно объяснил, что  мужиков, мол, не
хватает.  Назвав  темнокожую  подругу  Люсиль,  он  для  начала  поручил  ей
столовую,  которая  размещается  напротив кабинета  на  первом этаже  нашего
старого особняка. Разумеется,  Вулф, который с  девяти  до одиннадцати  утра
неизменно  торчит в оранжерее, ее не видел.  Я вернулся на  кухню, уселся за
свой маленький столик, налил себе вторую чашку кофе и обратился к Фрицу:
     --  Скажем ему, что это переодетый  мужчина. И что он в  парике, потому
что его разыскивает полиция.
     -- Хочешь еще кекс, Арчи? У меня осталось тесто.
     --  Нет,  спасибо,  старина. Твои кексы замечательные, как всегда, но я
уже слопал  пять штук.  А полиция за  ним  гонится  потому,  что он  торгует
марихуаной. Или лучше -- ЛСД.
     -- Да, но вид спереди... У нее такие громадные груди.
     -- Накладные, сразу видно. Лифчик набит ватой. Это бразильский кофе?
     --  Нет, колумбийский.  Я понимаю, ты шутишь. Если он  ее  увидит... --
Фриц воздел руки к небесам и молитвенно посмотрел вверх.
     -- Наверняка увидит. Он  частенько заходит в кухню, когда ты кормишь их
обедом.  --  Я  глотнул горячего кофе.  -- Я ему скажу, когда  он спустится.
Заткни уши -- может грянуть гром.
     Вот  как случилось, что  я  остался без прогулки. Мало ли что --  вдруг
Люсиль, наслушавшейся про  орхидеи, втемяшится в голову прокрасться наверх и
полюбоваться на них?
     В одиннадцать, когда  послышался лязг спускающегося лифта, я  сидел  за
своим столом в кабинете.  Вулф вошел,  пожелал мне доброго утра,  протопал к
своему  столу и  вставил  в вазу  букетик акампы пахиглосса.  Наябедничал  я
сразу:
     -- Тут у нас внесена одна поправка в местное законодательство. Вместе с
Сэмом и Энди пришла женщина, негритянка  по имени Люсиль. Сейчас она убирает
вашу комнату вместе с Энди. По его словам, им не хватает мужиков, потому что
все больше мужчин считает, что работа  по дому -- не мужское занятие. Глупо,
конечно, ведь Фриц, Теодор и  я работаем  в  вашем доме,  а мы все -- мужики
хоть  куда.  Похоже, что  на  данный  ход  событий  мы  воздействовать  не в
состоянии. Если вы считаете иначе -- пожалуйста, воздействуйте.
     Вулф усадил свою девятнадцатистоуновую [1 стоун равен 14 фунтам или 6,4
кг]  тушу  (в  стоунах  его  вес  воспринимается  лучше,  чем  в  фунтах)  в
изготовленное по  особому заказу кресло, взглянул  на настольный календарь и
взял в руки пачку свежей корреспонденции. Потом перевел взгляд на меня.
     -- А есть женщины в "Черных пантерах"?
     -- Попробую выяснить. Но, если и  есть, Люсиль к их числу не относится.
Она, скорее, из того же племени, что и Кинг-Конг. Ей ничего не стоит поднять
кончиком мизинца пылесос.
     -- Она в моем доме  по приглашению. Мне придется поговорить с ней. Хотя
бы кивнуть и поздороваться.
     Однако Вулф так и не привел свою угрозу в исполнение. В  кухню во время
обеда  он не  заходил, а в остальное время Энди, знавший о чудачествах Вулфа
отнюдь не понаслышке, следил, чтобы  их дорожки не  скрещивались. Уходили из
нашего  дома  они обычно в  четыре,  но в это  же  время Вулф  поднимался  в
оранжерею, поэтому Энди подождал, пока лифт двинется  наверх, и только после
этого засобирался.
     Проводив уборщиков, я  успокоился. Учитывая отношение Вулфа к женщинам,
невозможно  предугадать, что  он  выкинет, когда  в  нашем  доме оказывается
представительница прекрасного  пола.  Я раскладывал бумажки, которые получил
от Теодора, и заносил в картотеку свежие  данные по цветению и скрещиваниям,
когда позвонил доктор Волмер  и сообщил,  что Рональд Сивер придет в девять,
как и было условлено. Все  приготовления к приходу гостя заняли у меня шесть
минут:  я  вынул  из   стенного  шкафа   затейливую  стеклянно-металлическую
коробочку,  из  которой  торчали остро  заточенные  кончики  грифелей дюжины
карандашей, и поставил ее в определенное место справа от своего стола; потом
воткнул особый шнур в замаскированную розетку.
     Он опоздал почти на полчаса. Было уже девять двадцать три, и мы, сидя в
кабинете, как  раз  покончили с вечерним кофе, когда в  дверь позвонили, и я
поспешил в прихожую.  Посмотрев в  одностороннее стекло, я увидел на крыльце
одного  из тех субъектов, которыми кишит  деловой центр Манхэттена: типичный
младший клерк, с  помятой,  не по годам усталой  физиономией, в темно-сером,
явно ушитом костюме  и без шляпы. Открыв дверь,  я пригласил его войти и  не
удержался, чтобы не съязвить:
     -- Сказали  бы вы мне по телефону, что вы  Рон  Сивер, я бы посоветовал
вам, как одеться подобающим образом.
     Он  улыбнулся  --  той улыбкой,  что  быстро  появляется и  еще быстрее
гаснет, -- и пробубнил:
     -- У них-то дела получше.
     Я согласился и провел его через  прихожую. Войдя в кабинет, "клерк" тут
же попятился.  Я подумал, что,  должно быть,  увидев  Вулфа,  он  передумал;
гость, похоже,  подумал  так же, но когда я указал  ему  на красное  кожаное
кресло, он прошагал вперед, что-то промямлил и  протянул руку. В  ответ Вулф
произнес:
     -- Нет, никакой крови на ней нет. Садитесь.
     Помятый уселся в кресло, посмотрел на Вулфа и сказал:
     -- Если бы вы ее видели, если бы вы только могли ее видеть...
     Подойдя к своему столу,  я метнул взгляд на  коробочку  с карандашами и
убедился, что все на месте. Вулф кивнул.
     -- Я не могу. Если доктор Волмер верно  обрисовал мне ситуацию, то одно
из двух:  либо вы абсолютный тупица, либо душевнобольной. Будь вы в  здравом
уме, если он у  вас есть,  вы бы должны были понять, что никто вам в клинике
не поможет, если  вы не сообщите хоть что-нибудь о себе. Вы скажете мне, как
вас зовут?
     -- Нет, -- еле внятно буркнул Рональд Сивер.
     -- Но хоть что-нибудь вы мне  расскажете? Где вы живете, где работаете,
где видели эту пресловутую кровь? Хоть что-нибудь?
     -- Нет. -- Его кадык судорожно дернулся.  -- Я объяснил доктору Остроу,
что не могу это сделать. Я знаю, что в их клинике творят чудеса. Я был...  Я
слышал  об  этом.  Мне  казалось,  что  можно...  Мне  казалось, что  я могу
попытаться.
     Вулф посмотрел на меня.
     -- Сколько стоит его костюм?
     -- Сотни две; может, больше. А туфли -- не меньше сорока.
     -- Сколько  может  ему заплатить журнал или газета  за  статью  об этой
клинике?
     -- О Господи! -- выпалил помятый. -- Дело вовсе не в...
     Он затих, будто прикусил язык.
     -- Это одно из вполне разумных  умозаключений. -- Вулф покачал головой.
-- Я не люблю, когда меня водят за нос, и сомневаюсь, чтобы  доктору  Остроу
подобное пришлось по душе. Проще всего убедиться в том, не самозванец ли вы,
выяснив  -- кто вы есть  на самом деле. Отправив мистера Гудвина следить  за
вами после  вашего  ухода,  я потерял  бы время  и деньги. Но это ни к чему.
Арчи?
     Я взял в руки коробочку и показал Рону Сиверу.
     -- Внутри скрытая камера, -- сказал я. Я вынул пару карандашей, точнее,
огрызков  длиной в пару дюймов. -- Камера прямо  под ними. Я сфотографировал
вас  восемь  раз.  Завтра  покажу  снимки  своим  знакомым  --   журналисту,
фараонам...
     Когда вы сидите на стуле, а на вас набрасывается мужчина, ваши действия
зависят  от  того,  что у него  на уме.  Если умысел  у него явно дурной, то
независимо  от того,  есть  у  него оружие  или  нет,  вы как можно  быстрее
вскакиваете  на ноги. Если же он  просто  пытается  что-то у  вас  отобрать,
например, коробочку  с  карандашами,  а  вы видите,  что в  силе и  ловкости
противник   вам  определенно  уступает,  то  вы   ограничиваетесь  тем,  что
поджимаете ноги.
     На самом деле  он даже  не приблизился.  Остановившись в трех  шагах от
меня, помятый повернулся к Вулфу и сказал:
     -- Вы не имеете права. Доктор Остроу не позволил бы вам.
     Вулф согласно кивнул.
     --  Разумеется, нет, но  моя контора не относится к его  юрисдикции. Вы
посягнули на  мое время  и  отняли у меня  целый  вечер, и я  хочу  знать --
почему. В самом ли деле вы отчаянно нуждаетесь в помощи или затеяли какую-то
дурацкую игру? Скоро, возможно завтра утром, я это узнаю -- в зависимости от
того, сколько  потребуется  времени  мистеру Гудвину, чтобы  опознать вас по
фотографиям.  Надеюсь,  это не  слишком  затянется,  ведь я просто  оказываю
услугу своему другу. До свидания, сэр. Я свяжусь непосредственно  с доктором
Остроу, а не с вами.
     Лично  я не рискнул бы делать ставку -- на мой взгляд, парень  в равной
степени  мог влипнуть  в какую-то переделку  или затеять нечистую  игру. Его
длинный   заостренный  нос,   совершенно  не  гармонировавший  с  широченным
квадратным подбородком, пару  раз подозрительно дернулся, но это еще  ничего
не доказывало.  Но вот сейчас, однако, что-то  стало вырисовываться. Рональд
Сивер,  набычившись,  уставился  на  меня, а  в  глазах появилось  обиженное
выражение.
     --  Я вам не  верю, -- сказал он наконец, громче, чем  следовало,  ведь
стоял он совсем рядом.
     Не  спуская  с него  глаз, я  потянулся к коробочке, которую  уже успел
переставить на  свой стол, встал, снял крышку с огрызками карандашей, нагнул
коробочку, чтобы показать ему, что находится внутри, и пояснил:
     --  "Аутофотон", японского  производства.  С  электронным  управлением.
Ставлю десять против одного, что к рассвету мы вас изобличим.
     Его губы раскрылись,  но  из них не  вылетело ни звука. Он посмотрел на
Вулфа, потом перевел затравленный взгляд на меня, затем развернулся и сделал
пару  неуверенных  шагов  --  я уже подумал даже,  что он  уходит. Однако  в
последний миг  он  взял правее  и  остановился  в  двух  шагах от  огромного
глобуса,  перед  книжными полками. Минуты две-три  он  постоял  там,  словно
собираясь с мыслями, затем повернулся, достал из внутреннего кармана пиджака
кожаный бумажник,  выудил какую-то карточку, приблизился к Вулфу  и протянул
ее  через стол. Вулф пробежал карточку глазами и передал мне. Это  оказались
нью-йоркские  водительские  права, выданные  Кеннету Миру, рост  5  футов 11
дюймов, 32 года, Кловер-стрит, дом 147, Нью-Йорк, 10012.
     -- Сберегу вам время на лишние расспросы, -- сказал он и протянул руку.
Я  без лишних слов отдал ему карточку, а он, вложив ее в бумажник и  упрятав
бумажник в карман, снова повернулся и вышел. На сей раз уверенно и быстро. Я
проводил его в прихожую, запер дверь, которой он даже не хлопнул, вернулся в
кабинет, уселся на свой вращающийся стул,  задумчиво  склонил голову набок и
произнес, глядя на Вулфа:
     -- Вчера вы сказали доку Волмеру, что читать вас заставляет любопытство
к тому, что еще выдумали наши собратья по разуму. Ну и?
     Вулф поморщился.
     -- Сколько  раз  нужно говорить тебе,  что слово "док" --отвратительный
вульгаризм.
     -- Я все время забываю.
     -- Пф! Ты никогда ничего  не забываешь. Ты  это  делаешь назло мне. Что
касается Кеннета Мира, то в "Тайме" его фотографии не помещали. А как насчет
"Газетт"?
     -- Нет.  Имя  несколько  раз  упоминалось, но фотографии не было.  Как,
впрочем, и сообщения о том,  что у него руки в крови. Хотя  нагляделся он на
нее предостаточно. Но, коль  скоро  речь идет  об услуге для друга,  я  могу
сделать пару звонков и...
     -- Нет. Позвони доктору Волмеру.
     -- Но, может быть, мне следует...
     -- Нет.
     Я развернулся на  стуле  и придвинул к себе телефонный аппарат. Из трех
известных нам номеров в данную минуту дока, скорее  всего, следовало  искать
по тому, что  не  числился в справочниках  и был установлен на третьем этаже
его особняка. Трубку снял сам Волмер. Вулф взял свою трубку, а я слушал.
     --  Добрый вечер, доктор.  Этот человек приходил, опоздав на полчаса, и
только что ушел. Он отказался предоставить нам какие бы то ни было сведения,
даже  свое  имя,  и  нам  пришлось  прибегнуть к  хитрости, воспользовавшись
скрытой  камерой.  Припертый к стенке, он  был вынужден  показать  нам  свое
удостоверение на право вождения  моторизованного средства, после чего отбыл,
не  сказав ни единого слова. Его имя недавно  упоминалось в прессе в связи с
убийством, но только в качестве одного из свидетелей; никаких намеков на то,
что он  находится в числе подозреваемых, не было. Назвать вам его имя -- для
доктора Остроу?
     --  Ну...  -- Секунд на  десять трубка  замолчала.  -- Вы узнали его...
прибегнув к хитрости?
     -- Да. Как я и сказал.
     -- Тогда, мне  кажется, что не... -- Снова воцарилось молчание, правда,
не столь продолжительное. -- Я сомневаюсь,  что Ирвин захочет узнать это. Он
никогда  не прибегает  к  подобным  методам.  Могу я  спросить его, а  потом
перезвонить вам?
     -- Разумеется.
     -- Вы не намерены... Вас не интересует это убийство? В профессиональном
смысле?
     --  Только как  наблюдателя. Я к нему не  причастен  и  вмешиваться  не
собираюсь.
     Волмер поблагодарил Вулфа  за услугу, без особого, впрочем, пыла, и они
распрощались.  Вулф  кинул  взгляд  на  стенные  часы  --  было  пять  минут
одиннадцатого  --  и  потянулся  к очередной книге,  "Командование принимает
Грант" Брюса Каттона. Я  вышел  из кабинета и поднялся  по ступенькам в свою
комнату,  чтобы  успеть на  телетрансляцию последних  иннингов  бейсбольного
матча со стадиона "Шеа".

        "Глава 3"
     Обычно мы храним "Таймс" и "Газетт" в течение трех недель после выхода,
порой дольше, и даже, будь наш банковский счет на рекордно высоком уровне, я
бы  все  равно  порылся  в  отчетах  про  убийство  Оделла  из  одного  лишь
любопытства  -- ведь  мы  теперь  лично познакомились с одним из действующих
лиц.  Однако  нам  срочно требовалась работа.  За последние  пять  месяцев с
начала 1969 года мы расследовали всего шесть дел, причем лишь в одном случае
гонорар  составил число  с  пятью